***
Большинство домов здесь — особенно на окраине — двух или трёхэтажные. Геральту перепадает квартира на втором этаже двухэтажного кирпичного дома, окна которой выходят на очень, очень солнечную сторону, и его это бесит. Зато квартира просторная, убеждает себя Геральт. В Нью-Йорке он снимал однушку и платил бешеные деньги лишь за то, чтобы переночевать — на работе он проводил времени больше, чем дома. Но в аскетичном образе жизни есть свой плюс — переехал он налегке, даже не полностью забив багажник. Любой другой человек давно бы впал в апатию от глубокого и беспросветного одиночества, но Геральту плевать, он давно смирился со спецификой своей работы. Это уже не издержки профессии, а стиль жизни. Чуть позже он оповещает участок о том, что прибыл, полагая, что ему нужно там показаться, поприветствовать коллег и заполнить бумаги для оформления, но капитан Весемир приказывает отдохнуть от поездки и освоиться в городе. Что ж, Геральт упрямец, но не дурак, и с пользой проводит выделенное ему время. Йен звонит ему дважды за день. Второй, потому что он сбросил вызов посреди разговора из-за её едкого языка. Когда они прощаются, девушка желает, чтобы ему приснилась невеста на новом месте. Он рявкает, говоря, что теперь точно не будет спать, и отключается под смех подруги. Остаток дня проводит, распаковывая свои пожитки, которых, к слову, оказывается немного, и ему хватает всего двух походов до машины. Внизу на качелях сидят две девочки лет семи, и молча пялятся на то, как он таскает свои вещи на второй этаж. Слыша, как мать близняшек зовёт их, Геральт с несвойственным ему дружелюбием здоровается с соседкой. Спустя минуту он понимает, что это было ошибкой. Паветта болтает не останавливаясь — про своих девочек, разбитую машину в автосервисе, кредит и бывшего мужа алкоголика. Она идёт впереди него, пока он несёт очередную набитую коробку, и спотыкается пару раз на ступеньках, засматриваясь на его руки. Геральт знает, что хорош собой — он множество раз замечал на себе голодные взгляды как женщин, так и мужчин, но ему не нужны отношения. А в глазах этой дамочки явно читается желание позвать его отремонтировать что-нибудь в доме. Геральт говорит, что устал с дороги, отказываясь от предложения выпить чай с яблочным пирогом, и закрывает дверь прямо перед её лицом, прежде чем та вымолвит ещё хоть слово. Всю ночь он не может уснуть из-за детских визгов и натянутого смеха, размышляя, что это неприятно, но, в принципе, справедливо.***
— Это что… Геральт Ривийский? — Он самый. — На кой чёрт он здесь нужен?! — А я по чём знаю. Дела, может… — Ты издеваешься? Какие дела здесь могут быть у Мясника из Блавикена? Геральт бесшумно шагает по участку, получая в свой адрес нелестные слова и колючие взгляды. Он знает, что выглядит грозно и недружелюбно, но, чёрт возьми, со слухом у него всё в порядке. Как там Эмиель говорил — люди его не знают? Ха. Геральту хочется сплюнуть кислый привкус во рту, но он уверен, что тогда его точно посчитают невменяемым. Когда он находит нужный этаж и идёт по маршруту, который ему подсказал заикающийся охранник на входе, слышится гул голосов, смешки и просто офисный шум, разносящийся из всех кабинетов, где усердно работают люди. Приближаясь к открытой двери, он не заходит внутрь, оставаясь стоять в дверном проёме, и в некогда шумном помещении воцаряется гробовая тишина. Геральт видел такое только в фильмах: все в этом чёртовом опенспейсе одновременно вперивают в него свои любопытные взгляды, словно иголки в беззащитную игрушку Вуду. Он незаметно ведёт плечами в попытке сбросить с себя липкое ощущение, но, кажется, делает только хуже. Ища хоть кого-то, отдалённо напоминающего капитана, он натыкается взглядом на довольно пожилого, но строгого на вид мужчину. — Офицер, — Весемир протягивает сухую ладонь для рукопожатия и все в отделении моментально расслабляются, возвращаясь к своим делам. Геральт моргает от резкой смены настроения. — Приветствую вас в наших рядах. — Взаимно. Кто-то фыркает за спиной капитана, тут же получая звучный удар по спине, и половина присутствующих отворачивается, безуспешно пытаясь скрыть смех. Двое высоких мужчин, стоящие в стороне, переглядываются и подходят ближе. — Сержант Ламберт, — представляется тот, что старше, и кивает на кашляющего парня рядом с собой. — А эта бескультурщина — офицер Эскель. Приятно познакомиться. Геральт по очереди жмёт руки, с удивлением замечая, как весь отдел подтягивается, чтобы поприветствовать его. Он честно пытается всех запомнить. Кто-то робко улыбается, быстро вырывая руку из крепкой хватки, кто-то излишне официально хмурится, желая удачной работы, а кто-то скалится, неприлично долго вглядываясь в шрам на его лице. Какой-то болван спрашивает его про последнее дело и вокруг воцаряется звенящая тишина. Геральт хмыкает, понимая: они всё знают. С одной стороны это хорошо, нет необходимости рассказывать каждому причину его появления в этой дыре. С другой — ему не избежать понимающих, жалостливых, или даже злорадствующих взглядов. Он уже думает, как бы послать мудака с такими вопросами куда подальше, избегая нецензурных выражений, как помощь приходит из ниоткуда: — Ну-ну, отстаньте от парня, дайте ему освоиться, — громогласно разносится по отделению и Геральт поворачивается на низкий голос, успевая подать вытянутую широкую ладонь на рефлексах. — Нивеллен, подразделение по рыболовству и охоте. Геральт окидывает любопытным взглядом широкоплечего рыжего офицера, вспоминая нескольких мужчин с удочками у берега озера. Он и забыл, что в этом туристическом городке наверняка полно нарушителей покоя рыб и белок. О Боже, он что, попал в зоопарк?***
