В горле пересохло. Джинни сидела на полу, в кабинете директрисы, куда они с Блейзом и пьяной Дафной пробрались без проблем, скорее всего, благодаря выпитому ранее «Феликс Фелицис». Сейчас Уизли чувствовала себя действительно слабой, как если бы она была восковой и ее бросили в воду. Руки и ноги таяли. Голова оплывала и теряла очертания. В груди вдруг стало тесно и жарко, а щупальце черного страха потянулось вверх, ломая кости, растягивая мышцы, медленно и неумолимо прокладывая путь к мозгам. Кабинет, и без того тесный со всеми его стеллажами и столами с непонятными предметами, вдруг стал похожим на гроб — чистый и светлый, с высохшими и потрескавшимися от времени цветами на крышке. Не спасали даже окна: Джинни все время казалось, что если отдернуть шторы, за ними угрожающей стеной будет стоять земля, а, если присмотреться, будут даже заметны длинные черви, лениво прорывающие себе путь, и какие-нибудь жучки, вполне безобидные, но до жути страшные в такой ситуации. Стало нечем дышать. А затем в полу открылась огромная черная дыра, поблескивающая фиолетовыми искрами и беспрестанно потрескивающая, и девушка с радостью дала ей засосать себя в глубины планеты Земля… Увы, нет.
В голове кинолентой проносились разноцветные мысли, обрывки утерянных воспоминаний, которые Джинни никогда не должна была увидеть вновь. Она вдруг почувствовала, что безумно устала от всего — от синтепонового страха, от жгучей горечи, от холодного бешенства, от панического отчуждения и бесконечных мыслей — что делать, как заслужить прощение, что можно или нельзя чувствовать… Она устала постоянно искать выход. И девушка правда чувствовала себя беспомощной, как медуза, выброшенная на берег. Бесполезное, склизкое желе, не способное преодолеть пару метров до спасительной кромки моря. Она с головой погрузилась в сладкую гущу мертвых эмоций и мертвого времени, которую при желании можно было разливать в банки из-под варенья. В нем бы плавала засахарившаяся Джинни Уизли, и ей было бы все равно, что происходит вокруг — отсюда ее не достать. Но пришло время возвращаться в реальность. Только сейчас Джинни поняла, что в комнате висела тягучая тишина. Если набрать котел такой, можно сварить кого-нибудь заживо. Дафну Гринграсс, например…
Уизли подняла голову, наконец отрываясь от созерцания пола, и перевела гневный взгляд на слизеринку. Та стояла как ни в чем не бывало, уже достаточно протрезвевшая, и смотрела на ребят, пытающихся осознать произошедшее, с искривленными от недовольства губами. Заметив на себе взгляд Джинни, Дафна закатила глаза.
— Что? Я извиняться не собираюсь!
Джинни ничего не ответила, только продолжила сверлить девушку злобным взглядом, чтобы не кинуться на нее с кулаками.
Блейз, все это время стоявший спиной к окну, облокачиваясь на подоконник, судорожно вздохнул. Он подозревал, что под незыблемой поверхностью омута в это время бушуют такие откормленные черти, что выпусти гриффиндорка хоть одного из них наружу, живым не ушел бы никто.
— Дафна…- предостерегающе произнес он, но девушка не слушала, полностью порабощенная собственным гневом.
— Если хочешь знать, будь у меня шанс все исправить в тот день, я бы поступила точно так же!
— Дафна…
— Не задумываясь!
— Дафна! — не выдержав, крикнул Блейз и только это привело слизеринку в чувства. Она замолкла с таким оскорбленным видом, будто это ей стерли память о трех месяцах жизни. Уизли тем временем молча поднялась с пола. Если до этого реплики Гринграсс были сродни камешкам, то сейчас она залепила ей в лоб огромным булыжником. Джинни мучал только один вопрос: стоит ли убивать людей, которые бесят и почему да? Получается два вопроса… В любом случае сейчас вражда между девушками ощущалась особенно ярко — воздух искрил, листья за окном скукоживались, а птицы наверняка падали замертво на подлете к школе.
— Участь Гингемы покажется тебе завидной…! — наконец выплюнула Джинни и уже хотела броситься к Дафне, чтобы хорошенько помыть ее лицом полы в этом кабинете, но чьи-то цепкие руки перехватили ее за талию, прижимая спиной к чужому телу. Конечно, это был Забини, кто же еще?
— Джин, пожалуйста…
— Отпусти немедленно! — прорычала девушка, все еще порываясь в сторону ухмыляющейся блондинки. Блейз на ее «просьбу» никак не отреагировал.
— Успокойся сначала.
— О, я успокоюсь… Как только развешу ее внутренности в большом зале вместо украшений, с радостью успокоюсь и даже выпью чай с ромашкой, — саркастично произнесла Джинни, даже не пытаясь скрыть презрения в голосе.
Где-то над ухом она услышала тихий смешок, который только разозлил ее еще больше.
