«𝖂𝖊𝖓 𝖞𝖔𝖚 𝖆𝖗𝖊 𝖔𝖓𝖑𝖞 𝖆 𝖕𝖆𝖜𝖓 𝖎𝖓 𝖙𝖍𝖊 𝖌𝖆𝖒𝖊𝖘 𝖔𝖋 𝖒𝖎𝖓𝖉𝖘
𝕷𝖚𝖈𝖐 𝖜𝖔𝖓'𝖙 𝖈𝖔𝖒𝖊 𝖙𝖔 𝖞𝖔𝖚 𝖇𝖞 𝖎𝖙𝖘𝖊𝖑𝖋,
𝕬𝖓𝖉 𝖆𝖓 𝖊𝖛𝖎𝖑 𝖒𝖔𝖈𝖐𝖊𝖗𝖞 𝖔𝖋 𝖙𝖍𝖊 𝖔𝖕𝖕𝖔𝖓𝖊𝖓𝖙
𝔍𝖚𝖘𝖙 𝖆 𝖘𝖎𝖌𝖓 𝖔𝖋 𝖆 𝖕𝖔𝖔𝖗 𝖒𝖎𝖓𝖉»
© 𝕰𝖉𝖚𝖆𝖗𝖉 𝕬𝖑𝖊𝖝𝖆𝖓𝖉𝖗𝖔𝖛𝖎𝖈𝖍 𝕾𝖊𝖛𝖗𝖚𝖘 (𝖇𝖔𝖗𝖓 𝖎𝖓 1948)
В просторной, темной гостинной, под тусклым светом напольной лампы, сидел привлекательный мужчина. Его поза была до невозможного напряженной. Он хмуро заглядывал в глубь хрустального стакана, на дне которого томилась янтарная жидкость. В голове гибрида крутилось огромное множество пугающих мыслей, ведь его дочь несла в себе часть Темной магии, что каким-то совершенно неизведанным образом, передалась ей от сумасшедшей, древней ведьмы. Никлаусу было тяжело смириться с тем, что его малышка, которую он, казалось, совсем недавно держал на руках, учил смешивать краски и многое другое, что положено делать отцам во время воспитания ребенка, может стать той самой темной стороной, что была в нем. Пускай в девушке и было все лучшее от матери, однако он боялся, что его жестокость и желание заполучить власть над всем миром, может пробудиться в ней. Ведь эта магия, по своей натуре, способна изменить человека, извратить его душу и, в большинстве случаев, далеко не в лучшую сторону. Кака бы он хотел обратить время назад, еще в тот день, когда вообще впутался в эту историю с Пустой. Возможно, это бы ни как не повлияло на родословную Далии, но он бы постарался, приложил бы все усилия, дабы разобраться в этом кошмаре и, в последующем, уже знать, как бороться со столкнувшимся. Краем уха мужчина улавливает достаточно громкие шаги. Продолжая сидеть на месте и попивать крепкий алкоголь, он лишь оборачивается в сторону звука, дабы разглядеть, внезапно появившихся гостей. Он по-прежнему придерживал пальцами полупрозрачный стакан с прохладным виски, изредка помешивая напиток легкими движениями руки. — У нас проблемы, Ник, — Ребекка решительной походкой продефилировала в середину комнаты, а за ней плелись Кол и Далия, которые не спускали с гибрида серьезные и, несколько напряженные, взгляды. Они не поддерживали безумное желание блондинки, взять с собой на поиски Фреи, Клауса. Однако каждый из них прекрасно понимал, что помощь мужчины может быть весьма полезной в экстренной ситуации. Если дело коснется убийств, то Майклсон справится с этим, как ни кто другой. — Удивительно. Напомни ка мне, а когда их не было? — ухмыляясь, бормочет светловолосый, опуская удивленный взгляд вглубь хрусталя, при этом делая значительно большой глоток. Никлаус привык к тому, что его семью постоянно преследуют всяческие неприятности. Конечно, по большей части, они сами являлись причинами этих самых неприятностей, однако, в последнее время, они как-то уж больно зачастили, и это порядком выводило мужчину из себя. — Фрея пропала, — робко шепчет девушка. Эти слова выбили голубоглазого из колеи, тем самым развеивая его озорной настрой. Словно по щелчку пальцев, с лица гибрида сползает ехидная улыбка, превращаясь в более серьезную, сродни звериному оскалу. Он знал, что ни одна живая душа, находящаяся при этом в здравом уме, не могла похитить хотя бы одного из членов первородной семьи. Бывало такое, что находились глупцы, осмеливающиеся на подобную наглость, однако таких были единицы, и он мог поклясться, что все они уже давным давно мертвы. — Кто?! — мигом подрываясь с места, рычит вампир. Данное действие заставило присутствующих отойти от разъяренного первородного, на достаточно приличное расстояние. Клаус в гневе мог быть способен на что угодно, и об этом знал каждый житель сверхъестественного мира. В последний раз, во время его очередного приступа ярости, по комнате метались деревянные щепки от выломанных дверей, а остатки мебели просто вылетали из окон, прибывая в свободном падении, они буквально валились на головы прохожих. Элайдже еще долго приходилось разбираться с последствиями грандиозного скандала гибрида. — Без понятия. Может это те поехавшие ведьмы, а может приведение нашей покойной мамаши. Хотя, кто его знает, — парень состроил самую беззаботную мордашку, что имелась в его арсенале, этакая маска безразличия. Выхватывая из рук брата виски, он делает жадный глоток, при этом окидывая племянницу, непонятным для окружающих, взглядом. Он все еще был зол на нее, но, тем не менее понимал, что она виновата в происходящем не больше их самих. Однако его жутко бесило, что девушка не послушала его предостережений