(Не)чужие люди

      — Проваливай отсюда, Грейнджер! — голос Пэнси вырывает Таню из приятной неги и возвращает в реальность. — Не тебе указывать нам, что делать в нашем купе!       Голова Гермионы Грейнджер торчит из дверного проема. Она морщит лоб, на который спадает короткая челка — не самый удачный эксперимент с внешностью. Теперь Грейнджер выглядит еще младше, чем есть на самом деле. Но, может, Уизли предпочитает помладше…       — Выключите это, — она указывает на проигрыватель взглядом и поджимает губы. — Оно орет на весь поезд.       Эти слова заставляют подняться с кушетки и посмотреть на ворвавшуюся, словно на умалишенную. За спиной у Грейнджер стоит Уизли, важный, как индюк, аж тошно. Его взгляд сосредоточен на Гермионе, видимо, он все никак не рискнет столкнуться со слизеринцами лицом к лицу.       — Никому не весело от вашего старья, — бурчит он.       — На хуй пошел, — кидает ему Нотт и закрывает перед носом Грейнджер дверь. Пэнси хохочет. Смех у нее карамельный, сладкий, как леденцы «Берти-Боттс». Тем временем проигрыватель заводит веселую песню про желтую подводную лодку, и в купе становится спокойно.       —Дура, — шепчет Паркинсон, опускаясь обратно на колени к Нотту. — Скажи, Тань?       Таня падает обратно на кушетку и кивает бездумно. Музыка полностью поглощает её. Она снова расплывается по подушкам и закрывает глаза. Тео тихонько подпевает словам, Пэнси машет волшебной палочкой в воздухе в такт.       Дверь купе с лязгом открывается. Тане даже не надо смотреть, чтобы понять, кто пришел.       — Бегом все за шоколадными лягушками.       Таня приоткрывает глаз и в щелочку видит Блейза, облокачивающегося на дверной косяк. Она тепло улыбается: на Забини строгий черный костюм, отчего он выглядит как последний щеголь. Лучше него в костюмах смотрится только Малфой. Ну правда, он будто сросся с черным пиджаком и даже спит в нем.       — Только не говори, что эти придурки сняли с вас баллы, — Драко, легок на помине, показывается за спиной Блейза и обращается явно к Пэнси. Та хихикает, цепляя свой значок старосты на мантию. Нотт морщится и взмахивает палочкой — мелодия меняется.       — Куда! — возмущается Блейз, который мелодично покачивался в ритм «Желтой подводной лодки».       — Ничего, сейчас найдем старуху с лягушками, а заодно посетим с инспекцией купе спортсменов, они там уже дороги прокладывают…       Малфой смеется и смотрит на Таню. Она снова приподнимается, и Драко протягивает ей руку. Гроттер подскакивает с кушетки, одергивает свой балахон, который с особенным усердием называет кофточкой, и выходит вслед за Блейзом.       — Не поверишь, Гроттерша, — шепчет он ей. — Все русские действительно такие как ты.       — Какие? — уточняет она.       — По итальянски «Figlio di putana», — усмехается Забини. — Я когда был летом в Сан-Франциско, повстречал в барах уйму русских, и они все такие… в общем я бы им дал, но вот они мне…       Таня улыбается уголком губ.       Малфой поворачивается к Забини и закатывает глаза. Палочкой он запечатывает купе, чтобы никто туда не пробрался, и машет рукой, подзывая всех двигаться.       — Конечно, он был в Сан-Франциско, ходил там по гей-барам, а мне приходилось прикрывать его, — с усмешкой произносит он. Забини легко толкает его в бок, придавливая к окну. Он идет первым, за ним Таня, слегка путаясь в ногах, позади Пэнси, бормочущая путанные слова песни, Малфой зыркает по сторонам, а замыкает процессию Нотт, который засунул проигрыватель в карман и принялся изучать конверт пластинки, которая сейчас играла.       — Господи, — слышится его возмущенный шепот, когда вся процессия проходит мимо купе спортсменов. Оттуда, кажется, еще громче звучит новый августовский релиз Backstreetboys. Таня оглядывается к нему и поднимает поддерживающий кулачок.       Тонкое чувство прекрасного в Теодоре Нотте было выражено ярче, чем у всех присутствующих. Кажется, что даже его наряд в стиле пятидесятых говорил о том, насколько серьезно он застрял в эпохе. Таня в этом его поддерживала больше всех — она и принесла ему стопку новых пластинок, купленных в антикварном магловском магазине в Лондоне. А Нотт в ответ притащил новую модель проигрывателя для пластинок.       — Это тебе, вообще-то, — буркнул Нотт и протянул ей. Таня открыла рот от удивления.       — С ума сошел? — воскликнула она тогда.       — Поставишь в свою спальню, будешь травить Паркинсон и Булстроуд хорошей музыкой.       