rose-coloured glasses

      Иногда Кейтлин думает, что вся эта смесь, названная отношениями с Вай, выльется куда-то в канаву, и ей так и не удастся распробовать это крепкое вино. Ну, правда – было слишком нереально. Иллюзорно, призрачно и готово рассеяться, как густой туман в вечно зелёном поле под пасмурно-грозовыми тучами.       А потом она пьянеет от бордовых прядей, впитывая в себя запах машинного масла. Смеётся звонким хохотом – шутил явно не Майло – и чокается бутылкой с крупным парнишей, Клэггором, ощущая обвитую вокруг талии крепкую руку в татуировках, исчезающих под рукавами толстовки. Забывается в терпких поцелуях в шею, низком голосе, в мгновение улавливает заботливый блеск в потяжелевшем, пронзительном взгляде.       Прыжки по облачкам событий приходится отменить – под тяжестью головы онемевшая, почему-то выпрямленная, рука не слушается, отказывается выбраться из-под завала ватного разума.       Чья-то ладонь ласково ложится на бедро – и мираж перестает размазываться в неаккуратное пятно, приобретает четкие мазки-очертания. Кейт выныривает из мыслей, даже через ткань джинс чувствует тепло, исходящее от чужой руки. Касание до боли знакомое, слишком часто повторяющееся в трезвой повседневности, – а потому, – запомнившееся одной из многих хмельных клеток мозга.       — Вай?..       Ну конечно же. А кто ж ещё, дурында?       — Утро, — половина слов до ушей не доносится – всё ещё проглатываются сознанием, не перевариваются, — кекс.       — Кексы в холодильнике… — Кейт бормочет, через какую-то зыбкую пелену поражаясь своему голосу – осипшему, надтреснутому, звучавшему как сухой ветер в пустыне.       Голова гудит, будто пчелы поселились в черепе, левая сторона к чему-то безбожно прижата… Странные размышления заставляют нахмурится, зажмурить глаза.       Не, подождите-ка, это же просто подушка.       Серая и большая – она вываливалась за пределы дивана – и безумно мягкая. Минута понадобилась, чтобы понять, где Кейт находится – очевидно, на промятом, скрипящем пружинами, диване – однако, чтобы додумать более глобальное местоположение пришлось напрячься.       Куски киноленты вчерашних событий проносятся яркими кадрами, постепенно склеиваясь воедино.       Они с Вай гуляли по ночному городу, немного взбодрились алкогольными напитками, встретились с Клэггором, снова осушили пару рюмок, залетели к Майло, кое-как завалились в гараж… Ага, ясно. А затем провал. Пропасть, с раскрытой пастью. Вниз посмотришь и утонешь в глубоком черном водовороте.       Слово "думать" даже на языке не проворачивается, что уж там пытаться вспомнить дальнейшие приключения, произошедшие в пьяном угаре.       Единственное, что стреляет в висок более цветасто, но без эффекта неоновых огней, как все остальное – Вай выпила гораздо меньше. Наверное, потому она сейчас и старается аккуратно достучаться до полумертвого, безвольного тела.       Кейт поднимает непослушную руку, до этого свисающую на пол, и неуклюже протирает лицо, подушечками пальцев ощущая следы помятости на коже из-за складок на наволочке.       Вай терпеливо молчит, ждёт, пока Кейтлин приоткроет веки, взглянет на маленькое окошко, расположенное ближе к потолку, проследует за полосой тепло-желтого рассвета, растянувшегося по бетонному полу. Форточка предусмотрительно открыта, будто проводник во внешний мир: снаружи доносился гомон и шум шин, щебет птиц на ближайшем дереве.       На исхудалую миллисекунду, Кейт расслабляется, отстранив от себя колючую боль в висках и переводит лазурный взор на Вай. Вишневые локоны смешливо торчат, словно тянутся навстречу оранжевым лучам солнца, проникающего в помещение. Окутанная этим коралловым свечением, она дышит ровно и размеренно, в глазах серых плещется что-то, что Кейтлин не в силах разгадать в таком убогом состоянии.       