***
Ласковый теплый ветер раздувает светлые волосы, шепчет о прибытии весны. Нагретый асфальт принимает в себя топот маленьких красных туфель. Аяка от них в восторге. Они новые, красивые не то, что старая прохудившаяся куртка, с этими несуразными пуговицами на карманах и короткими рукавами - Аяка уже давно слишком сильно вытянулась для этого размера. Хороми в восторге от её детского искреннего счастья и мягкой маленькой ладони в своей - уже взрослой. -Спасибо, что забрала меня Хороми, этот мудак Шион вечно чем-то занят. Я и так торчу в интернате уже две недели без перерыва. Поспорить с этим утверждением сложно: Шион и правда мудак, и в последнее время задумывает что-то очень нехорошее, что Хороми совсем не нравится. В первую очередь её возмущает не само это утверждение, а что произносит его семилетний ребенок. И лишь поэтому Хороми сжимает руку девочки чуть крепче, сердитым тоном заявляя: -Он твой брат, не выражайся так. -Тц, как будто я сказала что-то не так. - упрямо бормочет она, не признавая неправоты. Совсем как брат. Девушка поудобнее перехватывает пакет с продуктами в другой руке. Нужно бы приготовить Аяке ужин, в квартире Шиона из еды можно найти только засохшие корочки от пиццы или остатки лапши в коробках. Хороми не знает что делали бы Мадараме, если бы она не приходила каждую пятницу, чтобы прибраться и обеспечить их нормальным пропитанием. По лестнице Аяка бежит почти вприпрыжку. Настал долгожданный момент без строгих воспитателей, задир-детей и картонной безвкусной еды. Шион не особо жалует сестру как в своей берлоге, так и в своей жизни в целом, но всё равно практически исправно забирает из интерната на выходные. Больше у малявки никого нет, а Исихара однажды убедила его, что быть не одному в этом мире - не плохо, ведь они всегда будут друг у друга. Парень пусть и расценил это в свету собственной выгоды - решил, что за его несусветное одолжение, сестра должна ему по гроб жизни - но принял на себя какую никакую ответственность за их родство. Когда они отворяют квартиру - до отвращения знакомую, то синхронно морщатся от провонявшего сигаретами и мусором воздуха. Шион не удосужился ни вынести за собой объедки и пепельницу, ни просто открыть окно и проветрить. Антураж этого места полномерно отражал Шиона как личность. Как если приоткрыв завесу его нутра, натолкнешься именно на подобный хаотичный бардак. Квартира раньше принадлежала его матери, довольно рано ушедшей из жизни. Мадараме же только поспешил подмять жилплощадь под себя, оставляя на память о старой женщине только странные цветастые обои. И, довольно иронично, ковёр отделанный подобием шкуры льва, возле черного кожаного дивана. Исихара эту уникальную госпожу застать не успела, но была на все сто процентов уверена в её тяге к черному символизму. Назвать своего сына именем царя зверей, чтобы потом топтаться ногами по его величию. -Фу, тут что, кто-то сдох? Опять он засрался как свинья. -Аяка... Своим тонким изысканным манерам маленькую Мадараме научил холодный устав незримой иерархии в месте для ненужных детей. В грязном бетоне этого здания постоянно нужно быть начеку: просто так в интернат не спихивают, всегда есть особая причина, почему ты стал неугоден своей же семье. Опыт показывает: причины бывают самые разные, как на подбор, одна хуже другой. Если тебе семь, а ты уже под полным тюремным контролем жёсткой воспитательной системы, то готовься, ничего хорошего из тебя не выйдет. Аяка смирилась с этим без слез и соплей. Шион - её прямой проводник в этот мир, да и сразу в места повыше. Как любому ребенку ей хочется доброты и любви, но она питает её от брата своим способом, полностью перенимая модель его поведения. Даже эта псевдоненависть к старшему, лишь копирка его отношения к ней. Шион - семья. И хоть ты тресни, но она любит его по-своему, совершенно не догадываясь, что это и является причиной многих её поступков. Да, ей всего семь, но она уже знает, какое лекарство нужно принести утром Шиону, когда тот перепьет и завалится домой еле стоя на ногах. Перед тем как вырубиться, прикрикнет на неё, пару раз скажет что-то о её бесполезности, и уснет прямо в одежде. Аяка знает, что нужно снять с него тяжёлую