Таня мельком заглядывает в купе к спортсменам. Огромная комната стала еще в два раза больше. Кажется, кто-то из наиболее талантливых наколдовал расширение купе. Там было не меньше дюжины человек. Ей потребовался лишь мимолетный взгляд, чтобы понять, что там её никто не интересует.       Она идет дальше уже самая последняя.       Пэнси что-то со смехом рассказывает Блейзу, что-то про члены и алкоголь — это Таня успевает уловить. Малфой перешептывается с Ноттом — тот больше всех здесь удовлетворяет его умственные потребности. Таня тоже, в принципе, может присоединиться, но почему-то сегодня нет настроения переговариваться о всякой будничной ерунде и даже рассказывать о лете. Да и не время было.       Наверное, на нее сказалось возвращение в Хогвартс. Конечно, формальное: до замка еще часа-полтора. Но всё вокруг в этом поезде было Хогвартсом.       Спортсмены, толпа оголтелых игроков в квиддич — скелет, не будь их в этой школе, возможно, ничего бы и не было. Тане они не нравились, наверное, потому, что ей, как слизеринке, они должны были не нравиться. Но так, если прикинуть и честно обратиться к себе, то наплевать было и на их кубики пресса, и на длинные метлы (и не только метлы), и на накаченные руки, в которых мечтали оказаться все, в том числе и те самые пресловутые девочки.       Из купе выскакивает Джинни Уизли прямо перед Таниным носом. Она ловит тот момент, когда кривится лицо Уизли. Но та сразу же стирает это выражение и проскакивает мимо: спешит к купе спортсменов.       Таня кидает ей вслед взгляд. Джинни Уизли быть удобно, конечно, только, кажется, совсем не интересно. Все ждут, когда она начнет встречаться с лучшим другом своего брата, Гарри Поттером, ждут, когда она поднимет кубок по квиддичу над своей головой, ждут ее отличных результатов в учебе. Джинни шестнадцать, а о ней уже все всё знают.       Но Гроттер просто завидовала ей, конечно.       Таня смотрит в окно: там плывут пейзажи, которые были на этом месте и семь лет назад. Только сейчас они цепляют её взгляд.       До этого её грела мысль о возвращении в школу, тут, конечно, мало что приятного — куча заданий, тупицы и к тому же сложно достать сигареты, но, в принципе, тут был ее дом и были люди, которые ее понимали. Если уж ей захочется что-то сказать, они обернутся к ней сейчас и выслушают.       Вдруг она впечатывается в прямую спину Малфоя.       — Три шоколадные лягушки, пожалуйста, — говорит Пэнси где-то впереди. Таня так и оставляет свою голову упертой в плечо Драко, пока Нотт и Блейз покупают весь огромный список сладостей, которые хотели. — Да вы лопнете!       Таня ковыряет заусенец короткими ногтями. Пахнет одеколоном Драко, она знает каждую нотку этого аромата — розовое дерево, кардамон, бобы тонки. Теперь запах смешивается с выпечкой и тыквой. Гроттер чувствует, как урчит живот.       — В Америке нет «Берти-Боттс», и этих желеек там тоже нет.       — А что есть?       — Виски и пиво.       Снова слышится смех, похожий на леденцы. Малфой оборачивается к Тане и подталкивает вперед.       — Будешь что-то? — голос его звучит тихо. Таня отрицательно мотает головой. — С тобой все хорошо?       Таня снова мотает. В этот момент из купе прямо рядом с ними выходят Грейнджер, Уизли и Поттер. И Малфоя, кажется, перестают интересовать пожелания Гроттер.       — Пять лягушек, тыквенное печенье и вот коробку мятных леденцов, пожалуйста, — он четко проговаривает каждое слово. Таня чувствует, как напряглась его спина. Поттер остается в дверях, облокотившись на косяк двери, в отличие от Грейнджер и Уизли. Те выперлись прямо перед ними. Тане даже смешно становится.       — Mange tout, et si tu ne le manges pas, je vais te forcer, — говорит Малфой, передавая Тане покупки. Та приподнимает брови.       — Notes BDSM, — усмехается она. Уголок ее губы дергается, французский помогает чувствовать себя увереннее, будто она на вершине, такой, до которой гриффиндорцам просто не добраться.       — Если тебе угодно, — голос его, хоть он и говорит хорошие вещи, стальной. Таня понимает — он никогда не расслабится в обществе гриффиндорцев. — Чего вылупился? — он резко обернулся и резанул Поттера взглядом. Таня отворачивается.       — Малфой, на тебе свет клином не сошелся, — отвечает тот спокойно, даже слишком для самой первой перепалки в этом году. Таня окидывает Поттера ленивым взглядом. Его самодовольству нет предела.       — А вам, — начинает Грейнджер, протягивая монеты за свое печенье бабушке, взгляд ее направлен на Малфоя. — Следовало бы потише слушать музыку. Я уже говорила.       Каждое слово она чеканит. И вообще вся Грейнджер словно её отмерили линейкой, — ничего лишнего, ничего неправильного, даже тошно.       