РИМУС
В далёком, кажущемся сейчас безвозвратно потерянном детстве, мама рассказывала ему сказки. Маленький Римус устраивался на высокой кровати и жадно вслушивался в каждую историю, представляя себя на месте главного героя. О, Римус обязательно был рыцарем, ну или по крайней мере, храбрым путешественником, который спасал прекрасных дам и побеждал злобных драконов. Иногда к их вечерам присоединялся папа, и если он был в хорошем настроении, он наколдовывал золотистых маленьких чудовищ и фигурку, похожую на Римуса, которая непременно их побеждала и делала победный круг по всей комнате, подскакивая на тонких блестящих ножках. Кутаясь в толстое одеяло, Римус прятался от пышущих огнём монстров и хохотал, победно вскидывая руки, когда крошечная версия его самого наконец превращала иллюзорную опасность в пыль. Мама гладила его по волосам, от её рук пахло чистотой и немного апельсинами, и она прижималась губами к его лбу. Она шептала, что он — её маленький рыцарь и для Римуса это звучало как непреложная истина. В свободные и самые счастливые для Римуса дни они все вместе отправлялись в походы, ставя палатку то на берегах небольших озёр, то в изумрудной чаще леса, то под козырьками из скал. Римусу нравился лес. В густой тени многовековых сосен он чувствовал себя как дома. Он стоял, обнимая ближайшее дерево худощавыми руками и хотел услышать о чём оно говорит. Римус был практически уверен, что будь он один, без родителей, деревья обязательно бы заговорили. Напевая себе под нос, он до темноты бродил среди малахитовых зарослей, завороженно наблюдая за солнечными лучами, пробивавшимися сквозь сплетения крон. Казалось, ещё чуть-чуть, и ели наконец сдадутся, и он услышит их нестройный хор. Родители ходили с ним в походы до той самой ночи. После этого он никогда больше не прислушивался к пению деревьев, а лес перестал быть другом Римусу и стал другом для того, другого, кто занимал его тело каждый месяц. Мамины сказки перемежались частыми всхлипами и папа больше не призывал песочных воздушных фигурок, пляшущих по комнате. Римус был уверен, что мама умерла зная, что он вовсе не её рыцарь. Он понимал, что мама умерла от горя, неизмеримого и такого страшного, что её тонкое, хрупкое тело просто не смогло выдержать это. Его собственная боль не смогла разрушить тело, ставшее пристанищем монстра, который раньше существовал лишь в сказках и папиных чарах. Первые годы он ненавидел слово «оборотень». Позже он нашёл в нём своеобразную красоту, в попытке примирить себя с болезнью. Его оборотная сторона. Не он сам, лишь образ, ведь обложка книги всегда спереди, всё, что сзади — не она сама. Римус запечатал боль, скрыл её глубоко под слоями души, заморозив все воспоминания о болеющей матери, пустом взгляде отца, расцарапанных дверях комнаты, где его закрывали на время полнолуний. Вместо этого он оставил себе сладкие детские воспоминания, пахнущие свежевыстиранными простынями, хвоей, мягкой шерстью собаки и отцовским коронным блюдом — макаронами с сыром. Следом наслоились и первые шалости мародёров, ласковые руки мадам Помфри, успокаивающая улыбка Дамблдора и теплота ночей Запретного леса. Счастье оказалось той самой бабочкой, о которой рассказывала когда-то мама. Бабочка не будет пойманной до тех пор, пока ты не подашься ей навстречу и не протянешь руку, предлагая. Почему Римус Люпин думает о бабочках, стоя в исполинском гроте в сотне ярдов под землёй? Странная штука разум. В радостные, полные распирающего грудь веселья моменты, он непременно подкинет вам какую-нибудь мыслишку, от которой вы сразу же погрустнеете. И наоборот: в откровенно ужасные времена, когда следовало бы искать пути отступления или бросаться в бой — тогда-то он и сунет вам до смешного сюрреалистичные образы. Эхо чужого голоса гудело вокруг, огибая каменистые стены пещеры. Римус повернулся так резко, что хрустнул позвоночник, на ходу выхватывая палочку. Рядом взвились в воздух ещё шесть рук. Человек, нарушивший звенящую тишину подземного зала, вальяжно прохаживался около входа в туннель. — Делая скидку на ваше воспитание, могу предположить, никто из вас не знает, что вламываться в чужие дома невежливо? — он повёл палочкой с зажжённым огоньком на конце, корча отвратительные гримасы. — А, так ты тут живёшь? Мои соболезнования, соседи так себе. — чуть шагнул вперёд Сириус, поигрывая пальцами. — Ц-ц-ц. — мужчина поцокал языком, возводя очи горе. — Сириус, ну ты-то должен помнить об элементарных правилах приличия. Или грязнокровки из тебя всё воспитание вытрясли? — У нас тут уроки этикета? — Блэк осклабился, — Я подам жалобу в твою организацию, такой припиздень не имеет права преподавать. Римус разглядывал лицо пришедшего, смутно ощущая как рядом с ним вспарывают воздух заклинания Арчибальда. Жутко хотелось оглянуться на остальных, в поле зрения был лишь выкативший вперёд грудь Сириус и этот, как его обозначили, припиздень. Лицо его было до странного знакомым. Римус напрягал память в попытках