кожаную куртку и накрыть старым коричневым пледом. По этой же незамысловатой причине она всегда помогает Хороми убирать. С отвращением собирает разбросанные по пространству комнаты окурки, складывает грязное белье в корзину. Даже протирает влажной тряпкой поверхности, хотя терпеть этого не может. Мадараме Аяка - ребенок на котором поставили крест почти все, поэтому и ведёт она себя соответственно этому статусу. Но даже в обреченном на дурное представление о жизни ребенке, есть совесть. И находится она пока только для брата и Хороми Исихары. Поступиться собственной ненавистью к уборке оказывается легко, когда Хороми усердно выдраивает квартиру, даже не проживая здесь, а просто делая это для других. Старается залезть в каждую щель пространства, пытается оттереть каждый уголок от въевшихся в стены грязи, порочности и жестокости. Но их снова и снова заносит чумной хозяин дома, заражая бесконечным проклятием. Исихара тратит пару часов, чтобы перемыть всю грязную посуду, отмывая её от застоявшегося на стенках жира. Затевает стирку, пытаясь придать вещам свежести. Избавляет пол от наслоенной пыли и пятен от какой-то газировки, к которым с хрустом липнет подошва. Всего какой-то промежуток убитого времени, и находиться в квартире Шиона практически не противно. По крайней мере - сносно. Солнце стремительно садится, проникая последними лучами через окно, прямиком в тесную кухню. Аяка сидит за столом, уложив голову на его деревянную поверхность. Живот сжимается в голодных спазмах, предвкушая пополнение желудка нормальной пищей. Девочка с интересом рассматривает, как из под стального острия ножа отделяются ровные ломтики моркови. Хороми готовит тушёную курицу с овощами в качестве ужина, прекрасно зная, что маленькая Мадараме любит именно это простецкое блюдо. -Хороми?- спрашивает девочка, когда аппетитный запах распространяется по кухне и сидеть в тишине становится преступлением. -Да? - откликается девушка, попутно перемешивая что-то в посудине, стоящей на плите. -Ты останешься здесь на выходные? Ну, с нами. Исихара задумчиво вертит в руках деревянную лопатку, что-то прикидывая в голове. А потом сочувственно морщится, что отыгрывает для Аяки вполне очевидным ответом. Винить Хороми нельзя, но девочка тут же вспыхивает обидой, зло выплюнув: -Понятно... И только сильнее злится, когда Хороми подходит ближе, ласково поглаживая её по светлым волосам. -Завтра мне нужно идти на работу, а послезавтра... -Ты будешь учить рисованию? - перебила её Мадараме, демонстрируя откровенную ревность. - Я тоже хочу ходить на твои уроки! Рука Хороми задержалась на самой макушке. Ей стало до боли обидно за то, что при своем огромном рвении к жизни обычного ребенка, у Аяки никогда не будет нормальной жизни. Младшей школы, из которой после уроков заберут заботливые родители. Эти самые родители в её жизни практически не присутствовали, в пять лет спихнув свое чадо на попечение воспитателей. У нее нет и хороших нормальный друзей, ведь нормальность и школа-интернат - вещи полярные. И она даже ходить на занятия обычного школьного кружка не может, ведь вся её жизнь вращается вокруг распорядка интерната. -Я могу учить тебя отдельно, это ведь ещё круче. - Хороми вытягивает из себя всё воодушевление, которое нужно этому ребенку, чтобы окончательно не утратить веру в мир. -Я...я, - невнятно блеет Аяка, закусывая губу. - Правда можно? -Конечно! Если ты только попросишь, я могу принести свои принадлежности в следующий раз, и тогда мы начнём. Девочка жмурится, чтобы не зарыдать, но маленькая слезинка всё же катится по щеке, когда Исихара мягко приобнимает её за плечи, прижимая к себе. Скрывая от сложностей жизни, согревая и оберегая. Как и всё то время, что была рядом. Хороми появилась в её жизни спустя несколько месяцев после того, как щёлкнула мышеловка. Двери интерната распахнулись, а перспективы счастливой жизни наоборот оказались перекрытыми. Хороми заявляла о себе деликатно, она была такой же зашуганной как и сама девочка. Когда Шион впервые начал забирать её, хотя раньше никогда этого не делал, а рядом стояла она, тихая и молчаливая, но всегда - рядом. Привыкали они друг к другу долго, девушка старалась мило