(Не)чужие люди

      — Итак, — Люпин разворачивается и оглядывает класс. — Второй наш урок в этом семестре стоит начать со следующего описания предмета нашего изучения.       Люпин проводит палочкой перед собой. Таня косится на него исподлобья, в очередной раз водит глазами по шраму на его лице и снова опускает взгляд на свой чистый пергамент. Учебниками здесь не пользуются, а, значит, Тане придется рассчитывать только на накопленные за лето знания.       — В любой мифологии страху и кошмарам уделяется особое значение, — говорит Люпин тихим и приятным голосом. Он вообще из того разряда людей, про которых ты говоришь хорошо, потому что плохого о нём подумать нельзя. Малфоя, конечно, он бесит, но лишь потому что Люпин потакает гриффиндорцам, а кто им не потакает?       — В Скандинавии существо, отождествляющее кошмары, называют Марой, демоном-душителем. И в этимологии слово «кошмар» во многих языках звучит так же, однако, если мы оградимся от мира маглов и обратимся к магическому, то здесь существует реальный образ кошмара и ужаса…       — Дементоры, — говорит Таня, заполняя паузу.       — Верно, — его голубые глаза коснулись ее мгновенно. — Сразу видно, кто читал литературу на лето.       Гарри в этот момент почти давится глупой гордой улыбкой. Гермиона поджимает губы. Он так старается не выдать своих чувств, что наверняка выглядит со стороны довольно смешно. Лучше уж смешно, чем влюбленно.       Это он рассказывал Тане. Странно, что она его слушала, тогда по ее виду нельзя было этого сказать.       — А в славянской мифологии кто является символом кошмара, мисс Гроттер?       — Кикимора, — коротко отвечает она. Гермиона под боком чиркает что-то на пергаменте пером, лишь бы занять руки. Гарри считает Таню умной, точнее, умнее себя.       — Много знать — не значит быть умной, — заявила она однажды, лежа у него на груди. Гарри приподнялся и посмотрел на нее. — Мир не содержится на страницах учебников.       Пожалуй, это стоило бы сказать Гермионе, но Гарри теперь лишь смотрит, как она рисует вензеля на пергаменте и вслушивается в голос Люпина. Он вообще вряд ли что-то сможет сказать Гермионе, он ее уважает и даже по-свойски любит. И, пожалуй, ее жуткое пристрастие к учебе — один из ее малочисленных минусов. Еще она не ходит на вечеринки, но это Рон приписывает к ее лучшим чертам.       Рон сидит впереди, рядом с Эрни, а сбоку Кормак. Они вчетвером планируют поступать в академию авроров. Точнее эти трое грезят этим, а Гарри чисто просиживал в ней драгоценные часы.       — Вставайте, сегодня мы проведем практический урок, — голос Люпина вырывает его из размышлений. — Мы могли бы начать с простого — с повторения прошлогодней программы, но в миллионный раз сталкивать вас с боггартом и прочими мне не хочется. Второй семестр мы уже посвятим боевой магии, поэтому нужно заканчивать со всякими тварями.              Парты разъехались в стороны.       — Да, но, — усмехается Гарри и указывает пальцем на шкаф, стоявший посередине. — Это же и есть боггарт.       — Не раскрывай меня, — шепчет Люпин заговорщицки, и Гарри пробирает на смех. Он всеми силами удерживается от того, чтобы не взглянуть на Таню.       В каком-то из фильмов, что они смотрели вместе, говорилось о том, что, когда мы смеемся, нам машинально хочется взглянуть на человека, который нам симпатичен.       — И вообще-то, это модифицированная версия боггарта, скажем так, уникальный экспонат, и сегодня для нас он, словно по заказу, превратится в дементора.       Все выстраиваются вокруг шкафа полукругом. Гарри стоит за спиной Гермионы и смотрит на Люпина, который облокотился на шкаф.       — Какое заклинание нам сегодня понадобится для защиты от дементоров?       — Экс…       — Экспекто патронум!       Гермиона и Малфой вступают одновременно, однако тот сразу осекается и опускает взгляд. Грейнджер улыбается, и Гарри замечает в ее взгляде нотки тщеславия.       — Верно, — кивает Люпин и делает шаг по направлению к ученикам. — Но вас с первого курса учили, что магия это не только про выученные наизусть формулировки заклинаний. А когда мы имеем дело со страхом, особенно важно не забывать обращаться к свету.       Гарри поджимает губы — он догадывается, что сейчас ему придется сделать. Люпин говорит о том, что нужно вспомнить самый счастливый момент жизни, чтобы Патронус получился сильным.       — Если вам нужно подумать, у вас достаточно времени, я вас не тороплю, — говорит профессор, и все разбредаются по кабинету. Гарри оглядывается украдкой. Таня сидит на парте в углу с закрытыми глазами, и ему вдруг становится невероятно важно узнать, что она сейчас вспоминает.       Она вдруг распахивает глаза, и их взгляды встречаются.       — Кто-нибудь уже готов? — громыхает над ними Люпин. Гарри оборачивается к нему и несмело кивает. — Замечательно, Гарри, подходи сюда!       Гарри делает к нему два шага.       — Разойдитесь, иначе все ваши наработки высосет из вас дементор! — командует профессор, размахивая руками в стороны, а Гарри пытается сосредоточиться, уткнувшись взглядом в его скулу. — Если не выйдет с первого раза, я помогу, не волнуйся.       Гарри отрешенно кивает.       