понять откуда, но пока не преуспел. — Мальсибер, ты какого хера зубы скалишь? Драться — так драться, нечего полемику разводить. — по непонятным причинам, Стерджис снова горланил, будто недостаточно было одного Пожирателя смерти, обязательно нужно разбудить тварей на дне озера и докричаться до Волдеморта. Глаз Сириуса не было видно, но можно было биться об заклад, что их он закатил. Так вот где нюхлер зарыт, потому-то Римусу лицо казалось знакомым. В Хогвартсе Даниэль Мальсибер выглядел несколько… иначе. Отменный представитель слизеринской шайки с атрибутами в виде мании величия, баснословно богатой семьёй и вечно задранным кверху носом. Но то, что было с ним сейчас — это не школьная задиристость и шиза с чистотой крови. Мальсибер выглядел больным. Словно из его лица, прежде болезненно-красивого, с мраморными чертами аристократической породы, вытравили что-то живое. Он улыбался оскалом, подёргивая мышцами лица как в нервном тике и сам он весь будто не мог остановиться, продолжая взмахивать руками, как дешёвый актёр на подмостках. Кажется, ему постоянно хотелось стряхнуть с себя назойливое насекомое, но всё никак не удавалось. В то же время Люпину никак не удавалось понять почему все тянут время и позволяют сраному Мальсиберу играть в свои извращённые игры. Будто одному Римусу было известно, что из такой игры они не выйдут победителями. Так что — да, в чём-то орущий Подмор был прав, ждать им совершенно нечего. — Увольте, господа, драться? За кого вы меня принимаете? — он снова театрально взмахнул руками, — Мы могли бы провести время с куда большей пользой, не находите? К примеру, вы могли бы рассказать мне кто был тем храбрым портняжкой, рассказавшем о нашей скромной обители. Зная Сириуса Блэка столько лет, сколько знал его Римус, привыкаешь к любым внезапным проявлениям знаменитого блэковского безумия. Джеймс, в свою очередь, всегда в самой любезной форме подтверждал, что Сириус с ебанцой и тут ничего не попишешь — либо принимаешь, либо нет. В том случае, когда ты принимаешь все сириусовские закидоны и учишься с ними жить — Римус был уверен, в Министерстве это должны расценивать как сертификат о стрессоустойчивости — тогда ты всегда подсознательно готов к феерическому пиздецу, как правило, с Сириусом в главной роли. Так что, в том, что Сириус первым шмальнул в Мальсибера огненным плевком с собственной ладони, не было ничего удивительного. Как и в том, что успеха это не возымело. Римус бы сказал, что это только усложнило обстоятельства, с учётом того, что рядом с Мальсибером материализовались два Пожирателя смерти, уже в белёсых масках. Они начали появляться как грибы после дождя, с каждым новым оскал их предводителя становился всё больше, пока не начал напоминать подобие улыбки Чеширского кота. А после воздух прорезали красные ленты, врезаясь в щиты.СИРИУС
Сириус даже не сразу понял, что упал. Ему показалось, что земля с какого-то перепугу набросилась на него и побила. Челюсть болела немилосердно, во рту тошнотворно отдавало железом. — Блядь, ты какого хера тут разлёгся? — о, Сохатый. Сириуса подбросило вверх и в глазах снова замелькали вспышки заклинаний. Силуэт Джеймса расплывался на фоне многоцветия лучей. Поттер пригнулся, пропуская брошенное заклятие. Выкинув вперёд палочку, Сириус заорал «Остолбеней!» и — ну конечно же — попал в долговязую фигуру, рухнувшую прямо в озеро. Тело тут же исчезло в глубине. На миг Сириусу показалось, что он видит бледные руки, утаскивающие Пожирателя на дно. — Сириус Орион Блэк! Великий Мерлин, да что это, блядь, за хуйня? — Как ты посмел? Ты опозорил весь наш род, неблагодарный мальчишка! Воздух дрожал от чар, крики окружили его, загоняя как зверя в клетку. В паре шагов Клэйтон, под защитой щита Лины, плёл в ладонях паутины чар — так вот что имел в виду Бриггс, говоря о «талантах» мальчика. Сириус видел Подмора, ревевшего медведем на трёх Пожирателей. Бриггса, с разорванной на плече курткой — из страшной раны медленно сочилась кровь. Римус остервенело кидался заклятиями, одной ногой почти стоя в этом ебучем озере. — Будь ты проклят! Только посмей назваться именем Блэк, ублюдок! Ты — омерзительная ошибка, мой позор, жалкое подобие настоящего сына! Сириус бежал. Под ногами разбегались прочь мелкие камешки. Сириус бежал и бежал так быстро, как, казалось, не бегал никогда за восемнадцать лет. Но для Римуса, зашатавшегося на береговой границе, этого было мало. Люпин взмахнул палочкой, бросая в Пожирателя чары. И упал. — Не смей появляться мне на глаза, иначе, клянусь Салазаром, я придушу тебя своими руками! — АРРЕСТО МОМЕНТУМ! Проревев заклятие, он, как в замедленной съёмке магловского кино, видел падающего Лунатика. Видел Пожирателя, дымом скользящего наперерез ему. Слышал шипение матери в своём ухе. Единственно верным решением казалось одно. Знакомая дрожь прошлась по конечностям, Сириус собрал все силы и прыгнул, вытягивая руки, словно прыгая в воду с вышки. В следующую секунду челюсти Бродяги