и, закрывая глаза на риски, полетела сломя голову на встречу опасности. — Почему она здесь? — переводя тему, настороженно хмурит брови гибрид, пальцем указывая на, искрящуюся заинтересованностью, рыжеволосую. Он искренне не понимал, что его дочь забыла в компании этих искателей неприятностей. Настойчивый жест мужчины вынудил девушку переключить опасливый взгляд на дядю и тетю, молча моля о помощи. Они не должны были говорить Нику о ее участии в этом бардаке, ведь отец так старательно пытался уберечь Далию от, свалившихся проблем, что так и манили голубоглазую в свои липкие сети. — Только не говорите мне, что вы ввязали мою дочь в эти интриги, — уже переходя на крик, бушевал Майклсон. Сердито хмурясь, он смотрел на брата и сестру, что не решались пререкаться с ним, в таком расположении духа. — Они тут непричем, пап, — девушка протиснулась между родственниками вперед, хрупким телом заслоняя первородных. — Это моя вина. Вампиры окинули племянницу такими проницательными взглядами, что внутри все моментально холодело, покрываясь тоненькой корочкой сожаления и вины. Ведь они понимали, что малышка прекрасно знает о способности Ника, загораться, словно легковоспламеняющийся спичка, как только речь идет о непослушании или, более явном, неповиновении. Это всегда было его проблемой. Гибрид был помешан на постоянном контроле. Все всегда должно быть так, как он того пожелает, в противном случае — прольются реки крови и целое море трупов. А ведь сейчас как раз подобная ситуация. — Прекрасно! Моя дочь записалась в самоубийцы, — Майклсон неодобрительно закатывает глаза, разводя и собирая руки в ладони. Мужчина медленно приподнимает, сложенные пальцы к сомкнутым губам, ошарашенным взглядом утыкаясь куда-то в неизвестность. Он тяжело дышит, пытаясь успокоить, накативший приступ гнева, что было весьма сложно, учитывая нынешние обстоятельства. — И что же ты сделала, дорогая? Просвяти ка папу, пожалуйста. Вопрос отца заставил все внутренности перевернуться в единую, бесформенную массу. Нервно сглатывая, образовавшийся в горле, ком, светловолосая принялась мысленно перебирать всевозможные варианты формулировки, неизбежного разговора. Выдать напрямую, не отфильтровав произошедшие события, нельзя — он разозлится, постараться смягчить углы и упустить некоторые пикантные моменты, например: резкие порывы боли и неожиданное онемение конечностей, пугающий шепот в голове или обильное носовое кровотечение, и не стоит забывать об утраченной регенерации; итог тот же — он разозлится. Версий много, а вот результат остается неизменным, избежать его нешуточную кару и бесконечные нотации будет невозможно. В любом случае, выбора у Далии не было, оставалось лишь покорно принять, соответствующее распоряжение судьбы и постараться пережить, надвигающуюся буру, в виде разъяренного отца. — Я использовала запрещенное заклинание из гримуара Эстер, что бы помочь вам разобраться с кланом мстительных ведьм, и возможно, чисто случайно, встретилась с Пустой, которая, по-видимому, прокляла меня. И теперь я повсюду слышу странные голоса. А еще мои раны не заживают, что полностью противоречит моей природе, — закрывая глаза, на одном дыхании проговорила девушка, как бы готовясь к предстоящим крикам, нравоучениям и последствиям, сказанных ею слов. Теперь отец точно должен закопать ее, где-нибудь под вулканом на, самом забытом Богом, острове, что, скорее всего, находится в самом сердце Тихого океана. Однако ответа не последовало, что, в значительной степени, удивило Далию. Она ожидала услышать остервенелые крики, звучание разбитой посуды, переломанной мебели, да что угодно, но только не молчание. Она боялась этого больше всего в мире, тишина, что скрывает за собой целое море, невыраженных эмоций, которые уже давным давно должны были поглотить ее, затянуть на дно, высасывая остатки всего хорошего и позитивного, что она укрывала в себе. — Пап, — жалобно шепчет светловолосая, делая аккуратный шаг в сторону гибрида. — Молчи, Далия. Просто. Молчи, — прикрывая глаза, сквозь зубы рычит мужчина, отчетливо выделяя каждое слово, что указывало на то, что первородный явно старался сдерживать себя, чтобы не выпотрошить, рядом стоящих, родственников. Он выдвигает руку перед собой, давая дочери понять, чтобы та не приближалась. В ее глазах мелькала, едва уловимая, грусть и что-то еще настолько глубокое, тревожное и