За первые две с половиной недели пребывания в Лейк-Освего Геральт ловит двух правонарушителей, рисующих члены на здании муниципального совета и на арт-объектах «Галереи без стен», разнимает пьяную драку трёх мужчин у ресторана, не сумевших поделить счёт поровну, патрулирует улицы города вместе с Эскелем, а остальное время возится с бумагами в отделении. Геральт готов признать, что это неплохая работа — для начинающих или заканчивающих свою карьеру офицеров, — но только не для него. Как бы это пафосно не звучало, эта работа не для его мышц и не для его опыта, накопленного потом и кровью. Каждый день, вставая рано по утрам, он надеется, что в этом городе случится хоть что-нибудь, где он действительно будет полезен. Но каждый день, будто назло ему, птички за окном поют всё громче, а солнце светит всё ярче. Изнутри его съедает чувство невыполненного долга и не выплеснутой агрессии, что до нелепого смешно. Он чувствует себя дураком, которого случайно закинули в абсолютно пустую локацию и велели сражаться. Но Геральт не видит врагов и ему не на ком снять напряжение, поэтому он недоверчиво ко всему приглядывается, боясь сдвинуться с места. Когда он говорит об этом Йен, та смеётся. — Это так в твоём духе, Геральт, — он закрывает глаза, представляя, как в уголках её глаз скапливается влага от долгого смеха, и в груди немного теплеет. Но через несколько минут её голос становится серьёзнее. — Не бей меня за то, что я сейчас скажу, но, честно говоря, я рада, что ты там. Иногда ты не видишь границ. Геральт знает, про какие границы говорит Йен. Иногда он запрещал себе уходить с работы, не доделав бумажную работу, и доводил себя до изнеможения в наказание за это; не спал по несколько суток подряд, когда дело заходило в тупик, а чувство вины грызло изнутри, не давая расслабиться ни на минуту; и в силу своего характера позволял грубость при задержании, когда был не в настроении. Хотя, может быть, Йен имела в виду ту злосчастную неделю перед тестом на звание сержанта, когда он из-за нервов не спал неделю и пил только кофе… В общем, Геральт понимал Йен, но не мог с ней согласиться. Когда он думал обо всей этой ситуации, в его голове закономерно возникал вопрос: кто, если не он? Кто будет сидеть на работе, допоздна изучая детали дела? Кто будет выезжать на помощь по первому звонку? У многих полицейских есть семьи, дети, недостроенный дом, ферма, домашние животные — да что угодно. А у Геральта что? Пугающие мышцы на руках и грозная морда. Дома его никто не ждёт, поэтому он бесстрашно кидается на амбразуру. Он не хочет думать о том, что всё как раз-таки наоборот. Настолько не хочет, что с трудом заставляет себя забить на разговор с Йеннифер и идёт исследовать местность в своём районе более тщательно. Когда он только переехал, то, конечно же, изучил контингент вокруг, набрёл на Таргет и маленькую, но уютную пекарню с клумбами и столиками на веранде. Помимо круассанов, что так пришлись Геральту по вкусу, там готовили неплохой кофе и частенько он успевал заскочить туда перед работой. Помимо этого он наткнулся на детскую площадку и небольшую зону отдыха. Слава Всевышнему, его квартира была далеко от туристических мест, и он мог насладиться тишиной хотя бы ночью, что было непривычно. В памяти всё ещё витали изнуряющие прогулки по Нью-Йорку с целью нагнать уходящий сон. Здесь дело обстояло по другому — в Лейк-Освего ему не спалось всего два раза. Возможно, Йен была права, и это место шло на пользу его здоровью, но ей он говорить об этом не собирался. Здесь всё ещё было скучно. Даже сейчас, когда он бредёт по пустынной улице куда глаза глядят, гонимый тёплым ночным ветром в спину, кругом ни души — лишь изредка тишину нарушают проезжающие машины. Геральт собирается свернуть в другую сторону, вдоволь насмотревшись на спящий район, но останавливается, неожиданно для себя обнаруживая работающий магазин. Это небольшой — занимает одну третью первого этажа жилого дома, — магазин с яркой неоновой вывеской «Лютик». Сначала Геральт думает, что это цветочный магазин — и его нельзя винить, название буквально говорит о том, что внутри что-то как минимум не съедобное, а как максимум — со стеблями и горшками с землёй. Но каково же его удивление, когда он, не в силах сопротивляться любопытству, открывает двери и обнаруживает внутри продукты. Над головой задорно звучит колокольчик, оповещая о прибытии покупателя, и Геральт останавливает тот рукой, морщась от звука. Продуктов много и все они разной степени готовности — свежий манго и сушеный; корни имбиря и имбирный порошок, расфасованный по пакетикам; палочки корицы, гвоздика, молотый перец; ананас — свежий и в железных банках, сушеный — в разноцветных бумажных пакетах, украшенных атласными лентами; разного вида соль, о существовании которой Геральт даже не знал; жёлтые и зелёные арбузы — дыни, по точно таким же принципам распределенные в плетёные корзины и многое другое, чего Геральт никогда не видел. Что иронично — тут есть всё, кроме цветов. Он хмыкает, цепляясь глазами за большие наливные сливы с начищенными до блеска боками. — Уже иду, не спешите уходить! — звонкий мужской голос доносится из незаметной на первый взгляд двери — очевидно, подсобки. — И воровать не спешите тоже! Геральт фыркает, следуя указанию, и не двигается с места — ему хочется поглядеть на продавца. И, возможно, купить слив. Дверь открывается так резко, что с грохотом стукается о стену. Парень, буквально вываливающийся из помещения, заполненного коробками (насколько Геральт может судить по тому, что успевает увидеть) даже не морщится. Лишь неловко откашливается, нарочито аккуратно закрывает за собой дверь и не спеша идёт к прилавку, поправляя чёрный фартук, заляпанный чем-то… Геральт не хочет знать чем. — Здравству… оу, привет, — парень поднимает на него взгляд, и Геральт поражается кристальной голубизне глаз. Продавец явно молодой, но не настолько, как кажется на первый взгляд. Геральт видит мелкие морщины в уголках глаз — признак того, что парень часто смеётся. Или щурится. Геральт смотрит ниже. Судя по широкой белозубой улыбке — всё-таки смеётся. — Ты же новый офицер, верно? Геральт хмурится. Он уверен, что впервые видит этого парня — такое миловидное личико он бы запомнил. А ещё ему не нравится, что все в этом грёбаном городе знают его. Видимо, на его лице что-то отражается и парень смущённо машет рукой. — Эскель мне про тебя рассказывал, — он мнётся, явно желая что-то добавить, и наконец решается. — «Злобная тучка Геральт». Геральт хочет сказать, что он не тучка, но останавливает сам себя, понимая, что это будет звучать как оправдание. Он недовольно хмыкает, стараясь не хмуриться. — Я тебе этого не говорил! — парень поднимает руки вверх в примеряющем жесте. — Знаешь, мы как-то неправильно начали и это полностью моя ошибка, я признаю вину, — он чересчур драматично склоняет голову к груди, а руку кладёт на сердце, словно кланяется, и тут же выпрямляется, весело глядя в глаза Геральту. — Меня зовут Лютик и я владею лучшим магазином в штате — здесь самые свежие и вкусные фрукты в Лейк-Освего, а по вечерам скидки для пенсионеров, но это, красавчик, тебя не касается, только если твои волосы не побелели от возраста, — парень