улыбаться, располагать к себе, но Аяка, попав в агрессивную дискомфортную среду, больше не верила никому. И на её осторожные вопросы вроде: "Как прошёл твой день?", реагировала только насупленными бровями и огрызаниями. Прошло около полугода, когда Аяка позволила себе смягчиться. А потом и совсем - расслабиться и размякнуть в чужом тепле, которое давно стало самым родным и близким. -Вот бы ты осталась с нами... навсегда... Слова эти сковывают совесть кандалы и замуровывают в клетку. У свободы Хороми раньше была толька одна цена: предательство, теперь, видимо, нужно её удвоить. И она к этому совсем не готова, её сковывает очередная привязанность, хотя именно она зареклась привыкать к людям и прирастать чувствами. Когда Хороми мечтательно строила планы о скорейшем переезде в другой конец Токио, только бы навсегда скрыться от воли Шиона и теплых чувств к братьям Хайтани, которые не приведут ни к чему хорошему, то совершенно не задумывалась об Аяке. "Навсегда" - говорит девочка, а Хороми уже мысленно собирает чемоданы, а надежда в голосе Аяке не искренняя, а заранее обречённая на отказ. Её хрупкие плечи только сильнее сжимают под приливом чувств, Аяке многое в людях чуждо, она совсем не понимает, что это значит, но смиренно обнимает девушку в ответ, как будто в этом есть острая необходимость. -Хороми, курица может подгореть. - говорит она, когда начинает смущаться происходящего. От неё отстраняются, и, кажется, Исихара тоже стирает со щек влажные дорожки. Аяка ребенок совсем не эмпатичный и о причинах чужих слез она даже думать не хочет, но её детское маленькое сердце почему-то приятно сжимается, а внутри приятно теплеет. Воспоминание о крепких объятиях на маленькой кухне отмечается ключевым. Которое в более сознательном возрасте отмечается как самое дорогое, которое спустя года принимаешь как отправную точку, и по сей день - стимул движения вперёд, ведь есть из-за чего, когда-то точно было. Отвлекаясь от внезапной откровенности, Аяка прислушивается к голосам, раскатистым гоготом звучащих из другой комнаты. Шион вернулся домой, но девочка не бежит его приветствовать, ведь он не один. Мадараме чужаков на своей территории не жалуют - Исихара исключение, - и факт, что Шион привел кого-то в квартиру мог означать что-то серьезное, а судя по его постоянному напряжению в последнее время - и что-то опасное. -Кто с ним? - почти беззвучно спрашивает Аяка, когда замечает, что Исихара как изнутри подбирается, выпрямляя осанку -Не знаю, - Хороми слишком резко поворачивает ручку на плите, хотя обычно все её действия спокойные и плавные. - Сиди тут пока, ладно? Но ответ ей не требуется. Аяка смышлёная, не полезет, если сказали сидеть на месте, поэтому Хороми с чистой совестью её покидает, являя себя перед Шионом и его гостем. Незнакомый парень, без привычной формы группировок по-хозяйски раскинулся на чужом диванчике и лениво потирал подбородок. Сам же Мадараме стоял рядом, напряжённо играя желваками, что хорошо видно, когда он стоит полубоком. Как и его татуировку от виска до шеи, очередное кошмарное воспоминание. -Не буду я у себя это хранить. - зло рычал он указывая пальцем на парня. Тот только цыкнул, переводя взгляд за его спину, прямиком на Хороми, и довольно ухмыльнулся. -Спрятал бы ты свою бабу, перед тем как обсуждать такие вопросы. Массивный перстень печатка с определенным иероглифом, опасно поблескивал на исцарапанной - в мелких ножевых - руке. Парень не внушал доверия ни хитрым прищуром, ни странным шрамом на щеке, вполне вероятно оставленным похожим способом установления великого правосудия и мести. Какую бы роль этот человек не играл в своих кругах, ничего хорошего от него ожидать не стоит. -Она не баба, - сказал Мадараме так, как если бы защищал её. - Она помогает избавиться от Хайтани. Взгляд человек изменился с презрительного на заинтересованный, а выражение лица так и говорило: -Забавно... - парень хищно клацнул зубами, оценивая хрупкость девушки. - Если такая как она действительно выберется от Хайтани целенькой, я лично попрошу господина Хаджиме накинуть проценты. Знакомая фамилия всплыла в голове образом диковинной прически, острого змеиного взгляда и приятного голоса. Именно