пугающее, что сердце гибрида непроизвольно сжалось до размеров маленькой горошины, однако он усиленно пытался скрыть это. Пускай во взгляде вампира и читалось нешуточное беспокойство, ему необходимо было держать себя в руках, ведь если он отдастся этим, рвущимся наружу, чувствам, то Далия, его брат и сестра могут пострадать, а этого он хотел в последнюю очередь. — Поверить не могу, что ты ослушалась меня. Хотя ты прекрасно знала, что я разозлюсь, — на щеках гибрида заходили желваки, а его лицо покрылось, выпирающими от напряжения, венами. Он принялся ходить по комнате из стороны в сторону, изредка оборачиваясь на дочь и, грозно тыкая в нее указательным пальцем. — Ты точная копия своей матери! Она никогда меня не слушала. И именно ее, отчаянный героизм и погубил ее! — Не впутывай в это маму! Ее стремление помочь нам — спасло нас от смерти, пускай и ценой ее жизни! Ты готов был пойти на тоже самое, ради меня и Хоуп! — не сдерживая эмоций, кричала Далия. Упоминание о Хейли было ударом ниже пояса. Она любила ее больше всего на свете, ведь мама была той самой, путеводной звездой, в этом прогнившем насквозь мире, полном лжи, лицемерия и жестокости. И девушка винила себя в ее смерти. Так сильно винила, что порой ей казалось, словно солнце тускнело и прекращало греть своими, уже исчезающими, лучами радости и безмятежности, от чего окружающие вещи переставали быть такими яркими и насыщенными, превращаясь в сплошную, однообразную массу пыли, грязи и, сочившейся отовсюду, мерзости. Слова рыжеволосой подействовали на первородного, как стакан ледяной воды в лицо, такие же колющие и отрезвляющие. Никлаус неловко мялся на месте, не понимая, что сказать. Он словно утерял дар речи. Пускай он и был зол, однако приплетать сюда Хейли было ошибкой. Мужчина знал, как девочки были близки с матерью и так же знал, как новость о ее смерти ударила по ним, рассыпая все хорошее, что в них было на сотню маленьких осколков. Ему не стоило так резко реагировать на попытку дочери исправить ситуацию. Сейчас он должен все исправить, сделать что угодно, лишь бы не видеть ее слезы и этот ненавистный взгляд, которым она сейчас его пожирала. — Далия, я не это имел ввиду, — сбиваясь, произносит вампир, подходя ближе к голубоглазой. — Нет. Ты достаточно сказал, — девушка отрицательно мотала головой, показательно давая понять, что сейчас лучше ее не трогать. — Пожалуй мне стоит вернуться в комнату, — в последний раз окидывая отца влажным взглядом и, разворачиваясь на высоких каблуках, она стремительно шагает к выходу из зала. Однако, что-то останавливает ее. Поворачивая голову в сторону озадаченных Кола и Ребекки, она с тоской и сожалением роняет тяжелые слова. — Извините, что впутала вас в это. Наверное мне все таки стоило послушать тебя, Кол. На последнем слове ее фраза обрывается и девушка стальной хваткой цепляется за голову, отчаянно сжимая виски, в надежде отогнать, внезапно накативший, приступ боли. Пытаясь удержать равновесие, она одной рукой хватается за, рядом стоящее, кресло, однако слабость в конечностях была слишком ощутимой, поэтому голубоглазая постепенно оседает на пол, мысленно настраиваясь на долгожданную встречу с прохладной поверхностью. — Далия! — заметно перепуганная Ребекка, стремительно ринулась к племяннице, в попытках поймать обессиленное тело. Примеру сестры последовал обеспокоенный Клаус, однако младший Майклсон оказался быстрее. На вампирской скорости, парень подхватил светловолосую, предотвращая падение. Первородный в панике осматривает напряженное лицо девушки, надеясь, что это лишь очередной нервный приступ, а не симптом магической болезни, от которой еще не изобрели лекарство. Брови были нахмурены, глаза зажмурены, а по влажным губам стекала тоненькая, темно-алая струйка. Последнее окончательно добило парня, что отчаянно старался поддерживать хрупкую маску невозмутимости и безразличия. Все его нутро било тревогу. Кареглазый в спешке убирал спадающие, золотистые волосы, что навязчиво прилипали к вспотевшему лбу Далии. Ладонями прикасаясь к нежной коже, он отмечает, что девушка стала слишком горячей, словно раскаленная лава. Ему было страшно. Он боялся потерять ее. Такую любимую, хрупкую, нежную, временами до одури надоедливую, но его маленькую девочку. — Неси ее в комнату, я приведу Давину! — прерывая размышления Майклсона, скомандовал гибрид, обращаясь к взволнованному брату. — Ребекка, — мужчина быстрым шагом направился в сторону выхода, в последний раз кидая напуганный взгляд, на дочь, — позаботьтесь о ней.***