С горла вырывается булькающий идиотский смешок.       — Кейт, надо вставать, — ладонь Вайолет съехала ниже, чуть сжала колено, — Я понимаю, что ты в зюзю, но нам нужно позвонить кое-кому.       — Какому кальмару?.. — переворот на спину дался неожиданно легко. Но непонимание, пришедшее вместе с вопросом, зачем Вай морепродукты – ну правда, зачем они ей? – отразилось на сонном лице мимолётным удивлением.       — Та-ак, ладно, — неудовлетворенно тянет Вай, поворачиваясь к Кейт всем корпусом.       Вайолет призадумалась, большим пальцем начиная неторопливо поглаживать ногу, обтянутую джинсой.       — Ты вчера просила меня, если ты вдруг окажешься в хламину, — Вай внимательно следит за чуть мутной гладью в синих радужках, и убедительно хмыкает, продолжая, — а ты в дым, будь уверена – позвонить или написать начальнику твоей подработки. Понимаешь?       — И?       — Где мобила?       — Ты права, босс тот ещё мудила.       — Кейт, пожалуйста, постарайся сосредоточиться, — встряхивая копной красных волос, Вай чуть сутулится, серьезно глядит в самую душу.       Она тихонько убирает прядку с лица Кейтлин за ухо, упирается локтем свободной руки на свое колено. Плавно отстраняет кисть от нежной шеи, каждый миллиметр которой пару-тройку часов назад расцеловывала. До постели так и не дошло – Кейтлин напилась вдребезги, словно пробовала алкашку впервые – точно подросток в херовой компании без присмотра родителей, а Вай валилась с ног от смертельной усталости. Правда, она планировала отдохнуть.       Никто ее не принуждал быть ебанным рыцарем в сияющих доспехах, но желание сберечь Кейтлин от таких вот последствий пылало сильнее искры нализаться вместе с закадычными друзьями.       Как бы она не отставляла и прятала от Кираманн бутылки с горячительным, та все равно находила способ пригубить, своеобразный повод для "отхлебнуть".       — Я обыскала все, что можно, но не могу найти твой телефон. Потому и спрашиваю.       Вайолет никогда не славилась стальной выдержкой, а тут ей надо разговорить, желательно, по делу, пьяную, свою девушку. Она глубоко вдыхает прохладный воздух, едва ли не захлебывается им, когда слышит тихое, почти адекватно-стабильное:       — Он где-то там.       Взмах в неопределенном жесте заставляет Вай недоуменно изломить бровь.       Ну, ахуеть, чё. И где это, гуляющее на грани фантастики, место, блять? За гаражом? В соседнем квартале? Или вообще, на Луне?       Сдерживает за зубами этот, определенно, едкий комментарий и коротко кивает, собираясь вставать с насиженного места. Поскорее бы найти этот чертов девайс в строгом чехле и забыть об нерешенной задаче. Внезапно, ее тянут за штанину, от чего Вайолет замирает. По плечам мурашки бегут, колкой негой перепрыгивая на спину, спускаясь по чернильным разводам на руках. Оборачивается.       — Не уходи, — просит Кейтлин, а в дурной башке гремит, отрезвляющая прохлада под дых бьёт, но голос по прежнему плывет, язык спотыкается о каждую согласную, — Это… на счет… ну, как его там, епт, поняла, короче. Наверное, у Клэггора на тумбе оставила.       — Хорошо, кексик, — Вай осторожно расцепляет чужую хватку, нежная улыбка прячется в уголках губ, когда взгляд встречается с голубыми озёрами, наполненными доверха какой-то немой надеждой и мольбой, — Сейчас вернусь, лады? Принесу таблеток, заодно позвоню Клэггору.       Кейт оставалось лишь промямлить что-то наподобие «ага» и снова плюхнуться на подушку. Скрип, кое-где облюбованной ржавчиной, двери – Вай вышла на улицу, оставив Кейтлин наедине с собой. С частичкой себя, которая трезва.       