он тогда встретился ей, во время вызванного Йои конфуза. Шион был в их штабе в тот самый день, но разве... они встречались в тот день? Количество вопросов в голове Исихары перевалило за норму, создавая отпечаток озадаченности на её лице. -Уважаемый господин Хаджиме не мог бы для начала накинуть хоть что-то кроме лапши мне на уши? Где деньги, мать вашу. Шион стремительно выходил из терпения, от сдерживаемой агрессии сжимая и разжимая кулаки. Парень на пределе, одно неверное действие со стороны гостя, и Мадараме не побрезгует потянуться к фирменному кастету, который обычный хранит в левом кармане, ведь левая рука в бою - ведущая. Шрамированный с его несдержанности лишь забавлялся. Скалился в дерзкой ухмылке и посмеивался в кулак. Кем он приходится в Тосве-Канто, если Шион терпит такое отношение не кидаясь с кулаками. Тут есть два варианта: противник заведомо сильнее его физически, либо Шион может понести какие-то серьезные потери. Настолько серьезные, что даже его мозг, размером с грецкий орех, осознает это. -Стартовый капитал, как мне известно, ты уже прибрал к рукам, а что касаемо остального... как много ты для этого сделал, а? Вопрос, намеченный точно в цель, заставил Шиона замереть на месте злостно раздувая ноздри. Плохо дело, если он отклоняется от своего тупого бахвальства. -Правильно, Пёс, ничего. - обратился к нему кличкой, которой Шиона называют только в печально известных кругах. - Хайтани все ещё на свободе, стоят у дел группировки. Ты даже чуть не упустил момент, когда они сунулись в Йокогаму. -Я успел предупредить. -Верно, - подтвердил парень, метнув взгляд за спину Шиона. - Но и это не твоя заслуга. Конечности пробило мелкой дрожью. Всё верно, это её заслуга. Это её вина. Это она тогда написала Мадараме, что старший Хайтани умотал на целые сутки в Йокогаму, чтобы разузнать что-то важное. Исихара до последнего не верила, что Мадараме и Хайтани находятся настолько по разным сторонам. А теперь выходит так, что она предала их ещё раньше. И когда её ломало от беспокойства за Рана, вся эта ситуация фактически возникла из-за неё. -Кто же знал, что твоя помощница окажется гораздо полезнее тебя? - парень не по годам грубо расхохотался. - Может и деньги тоже ей перечислим. От последних слов Мадараме практически передёрнуло. Что-что, а свои деньги он не отдаст никогда в жизни. Тем более Исихаре, которая, несмотря на его привязанность, которую он всё ещё не осознаёт, продолжает оставаться только его жалкой слугой. -Прекрати заговаривать меня, Иватани, ты здесь не для этого. -Ха-ха, точно, я совсем позабыл. - он снова метнул скользкий взгляд на Исихару. - Подойди ближе, дорогая. Девушка сделала несколько твердых шагов по направлению к говорившему. Тот рукой подозвал её ближе, сподвигая её сесть на диван. Шион провожал их действия напряжённым взглядом, впитывая дискомфорт Исихары. От её сухой собранности дешёвая обивка расходилась новыми трещинами. -Какие у тебя отношения с Хайтани? Хм, ну, дайте-ка подумать, мы с Риндо обычно пьем чай, он смотрит как я рисую, а потом мы вместе смотрим телек. Иногда вспоминаем, что Риндо, вообще-то, тяжело ранен, и следует обработать ему рану. А со старшим всё вообще замечательно. Если так можно назвать их игру "кто кого передразнит". -Сугубо деловые. -То есть, лишнего при тебе не пиздят? - сощурившись спросил Иватани, наблюдая за её реакцией, сканируя девушку как детектор лжи. -Они очень осторожны в выражениях. О да, особенно Ран, каждое слово своё контролирует. -Это может быть плюсом. Порывшись в кармане темной ветровки, он выудил прозрачный пакетик с белым порошком. С довольным видом бросил его к сложенным друг на друга коленкам девушки. Шион от наличия данного артефакта громко закашлялся. -Не бойся, Пёс, не твоё это. - Иватани своей выходкой остался крайне доволен, вновь посмеиваясь над очевидным облегчением Мадараме. - Это скорее маленький подарочек для твоей подопечной, чтобы легче нейтрализовать Хайтани. -Это всё равно очень опасно. - наконец подала голос Хороми. - И не только для меня, если Хайтани подумают на Шиона, то... -Ты права, Шион должен сидеть в Рокухаре Тандай до последнего. - согласно кивал головой парень. -Это будет сложно сделать после того как я... получу копии их документов на клубы. Подозрения лягут на меня, я сомнительная личность для всех верхушек, пока никто не знает к кому я прикреплена. Воздух комнаты казался неприятно тягучим. Дыхание Мадараме было загнанным от утопаемой в нём ярости. Он пиздец как несогласен, он вообще не любит, когда кто-то помыкает им и диктует как нужно поступать. И Исихара тоже его, распоряжаться ей тоже может только он. Поэтому опережая своего званого начальника, который на чужих правах заигрался в главного, Шион заявил: -На следующем собрании я представлю её. При всех.***