сомкнулись на шее Пожирателя. Кровь заполнила пасть. Сириус бульдожьей хваткой вцепился в жилы, вырывая их из-под кожи. Пожиратель взревел, от боли выронив палочку. Руки в скользких перчатках сомкнулись на рёбрах Бродяги, отдирая от растерзанного горла. Сириус перекусил что-то, кажется это была трахея. Руки разомкнулись и тот осел, конвульсивно дёргаясь на камнях. Безотчётно пытаясь соединить остатки того, что когда-то было его шеей, Пожиратель захлёбывался кровью и пускал красные пузыри изо рта. Сириус этого уже не видел, он скакнул к зависшему над водной гладью Лунатику. На ходу обернувшись человеком, он схватил его за поднятую ладонь, оттаскивая на берег. Из-под воды виднелись тонкие руки с когтями-бритвами. — Нормально? — он смотрел на Римуса, задыхаясь и оттирая с подбородка чужую кровь. — Нормально. — ответил тот. За их спинами Генри сплёл наконец свою волшебную паутину и выбросил вперёд руки. Сириусу почудилось, что вокруг распылили какой-то газ, щипавший в носу. Рядом чихнул Лунатик. И всё застыло. Поднявшись, Блэк протянул ладонь Римусу, ставя его на ноги. Блестящая пелена накрыла всю пещеру, оседая мелкими каплями на мантиях, соляных скульптурах и глади озера. Поведя рукой по воздуху, вмиг потерявшему свою прозрачность, Сириус взметнул маленький вихрь жемчужных искр. — Бродяга! — Джим нёсся к ним через грот, со свистом рассекая белое марево. — Лунатик! Годриковы яйца, я думал, нам пиздец! — он затормозил рядом, схватившись за их плечи и осматривая. — Вы как, не задело? — Годриковы яйца, Джим? Серьёзно? Тебя что, бошкой о камень приложили? — Сириус окинул беглым взглядом Поттера. Кроме царапины на щеке и разбитых в кровь костяшек, тот был в порядке. — Это Генри наколдовал? — Люпин вертел головой, пытаясь высмотреть хоть что-то в кружащейся завесе. — Что он вообще сделал? — Ну, я сам ещё до конца не понял. Времени разбираться особо и не было. — Поттер пожал плечами, — Он, вроде как, изобретатель, понимаете? Ну и колдует без палочки. Арчи говорил, у него врождённый талант. — Ах, ну раз Арчи говорил… — Сириус, заткнись, Бога ради. В каком это смысле — изобретатель? Он создал это? — Римус неопределённо махнул рукой, вздымая ещё один воздушный смерч. — М-м-м, кажется да. То есть, это какая-то смесь чар, он научился их комбинировать и сплетать в одно заклинание. Некоторые его заклинания обретают форму газа, что-то он научился создавать в жидкой форме, вроде как зелья, но из заклятий. Я особо не вникал, решил вопросы на потом оставить. — повертевшись вокруг своей оси, Джеймс расположил палочку на ладони. Та завертелась и в конце концов замерла, указывая кончиком налево от Поттера. — Идёмте, надо найти остальных, они объяснят что это за дым. Шагнув вслед за Сохатым в седую мглу, Сириус спрашивал себя, подействовали ли чары Клэйтона на существ в озере. И на то, что он увидел в левитирующем резервуаре, оттаскивая Римуса от когтистых тварей. На то, что ему совсем, совсем не понравилось. Марево впереди хаотично металось. Прислушиваясь как мог, Сириус наконец смирился, что чары Генри скрывают в том числе и звуки, и прекратил свои бесплодные попытки. Идущий впереди Джеймс замер, с опаской вглядываясь в туман, вихрями колышущийся перед ними. Затем, подобравшись и крепко вцепившись в палочку, он шагнул вперёд, исчезая. Вслед за ним в белое море нырнул Сириус. В шею Римуса вцепились холодные пальцы.ДЖЕЙМС
Мгла искрилась и сворачивалась кольцами, плотно обволакивая фигуру впереди. Джеймс перестал слышать шаги друзей. Не смея оглянуться, он силился рассмотреть человека я двух ярдах перед ним. Тот неподвижно стоял, лишь нервозно подёргивая кончиками пальцев. Сделав шаг навстречу, Джеймс вскинул палочку повыше, рискнул и прошептал «Люмос». Слабый свет палочки слегка рассеял плотный, как молоко, туман. Человек повернулся и взглянул на Джеймса. — Протего Максима! Чары Пожирателя протаранили щит, рухнувший в ту же секунду, как Джеймс прыгнул в сторону. Мальсибер отшатнулся. Клочья тумана, вспоротого заклинанием, заметались в бешеном вихре. Порез на щеке заныл, отдаваясь глухой болью. Джеймс отчаянно вертел головой, выискивая во мгле противника. Справа от него метнулся тёмный фантом. Дёрнув палочкой, он хотел было наугад бросить заклятие, но тут же осадил себя. Кто его знает, может это свои бродят рядом, не слыша и не видя его самого. Чужая рука вынырнула из тумана так быстро, что Джеймс не успел обернуться. Бросившись в сторону, он резанул по ней заклинанием, но промахнулся и оставил лишь царапину. Вслед за рукой из мглы показался Мальсибер, двигавшийся рвано, как марионетка, управляемая неумелым кукловодом. Он прошёлся полукругом перед Джеймсом, издевательски щурясь. Снова щёлкнув режущими чарами по его ногам, Джеймс улыбнулся в ответ. Мальсибер чары отвёл, хоть и без прежней сноровки. Посерьёзнел. И обманным манёвром кинулся вперёд. Отшатнувшись, Джеймс попытался было разоружить врага, но тут же споткнулся о здоровенный соляной