резко останавливается, и Геральт замечает нездоровый блеск в голубых глазах. — Или всё-таки это было крупное дело, над которым ты работал месяцами, или, о мой Бог, годами, а когда поймал преступника твои волосы одним утром превратились в это… — Стоп. — Рычит Геральт, не зная, как ещё прекратить этот поток бессмысленных слов. — Ты лжёшь. — А? Геральт указывает глазами на бейдж с именем Юлиан. — А, — без энтузиазма тянет парень. — Да, это моё настоящее имя, но все зовут меня Лютиком. — Ты назвал магазин в честь себя? На самом деле многие собственники так делают, и на улицах Нью-Йорка Геральт часто встречал магазины с действительно странными именами, но сейчас ему просто хочется поддеть парня. Геральт ухмыляется, откровенно потешаясь над растущим возмущением на лице Лютика. — Знаешь, у меня хотя бы хорошая репутация. Улыбка слетает с лица парня, как только он произносит эти слова. Геральт не злится, он знает, что его внешний вид говорит вперёд него, и что его репутация — исключительно его вина. Геральт знает, что такой, как он, не заслуживает хорошего отношения, но почему-то слышать это от незнакомого симпатичного парня — словно горящая пощёчина средь бела дня. Он поджимает губы, разворачиваясь к выходу, когда чувствует на предплечье чужую руку. — Нет, подожди, стой! — Лютик спешно обходит прилавок, спотыкаясь о корзинку, и жёлтые дыни радостно катятся по полу, но тот будто бы этого не замечает — всё его внимание приковано к Геральту. — Прости, пожалуйста, я всегда сначала говорю, а потом думаю… — Хм. Глаза парня полны сожаления и сердце Геральта сжимается от вида изогнутых бровей и искусанных губ. — Чёрт, — Лютик зарывается рукой в волосы и испускает шлейф вины такой силы, что Геральт чуть отшатывается. Лютик понимает это по-своему и в его глазах читается разочарование. — Мне не стоило открывать рот, я всегда всё порчу. Он горько улыбается, смотрит себе под ноги, наклоняется и поднимает самую большую дыню, передавая ту в руки Геральта. — В качестве извинений. Геральт сухо благодарит за фрукт, молча выходит из магазина, слышит за спиной звон колокольчика — тот бренькает не так весело, когда он сюда заходил, — и внезапный окрик парня застаёт его в дверях. — Приходи в бар «Редания» в пятницу вечером! Я угощаю. Геральт кивает и идёт среди спящего города домой с дыней в руках, как какой-то идиот. Когда его голова касается подушки, он вспоминает, что так и не купил сливы.***
Всю следующую неделю Геральт специально поглядывает в сторону Эскеля, прекрасно зная, как люди напрягаются под его взглядом. Ему не раз говорили, что его глаза выглядят опасными из-за необычного цвета, и он бессовестно этим пользовался. Вскоре Геральт с удовольствием замечает, как Эскель нервничает. У парня падают документы из рук, а пока он идёт среди столов коллег — собирает все острые углы бёдрами и шипит как дикий кот. Геральт продолжает смотреть (ментально давить, как сказала бы Йен) и ухмыляется в перерывах между гляделками, набирая ману для следующего раза. К концу рабочего дня Эскель не выдерживает, и, садясь в патрульную машину, поворачивается к Геральту с недовольным лицом. Тот изображает невинного агнца, рассматривая улицы города сквозь лобовое стекло машины. — Какого чёрта происходит? — Ничего. Эскель подозрительно прищуривается. — Ага, ничего, — передразнивает он, — поэтому ты весь день пялишься на меня, — он удобнее усаживается в кресле и заводит машину с недовольным выражением лица. — Я из-за тебя чуть кофе не пролил на капитана! — А я-то думаю, почему ты сегодня такая «злобная тучка». Геральт со своего места может видеть смену эмоций на лице молодого офицера: удивление, страх, понимание и наконец стыд. — Чёртов Лютик, язык без костей, — Эскель сжимает руль в руках крепче, прикрывая глаза и выдыхая. — Извини, глупая шутка. — Хм, — соглашается Геральт. Но ему, если честно, плевать на это — он слышал в свой адрес намного более грубые обзывательства и «тучка» самое безобидное из них. — Он пригласил меня в «Реданию». — Оу, — Эскель как-то странно косится в его сторону. — Не уверен, что тебе понравится, но если что, я тоже там буду. — Почему мне не понравится? — хмурится Геральт. Эскель мнётся, трогаясь с места. — Там очень весело, — пожимает плечами он. Геральт ждёт продолжения, но тот молчит. Наконец, он признаётся. — Я люблю веселье. Парень недоверчиво фыркает: — По тебе не скажешь. Вопреки желанию проехаться кулаком по самодовольной морде парня, Геральт сдерживается и вспоминает свои ранние годы, — он действительно любил веселиться, но никогда не был душой компании. Ему было приятно находиться среди людей, наслаждающихся жизнью, но сам он никогда не был в центре внимания — за исключением громких дел о насилии, грабеже и убийствах. Вот, за что люди действительно его помнят. У Геральта, может быть, и суровый нрав, но бесплатную выпивку он любил и не собирался отказываться от предложения болтливого, но симпатичного парня. Когда наступает пятница, весь отдел будто взбудоражен — капитан объявляет, что отпускает всех на час раньше, Нивеллен не выходит из их офиса, видимо, забыв дорогу к своему кабинету, а Эскель носится среди офицеров и делает… ставки? Геральт кидает непонимающий взгляд на Ламберта и тот губами шепчет «Редания, сегодня вечером», что, по всей видимости, должно всё объяснить. Но это ничего не объясняет. Более того, никто не спешит Геральту ничего пояснить, и он плюёт на это дело, стараясь поскорее закончить с бумагами. Уже дома, сидя у телевизора, он решается позвонить Йен и тут же жалеет об этом. С упорством детектива та расспрашивает его о Лютике, о котором Геральт имел неосторожность ляпнуть, вытягивая из него все детали внешности парня вплоть до одежды, и велит надеть Геральту чёрную рубашку, подчеркивающую рельеф его рук, и обтягивающие джинсы с высокой посадкой, привлекающие взгляды окружающих к его заднице. Когда он крутится перед камерой, то слышит её одобрительное хмыканье. Лучше бы он ничего не рассказывал, с усталостью думает Геральт, следуя указаниям Йеннифер по укладке волос. Та внимательно вглядывается в экран, словно сокол, выслеживающий жертву, и называет его рукожопым, когда он не в состоянии повернуть фен так, как ей надо. В итоге он бесится и с рыком бросает это дело, завязав волосы в небрежный хвост. Недовольное лицо Йен ненадолго поднимает ему настроение.***