Массивные, узорчатые ворота были сделаны из темного, сталистого чугуна. Сдвинуть их можно было приложив не пало усилий, но не для этого первородного. Блеклое солнце в последний раз окидывает землю своими яркими лучами, медленно сползая по небосводу, прячась за высокими кончиками гробниц. Могильные склепы выглядели достаточно величественно и устрашающе одновременно, а на каменных верхушках восседали неподвижные изваяния в форме изящных женщин, обеими руками держащих библию, и прекрасных ангелов. Новоорлеанское кладбище всегда манило своей красотой и загадочностью. Особенно занимательной была история этого старинного места, что не редко привлекало заинтересованных туристов и любителей острых ощущений. Это целый комплекс, состоящий из трех отдельных кладбищ, и его самой главной особенностью являлось то, что люди здесь похоронены не под землей, а над ней. Около трех веков назад, кладбище хранило в себе множество жителей, что значительно сказывалось на нехватке места. Однако хоронить людей где-то было необходимо, а земли нужно было беречь, так как они были драгоценны для населения города, ведь Французский квартал был своеобразным островом, окруженным болотами. Тогда решением стали надземные гробницы. Никлаус застал эти тяжелые времена. Более того, он даже выступал в качестве инициатора идеи перестройки могил и это безумно льстило его высокой самооценке и, как он считал, гениальному мышлению. Гибрид отчетливо помнил каждое событие тех годов. Воспоминания, на долго отпечатавшиеся в его памяти, вызывали целый калейдоскоп эмоций, что придавало этому месту еще большей атмосферности и странное ощущение комфорта. Однако сейчас мысли Майклсона были забиты более насущными проблемами, а точнее одной из них. Далия была далеко не в лучшем состоянии. Вмиг побледневшее лицо и застывшая гримаса боли и страха, засели в его голове, отдаваясь неприятным напоминанием о последних событиях, связанных с Пустой. Ему срочно нужно было найти Жертвенную принцессу, ведь никто не знает сколько еще девушка сможет продержаться. Сейчас благополучие дочери стояло превыше всего, и не важно сколько людей пострадает во время попытки излечить ее, Клаус был готов пойти на любые жертвы, даже самые жестокие. — Давина! — крик первородного заглушал абсолютно каждый звук окружающего его мира. Он был пропитан такой злостью и отчаянием, что казалось, словно его внутренности медленно выгорали, оставляя после себя лишь яркие искры ненависти и горы пепла. — Давина, я знаю, что ты здесь! — Чего ты так разорался? Это кладбище, а не Рождественский хор, — из-за дальнего угла вышла привлекательная брюнетка, испускающая нервный взгляд в сторону незваного гостя. В хрупких руках она с силой сжимала алые розы, что впивались в тоненькие пальчики ведьмы острыми шипами, оставляя на светлой коже кровавые царапины. Девушка искренне не понимала, что такого срочного могло понадобиться мужчине в столь позднее время. По вине его семьи, она уже не раз попадала в разного рода ситуации, и чаще всего, далеко не приятные. — Далия. Она, — запинаясь на полуфразе, взволнованно говорит вампир. Слова давались с трудом, а состояние гибрида желало оставлять лучшего. Его странное поведение не укрылось от глаз брюнетки. Обеспокоенным, Клаус бывал только в двух случаях: первый — нашелся очередной смертник, не отстающий от Майклсона жаждой мести и жестокости, который явно намеривается заполучить его власть и бескрайние богатства; второй — кто-то из его семьи пострадал или находится в предсмертном состоянии. В любом случае, ведьма могла снизойти до него лишь на условии второго варианта. Хотя, на самом деле, Майклсоны совсем ее не заботили, однако она не плохо ладила с Хоуп и Далией, и это была единственная причина, из-за которой девушка поддерживала связь с древними. Когда речь заходила о девочках, брюнетка была готова переступить через свою гордость, закрывая глаза на принципы. — Что случилось? — серьезны голос светлоглазой эхом разбивался о ледяные стены гробниц. — Похоже она умирает. И я не знаю, что мне делать, — отчаянно опуская голову, шепчет гибрид. — Я пришел к тебе, в надежде, что ты сможешь помочь. — Никлаус, я, — начинает ведьма, прежде чем ее нагло и беспардонно