сталагмит, потеряв равновесие. Мальсибер бросился на него в замедленном прыжке. Всё выглядело до странного комично, если взбешённый Пожиратель смерти вообще мог выглядеть комично. Вцепившись в сталагмит, Джеймс крутанулся вокруг него, как заправская танцовщица. Он приземлился как раз за спиной Мальсибера, всё ещё пытавшегося понять почему он движется медленно, как в воде. — Ну что, хуепутало, уроки этикета проводить будешь, или как? — Джеймс хорошенько пнул его под зад, на всякий случай сразу же отойдя на пару шагов. — Ах ты с-с… — Но-но-но! Попрошу не выражаться! — он перебил невнятное шипение Мальсибера, снова подбираясь к нему ближе. — Что за погань вы здесь плодите? Мальсибер дёрнулся, снова пытаясь проклясть, но Джеймс лениво отклонился вбок, пропуская мимо себя заклятие. — А ты упёртый. Я тебя только по Хогвартсу помню, там-то ты не так упирался, когда я тебя за гобеленом на десять часов запер. Скажи честно, понравилось ссать под себя? Лицо Мальсибера исказилось в яростной гримасе, он гортанно зарычал и кинулся вперёд, руками хватая белую мглу. Джеймс, уже не особо напрягаясь, отошёл, пропуская бегущего на бреющем Пожирателя и снова пнул его. Мальсбер взвыл, уткнувшись носом в камни и перевернулся, вытирая кровь, струящуюся из носа. Он силился что-то сказать, но рот упрямо кривился, не желая выдавать слова. Кожей ощущая исходящее от Пожирателя бешенство, Джеймс ухмыльнулся и подошёл ещё ближе. Чего он не ожидал — так это резкого броска всего тела Мальсибера. Ублюдок кинулся вперёд как ядовитая кобра, палочкой рисуя в воздухе замысловатое движение. Джеймс кувыркнулся вбок. Бедро обожгло огнём, хотелось заорать во всю глотку. Падая на каменистую землю, он попытался сгруппироваться. Правая нога предательски отказывала, он измазал руку в крови. Кажется, в рану попала мелкая каменистая соль, обжигая ещё сильнее. Джеймс зашипел и сел, оглядываясь. Плотная мгла скрыла его от Мальсибера, вокруг снова стояла тишина, звеня и оглушая. Сердце колотилось как бешеное, всё ускоряя темп. Он взглянул на бедро, примерно зная, что он там увидит. Рассечённая плоть уже не скрывала пульсирующие сосуды, кровь лилась немилосердно, вокруг натекло с маленькое озеро. Джеймс повёл палочкой над раной, шепча все целительные заклятия, которые Лили успела вдолбить ему в голову. Кровь медленно остановилась, но края раны отказывались смыкаться, обнажая сухожилия и слои бедренных мышц до самого колена. — Лили меня прикончит… — он еле слышно вздохнул и попытался встать. Заклинания временно обезболивали, но были не в силах заставить разодранные проклятием мышцы работать как раньше. Нога то и дело подворачивалась, не выдерживая веса тела. Наведя заново щитовые чары и ощущая себя как грёбанный сыр в мышеловке, он отступал спиной от места, где исчез Мальсибер. Немеющая нога тут же зацепилась за что-то мягкое. — Блядь! — он зашипел, отталкивая ботинком руку в чёрной перчатке. Из груди Пожирателя сочилась густая кровь, он еле слышно хрипел. Маска всё ещё закрывала его лицо и Джеймс не был уверен, что хотел бы его видеть. Точно так же, как не был уверен, что хочет видеть белёсые фрагменты рёбер. Чьё-то заклинание вспороло грудину, обнажая судорожно сжимающиеся лёгкие. По-видимому, туманные чары Генри каким-то образом замедлили всё вокруг, кроме участников так называемой экспедиции. Вот почему Мальсибер так странно себя вёл. Вот почему этот Пожиратель смерти умирал медленно и мучительно. Странное и загадочное существо человек. В равной степени завороженное как прекрасным, так и отвратительным. Джим смотрел на подёргивающиеся конечности умирающего Пожирателя не отводя взгляда. Может потому, что не мог понять как всё это вообще имеет право на существование в том же мире, где у него с Лили была свадьба, где мародёры хохочут до колик в просторной гостиной Блэкхауса, где он, Джеймс, строит планы на счастливое будущее. А может потому, что смотря на мёртвую белую маску, он всё равно видит за ней живые глаза. Такие же карие, как и у него самого. Возможно, у этого волшебника есть ребёнок, а может и несколько. Может, у него симпатичный домик в Саутгемптоне, с изумрудным газоном и парочкой шишуг, весело лающих за забором. А может, его шантажом вынудили вступить в ряды Пожирателей, угрожая уничтожить и детей и домик и несчастных шишуг. А может… Чужие карие глаза подёрнулись матовой плёнкой. Продолжая оцепенело стоять и смотреть на человека, бывшего пару секунд назад живым и думающим, имеющим планы, стремления и Мерлин знает что ещё, сам Джеймс думал что война — самое страшное из изобретений человеческого вида. Он тихо опустился на колени рядом с безымянным Пожирателем, превозмогая боль в рассечённом до кости бедре. Мгла вокруг мягко скрыла то, как Джеймс Поттер аккуратно прикрыл тому остекленевшие глаза, так похожие на его собственные, и упал рядом.СИРИУС