В бар его не пускают. Геральт настоятельно хочет объяснить, что пришёл отдохнуть, а не драться, но его неожиданно спасает Ламберт. Он панибратски закидывает руку Геральту на плечо и нахально подмигивает громиле на входе. — Белобрысый со мной. Геральт рычит на обращение, но пользуется случаем и заходит в бар, тут же впадая в ступор. В помещении темно, но разглядеть кучу копов Геральт в состоянии. У барной стойки копы, у круглых столиков копы, на диванах у стены — копы. Даже на лестнице второго этажа стоит капитан Весемир с пинтой пива в руке. Каждого из этих людей Геральт не раз видел в участке и в голову закрадывается мысль, что это сон, а он в наказание за свой характер попал в Голубую устрицу. Геральту немного страшно, потому что он не умеет танцевать танго. Ламберт пару раз хлопает его по плечу и уходит к столику, где Эскель активно спорит с каким-то офицером. Геральт идёт к бару, заказывает бокал пива и находит место, откуда видно практически всех — самый дальний столик в углу, на который даже не падает свет с прожекторов (зачем они здесь нужны вообще?). Тут малолюдно и немного тише — настолько, что за прошлыми посетителями до сих пор не убрали, но Геральту наплевать. Он садится на деревянный стул и ждёт Лютика. Он ждёт его десять, двадцать, тридцать минут. Геральт запоздало понимает, что вечер — понятие растяжимое. За это время к нему никто не подходит. Вокруг все галдят и в любой другой ситуации Геральт не обратил бы на это внимания, но сейчас его всё раздражает. И рыжая барменша, хитро поглядывающая на него из-за стойки, и капитан, периодически устремляющий нечитаемые взгляды в его сторону, и Эскель, подающий глупые сигналы рукой Геральту в стиле «я тебя вижу, я про тебя не забыл, бро». Зато Лютик забыл, думает Геральт, и тут же ругает себя за сопливые мысли. Не то чтобы он ждал парня, лелеял встречу с ним или фантазировал, как тот не сводит взгляда с его накаченных рук… Геральт таким не занимается, он взрослый мужчина. Может, пофантазировал, но самую малость, не больше. И сейчас, когда он сидит совершенно один среди шумной толпы, то как никогда раньше чувствует себя чужим. Он чувствует себя чужим в этом городе, участке, баре, и понимает, что для всех людей здесь он не больше, чем «Мясник из Блавикена». Геральт безрадостно улыбается своим мыслям, наверняка выглядя как маньяк при этом, но ему плевать. Он и не хотел сближаться с этими людьми. Его отправили сюда в наказание, а не для того, чтобы завести друзей. Хотя радости Йен не было бы предела, узнай она, что Геральт подружился с отделом (или хотя бы ни с кем не конфликтовал). Геральт несколько раз повторяет про себя, что ему наплевать — хотя психолог на работе сказал бы, что он сбегает от проблем, — и встаёт из-за стола, направляясь к выходу. Ему в спину кричит Эксель, но Геральт делает вид, что не слышит его. Внезапно свет в баре выключается и Геральт резко поворачивается, готовый к атаке — плечи напрягаются, глаза щурятся в поисках врага, и весь он излучает опасность. Когда взгляд фокусируется на небольшой сцене — единственной освещенной в зале — все плохие мысли разом пропадают из его головы. Потому что в центре, держа в руках микрофон, стоит Лютик. Геральт не может отвести от него глаза, потому что… Потому что тот одет в грёбаный костюм стюардессы. Или пилота. Без разницы, блять, на нём чёртова юбка. За ним стоят три красивые девушки в точно таких же, и у всех на губах яркая красная помада, а на глазах накладные ресницы — настолько длинные, что Геральт видит их прямо отсюда. Он не знает, что думать об этом всём, и решает не думать вообще. — Добрый вечер, дорогие друзья! — Звонко говорит Лютик и толпа, к огромному удивлению Геральта, взрывается аплодисментами и свистом. — Мы рады вас приветствовать на нашем очередном шоу. Сегодня мы подготовили песню, в своё время покорившую все чарты! Лютик отодвигается от микрофона, ожидая чего-то, и спустя мгновение Геральт понимает, чего. Посетители за столами начинают выстукивать барабанную дробь, а те, что стоят, скандируют «давай» так громко, что Геральт невольно морщится от какофонии звуков. — О, вы так сильно хотите знать? — дразнит толпу Лютик, и делает это абсолютно профессионально. Геральт не понимает, что тот забыл в продуктовом магазине среди сушеных фруктов и овощей, когда его прирождённое место на сцене. — Девочки, скажем им? Девушки позади смущённо смеются и кивают, на что Лютик игриво тянет «ла-а-дно». — Итак, тишина, — он поднимает руку вверх и Геральт может поклясться, что видит отсюда длинные красные ногти на пальцах парня. — Я думаю, многие уже поняли по костюмам, что мы вам приготовили, но для толстокожих объясню — Кэндимен, Кристина Агиллера! Он выкрикивает имя исполнительницы, тут же получая шквал аплодисментов, и Геральт на ватных ногах идёт обратно к столику, готовясь слушать и смотреть. Он настолько заинтересован, что даже не пытается придумать себе хоть какое-то оправдание. Когда он поднимает глаза на сцену, Лютик улыбается ему, подмигивает, и несколько посетителей тут же смотрят в сторону Геральта, вызывая острое желание провалиться под землю. В этот момент резко включается музыка и девочки позади Лютика начинают двигаться по очереди, пока наконец не танцуют все — включая Лютика. Белые фуражки грозятся слететь во время поворотов, но они придерживают их, как грёбаные синхронисты. Геральт понимает, что всё сделано не просто забавы ради, они действительно готовились: прически у всех уложены на одну сторону, белые перчатки только на левой руке, а юбки не доходят до колен, и взгляду открывается вид на чёрные колготки со стрелками сзади. Геральт давится пивом, когда разглядывает на стройных бёдрах Лютика такие же. Он вообще приковывает к себе взгляд, — голубые глаза светятся ярче, то ли от света, направленного на сцену, то ли от подводки. Движения его плавные, но вместе с тем полны неожиданности — он крутит девочек как хочет и даже приподнимает одну из них над сценой. Геральт мысленно присвистывает силе и артистизму парня. А когда он начинает петь, Геральту становится не до пива. Он не знает, кто такая Кристина Агилера, но уверен, что Лютик поёт намного лучше. Он поёт, широко открывая красный от помады рот, и девочки сзади вторят ему высокими голосами. Во время проигрыша они снова танцуют и Геральт следит за движениями рук Лютика, за длинными стройными ногами, острыми коленками и румяными щеками. Геральту нравится всё, что он видит, и правая нога неосознанно дёргается в такт музыке. — Спасибо! Выступающие