Тоскливо. Пялится в потолок показалось интересным буквально на две минуты, не больше. Относительная тишина накрывает, словно проливной завесой дождя обдает с головы до ног. Воздушная, благодаря шмурдяку, радость лопается, как шарик, лишает после горький привкус и ничего, кроме этого.       «Оно того стоило?» — насмешливо кидает громкий голосок разума.       Скорее всего, нет. И как же это, черт возьми, злит и колет, и ноет. Больно, в груди разрывает на части, а от чего, – как ужасно признавать – не помнит. Может, она что-то сказала не то. Лишнее, запретное, спрятанное под всеми замками мира.       Однако, что? Мозг начинал отходить, и быть может, спухать от выпитого, но не мог обнаружить такого рода информацию. В нем плотно, битком набито: от таблицы умножения, до бесполезной цитаты из брошюрки.       Бесит, грызет, кости до треска гнет.       Рассудок, будто стирает свои же указания часовой давности под чистую, словно страшась переписать на новую пластинку.       Нет, она бы обязательно запомнила, если дело касалось Вай.       Вскользь Кейт замечает, как тело натянутое тугой струной, успокаивается. Страх потерять родную Вайолет, отдалиться от нее, явившийся мельком, притупился – мысль о тепле, подаренном около пяти минут назад шершавыми ладонями, помогает избавиться от воспалившихся, созданных тревогой, мрачных додумок.       — На, выпей. Должно полегчать, — мягкий, чуть ли не урчащий голос звучит где-то за спинкой софы.       Кираманн вздрагивает – на секунду ей кажется, что она нелепо свалилась с дивана – и смотрит: сначала на чашку в правой руке девушки, а затем на пластинку таблеток в левой. Вай обходит старую мебель и стрельнув глазами на кофейный столик, задумчиво ведёт носом – протягивает принесенные ею спасательные дары. Натыкаясь на спокойную серую гладь грязного снега в радужках, Кейт безоговорочно принимает подарок судьбы в свои пальцы.       Чтобы подняться из лежачего положения уходят считанные мгновения, за что приходится платить – виски пронзает тысяча и одна игла. Морщась от, очевидно, не райских ощущений, Кейтлин прячет глаза в чашке, отпивая.       Измученные рецепторы тают от нежного, слегка сладковатого привкуса, отчаянно распадаются, будто бы на атомы. Со стандартным – Кейт успела привыкнуть к своему стыдному положению – опозданием, она чувствует чайные листья на языке. Зеленый чай с медом она готова смаковать вечно и немножечко дольше, ведь это Вай его приготовила. Для нее. Специально.       Невольно взор Кейтлин скользит по Вай, отмечая про себя до невозможного уютный эскиз ее фигуры в растянутых спортивках и футболке, резиновых шлепках.       — Мне нравится, когда ты такая вот… — Кейт тормозит, запивает таблетки, — Домашняя.       Вайолет давит в себе смешок; смутившись, глаза отводит – Кейтлин же по обыкновению показалось, да? – и садится рядом на освободившуюся половину.       — Как себя чувствуешь?       — Как будто катком переехали. — честно отвечает Кейт, чашку в ладонях держа. Тепло чуть пощипывало, убаюкивало в каком-то смысле. — А ты?       Вай хмыкает, сверкает металлом в бездонных омутах, всматриваясь в лицо Кейтлин. Безмятежно качает головой, едва заметно разминает плечи.       — Совру, если скажу, что плохо, — с легкостью произносит она, потушенный голос звенит звонким мальчишеским ребячеством. — Я рада, что ты здесь.       — Когда-то ты мне заявляла, что «скакать на розовых единорогах» и есть «расфуфыренную сладкую вату» не в твоём стиле. — Кейтлин не успевает за собой – ядовитая давняя фраза, сказанная Вайолет при ссоре, срывается с губ неаккуратным припоминанием, граничащим с подколом. Это не было бы проблемой, если бы интонация была другой. Если бы атмосфера была бы игривой, а не такой, как сейчас.       