Джим скрылся в матовой пелене в полуярде от них и бесследно исчез. Беспорядочно замотав головой, Сириус слепо пошарил руками впереди, надеясь наткнуться на спину друга. Ничего. Никого. Шагов Римуса он уже не слышал. Обернувшись, он понял, что сзади никого нет. Волчком вертясь в поисках хоть кого-то из них, он окончательно потерялся в пространстве и беззвучно выматерился. Мгла облепила его со всех сторон, заворачиваясь фантастическими фигурами. На один страшный миг он подумал, что может провести вечность в этом тумане и никого не найдёт. — Вот уж хер вам. — он шепнул сам себе и решительно двинулся вперёд. — Ещё пара шагов, милый. Сириус остолбенел. — Давай же, ещё немного. Я так долго жду тебя здесь. — Марли? — голос почему-то хрипел. — Не оставляй меня здесь, Сириус. Прошу тебя, не уходи. Нет. Нет, она не может быть здесь. Она дома, в Беркшире, сидит у камина и обыгрывает Лили в волшебные шахматы. — Забери меня, пожалуйста. Я не могу здесь больше. Мне больно, Сириус! Да что за херня здесь творится?! — Ты оставишь меня, Сириус? Так же, как оставил семью? Как оставил Рега? — Ты не Марли… — ему казалось, что он не мог и пошевелиться, но нет, ноги сами собой двинулись вперёд, в туманную пустошь. Он шагал, прорезая телом густую слоистую пелену, скользя вдоль огромных сталагмитов, то и дело всплывающих в пространстве. — Разве это то, чего ты хотел? То, к чему стремился? На что ты рассчитывал, убегая от них? Думал, что избавишься от чувства вины, от мерзкого стыда за всё, что творит Тёмный Лорд. И что же, Сириус? Он шагал, заворожённый чужим голосом, так похожим на голос Марлин. Словно она шла рядом, то появляясь, то исчезая в плотной дымке. Словно это она говорила ему все эти ужасные вещи, словно она хотела, чтоб он шёл вперёд, в неизвестную, предательскую пропасть. — Ты не смог. Почему, Сириус? Почему у тебя ничего не вышло? Что же ты до сих пор видишь мертвецов во снах? Пьёшь, глуша стыд, читаешь газеты и смотришь на сводки погибших… Ты проиграл, милый. Ты проиграл всю войну. Он остановился, качаясь на краю озёрной глади. Туман рассеивался над водой, он видел как внизу плывут огромные существа, покачивая чешуйчатыми хвостами. Они протягивали к нему длинные руки, покрытые узорной вязью. Лица сверкали алмазами, они открывали рты в безмолвной тишине, призывно качали мощными хвостами. За каждым плелась паутина зеленоватых водорослей, сплетаясь с кружевными плавниками. Чудесные человеческие звери. — Расскажи мне, Сириус. Чего ты на самом деле хотел? Зачем ты сбежал из своего дома? Зачем позволил брату стать одним из них? — Заткнись… — он не мог отвести взгляда от волшебных существ в глубине. Кружась, они выстраивали фигуры из своих тел, словно танцевали одним им известный танец. Ему хотелось чтоб голос исчез, чтоб всё смолкло и он остался один, наблюдая за бесконечным движением их гладких тел. Хотелось, чтоб они говорили с ним, чтоб приняли в свой танец, закружили и утащили в глубину, оставляя всё здесь, на береге. Оставляя Блэков, мародёров, Марли, войну, Блэкхаус, бесконечную боль за каждого павшего в бессмысленной бойне, выбрасывая из его души всё то, что гниёт внутри, оседая в глубине и колючим якорем утаскивает на дно. Ему хотелось уйти на дно самому. Он не заслужил всего этого. Он не обязан был подчиняться матери и отцу, так остро ранивших его словами, в самую душу, туда, куда могут бить только самые близкие люди. Они знали что нужно сказать, им не было нужды причинять ему физическую боль. Мать не умела любить, она умела лишь властвовать и презирать. Ему не вырвать её ядовитые шипы никогда. Он не мог спасти Регулуса. Или не хотел? Брат всегда был одним из них, маленький идеальный Блэк, сверкавший на семейных приёмах как новорождённая звезда на небосклоне семейного величия. Он умел играть по правилам, его братец. Когда он ушёл, он оставил не своего брата Рега, плакавшего вместе с ним в затенённой шторами детской. Он оставил Регулуса Блэка, гордость рода и нового наследника. Он оставил Пожирателя смерти. Сириус вглядывался в бездну, над которой кружились фантастически прекрасные полулюди. И ему казалось, что их глаза, все, до единого, направлены на него. Они ждут его, они ждали его всегда. — Идём, Сириус. Из центра волшебного круговорота медленно выплывала она. Больше всех остальных, невыносимо прекрасная, она направлялась прямиком к нему, приглашающе протягивая руки. Вокруг массивного чёрного хвоста клубились перистые ленты водорослей, опутывая, смазывая движения плавников. Она улыбалась, растягивая карминовые губы и вглядывалась прямо в его глаза. За её спиной круговорот замедлился, весь сонм существ остановился, склоняя головы, устремляя взгляды в каменистое дно. Казалось, ей не нужно было двигаться в воде, волны несли её сами, по мановению её руки. — Пойдём со мной, Сириус. Разве это не то, чего ты хотел? Ты всегда жаждал свободы, милый. Сириус кивал, становясь на колени у края прозрачной воды. Она была так близко — протяни руку и дотронься, лишь одно касание, одно… — Не будет больше войны, я обещаю. Никто больше не умрёт. Ты будешь счастлив, Сириус. Да, будет счастлив. Он склонялся к поблёскивающим волнам, к озёрной глубине, приближаясь к её волшебно-прекрасному лицу. Она не врёт, она сможет сделать его счастливым. Она всё знает. Всё расскажет. Она сможет его понять, так, как не понял никто другой. Она полюбит его, по-настоящему, всего. Так, как не сможет никто. — Ты заслуживаешь счастья, Сириус. Ты заслуживаешь любви. Он коснулся губами ледяной воды.РИМУС