кланяются, купаясь в аплодисментах, и Геральт видит двух офицеров, подошедших к сцене с букетами цветов. Лютик передаёт их девочкам и шутливо кланяется ещё раз. — Наслаждайтесь вечером — сегодня в репертуаре лёгкий джаз. По залу действительно растекается приятный голос Эллы Фицджеральд, Лютик с девочками уходят за кулисы, а в помещении снова загорается приглушённый свет. Теперь Геральт может видеть возбуждённые лица посетителей после выступления и радостные, почти безумные глаза Эскеля, который собирает дань со ставок. Скорее всего, ставка была на песню, думает Геральт. Судя по недовольному Нивеллену — тот наверняка надеялся на Леди Гагу. Спустя долгих двадцать минут Лютик возвращается в зал, уже в обычной одежде, но всё такой же красивый. Его встречают улыбками и приветствиями, и парню приходится останавливаться почти у каждого столика, чтобы поболтать. Геральт замечает трёх парней у самой дальней стены. Их взгляды, направленные на Лютика, совсем ему не нравятся. — Ты пришёл. Геральт вздрагивает от голоса и поднимает глаза. Лютик стоит над ним с лёгкой улыбкой на губах, держа в руках бокалы с пивом. — Я обещал угостить, — он кивает на напитки и ставит те на стол. — Спасибо, — голос хрипит от долгого молчания и Геральт прокашливается. У Лютика после выступления плохо отмылся карандаш, что так подчёркивал голубизну его глаз, а губы горят из-за въедливой помады, оставаясь красным пятном, будто бы тот долго целовался. Геральт сам не замечает, как разглядывает парня перед собой. Тот, на удивление, тоже пялится. — Как идиоты, ей Богу, — рядом, виляя бёдрами, проходит барменша. Лютик вздрагивает и усиленно моргает, будто выныривая из своих мыслей. Геральт считает его непозволительно милым. — Ох, Геральт, знакомься, это Трисс, бармен этого заведения и моя очень хорошая подруга. Трисс, а это, — тараторит Лютик в спину незаинтересованной девушки. — Геральт, новый офицер, но ты уже ушла, так что… в другой раз? Парень неловко ему улыбается, качая головой. — Знаешь, обычно она не такая язва. — Я понимаю, — отвечает Геральт, вспоминая Йенифер. — Оу, — лицо Лютика оживляется и Геральт ловит себя на мысли, что ему нравится наблюдать за мимикой парня. — Стервозная подружка, да? — Просто сучка. Лютик громко смеётся, слегка закинув голову назад, и Геральт невольно прикипает взглядом к доверчиво открытой шее. Он засматривается на гладкую грудь — наверняка тот пользуется бритвой, — и что-то горячее расползается ниже его живота. Геральт отворачивается слишком резко и ёрзает на стуле. — Ну так что, как тебе наше выступление? — для образа всеобщего любимчика Лютик выглядит донельзя безоружным и нуждающимся в похвале — словно ему было недостаточно оглушающих аплодисментов. Словно мнение чужака для него имеет вес. Но даже если бы выступление было отвратительным, Геральт никогда бы не сказал этого вслух. — Было неплохо, — в итоге говорит он. На лице Лютика медленно расцветает улыбка; он качает головой, всматриваясь в каменное выражение лица напротив. — Сочту за комплимент. От тебя это звучит как высшая оценка. Геральт ничего не говорит, только хмыкает, и они сидят в тишине около минуты, прежде чем Лютик снова заговаривает. — Ну и чем же занимается Геральт Ривийский в свободное от поимки злоумышленников время, ха? Геральт хочет ответить, что у таких, как он, нет времени на развлечения, но останавливает себя — вот же он, сидит в баре в компании милого парня, а в голове нет ни одной мысли о преступниках. Геральт хочет ответить, что он — машина, которую собирали для благополучия и безопастности народа, а не для развлечений. Но когда он смотрит в яркие глаза Лютика, подведённые карандашом, цепляется за губы, изогнувшиеся в лёгкой улыбке, то неловко пожимает плечами. — Качаюсь. Уж лучше Лютик будет видеть в нём тупого качка, чем агрессивную собаку на привязи. — Знаешь, мне кажется, ты — больше, чем твои мышцы, — подмигивает тот и самым наглым образом отпивает пиво из бокала Геральта. Кто-то из офицеров зовёт его и он машет в ответ, бросая извиняющийся взгляд. — Иди, — Геральт кивает в сторону весёлой компании; конечно, он понимает, что Лютику не место в тёмном углу бара с хмурым незнакомцем. Такой, как он, должен выступать в софитах и купаться в любви публики, а не быть в тени. Лютик кивает, поднимаясь с места, и мгновение неловко стоит, прежде чем возбуждённо воскликнуть: — Пойдём со мной! Взгляд, которым его одаривает Геральт, громче всех песен Кристины Агиллеры. Но Лютик, на удивление, совсем не боится — он склоняется ниже, хватаясь за плечо Геральта, и сжимает ткань рубашки в руке. — Я обещаю, там весело, — шепчет он, словно заговорщик. — Я не дам тебя в обиду, большой серый волк. — Я не… — Шучу, — он выпрямляется, закусывая губу, но руку не отпускает. — Пойдём, ну же, наши копы хорошие — больше десяти суток не держат. Лютик громко смеётся над выражением лица Геральта. Последний сдаётся, не смея противостоять такой искренности, и когда они направляются к сборищу людей, мимо проходят хулиганистые на вид парни. Один из них гаркает, проходя рядом с Лютиком: — Сколько берёшь в час, потаскуха? Геральт словно этого и ждал; у него действительно есть чуйка на мудаков. Он хватает ухмыляющегося парня за шею, заставляя того захрипеть, и хочет пару раз ударить головой об стену, но чувствует крепкую хватку у себя на плече. — Геральт, не надо, пожалуйста! Геральт молча смотрит на Лютика — такого яркого и весёлого Лютика, — который сейчас умоляюще смотрит в ответ влажными глазами. В горле давящим комом застревают извинения и чувство вины. Когда Геральт разжимает пальцы, мудак задыхается, хватаясь за горло, и дружки подхватывают его под руки, выводя из бара. Геральт оглядывается и замечает на себе несколько взглядов, но не видит в них осуждения, поэтому разрешает себе один облегчённый вздох. Лютик сильнее прижимается к нему, к его напряжённому плечу, и кричит им в спины: — Не волнуйся, дорогой, я всё равно тебе не по карману! — Он поворачивается к Геральту лицом, оглядывая горящими глазами его бицепсы, и Геральт готов скулить, когда не видит в них ни капли отвращения. — А ты не обманул про мышцы… Оставшийся вечер Геральт сидит среди офицеров, Трисс, Лютика и обычных посетителей, присоединившихся к их странной компании. Девочки, которые танцевали с Лютиком, переоделись в обычную одежду и теперь пили вместе с ними. Эскель в стороне радостно пересчитывал прибыль от ставок: оказывается, он действительно брал деньги с тех, кто осмеливался угадать следующий номер Лютика. Геральт считал это несомненно глупым, но на удивление прибыльным. На другом конце стола Ламберт о чём-то тихо беседовал с Трисс, и Геральту видится нечто большее, чем дружба, когда тот смотрит на рыжую девушку. Капитан, как и сам Геральт, просто следил за всеми. Изредка, встречаясь взглядами, они кивали друг другу. Лютика, кажется, слышно всему бару: он рассказывает старые анекдоты, шутит над Эскелем, перекидывается юмористическими стишками с Ламбертом и играет на гитаре несколько популярных песен, в перерывах между ними исполняя свои собственные. Он так ярко улыбается и громко смеётся, что Геральту всю ночь снится его улыбка и заразительный смех.***