У Рана профиль идеален настолько, насколько это вообще возможно. Нос тонкий и прямой, особенно аристократичный и изящный, как у моделей. Светлые брови с аккуратным изломом и контрастные темные ресницы, пышные, обрамляющие его холодные лиловые глаза, делая их чуть теплее. У старшего Хайтани четко выраженные скулы, острые, коснись - порежешься. А губы... такое вообще сложно забыть, от цвета, формы до ощущения их прикосновений прямо на себе. Хороми вороватым взглядом окидывает Рана, пока тот увлеченно беседует с братом. Оказывается, когда на чем-то сосредоточен, то выглядит еще привлекательнее. Красивый. Всегда и везде. Неважно сколько времени пройдет, Хороми всегда готова нарисовать его лицо. Такое из памяти не сотрешь. Ей нужно навсегда разлучиться с этим лицом, чтобы сбросить с себя все тяготы долга, и это... тяжело, намного сложнее, чем кажется. А ещё больно и тошно от самой себя. Исихара пока что цела и невредима, но по ощущениям у нее перебиты все внутренности, которые, вдобавок ко всему, разъедает тревога. Нервная система расшатана до такой степени, что лёгкий тремор в руках и периодические судороги по телу стали нормой. Поэтому Исихара уже добрых несколько минут боролась с непослушными пальцами и накатывающими волнами тревоги. Она всячески трепала остатки бинтов после только что прошедшей перевязки. Растягивала те, скручивала и связывала в произвольные узлы. Успокоение по средствам использования мелкой моторики рук является способом распространенным, но не сказать что эффективным. За тяжёлым моральным состоянием Хороми растеряла всю свою бдительность и хваленую шпионскую закалку. Она могла поклясться, что ещё минуту назад Ран беспечно о чем-то рассуждал весь такой идеально-красивый и задумчивый, а сейчас резко пропал из поля зрения. Замыленное состояние Исихары не позволило ей уловить что-то кроме щекотящих кончиков косичек прямо возле лица. И совсем отдаленно знакомый игривый голос с вопросительной интонацией. -Научишь меня? - произнес он почти над самым ухом. Снова склоняется к ней, сокращая пространство до будоражащей кровь близости. Риндо глядя на всю эту картину, довольно прыскает, устроившись на диване поудобнее, чтобы во всю запечатлеть интригующее продолжение. Исихару видимо ничего не смутило ни приподнятое настроение парней, ни то, что первую часть вопроса она не расслышала. И только защитный механизм на автомате выдал то, что от неё хотят услышать. -Да. - сказанула она прежде, чем смогла задуматься о последствиях. Её ответ - твердый и непоколебимый, не оставлял сомнений даже у нее самой. -Вот так! А ты говорил, что она скучная для таких вещей. - её ответ привел Риндо в полнейший восторг. Самое время было смутиться от приятно удивленного младшего и недоброго хмыканья прямо над ухом, которое стало ещё ближе. -Кто бы мог подумать, что ты владеешь техникой шибари, Исихара. - Ран снова тянул слова, испытывая её на прочность и выискивая подвох. Что? Нет, правда, какого черта она могла упустить такое. Пальцы, для убедительности, не останавливали процесс своеобразного вязания. По крайней мере, Хороми осознала чем вызван вопрос Рана. Но как выкрутиться из этой ситуации... -Что в этом такого? - будничным тоном произносит она, а Рана эти слова взбудоражили только сильнее. -Ничего такого. О, она готова поклясться, что видит как он сейчас облизывается, настолько его голос довольный, сытый и обволакивающий. Его влиянию хочется отдаваться, но не нельзя. Зря она раньше позволяла себе такое. Может быть сейчас было бы легче, а может, не влюбись она тогда в Рана Хайтани всей этой