Он пальнул заклинанием за спину, отчаянно надеясь, что не попадёт в скрытых мглой друзей. — Что, волчонок, боишься показать зубки? — сзади хрипло рассмеялся чей-то басовитый голос. Римуса обдало смрадом из чужого рта. Он извернулся, выпутываясь из кольца рук, острые когти заскользили по куртке и обнажённой коже шеи, оставляя царапины. Душа панику в зародыше, он со всей возможной силы впился зубами в запястье, теперь старавшееся ухватить его за горло и сжал челюсти. Хватка ослабла, он выпрыгнул из ловушки и обернулся, выставив палочку перед собой. Никого не было. Вихри тумана поднимались кверху, стремясь к каменистому своду пещеры. Римус обернулся. Никого. Из марева вынырнула ладонь, наотмашь ударяя его по лицу. Еле успев отвернуться, чтоб удар пришёлся по челюсти, а не по скуле или глазу, Римус схватил чужую руку и подтянул к себе. Взмахнул палочкой, но чужое предплечье выскользнуло из его рук, снова исчезая. Наколдовав щит, он лихорадочно осматривался вокруг. — Маленький Римус, волчо-о-онок. — он дёрнулся, бросая заклятие в возникшую перед ним коренастую фигуру. Тот увернулся. — Кто-то из ваших такой заумный, чары какие наколдовал тут, прям чудеса. Мужчина тряхнул седыми космами, подходя ближе. Римус бросал одно заклинание за другим, но тот с нечеловеческой быстротой уворачивался от летящих заклятий. — Ишь что выдумали, время замедляете, что ль? Ну-ну… Идейка-то неплохая, да только вот на меня вся эта муть не подействовала, вишь как. — он оскалился, выставляя жёлтые клыки. — Так что, значит, сбежал-таки от папки? Ладонь, державшая палочку, взмокла. Дерево заскользило в пальцах. Фенрир Сивый разглядывал его с животным бесстыдством, склонив голову набок и выжидая. Он никуда не торопился. Римус наставил палочку на его переносицу. Тот скосил глаза на поблескивающий кончик и ухмыльнулся. — Что, убить меня хочешь, а, Римус? — Сивый качнулся вперёд. — Так ты разве убийца, мальчик? Вона как трясёт всего. Что делать будешь, щекотку нашлёшь? Римус молчал, перебирая в уме заклинания. Почему чары Генри не подействовали на оборотня? Допустим, сработала его сопротивляемость, но почему Сивый ведёт себя так, будто это не он в ловушке с семерыми волшебниками и выведенными из строя Пожирателями, а Римус попал в западню? Ненавидеть он никогда особенно не умел, это казалось ему до странного чуждым, но Фенрир Сивый — отличный учитель. Горло обжёг зарождающийся рык и Римус впервые в жизни нутром почуял отчаянное желание выпустить волка наружу. Позволить зверю рвать чужую плоть, искупать собственные руки в чужой крови, убить. Он вперился взглядом в мощную фигуру оборотня, цепляясь за каждую деталь, вытачивая образ в своей голове, как скульптор. Сивый склонил косматую голову в жуткой имитации движения и замер так, как умеют только дикие звери. Золотистые глаза сверкали в седом полумраке, от него веяло опасностью, словно от болевшего бешенством животного. Римус внезапно задумался, выглядит ли он сам так же. Что чувствуют его друзья, когда видят его разозлённым? Их жилы так же поджимаются, инстинктивно ощущая угрозу? Он подобрался, зеркаля позу врага и чуть повёл носом, вдыхая заполнившую воздух вонь немытого тела. Сивый бросился вперёд, нырнув под выставленную палочку. За секунду до того, как скрюченные пальцы вцепились в его горло, Римус увернулся, заходя за спину противника и пальнул заклинанием. Нащупывая в себе все дремлющие в ожидании полнолуния рефлексы, он сознательно тыкал в глубоко спрятанного волка палкой. Зашипев от боли, оборотень развернулся, рыча на него и скаля ненормально длинные клыки. По его спине струилась кровь, заклятье, способное распотрошить взрослого мужчину, лишь рассекло кожу у лопаток. Ещё несколько минут назад Римус подумал бы десять раз, прежде чем применять такую магию, но сейчас — нет. На глаза упала красная пелена, спящий волк не стремился делиться силой, но Римусу не нужно было разрешение, не теперь. Ярость на Сивого перекрыла совесть, похоронила под тяжёлым саваном все моральные ценности и принципы. Мозг лихорадочно работал, отмечая возможные слабые места и болевые точки. Впервые в жизни Римус физически ощущал собственную звериную сущность и его не коробило от этого. — Недурно, волчонок. — протянул Сивый, выдвигая вперёд заросший подбородок. — В твоей паршивой школе тебя, видно, хорошо обучили. Старик, небось, прятал тебя каждую луну как бешеного зверя в подвалах? Чары вырвались из палочки ещё прежде, чем Римус успел сформировать их в мыслях. Скорость, с которой оборотень уворачивался от заклинаний, не позволяла человеку увидеть ни движения. Но Римус человеком не был. Он снова вскинул палочку, на сей раз вполне осознанно и пустил вслед огненную струю, сжирающую белёсую пелену вокруг. Рёв Сивого вспорол звенящую тишину, вокруг всё будто ожило, наполняясь отзвуками прогремевшей бойни. Больше ничего не было. Лишь слепая ярость, подпитывающая пламя, следующее по пятам за рычащим от боли оборотнем. Какая-то отдалённая часть разума, содержавшая в себе всего настоящего Римуса, заставила его хрипло хохотнуть с мыслью о том, что этот день оказался полон дерьмовейших сюрпризов.ДЖЕЙМС