Всю следующую неделю в участке на удивление тихо. Никто не обсуждает выступление в баре, а Геральт замечает, что люди начинают чаще с ним говорить. Это странно, ведь обычно окружающим надо около полугода, чтобы привыкнуть к его… неразговорчивости. Тут же всё меняется буквально за выходные: охранник на посту впервые ему улыбается, Ламберт при встрече жмёт руку дольше обычного, Эскель трындит, не закрывая рот даже когда Геральт делает страшный взгляд, а Нивеллен угощает обедом. Геральт делает вывод, что его перестали бояться из-за похода в бар. По видимому все решили, что раз Лютик без страха приглашает Геральта выпить, то им нечего бояться. В принципе, они были правы, вот только Геральту это не нужно. Он приехал сюда не ходить по барам, а ловить преступников, и хоть это не игра, где нужно поймать определённое количество для окончания миссии, — он искренне считает, что это его предназначение. Но люди вокруг иного мнения. В пятницу капитан выходит из кабинета за час до конца рабочего дня и говорит, что отделу были подарены билеты в кино. Геральт ходил в кино только однажды — когда Йен пришла с неудачного свидания и ему пришлось поднимать ей настроение. У него даже не было подписки на Нетфликс. Поэтому он свободно выдыхает, зная, что у него дежурство в субботу. Какое спасение. — Капитан, ничего, если я приглашу Лютика с Трисс? — кричит Эскель на весь отдел и получает в ответ утвердительный кивок. В конце рабочего дня Геральт меняется дежурством с Нивелленом в обмен на то, что пойдёт с ним ловить рыбаков. Ламберт игриво подмигивает на билеты в руке Геральта, и тот рычит.***
Похоже, это был какой-то ужастик. Геральт не знал точно, потому что весь фильм неотрывно слушал шёпот Лютика, которому было страшно смотреть на экран. Они сидели на самых крайних местах, и когда Геральт только пришёл в зал, Лютик радостно помахал ему в знак приветствия. Геральт решил показаться тупым и подсел к парню. Между ними спокойно попивал колу Бобби, но как только увидел хмурую морду Геральта, ретировался в другой конец помещения. Лютик проводил того недоумённым взглядом, а Геральт скрыл самодовольную ухмылку в кашле. В конце концов, он не фильм сюда пришёл смотреть. Полтора часа прошли незаметно. Лютик грел правый бок, и, не переставая рассказывал о своём магазине, проблемах с доставкой, с гордостью в голосе говорил о выступлениях, самодельных костюмах и собственных песнях. В какой-то момент он перестал шептать, совершенно забывшись о том, где они находятся, и получил пару укоризненных «шиков» в свою сторону. Но это в итоге ни к чему не привело, потому что Геральт тут же вскидывал голову, как верный пёс, который охраняет свою будку. Слушать Лютика было приятно. Его мелодичный голос заполнял всё пространство в голове Геральта, словно сладкая вата. Словно Лютик не говорил, а пел, и Геральт настолько заслушался, что предложил подвезти его до дома. Именно с этого момента он понял, что Лютик для него — не просто симпатичный парень. Теперь, когда он получил его номер, они переписывались буквально каждый день. Больше, конечно, писал Лютик, но Геральт старался отвечать развёрнуто и даже использовал смайлики, чем несказанно удивил парня. Наведываться в магазин после работы стало привычкой. Геральт никогда не уходил с пустыми руками, одариваемый сухофруктами и пастилой. Иногда они задерживали очередь своими разговорами и глупыми, ничего не значащими улыбками, так что частенько получали осуждающие взгляды покупателей и тихие причитания помощника Лютика. Сливы, кстати, оказались до ужаса сладкими.***
— …И тогда она меня выгнала. Всего лишь за помаду, представляешь? Что было бы, увидь она кружевное белье у меня в шкафу? Людей в баре было немного, так что Лютик позволил себе наклюкаться в зюзю, и рассказывал Геральту о своей матери-тиранше в сопровождении сочувствующих взглядов Трисс. Та больше не смотрела на Геральта, как на пустое место и даже запомнила, какое он любит пиво. — Мне жаль, что у тебя такая мать, дорогой, — она мягко накрывает руку Лютика своей, прижимая подрагивающие пальцы к столу. — Спасибо, но я всё ещё люблю её, — с сожалением говорит он, и Геральт пропитывается грустью голубых глаз, словно бисквит. — Она моя мать, а я её сын. Не такой, какого она хотела, конечно, но всё же… — отпивает виски и с грохотом ставит пустой стакан на барную стойку. — Это ведь у нас в крови, да? Любить родителей, какими бы они не были. Его мечущийся взгляд падает на Геральта и тут же становится более осознанным. Сожаление в блестящих глазах настолько сильное, что срывает алкогольную пелену. — Ох, Геральт, прости, я забыл… — Ничего. Геральт привык, что люди извиняются за то, что он сирота, но от Лютика подобное звучит искреннее многих. — Ты поэтому такой… — Жестокий? — Замкнутый. Лютик смотрит укоризненно, так что Геральту хватает совести почувствовать себя виноватым. — И вовсе ты не жестокий. — Скажи это офицерам, которые боятся дышать рядом со мной. — Они просто тебя не знают! — Хм, — недоверчиво хмыкает Геральт. Ему неимоверно хочется кого-нибудь напугать, чтобы доказать свою правоту, но под рукой, как назло, никого нет. Только Трисс машет им, давая понять, что идёт курить. Левого плеча касается тёплая рука, но Геральт не напрягается, зная, что это всего лишь опьянённый Лютик. — Ты добрый, я знаю, — тихо и ласково, словно по-секрету, говорит он, и Геральту никогда не хотелось так сильно поверить чьим-то словам. — По-началу от тебя шарахались, но сейчас всё по-другому. Ты и сам, наверное, заметил… Так и есть, Лютик был прав. Как бы Геральту не было стыдно это признавать, но теперь на него смотрели не только со страхом в глазах, но с уважением, интересом и даже