Кейт хочет, нет, нуждается в том, чтобы провалиться в пучины морские и никогда не всплыть.       Она проклинает свою пьяную неосторожность, отсутствие, на данный момент, какого-либо такта, ведь, блять, все же было нормально. Но нет, нужно все истоптать, испортить и сжечь, сморозив очередную чушь.       Кираманн резко поднимает взгляд, собираясь предотвратить, попытаться забрать слова обратно.       Дышать тяжело – сердце выпрыгивает, в самой глотке вибрируя, — ведь ее останавливает совершенно отличавшийся от ее ожиданий взор: бережно-любящий, неотрывный. Что-то щелкает, треплется пташкой меж ребрами, ибо это вовсе не то, чего Кейт ждала.       Она смотрит в искреннюю чистоту серых глаз, огибает всю фигуру, сгорбившуюся, напряженную, глядит на руки сцепленные в замок – фейерверком взрывается на стенке сознания одна, единственно важная мысль.       Вай – уязвленная, открытая, готовая принять любой удар.       — Я никогда не говорила, что мой стиль не может поменяться, — гулко сглотнув, шепчет она. Заглядывает исподлобья, опирается локтями на колени, словно рушится, обваливается, подобно непробиваемой стене от пушечного ядра. Хрустальная тишина между ними трескается плотным льдом.       — Извини, Вай, я не хотела, я всего лишь, я… — Кейтлин тараторит так быстро, что сама не поспевает за собой, мысленно чертыхаясь на свою хмельную несобранность.       Вайолет одним размашистым движением придвигается вплотную, высвобождает из тонких пальцев кружку и утыкается носом куда-то в шею. Прижимает к себе обеими руками и вздыхает. Мирно так. Почти довольно играясь с несколькими локонами, разбросанными по спине, мурлычет:       — Не вини себя, кекс. Ты дорога мне и я не брошу тебя от такой мелочи, как ты считаешь, — заботливый тон приобретает нотки незатейливой игры, кокетства, — Я не настолько плоха, ты же знаешь.       Объятия окольцовывают сильнее, Кейт прикрывает веки в попытке уловить этот момент. Хочет выбить его зубилом на подкорке памяти и каждый день ласково вести по витиеватому узору ноготками.       — Полегчало, принцесса?       — Ага, — вдруг, Кейтлин загорается идеей, мягко толкает девушку в грудь, удобно усаживаясь на бедра. В серебристых радужках мелькает удивление, а Кейт в предчувствии авантюры усмехается одной из своих фирменных улыбок. — А в морозилке всё ещё лежит мороженое?       Вай растерянно моргает, но обхватывает стан Кейт, надавливая большими пальцами на тазобедренные косточки. Касание Вайолет током проходит по всему телу, тугим комочком электричества оседая в голове; сбивает, черт возьми, ее сосредоточенный взгляд потемневших волчьих глаз с издевательски изогнутой бровью.       — Ну, думаю, найдется для такой красотки, как ты.       И следующее, что вылетело из рта Кейтлин, было последним, что она желала говорить.       — Хм, ты, конечно, не рожок мороженого, но тебя я бы тоже вылизала.       Вторая, до этого неподвижная бровь, медленно поднялась, поравнявшись с первой. Миллисекунда не прошла, как Вай давится истерическим хохотом, сотрясающим, кажется, все помещение. До Кейтлин доходит с задержкой – тоже начинает посмеиваться, глядя на искристый металл в очах напротив.       — Боже, Кейт, откуда такие старомодные, Господи прости, подкаты? — проглатывая смех, улыбается.       — Так ты отказываешься от моего предложения? — хихикает Кейт, наклоняясь над чужим-родным лицом. Горячими ладонями прикасается к скулам, обводит линию челюсти. В который раз веснушки пересчитывает, путаясь в цифрах.       — Как можно, миледи!.. — голос Вай глубокий, заниженный. Зарываясь в распущенные синие волосы по самые костяшки, тем самым притягивая к себе, она шепчет в самые губы:       — Позволь мне вытрахать из тебя весь этот пафос.       И Кейт целует.