— Иисусе, Поттер! — Что с ним? Он жив?! — Переверните его, ну же! Чёрт, не могу нащупать пульс. Анапнео! — Ты что, идиот, Стерджис?! Похоже, что у него глотка забита? — Оживи! — Твою же мать… — Найди Арчи, срочно! ... — Джеймс? Эй, ты слышишь меня? Давай же, глаза хоть открой. — Он ещё дышит, Арчи. — Я заметил. Помогите мне, надо выпрямить ему ногу. — Великий Мерлин, это же кость… — Бедренная. Сухожилия перерезаны, прямая и латеральная мышцы в лоскуты. — Блядь, просто сделай уже что-нибудь! — Замолчи, сделай милость! Я не хочу навредить ему ещё больше. — Это Сектумсемпра? Да? Она?! — Я. Не. Знаю. Он наверное остановил кровь самостоятельно, только благодаря этому ещё жив. Ладно, попробуем. Вулнера Санентур. Эпискеи Максима. — Давай, Лина. Вулнера Санентур. — Вулнера Санентур.***
Неведение не зря называют блаженным. Потерю сознания стоит воспринимать как попытку тела избежать травмирующей реальности. Мозг не в силах перенести сигналы нервных окончаний и отключается, скидывая с себя груз ответственности. Плавая в безбрежном океане обморока, разум Джеймса дрейфовал и игнорировал все попытки внешнего мира достучаться. Зачем? Там, снаружи, осталась невыносимая боль, потери и адреналин драки. Это не то, чего ему сейчас хотелось. Безотчётные желания, сгустками блуждавшие по переулкам отключившегося сознания, формировались в рыжину длинных волос. Стройная фигура появлялась, чтобы сразу раствориться в потоках абстрактных воспоминаний и чувств. Он не ощущал своего тела, но мог поклясться, что знакомая тёплая ладонь держит его за руку, пальцами выстукивая неведомый ритм. В этом чужом и дымчатом мире он цеплялся за маленькую кисть, словно только это могло его спасти, уберечь от приближающейся тьмы. — Родной, тебе нужно очнуться. Память трепыхалась, пытаясь подобрать нужные воспоминания. Он знает этот голос, медную гладь волос, знает пальцы, настойчиво тянущие его руку. Откуда? Образ, неспособный пока воплотиться в туманах собственного отключённого разума, был до острой боли близкий, свой. Джеймс не чувствовал тела, не чувствовал самого себя. Он весь состоял из уверенности в том, что неведомый, но такой родной образ его вытащит. И он пойдёт за ним вслед.***
— Господи, Джеймс! Ты жив! Ты жив, великий Мерлин, спасибо-спасибо-спасибо… Веки отчаянно хотели упасть обратно на глаза. Усилием воли Джеймс держал их открытыми. Над его лицом склонилась, обливаясь слезами, Эммелина и судорожно водила по его груди руками. Где-то за ней маячил бледный как полотно Стерджис, ломая руки и беззвучно матерясь. — Не надейся, я так быстро не сдаюсь. — собственный голос звучал сипло, как после долгого сна. Прокашлявшись, он повернул голову к темнеющей на периферии фигурой. Камни больно давили на затылок. Слева от него сидел на коленях Арчи. Он не лил слёз и не матерился, лишь смотрел на Джеймса огромными чёрными глазами. За то недолгое время, что они знакомы, Джеймс успел понять, что такого как Арчибальд Бриггс напугать если и возможно, то приложив невероятные усилия. При всём этом, казалось, что в чернющих глазах-колодцах Арчи плескался чистый ужас. Губы сжаты в тонкую полоску, он весь сжался, как пружина, рукав пальто пропитался кровью, запекшейся на краях разорванной ткани. — Ты как? — странно, но голос Бриггса хрипел, как и у самого Джеймса. Он шарил взглядом по лицу Джеймса, всматриваясь и выискивая что-то. Возможно, пытался понять мучается ли Джеймс от боли. — О, просто чудесно, спасибо что спросил. — ответил Джеймс, слабо улыбнувшись. Щеку не опалило болью, значит, царапину на ней залечили. Он опёрся на локтях и чуть приподнялся, силясь рассмотреть онемевшую ногу. Последнее, что он помнил — зияющую дыру в плоти, потоки крови и мёртвые чужие глаза. Рана выглядела сносно, чище, чем была, уж точно. Края сошлись, скрывая волокна мышц, кожа вокруг подёрнулась розоватой плёнкой, новые слои наросли на разодранные ткани. Крови не было, только тошнотворно-поросячий оттенок широченного рубца, бугрящегося мышцами. — Да вы времени зря не теряли. — медленно проговорил Джеймс, проводя пальцами по бедру. — Погоди благодарить. — Арчи кинул короткий взгляд на всхлипнувшую Эммелину. — Мышцы не срослись. Мы пытались, но смогли только собрать жилы и связки, они были перерезаны заклятием. Мышцам досталось больше. — Что ж… — ответил Джеймс, продолжая тупо пялиться на жуткую отметину. — Ну, по крайней