перебили, не давая закончить предложение. — Давина, я прошу тебя, — быстро переместившись к девушке, начинает мужчина, заглядывая в ее глаза, словно ища ответа на все, волнующие его, вопросы, а их было до пугающего много, — помоги. Грубые пальцы с усилием вжимаются в хрупкие плечи, так, что ведьма почувствовала отрезвляющую боль, несмотря на достаточно толстый слой одежды. Ошарашенный взгляд, блуждал по, нахмуренному лицу Ника. Девушка всем телом ощутила те муки и боль, что сейчас он испытывал. Пускай Майкл и был жестоким тираном, стремившимся стереть своих детей с лица земли, словно мерзких паразитов, однако гибрид был его полной противоположностью. Он всегда отзывался о своих девочках с радостной улыбкой до ушей, пытался быть для них настоящим примером, учил быть сильными и сострадательными одновременно, всячески отгораживая их от этой тьмы, что когда-то преследовала его. Пожалуй, это единственная причина из-за которой ведьма относилась к нему с уважением. Неуверенно кивнув самой себе, девушка поднимает серьезный взгляд на гибрида. — Где она?***
— Уложи ее на кровать, — серьезным тоном скомандовала напряженная блондинка. Девушка беспрерывно бегала по комнате, перекладывала разные баночки и мокрые ткани на полочку, что стояла рядом с постелью племянницы. — Я не идиот, Ребекка. И без тебя знаю, что делать, — рыча, произносит парень. Сильные руки шатена бережно опускают рыжеволосую на мягкую поверхность, он старался не усугубить состояние девушки, тем самым проявляя сдержанную нежность и создавая комфортную обстановку. Первородный нехотя отстраняется и падает на пол, спиной облокачиваясь о твердую спинку мебели. В голове беспредел, а бушующее сердце намеривается вот-вот выпрыгнуть из груди. Он все ни как не мог вспомнить, когда стал таким уязвимым. Куда подевался этот беззаботный вампир, с маниакальными пристрастиями и, на редкость, тягучим желанием опустошать жителей города до последней капли, словно никчемные сосуды с донорской кровью. Столько лет он поддерживал эту хрупкую грань между человечностью и неукротимой страстью к убийствам, и вот, появилась она, та самая причина его сдержанности и самоконтроля, которые, как он уверял, взялись абсолютно из ниоткуда. Кол еще ни разу в жизни не ощущал столь сильных и насыщенных чувств, как: любовь, нежность, доверие, понимание, забота и еще много глупых ванильных вещей, что так не вписывались в бунтарский образ парня. Нет, он не собирался поддаваться этому внезапному порыву эмоций. Лишь сейчас, в этот миг он позволит себе быть слабым и небезукоризненным. Всего один день, и от пай-мальчика не останется и следа. Нервы были на пределе, ведь он не мог просто сидеть на месте и наблюдать, как сестра тратит усилия впустую. Мокрые полотенца и жаропонижающие здесь не помощники, возможно они бы и спасли положение, излечив девушку, но уж точно не от древнего проклятия. Он понимал это и Ребекка понимала, однако никто из них не знал, что происходит с телом и разумом Далии под воздействием Темной магии Пустой. Где Ник? Почему его все еще здесь нет? Он должен был уже давным давно отыскать Давину и привести ее сюда, ведь прошло уже, порядком, много времени и ведьма должна уже сейчас стоять на этом самом месте, читать какие-то заклинания, разводить зелья и настойки из трав, да что угодно, но она должна была быть занята спасением его маленькой племянницы. Однако от них все не было вестей и это дико бесило вампира. Истошные стоны и дрожащие руки девушки наталкивали на мысль, что если помощь не подоспеет вовремя, то долго она не протянет. От чего, пугающее понимание очевидного, закрадывалось в разум парня холодными и до неприятного липкими пальцами, оплетая его помутившееся сознание. Не выдерживая давящей тишины, Кол резко поднимается на ноги, хватая с кофейного столика увесистый талмуд. Одним движением руки, он умышленно запускает тяжелый предмет в стену, едва ощутимо задевая светлую макушку сестры, что успела удачно пригнуться, словно предвидя его действия. — Ты совсем из ума выжил?! — разъяренно кричит девушка, поднимая с пола, рассыпавшиеся в полете, баночки с зельями. Ребекка окинула старшего брата гневным взглядом, мысленно проклиная его вспыльчивую натуру. Все знали, что самый дикий и буйный Майклсон никогда не мог контролировать свои эмоции, что часто оборачивалось против него чем-то совсем не хорошим. Поэтому