ситуации не было. Но о прошлом нельзя жалеть, его можно только принимать. На тысячу концовок всегда найдется вариант похуже, Исихара не хотела бы испытать на себе эффект бабочки. -В таком случае... не терпится научиться этой технике и опробовать её. Гребаное сумасшествие. Такое влияние на её организм просто незаконно, это нарушает личные границы и задевает гордость. Он сказал всего пару фраз, но сердце уже выстукивает неровный ритм, а тело буквально горит. Рану весело за этим наблюдать. Чистый кайф для него. Ему нравилось выкидывать что-то подобное: бросать пошлую двусмысленную фразу и тотчас удалиться по своим делам, предварительно вдоволь налюбовавшись её реакцией. Так он делает и в этот раз: кидает обольстительную колкость, оправляет воротник выглаженное формы, которая всегда выглядит статусно. Напоследок бросит полную очарования ухмылку, и непонятно откуда материализует в руках телескопку. -Мне пора. - он смотрит на неё, шепчет для неё. Только для неё. Для брата припасает лишь ласковую подъебку. - Веди себя хорошо, малыш Рин. -Ой, съебывай уже побыстрее. - в спину Рана прилетает скомканная конфетная обёртка, но он этого не замечает. У Рана было одно потрясающее качество - он способен моментально переключиться с волны своего издевательского долбоебизма на спокойную и собранную. Правда, случается это лишь на короткое мгновение, когда ему нужно со всей серьёзностью вникнуть в ситуацию и разобраться в ней. После верно принятого решения, амплуа клоуна снова берет верха. Хороми давно это подметила. Хороми откровенно себя ненавидит за то, что пожирает буквально каждое его действие, доступное взору, и анализирует его долгими бесполезными часами. Вместо того, чтобы думать о предстоящей последней миссии, Исихара думает только о том, что ей чертовски мало Рана Хайтани. Она не может отказаться от его гадкого нахальства, ненормальных скачков настроения и оглушающей харизмы. Его фигура скрывается окончательно, Ран уходит. И тут уже как бы не старалась Исихара взглядом припаять его к себе - всё не имеет смысла. Так же ей хотелось и самой приклеиться конечностями к стенам этих апартаментов, но только бы никогда не покидать этого места. Потому что этот день - её последний здесь. И эти светлые стены, высокие потолки, которые уже не пытаются задавить, и панорамные окна с необыкновенным видом, останутся только воспоминанием о горестной ошибке своей жизни. -Эй, Исихара, ты чего загрузилась? Настолько грустишь из-за расставания со мной? - самодовольно хмыкнул младший. Ты не представляешь насколько я грущу из-за этого, Риндо. -Конечно, - искренне улыбается Хороми. - Уже не представляю жизни без твоих комментариев к моим работам. Между ними повисает тот самый момент светлой тоски. Такое обычно случается в ситуациях, когда люди, стоя на платформе, держат друг друга за руки, не в силах отпустить. Но ехать нужно - нужно двигаться дальше. Сбегать на скоростном поезде в новое начало. И только приятные воспоминания смазано проносятся за окном. В их ситуации глупо, наверное, проявлять излишнюю сентиментальность. Исихара точно знает, что они пересекутся как минимум ещё один раз, после которого, возможно, последует ещё парочка. Просто, как раньше уже не будет. Как сейчас. Ей бы стоит достойно проститься с Риндо, он один из немногих людей, что проявил к ней снисхождение и не стал запугивать авторитетом. Сначала он позволил вести себя нейтрально, а потом и вовсе подпустил намного ближе... чем положено. Риндо, несмотря на всю тяжесть своих преступлений, сумел сберечь человечность. Хороми это почти восхищало. Но думая о своём поступке, совершить который было ебаной необходимостью, она вспоминала слова Шиона. "Не будь такой мягкотелой, Исихара. Потом за это поплатишься." И она действительно поплатилась. До сих пор расплачивается. Риндо был добр к ней, он отдавал частички своего скудного тепла, но тот факт, что делал он это далеко не со всеми, играл особо важную роль. А Хороми предаст его, в качестве своеобразной благодарности. Мерзко. Как же мерзко от самой себя. Хочется избавиться от холодного комка чувств в районе живота и истошных завываний совести. Они с Риндо долго смотрят друг на друга, она