симпатией. Эскель всё чаще подшучивал над его угрюмостью, уже не боясь получить по морде; Ламберт с особой нежностью показывал фотографии сына, которого воспитывал один; Нивеллен же оказался тем ещё рассказчиком и охотно делился историями из жизни, когда звал с собой на рыбалку. Каждый в участке теперь провожал Геральта оценивающим взглядом и общее напряжение спало, будто его и не было. Во всём этом Геральт винил Лютика. Тот был таким радостным и счастливым, что все вокруг последовали его примеру и впустили холодного неприступного Геральта в своё окружение. Лютик был ярким солнцем, благородно освещающим поляну, а Геральт — противным сорняком, которому ослепительная звезда решила дать шанс на жизнь. Почему-то Геральт не беспокоился, что может сгореть под его лучами. — У тебя было тяжёлое детство, поэтому ты выстроил эти стены вокруг себя. — Это что, психоанализ? — …но внутри ты остался всё тем же добрым мальчиком. Закончив свою мысль, Лютик полностью прильнул к его плечу, задрав голову, и теперь неотрывно смотрел своими голубыми озёрами Геральту в глаза, что чертовски смущало. Он чувствовал пьяное дыхание у себя на щеке; оно волшебным образом обжигало внутренности, и те стекали плавленной плёнкой вниз, к паху. Геральт видит, как глаза парня шарят по его лицу, останавливаясь на губах, и смущённо ёрзает на стуле. Никогда в жизни он ещё не хотел поцеловать кого-то так сильно. — Я отвезу тебя домой. Всю дорогу он мягко придерживает засыпающего Лютика за плечо — тот так и норовит упасть на коробку передач.***
Геральт идёт домой поздно после работы, когда душа так и тянет заглянуть к Лютику в магазин. Он давно перестал искать причину повидаться с парнем — в конце концов, сливы уже приелись. На улице темно и тепло. Асфальт ещё не успел остыть от знойного дневного солнца, и от земли исходили волны жара, пробираясь аж до большеберцовых костей. Кругом горели лампы, но на улицах всё равно не было так ярко, как в Нью-Йорке. Геральт с облегчением понимает, что почти не скучает. Вообще-то он перестал задерживаться на работе ещё месяц назад, когда Эскель буквально тащил его из участка под руки, а недовольным взглядом уборщицы можно было вскрывать череп. Но сегодня на дежурство заступал Ламберт, и без того постоянно не высыпающийся из-за сына, так что Геральт сортировал бумаги и приводил рабочие места в порядок, чтобы хоть как-то облегчить смену коллеге. Если бы он знал, что станет таким мягкотелым, добавил бы к пробежке дополнительные десять километров. И сто отжиманий. Но вот он, собственной персоной, безостановочно и почти что машинально идёт по заученной дороге к Лютику, чтобы… что? Увидеть глаза цвета морской волны, чтобы снова обнаружить себя на их дне? Пялиться на широкую белозубую улыбку с парой заострённых зубов, чтобы еле сдерживаться от первобытного желания поцеловать не затыкающийся рот? Соприкоснуться с красивыми плавными руками, чтобы сгорать от необходимости уткнуться лицом в их мягкость и остаться там навсегда? Геральт не знает, зачем конкретно он идёт к Лютику, но точно не за сливами. Когда он приближается к магазину, то понимает, что тот уже закрыт — неоновая вывеска не горит, призывая людей зайти, а в отблесках уличных фонарей виднеются жалюзи на окнах. Обычно Лютик задерживается ещё на час, но, видимо, не сегодня. Геральт испускает разочарованный вздох и почти что разворачивается, как его острый слух ловит какой-то странный звук. Шарканье обуви по асфальту вкупе с приглушённым разговором доносится с другой стороны дома — как раз от туда, где находится чёрный вход в магазин. Нехорошее предчувствие наполняет каждую клеточку его мышц. Тело само собой натягивается, как струна в тетиве — ещё один звук и Геральт сорвётся с места. Но пока он сжимает руки в кулаки и тихо идёт на шум, надеясь, что это просто белки. Белки, которые ругаются из-за орехов. Когда он заглядывает за угол дома, картина, что представляется взору, почти заставляет его зарычать. Те невежественные парни, которых он видел в баре, окружили Лютика, словно гиены, а главарь банды медленно наступает на него, словно собирается вот-вот наброситься. Геральт не думает, когда выходит из-за угла. — Не можешь найти себе добычу по зубам, Риенс? Имя ублюдка само всплывает в памяти и дребезжит на языке раскалённой яростью. После случившегося в «Редании», Эскель поведал о сплетнях, что ходили вокруг этого парня: молодой агрессивный сосунок, отец которого довольно влиятелен и может себе позволить продвижение сына по карьерной лестнице. Судя по отличным баллам, заработанным нечестным трудом, парень метит в полицию. Геральт фыркает, видя испуг в глазах противного болотного цвета. Такой трус как Риенс никогда не станет хорошим копом. Лютик делает большие глаза и еле заметно качает головой. В его взгляде читается предупреждение. — А ты нашёл себе сучку поязыкастей? Гиены смеются, хлопая ухмыляющегося парня по плечу, и от него исходит настолько сильное самодовольство, что Геральт невольно задерживает дыхание. Прижавшийся к стене Лютик отчаянно скандирует «нет» одними губами; он знает, на что способен Геральт. Руки Геральта могли бы проломить Риенсу череп, заставить кричать от боли и обмочиться его дружков. Геральт мог бы раздавить яйца этого парня одним движением и скрутить ему шею. Геральт смотрит в чистые, почти светящиеся в темноте глаза Лютика, и усмехается. Раз влиятельного мудака нельзя трогать, Геральт сделает так, что тот станет отбросом общества. — Вообще-то я удивлён, — начинает он, изображая интерес, когда оглядывает банду. — В смысле? — Думал, ты ни на что не способен без поддержки, — Геральт специально берёт паузу, оглядывая тупых приятелей Риенса. — Отца. Ещё чуть-чуть и искра злости, промелькнувшая в болотных глазах, прожжёт всю сетчатку парня. — Да как ты смеешь?! Ты просто никчёмный выродок, убийца! Теперь вся несуразная банда смотрела только на Геральта. Лютик же оставался в темноте и краем глаза Геральт замечает, как тот достаёт телефон. Умный мальчик. — Я сделал себя сам, а ты? — пренебрежительно бросает он в покрасневшее от злости лицо. — Ты пластилин, из которого твой папаша делает тупого копа… Словно в замедленной съемке он видит, как разъярённый Риенс несётся на него с кулаками, а вслед за ним его приятели. Первой реакцией Геральта на подобные выходки всегда была агрессия. В барах, на улице, в кафе. Везде, где был разбой, Геральт решал дело кулаками. Но в этом чёртовом городе всё