за ним просто необходимо было следить целую вечность, а вечность для первородной семьи — это слишком долго. — Психопат, — на выдохе, еле слышно, шепчет блондинка, прекрасно понимая, что данная фраза не утаилась от чуткого вампирского слуха шатена. — Да! Я — психопат, Ребекка! Довольна?! — рычит парень, разводя руки в разные стороны, при этом, выдавая один из своих самых жутких оскалов. — Прекрати вести себя, как сволочь! Думаешь, она бы обрадовалась, увидев тебя таким? — меняя интонацию на более спокойную, спрашивает девушка. Рукой она указала на «дремлющую» Далию. Она болезненно хмурилась и ворочалась на кровати, стонала и извивалась, словно прибывала в судорожном припадке. Девушка была права и Кол знал это. Малышка не любила крики и скандалы, как бы глупо и абсурдно это не звучало, с учетом того, что семья первородных и дня не могла провести без разборов отношений. Еще будучи ребенком, она постоянно убегала, пряталась в своей комнате, надеясь, что ссоры и чересчур громкие разговоры вот-вот прекратятся. Голубоглазая не раз уговаривала родственников найти компромисс и бесконфликтно выйти из положения. Конечно данная попытка выдавалась, даже слишком, удачной, ведь ни кто не мог устоять перед этим щенячьим взглядом, наполненном любовью и искренней надеждой. Естественно Майклсонам приходилось отодвигать всю злость и недопонимание на задний план, играя роль дружной семьи, однако девочка даже тогда умело распознавала ложь, хотя и закрывала на это глаза. Это и отличало их с Хоуп. Сестра добровольно лезла в скандалы, пыталась вычислить, кто прав, а кто виноват. Далия же не вдавалась в детали, она просто искала выход из любой ссоры без лишних споров и, осуждающе разгневанных, взглядов. Они были полной противоположностью друг друга. С возрастом Далия утеряла свою способность тактично успокаивать членов семьи. Ни кто уже не таял от ее влажного взгляда, больше акцентируя на том, что она уже далеко не ребенок и должна понимать, что у каждого, неверно сделанного, действия или поступка имеются свои последствия. Малышка попросту не выдерживала открытого, пускай и не намеренного, давления со стороны родни, но, в глубине души, она понимала, что они были правы. Закрываясь в комнате, рыжеволосая принималась усердно копаться в мыслях, полностью погружаясь в проблемы окружающих, даже в те, к которым она не имела совершенно никакого отношения. Младший Майклсон всегда замечал ее горестное состояние. Он часто, втихую, сбегал от, наполненных ядом, братьев и сестер, что были увлечены пикантными подробностями и обсуждениями всеобщих косяков, перекидывающих вину друг на друга. Они без конца обменивались «любезностями», словно кошки с собаками. И это несколько напрягало парня. Его не заботили их проблемы, ведь больше всего он волновался за свою любимую племянницу, которая должна была быть обязана терпеть их. Кол не редко пробирался в комнату Далии, иногда, как любой адекватный человек — прибегая к использованию двери, а иногда через окно, отвлекая ее от бессмысленной самокритики своими забавными историями из прошлого. С ним она забывала о проблемах, задорно смеялась, излучала чистейшую радость. Парню до безумия нравилась ее улыбка, она заражала его позитивом и безмятежным спокойствием. Такая яркая и открытая, маленькая ведьмочка была способна поднять настроение самому черствому и мрачному человеку, и даже если он противился этому, Кол всегда стоял за его спиной, держал в руках осиновый кол, заставляя смертного подчиниться воле малышки. — Как думаешь, она проснется? — он шепотом обращается к сестре, взволнованно поглядывая на Далию. Первородный и сам не понял, когда он успел успокоиться. Видимо приятные воспоминания потихоньку ослабляли резкие порывы злости и раздражения, что сочились из парня уже достаточно продолжительное время. Он закрывает глаза, делает глубокий вдох, а за ним не менее глубокий выдох. Пульс со временем нормализовался, а желание разрывать окружающим глотки, как рукой сняло. Даже находясь в таком состоянии, она умела успокоить его, пускай это и выходило совершенно случайно, независимо от желания обоих. — Она — Майклсон. Не забывай об этом, — кладя руку на плечо брата, тихо произносит блондинка. — Ребекка! — в комнату вошел обеспокоенный гибрид, окликая сестру привычным криком. За ним в спешке плелась, ранее упомянутая, брюнетка. В ее глазах горели