— И вообще, почему ты ее защищаешь? — возмутилась Уизли, не сводя гневного взгляда с Гринграсс. Тем больше было ее удивление, когда Дафна лишь шире усмехнулась и протянула своим противным ироничным голосом:
— Да, Блейз, почему ты меня защищаешь?
Последовала долгая пауза, тягучая и обжигающая, как раскаленная патока.
— Вот зачем.? — как-то обреченно спросил Забини у Дафны, вызвав у Джинни стайку холодных мурашек, не предвещавших ничего хорошего.
— Ну, ты же помнишь, — прыснула Гринграсс.- Стеклянные дома, камни… Мне надоело быть злой ведьмой в этой истории.
— Никто не просил тебя отдавать воспоминания.
— Никто не просил тебя их проигрывать.
— Стоп! — громко произнесла Джинни, как только к ней вернулся дар речи, и вывернулась из объятий Блейза.- Вы сейчас же объясните, что здесь происходит!
***
13 августа 1998 год
— Убейте меня валенком, если я еще раз решу поиграть в покер с Малфоем! — возмущенный Нотт бросил карты на стол и откинулся в кресле, складывая руки на груди. Драко коварно усмехнулся.
— Ты просто не умеешь играть, — фыркнул Блейз, занимая место Тео за игральным столом.
— Все я умею! — фыркнул Нотт, переходя на ехидные нотки — верный признак уязвленного самолюбия.
— Самоуверенно, — усмехнулся Забини.- Сядешь на шпагат?
— Ой, да пошел ты!
Драко в это время стал раздавать карты, и если бы Блейз следил за ним, то заметил бы, как тот подтасовывает колоду, изредка переглядываясь с Дафной.
— Сам-то не боишься проиграть? — усмехнулся он, вальяжным движением забирая свои карты.
— Не льсти себе, друг мой, у тебя нет шансов, — отмахнулся Забини.- Даю тебе пять секунд, чтобы передумать.
Малфой расплылся в коварной улыбочке.
— Ой, остановитесь, мужики, вы ж так поубиваете друг друга, — вмешалась саркастично Гринграсс.- Вы еще на подзатыльники сыграйте.
— А что? Неплохая мысль, — пожал плечами Драко.
— У-у-у…- протянула Дафна, усмехаясь.
— Да погоди ты. Я же не закончил.- фыркнул Малфой.- Предлагаю сыграть на… воспоминание.
Блейз вскинул бровь.
— Серьезно? Я что-то не хочу смотреть на твои обжимашки с Панси…
— А я вот очень хочу… на твои… с Уизли, — усмехнулся Драко, явно довольный эффектом, произведенным его словами.
— Откуда ты…?
— Да брось, из тебя конспиратор, как из скунса парфюмер, — прыснул Малфой.- Играем?
— Что-то мне не очень хочется…
— Да ну? Ты же так уверен в победе.
— Уверен.
— Тогда чего бояться?
— Я совершенно не боюсь.
— Брось, точно? А коленки-то дрожат!
— Драко, я не первокурсник, чтоб меня так разводить!
— Кто тебя разводит? Просто игра с другом.
Напряжение в комнате достигло апогея, когда Блейз, не выдержав пристального взгляда Малфоя, наконец произнес:
— Ладно. Но если выиграю я, впридачу вы навсегда забудете об этой теме и ни разу не заговорите об этом.
***
— Я не думал, что они расскажут моей матери, и она сотрет вообще все воспоминания.
Джинни немного трясло. Оказывается до этого она совершенно не злилась — по сравнению с той кровожадной яростью, что волной накрыла ее сейчас.
— Ты просто попалась ей под руку в неподходящий момент.
Блейз продолжал что-то говорить, обвинять Дафну и спорить с ней, но Джинни уже их не слушала. В груди разливалось болезненно-ноющее чувство, как будто ей только что проткнули легкие тонкой иглой и надавили посильнее, чтобы весь воздух вышел как можно быстрее.
— Ты хочешь сказать, что сейчас меня ненавидит Гарри и едва ли простили Гермиона и Рон из-за сраного покера? — ее голос был спокоен, но в нем присутствовала та черная нотка темного аккорда, которая угрожала Блейзу не меньше авады, пущенной из бузинной палочки ему в спину.
— Это не должно было так кончиться, они меня обманули! Речь не шла обо всех воспоминаниях и уж тем более о том, чтобы забрать их совсем!
— И мне должно стать легче от этого?!
— Джинни…
— Нет! Не легче! — она готова была кричать от распирающей ее обиды и горечи. Содом и Гоморра в одном флаконе. Это был хорошо взболтанный флакон, куда щедро сыпанули перца и соли. Наконец совладав с собственным голосом, Джинни глубоко вздохнула и произнесла настолько спокойно, насколько вообще могла в такой ситуации.
— Я хочу, чтобы вы все оставили меня в покое. И ты, и твоя чокнутая мамаша, и придурки-друзья.