мере, главное не пострадало. — О Боже… — Эммелина издала неясный звук, нечто среднее между смешком и очередным всхлипом. — Теперь-то я уверена, что ты в порядке, Джим. — Мерлин с тобой, Лина, ты о чём подумала? Я вообще-то о своём прекрасном лице! — улыбнулся тот и проговорил уже тише: — Хотя неплохо бы проверить потом, не приведи Мерлин и там задело… Подхватив его под локоть, Арчи помог подняться и легонько хлопнул по плечу. Пожирателей смерти не было, за исключением тех, кто не пережил ночь и лежал на камнях грота. Джеймс крутил головой и озирался, что-то высматривая в темноте. — Где Сириус и Римус? — спросил он, отойдя от Арчи на пару шагов, — Вы видели их? — Эм-м-м… — замялся Бриггс, шаря по каменным стенам глазами. — Генри сказал, что видел Блэка у озера, кажется. А Римус, он… У Джеймса подкосились ноги и он не был до конца уверен, что травма тому причиной. Пожалуй, не будь рядом крепкой руки Стерджиса — он бы позорно осел на землю, словно какая нежная барышня. Сердце колотилось немилосердно. — Джеймс? — Арчи подхватил его под другую руку, — Господи Иисусе, всё в порядке, Римус жив! Прости, я… Я наверное не с того начал. Это можно сравнить с первым глотком алкоголя. Или с первой затяжкой. Или с нежным поцелуем Лили после тяжёлого дня. Облегчение прогнало леденящий холод, расползшийся по грудной клетке. Джеймс выдохнул и устало покачал головой, которая в этот момент казалась почти неподъёмной. — Всё в порядке, Арчи. Ну… Смотря что считать порядком, конечно. — едва подняв кончики губ в ободряющей улыбке, он смотрел на поджавшего губы Бриггса. Тот выглядел расстроенным. — Надо их найти. Но для начала расскажи-ка мне что сделал Клэйтон? — Может, отложим этот разговор до Беркшира? — Может. Но хотелось бы узнать сейчас. — Как хочешь. — Арчи медлил. Он медленно шёл впереди, держа палочку наготове. Рядом с Джеймсом топтались Стерджис и Лина, приноравливаясь к его темпу ходьбы. Нога слушалась плохо, то и дело подгибаясь. Он чувствовал как под кожей бунтуют остатки мышц, которые он изо всех сил заставлял работать. — Я говорил тебе, что Генри — он своего рода изобретатель, возможно уникальный, но за это не поручусь. Врождённый талант, насколько я знаю. Но дело не только в таланте, он по натуре невероятно трудолюбивый. Сумел верно использовать то, что дано ему, не знаю, природой, магией, генами, наверное… Грот казался больше, чем был. Возможно потому, что теперь одолеть такую площадь с перебитой ногой было практически невыполнимой задачей. Джеймс то и дело отворачивался от лежащих тел, смотреть на них снова совсем не хотелось. Единственным, болезненно пульсирующим в голове желанием, было оказаться дома, у колен Лили и с сидящими рядом мародёрами. Мародёрами, большую часть из которых он пытался найти. Их отсутствие ощущалось ещё хуже, чем недееспособная нога. Будто часть плоти отхватили тупым ножом, и она ныла, не зарастая и гноясь. Сколько он пролежал возле трупа Пожирателя? Час? Два? Кто сказал, что Генри смог найти Сириуса? Или действительно нашёл, лежащим на дне озера, среди чешуйчатых тварей. С такими же остекленевшими глазами, как у Пожирателя смерти, умершего рядом с Джеймсом. Теперь ему казалось, что температура в гроте упала на несколько десятков градусов. Арчи говорит и говорит, кажется, что-то про усердного Клэйтона, с блеском развившего свои способности к магии. А Сириус лежит на илистой глубине и эта картина прочно закрепилась перед глазами. Римус жив, за это стоило цепляться, как за последнюю соломинку, протянутую утопающему. Только где он? Почему из семерых участников этой проклятой экспедиции здесь сейчас только четверо? — Что с Римусом? Арчи обернулся, замолчав. — Он жив, я же сказал тебе. — Это я слышал, мне уши не задело. — Тогда что ты ещё хочешь услышать, Джеймс? Мы все живы, нам повезло так, как только может повезти. И если ты до сих пор не заметил, всё обошлось сравнительно малой кровью. — продолжив идти вперёд, Арчи практически огрызался, голос звучал отрывисто и хлёстко. — Мы найдём их в течение нескольких минут, эта пещера не может быть бесконечной. — А озеро может. — Послушай, Джеймс... — он снова обернулся, лицо приняло непонятное выражение, как у того, кто стоял у постели умирающего, но чужого ему человека. — Впрочем, наверное ты прав, стоит сказать тебе сейчас. Римус сражался с Сивым. Не исключено, что его укусили. — Чч-ё-ёрт… — облегчение, наступившее после слов Бриггса, он и не старался скрыть. Большая удача, что темнота пещеры скрыла лицо Джеймса. Арчи, истолковав вздох Джеймса по-своему, сочувственно улыбнулся. — Думаю, всё обойдётся. В конце концов, сегодня не полнолуние, так что… В общем, есть большой шанс, что с Люпином всё будет в порядке. Максимум — пристрастится к сырому мясу. «Видит Мерлин, это будет меньшая из наших проблем» подумал Джеймс и продолжил ковылять вслед за Арчи. О Сириусе спрашивать он не стал. Картина тела друга под толщей воды в окружении неправильных русалок была слишком живой.