Лицо Малфоя Таня не видит, но уверена, что он закатывает глаза.       — Наша музыка получше будет, чем тот шлак, что слушают твои дружки, — это уже говорит Нотт и откидывает голову назад, убирая челку с лица. Взгляд троих гриффиндорцев тут же обращается к нему. — Да мы вообще в принципе получше будем.       — Да пошел ты… — начинает Уизли, но Гермиона останавливает его одним движением руки. Пэнси фыркает. — Хрен ли вы забыли в нашей части поезда, проваливайте обратно в свою помойку.       Таня уже в открытую смеется. Взгляд Грейнджер останавливается на ней. Гроттер поджимает губы, и кудрявые волосы падают ей на лицо.       — Тебе весело?       — С того, какая ты сварливая сука? Да, — коротко отвечает Таня, выдерживая взгляд Грейнджер. Та первая его отводит, ища поддержки у своих дружков. Гроттер разворачивается на каблуках ботинок и уходит за Ноттом. Вслед ей слышится возмущенный шепот Уизли. Она на миг оборачивается. Поттер смотрит на неё исподлобья.       Если им угодно, то она их всех ненавидит. Куда слизеринцам из своей помойки вякать на пресвятых небожителей. Малфой догоняет ее и в качестве признания выхватывает одну лягушку и кусает сначала сам, а потом протягивает ей. У Тани заняты руки, поэтому она наклоняется и кусает. В рот попадают и короткие передние пряди. Малфой касается ее лица и заправляет волосы за ухо.       Они возвращаются в купе, рассаживаются по сиденьям и молча жуют сладости. Блейз то и дело пытается начать разговор, но даже Пэнси не готова его поддерживать. Таня лежит головой на коленях Забини, а ноги ее в тяжелых черных ботинках рядом с Малфоем.       Все теперь на своих местах, они впятером вместе, как было всегда, кажется, с самого первого курса. За окном начинается дождь, а песни становятся все более грустные. Нотт тихонечко подпевает им, Таня тоже хочет, но голоса у нее нет. Малфой читает, Пэнси вроде бы спит, а Забини сидит, уставившись в окно.       «Нужно пройтись» — думает Таня, потом соскальзывает с сидения. Все кроме спящей Пэнси смотрят на нее, Таня машет рукой, мол, ничего серьезного, и открывает дверь. Впрочем, и правда, ничего серьезного.

***

      — Ах, — она хватается рукой за торчащий угол шкафчика. — Быстрее.       Гарри целует ее во влажный от пота висок. Руки его лежат на ее голых бедрах, пока она выгибается так, что почти касается оконного стекла головой.       В туалете поезда невыносимо тесно, а их качает из стороны в сторону. Таня ощущает себя беспомощным маятником.       Туда-сюда-туда-сюда.       Он прижимает ее чуть ближе, отчего ее рот наполняется слюной, и она судорожно сглатывает, чувствуя его руку на своем затылке. Он зарывается пальцами в ее короткие волосы и облизывает ухо.       Она же обхватывает его ногами, царапает шею короткими ногтями, замечает на мгновение каплю крови от заусенцев, а когда их взгляды наконец встречаются — два томных изумрудных взгляда — поезд будто бы останавливается, пропадает шум колес, гудение в ушах. Таня хватает ртом воздух.       Он выходит, выкидывает презерватив в мусорку и ждет, пока она придет в себя.       — У тебя губы на вкус как шоколад сегодня, — говорит он. Таня быстро спрыгивает с раковины и натягивает джинсы обратно. Ее губы искажаются в улыбке. — И не только губы.       — Тебе показалось, — улыбается она. Тишину между ними прерывает только постоянное «чучух-чучух». Гарри застегивает форменную рубашку и достает из кармана брюк галстук. Таня смотрит на него почти завороженным взглядом.       Вот еще одно напоминание о том, что они в школе. Галстук его бордовый с золотыми полосками. Он гриффиндорец, а она слизеринка. И вообще, ей делать здесь нечего, только он, покончив с галстуком, тянется к ней и целует. Таня прикрывает глаза.       — У меня аллергия на бордовый, — шепчет она и указательным пальцем тычет ему в грудь. Он усмехается.       — На гриффиндорцев, ты хотела сказать?       — Не знаю, сыпи на лобке пока не было.       Они оба начинают смеяться. Таня утыкается лбом в его грудь. Она тоже сотрясается, а когда успокаивается, Таня слышит биение его сердца.       — Не называй, пожалуйста, больше Гермиону сварливой сукой, — говорит он. Она улыбается, но поджимает губы. Он говорит это мягко, без претензии, даже с легкой насмешкой.       — Хорошо, — коротко кивает Таня. Гарри проводит пальцем по ее щеке на прощание. Осталось всего десять минут, и они снова в школе. — Ты рассказал кому-то?       Поттер останавливается в дверях.       — Нет, — бросает он.       — Я тоже, — говорит Таня и оборачивается к окну, там уже виднеется замок. — И не нужно никому знать.