тревожные искорки печали и сочувствия. — Ник, — девушка рассеянно отодвинулась от кровати и отошла на приличное расстояние, открывая взору голубых глаз измученное тело дочери. Мгновенное горе захлестнуло мужчину, уволакивая на дно собственных мыслей. Давина глянула на первородных серьезным взглядом, жестом показывая, что Клауса необходимо увести. Процесс распознавания природы магии и ее очищения, был слишком болезненным. Девушка начнет вырываться, кричать и, сквозь туманную пелену разума, просить остановиться. Гибрид не смог бы молча наблюдать за страданиями дочери, обязательно влезал бы в заклинание, нарушая процесс, а это было нужно ведьме в самую последнюю очередь. Понимающе кивнув, Ребекка и Кол подхватили взвинченного брата, уволакивая в сторону выхода. Данный жест не просто не обрадовал Майклсона, он был взбешен, кидал пустые угрозы в сторону присутствующих, нервно шипел и рычал. Брюнетку это мало заботило, пускай она понимала чувства гибрида, сейчас нельзя поддаваться эмоциям, тем более, времени совсем не много, нужно было спешить Давина аккуратно взяла дрожащую руку первородной, закрыла глаза, настраиваясь на заклинании. Она заряжалась большим количеством силы и пыталась сфокусировать ее на Далии. Люстры и бра, дополняющие замысловатый дизайн комнат, принялись устрашающе мигать, создавали некую игру света в помещении, открывшиеся настежь окна, стучали о стены, трескались и скрежетали. Все шло по плану, однако разум девушки не поддавался, мешал ведьме проникнуть в сознание, словно блокируя его. Слова, что вырывались из, приоткрытых губ брюнетки, стали громче и четче, она с усилием пыталась перекричать режущий свист, внезапно поднявшегося, ветра. Хрупкое тело билось в мелкой дрожи, постепенно увеличивая колебательную силу. Из груди голубоглазой вырывались жалобные стоны, девушка покрылась холодным слоем липкого пота, а зубы болезненно смыкались, из-за чего издавался пронзительный звук, походивший на трение металлической иглы о тонкий пласт стекла. Душераздирающие визги, вызывали у ведьмы бурую эмоций, от чего ей было сложно сосредоточиться. Давина знала, что сбиваться было нельзя, в противном случае она навредит девушке и себе, потеряет сознание и большое количество магии, это может временно лишить ее возможности колдовать или приведет к преждевременной смерти. Такой вариант не обрадовал ведьму, лишь наталкивая на спасительную идею. Брюнетка резко замолкает, при этом ослабевая хватку. Изящные руки нависают над телом трибрида, резко изгибаются в искаженной форме. На мгновение пространство помутилось, расплываясь яркими вспышками. — Asinta Mulaf Hinto, — приглушенно шепчет девушка, распрямляя ладони и отводя их в разные стороны. Со стороны Майклсон послышались судорожные вдохи и ненормальный кашель, а в голове Давины проскользнула пугающая догадка. Она задыхается. Заклинание не помогло, а лишь усугубило ее состояние. Кожа рыжеволосой приобрела синеватый оттенок, постепенно стали возникать тонические судороги, все ее тело было напряжено, конечности вытянулись, тяжелая голова запрокинулась, вжимаясь в мягкую ткань подушки, губы жадно хватали воздух, беспрерывно подрагивая и, издавая истошные вопли. Брюнетка с непониманием оглядывает подругу, все должно было получиться, чары, что ослабляют боль, всегда работали, однако сейчас была совершенно обратная реакция, из-за чего Давина лишь энергично машет головой из стороны в сторону, старательно отгоняя неприятные мысли и пытаясь понять, в чем же она ошиблась. Она точно знала, что стоять на месте не лучший вариант. В голове голубоглазая перебирала все известные чары, что могли хоть как-то помочь, но мысли путались, а думать было все сложней. Оставалось лишь продолжать ритуал очищения. Магии осталось немного, поэтому необходимо было действовать. Пересиливая себя, девушка закрывает глаза, пытается убрать мучительные крики Далии на задний план, продолжая произносить слова заклинания.***