чувствует, как её взгляд стекленеет от колющей тоски. Хайтани замечает это, открывает рот, чтобы сказать что-то, что её добьет. Она скончается в луже собственной никчемности, в которой сейчас исходилась. Поэтому перебила, резко, и слетевший с его губ, звук, так и остался обрывочной короткой нотой. -Кажется, ты хотел чай. -Да, - отвечает сбитый с толку Риндо. - Хотел. Воспользовавшись тем, что Исихара резко покинула гостиную и загремела кухонными принадлежностями, Риндо устало протер воспалённые глаза. Он только что чуть не сказал несусветную глупость, а теперь сам не знал, как реагировать на свой странный порыв. Он чуть не предложил ей остаться работать с ними. И это предложение было бы вполне уместным, если бы не одно но - Ран. Свет и чистота теплились в яркой бирюзовой радужке. Риндо нравились её глаза. Сама Хороми Исихара тоже ему нравилось. В ней была та лёгкость и спокойствие, которых недостаёт в обычных буднях участника криминального мира. Когда она рисует что-то, рассказывает или просто сидит рядом, Рину, пожалуй, комфортно в её компании. И когда злосчастное предложение едва ли сорвалось с сухих губ, он явственно осознал, что не думает о чувствах брата. Он хочет оставить её рядом для себя. Его привязанность вовсе не подпитана сопливой романтикой. Скорее, так он возмещает недостаток женской заботы, которую недополучил в детстве. Этот факт был вопиюще эгоистичен по отношению к брату. Ран никогда не искал с девушками каких-то чувств. Никогда не думал завести семью, включая в её существование только самого Риндо. Исключением стала разве что Хороми. Девушка буквально вытянула счастливый билет - она единственная в кого брат влюблялся и, вероятно, всё ещё любит. Шаги Хороми всегда поразительно тихие. Как кошка ступающая лапами. Риндо дёргается от неожиданности, когда слышит позади себя голос. -Попробуй. - Исихара ставит перед его носом чашку, от неё струйками тянется пар и рассылает приятный запах. Риндо делает пару осторожных глотков. Вкус пряный, немного кисловатый и терпкий, но эти вкусовые качества идеально балансируют и дополняют друг друга. Парню по вкусу больше было что-то более сладкое, но этот чай тоже казался очень вкусным. -Интересное сочетание. -Рада, что тебе нравится. Одобрив его реакцию, Хороми отвернулась к окну, делая вид, что вернулась к своему излюбленному занятию - внимательному изучению вида за окном. Сумеречный Токио примерял на себя темный бархат, устеленный мерцающими огнями. Красиво как всегда, как в последний раз. -Знаешь, Исихара, я тут подумал, что если мы с Раном, как бы это грубо не звучало, - парень сделал ещё глоток. - Ну, выкупим у твоего главного. Мышцы напряглись под тонкой синеватой кофтой, сильнее очерчивая хрупкий позвоночник. На вид Исихара так слаба и хлипка, что кажется каким-то иллюзорным видением. Риндо очерчивает мысль, что в их мире жестокости и грубой силы ей совсем не место. -Зачем? - её тихий голос нежно звенел. - Я не думаю, что Ран этому будет рад. В комнате повисла короткая пауза. Исихара от бьющей тревоги сцепила руки перед собой, только бы не выплеснуть своё напряжение в горьких томящих рыданиях. Совесть не просто гложила её. Она её уничтожала. Обгладывала до костей, а возможно, добралась бы и до скелета. -Ран сложный человек, Хороми, это правда. - спустя время заговорил Риндо, прокручивая в руках чашку и уставившись на замершую фигуру. - Но он просто не знает, как поступать правильно, у него перед глазами всегда был только дурной пример. Даже если хочет - просто не умеет. Поэтому, не думай, что ты ничего не значишь. Это не так. Не так. Голос Хайтани постепенно стихал. Медленно, как пластинка, прокрученная до конца. -Вы заберёте меня навсегда? -Да... Еле промямлил Риндо. Чашка с чаем стояла с ним недопитая, таящая на своих стенках следы Морфейного яда. Точно такого, как и в прозрачном маленьком пакетике в её джинсах. Когда Хороми повернулась Риндо уже спал. Это значит одно - пора. Но тело остолбенело, а взгляд прикован только к безмятежно спящему парню. Очень и очень крепко спящему. Исихара пропускает сквозь пальцы его белые пряди, как делает всегда, когда сложно вымолвить извинение. -Я лишь снова хочу ничего не чувствовать.