меняется волшебным образом. Потому что Лютик наверняка был бы не рад крови на его кулаках. Потому что Геральт не хочет, чтобы парень его мечты увидел плохую сторону и разочаровался в нем. Он делает то, чего никогда не делал в своей жизни — даёт себя избить. — Белобрысый уёбок! Риенс бьёт слабо, но синяк под глазом Геральта останется минимум на неделю. Он отворачивается, зло порыкивая, и железным усилием воли не поднимает руку на приспешников мудака. Геральт решает поставляться под один удар из трёх, пропуская ряд пинков и кулаков. Краем глаза он видит, как Лютик снимает их драку. Геральт отфыркивается, когда очередной удар пронзает челюсть острой болью. Ничего, он может потерпеть ради Лютика даже укусы комаров. Один из придурков подходит сзади и Геральт знает, что тот хочет сделать. Он чуть закатывает глаза, когда чувствует лёгкую боль под коленками, и падает менее травматично для своих колен, как если бы это был ненастоящий удар, и более драматично, как если бы это была ненастоящая драка. — Урод, получай! — один из идиотов замахивается ногой для удара настолько медленно, что Геральт, само собой, успевает увернуться и тот падает лицом вниз прямо перед ним. Он слышит смешок Лютика в стороне и еле сдерживает свою улыбку. Когда тот перестаёт снимать, это служит сигналом к действиям. Геральт плавным движением поднимается на ноги и делает резкий выпад-подсечку, заставляя безмозглую шпану упасть на задницы. Теперь они лежали под ним, словно добыча, и источали страх своими глазами-пуговками. У Геральта даже не сбилось дыхание. — Бу. Риенс первый пятится назад и поднимается на ноги, удрав поскорее. Следом за ним бегут его дружки. Геральт смотрит им в спины, чувствуя, как начинают ныть те места его тела, куда приходились удары. Краем уха он слышит визг шин. — Какого чёрта здесь происходит?! Чёрт, он же не хотел беспокоить Ламберта. — Риенс напал на Геральта, — Лютик бежит к нему, начиная осматривать увечья на лице, и нежно касается каждой ссадины, будто хочет вытянуть боль. Геральт со вздохом прикрывает глаза. — У меня есть доказательство. Улыбка Лютика не сулит ничего хорошего, и Геральту неприлично осознавать, что он в восторге от промелькнувшей кровожадности в штормовых глазах.***
В понедельник участок бурлит от новостей. Как только Геральт переступает порог здания, охранник Джимми хватается за сердце, оглядывая его лицо. Эскель вскрикивает, принимаясь причитать, какой же Риенс говнюк, и что Ламберт не зря гнался за ним четверть часа, и в итоге посадил за решётку на сутки. Его папаша, конечно, тотчас же прибыл его вызволять, но по слухам одарил таким мрачным взглядом, что о блистательной карьере копа можно было не мечтать. Остальные хлопали его по плечу и благодарили за спасение лица Лютика — всё-таки для артистов важна внешность. Нивеллен же громко захохотал, увидев кислую мину Геральта, и пообещал ему бесплатный обед в кафетерии. Всё-таки воздержание от насилия — неплохая штука. Но больше всего Геральт был рад Лютику. Тот забежал к нему на обед с домашней едой и ровно нарезанными дольками арбуза, так что Геральт повёз его в свою берлогу, нервно постукивая пальцами по рулю. Пока Лютик осматривал квартиру, Геральт то и дело незаметно выкидывал мусор, какие-то бумаги, и даже наткнулся на грязный носок рядом с креслом. Ужас. — Ты не ударил его, — внезапно начал Лютик, когда они остановились на кухне. Яркое солнце любовно очерчивало его гладковыбритый подбородок и Геральту отчаянно захотелось укусить его за милую ямочку. — Почему? Геральт вздохнул. Он хотел сказать, что Лютик пробрался слишком глубоко под кожу, врос в надкостницу так прочно, что одна только мысль о разочаровании в васильковых глазах пугала до потери пульса. Он хотел сказать, что Лютик к чёртовой матери поменял его жизнь, сделал так, что Геральт теперь любил этот зелёный город и тишину вокруг. Он хотел сказать, что Лютик единственный, ради кого Геральт действительно мог бы поменяться. — Ты однажды сказал, что я больше, чем просто мышцы. Взгляд Лютика в одно мгновение пронзает лицо Геральта и становится таким тёмным, что сердце в груди разжимается, словно натянутая до невозможности пружина. Геральт чувствует исходящее от парня желание — настолько сильное, что можно резать ножом. — Что бы ты сделал, если бы я тебя сейчас поцеловал? Лютик прижимается поясницей к столешнице, но Геральт видит, как тело парня, словно наэлектризованное, примагничивается к его груди. Он чувствует судорожный вздох у себя на губах и сдаётся, ныряя в глубину голубых озёр. — Я бы сказал тебе не останавливаться. Губы Лютика до невозможности мягкие и Геральт сдерживается, чтобы не наброситься на них с укусами. На щеке оседает влажное дыхание, а во рту становится невыносимо сладко от горячего языка. Поцелуй дарит ощущение безопасности, уюта и тепла. По позвоночнику пробегается стая мурашек, останавливаясь где-то у копчика, и Геральт слабо стонет в жаркий рот. Руки Лютика оплетают его шею и Геральт невольно склоняется ниже, с силой втягивая чужой аромат возбуждения. Лютик слегка отстраняется и гулко сглатывает. Его глаза потемнели настолько, что от былого небесного цвета не осталось и следа — теперь в них бушевало море. — Ты восхитительный, — шепчет Геральт в щеку, мягко прикусывая порозовевшую кожу. — Прекрасный… — Хватит, я ведь привыкну. Геральт фыркает ему в шею, с удовольствием замечая, как та покрывается мурашками от горячего дыхания. Он прижимает парня ближе к себе за пояс брюк, и этого становится катастрофически мало. Геральт рычит, и Лютик беззлобно смеётся над его попытками сплавить их тела. Геральт внезапно сожалеет, что смех нельзя попробовать на вкус. Он всё же жадно целует Лютика в смеющиеся губы, отчего тот улыбается шире. — Эй, ты всё ещё на обеде, забыл? Чёрт, Геральт и правда потерял счёт времени, пока целовался с Лютиком. Впрочем, он ни капли не сожалеет. — У тебя здесь солнечно, — говорит тот, пытаясь незаметно поправить пах, но Геральт жадно следит за его движениями, поэтому втягивает воздух, обнимая Лютика со спины. Тот откидывает голову на подставленное плечо, и у Геральта сжимается сердце от этого жеста. — Я мог бы принести сюда свои горшки с цветами, а то они чахнут в моей каморке… ты не против? Геральт беспечно качает головой, крепче прижимая к себе Лютика и чувствуя расползающееся тепло по всему телу. Что ж, он надеется, что справится с ещё одним солнцем в своей квартире без ожогов и возгораний.