Никлаус молча ходил из стороны в сторону, меряя комнату размашистыми шагами. Сейчас его мысли были забиты дочерью и не внушающей доверия, ведьмой, что пыталась привести девушку в чувства. Со второго этажа раздавались оглушительные визги и грохот. Все эти факторы вызывали у гибрида еще больше напряжения. Он слышал, как его дочь страдала, мучилась, терпела невыносимую боль и он прекрасно понимал эти чувства. Когда пытки непрерывно усиливаются, а внутренности сгорают, полыхают ярким пламенем, оставляют сплошные ожоги, разум не выдерживает, он создает барьер, не подпуская это невыносимое чувство горя и безнадеги. Пускай многие и говорят, что душевная боль намного сильней физической, но это было далеко не так. Тот, кто когда-либо испытывал ее в самой ничтожной форме, часто даже не представлял, на сколько она может быть ужасна и сокрушительна. Лишь глупцы полагают, что игнорируя ее, придет покой и ощущение легкости. Майклсон не раз пробовал идти таким путем, однако он лишний раз убеждался в том, что все это лишь бессмысленная и глупая теория. — Когда это уже закончиться?! — рычит мужчина, переворачивая письменный стол, на котором лежали канцелярские принадлежности. Кол, что до этого молча стоял в стороне, обессиленно поднимает взгляд на бушующего брата. — Мне это надоело. Гибрид резко срывается с места, уверенной походкой направляясь в сторону комнаты Далии. Сейчас в нем говорила злость и безнадега. Он ничего не мог сделать, в нем не было магии и даже капли колдовских знаний, лишь сущность вампира и оборотня в одном флаконе, что сейчас ему казалась бесполезной вещью, не способной ни на что, кроме убийств и устрашения. Но в данной ситуации они бы ни как не помогли и это выводило его из себя. Дорогу светловолосому перегородила, не менее обеспокоенная и взвинченная, Ребекка. Выдвигая руку вперед, девушка ясно дает понять, что суваться в это дело не стоит. — Даже не думай, Ник. Ты все равно ничем не поможешь, — конечно он понимал это, но отчаянно старался опровергнуть, не веря в собственную бесполезность. Однако, кому он пытался это доказать. Ребекке? Колу? Самому себе? Да. Скорее всего так и есть. Он боялся этого больше всего. Когда мир полыхнет, а родные и близкие буду страдать — он не сможет ничего, лишь стоять в стороне и наблюдать, как последняя часть его души, причина его продолжительной жизни догорает синим пламенем. — Она права, брат. Нельзя нестись на встречу тому, чего не знаешь, — отшатываясь от прохладной стены, досадно бормочет Кол. Он не меньше остальных переживал за Далию, но в отличает от других не лез в дела, которые подвластны лишь ведьмам и колдунам. Было больно и противно, но другого выбора не было. — Не неси чепухи, Кол! Я — гибрид! Меня ничто не остановит! — тыкая пальцем в сторону младшего парня, буйствовал Клаус. Его самодовольное выражение лица и невозмутимый тон раздражали мужчину. Со стороны казалось, что парня совсем не заботит происходящее, но Майклсон даже не подозревал, как сильно он ошибался. — Если с ней, что-нибудь случиться — я разнесу весь этот город. Камня на камне не оставлю. И поверьте мне, я так и сделаю, — он уже не кричал, лишь угрожающе протягивал каждую фразу, каждое слово, давая прозрачный намек на то, что сейчас он совсем не шутит. Брат и сестра успели только окинуть голубоглазого смесью недоверчивых и неодобрительных взглядов, как земля под ногами затряслась, а окна с треском разбивались, запуская остроконечные осколки внутрь дома. Мебель дрожала, со столов и бара падали бутылки с алкоголем и хрустальные стаканы, что раскалывались от одного только соприкосновения с твердой поверхностью. Воздух заметно нагревался, становилось душно. Первородные переглядываются, одаряя друг друга непонимающими взглядами. Не сговариваясь, они одновременно разворачиваются, направляясь в комнату где были Давина и Далия. Двери в комнату были выбиты, а в середине комнаты лежало бесчувственное тело младшей Майклсон, над которой нависала Клэр. Ее губы были поджаты, а по щекам стекали соленые дорожки. Окованные страхом, вампиры прислушиваются к каждому звуку в комнате, пытаются вникнуть в такт и ритм сердца девушки. Но их ожидания были неоправданны, от чего глаза заволокла полупрозрачная пелена. Она не говорила, не двигалась, не дышала. Сердцебиения не слышно. Ребекка сделала неуверенный шаг назад, спотыкаясь о перевернутый стул. Ее тело медленно ослабевало, ноги становились каменными, тянули ее вниз. Быстро сориентировавшись, Кол подхватывает сестру, одной рукой придерживая, а второй подталкивая ее к плечу Никлауса, что сейчас прибывал в том же состоянии. Первородные переводят опасливые взгляды на брюнетку, искренне надеясь, что все это не правда, что она не умерла. — Простите, — по помещению раздается едва уловимый шепотом, а за ним сдавленные всхлипы.