Люпин подходит к шкафу и снимает с него замок, потом проводит палочкой и шепчет заклинания. Его движения спокойные и размеренные, Гарри бы тоже хотелось так колдовать — с полной уверенностью в своих силах. Сейчас он уже постепенно теряет самообладание, а когда на него из шкафа вылетает чудовище в черном рваном балахоне, ему и вовсе хочется бежать отсюда.       Но он выставляет палочку вперед. Отец учил его не сдаваться.       — Экспекто патронум, — произносит он машинально, но на конце палочки не появляется даже призрачного свечения. Гарри чувствует спиной взгляды однокурсников и краем глаза замечает Люпина.       — Самое счастливое воспоминание, Гарри, помнишь?       Гарри кивает. Он думает об отце и матери. Только мысли что-то совсем не счастливые, он слышит недовольные крики отца, и то, как укоризненно смотрит на него мама. «Ты не оправдал наших надежд! Ты можешь лучше! Как ты мог так с нами поступить!» Гарри начинает мутить, ему кажется, что время замедляется, и все вокруг него плывет.       «Ты должен быть лучше!»       «Это все из-за нее, да?!»       Из-за нее.       Из-за нее.       Гарри цепляется за этот маленький мысленный спасательный круг. Он рисует в голове ее образ, она выходит из ванной, с мокрых волос капает вода на пол, ее оливковая кожа блестит, она подходит к нему, скидывает банное полотенце с себя и целует его. Губы у нее мягкие, как два лепестка, тело под его руками податливое, кожа бархатная.       — Экспекто патронум, — произносит Гарри четко.       Из его палочки вылетает сначала белая дымка, а потом она превращается в грациозного оленя, который обегает дементора и, пырнув рогами, заталкивает обратно в шкаф. Гарри спокойно выдыхает и прикрывает глаза. Танин образ уже пропал.       — Отлично, Гарри! Превосходно, пятнадцать очков Гриффиндору, — голос Люпина настигает его. Гарри открывает глаза и натягивает улыбку. — Иди посиди и возьми это, — профессор протягивает ему шоколадку. Он спокойно ее принимает, засовывает в карман, потому что его подташнивает.       Гарри возвращается в конец кабинета. По дороге он слышит краем уха разговор слизеринцев. Паркинсон, наклонившись к Тане, шепчет немного громче, чем следовало бы:       — Кто ему уже рога наставил, раз у него Патронус — олень?       Таня прыскает и прячет улыбку в кулаке. Да, это действительно смешно. На самом деле, Гарри надеялся, что у него будет какой-то другой патронус, не как у отца, но раз так… может, это такая родовая магия? Он думает о том, что нужно спросить об этом Римуса.       После него все выглядят смелее, Гарри наблюдает за ними, сидя на парте в позе лотоса. Как Малфой с третьей попытки выпускает из палочки хорька, а Паркинсон и Забини смеются в голос. Он замахивается на них. Таня просто улыбается. Она ни разу на него не взглянула.       Знала бы она, что стала его счастливым воспоминанием.       Сама Гроттер вертит палочкой между пальцев, и, кажется, даже не пытается колдовать. К ним подходит Люпин, она что-то быстро ему говорит. Гарри бы хотелось услышать что. Но он спрыгивает с парты и косится на часы. Пять минут до звонка, а Патронуса смогли наколдовать только трое — Гарри, Малфой, и Гермиона в последний миг вместе с белой дымкой высвободила свою выдру.       Гарри вышел из кабинета следом за Роном, замечая, как Гроттер машет Малфою, что-то говоря на непонятном языке. Пора было начинать учить ее долбаный русский, а следом и французский…       Его нагнали парни в коридоре, пока Гарри поглядывал в сторону Тани, которая затормозила в коридоре, пряча развязавшийся шнурок в ботинок.       — Гляди, у Гроттер значок, — говорит Кормак, слегка повышая голос и запрыгивая на подоконник. Таня как раз проходит мимо. Гарри кидает взгляд на блестящий значок, такой же, как у него, только с зеленой надписью. — Это большая честь для девчонки такого рода.       Таня не оборачивается, но Гарри уверен, что она слышит, потому что Кормак говорит громко.       — Что-то вроде паралимпийской сборной…? — смеется он, и спортсмены подхватывают. Тут-то она и оборачивается, окидывая их всех бесцветным взглядом. — Даже к Трелони не ходи, мы видим ваше место… даже с «Молнией», которую купил папочка, — он делает хныкающий голос, так что все и дальше продолжают катиться со смеху, а Гарри лишь опускает взгляд вниз.       — Тебе завидно, Маклагген? — говорит она, слегка щуря глаза.       — Посмотрите-ка, кто показывает зубки, — выкрикивает Майкл. Рон подбадривающе стучит его по плечу, и Гарри вдруг становится невообразимо жарко. Он поднимает к ней взгляд и смотрит уже в упор, но она отворачивается и идет дальше.       — На поле покажешь? Или сможешь завладеть зрительским вниманием, только если руку в трусы засунешь…       — Хватит, — говорит Гарри тихо. Таня слегка замедляется, а потом почти убегает отсюда. — Ты ведешь себя жалко, Кормак.       — Ого-го, Поттер, смотри, как мы заговорили! — смеется Майкл.       — Да он бы первый посмотрел, как она засунет, — фыркает Томас. Гарри хочется поскорее сбежать. Ему кажется, что они его окружают. Как темные тени, как скелеты в темной накидке.       — А что? Она рыжая, в твоем вкусе, на одну ночку развлечение, Гарри, потом расскажешь, как она скачет на тебе, — гогочет Рон. У Гарри тошнота подходит к горлу. Он видит, как Гроттер заворачивает за угол. — А? Выведешь ее из строя перед матчем?       — Или наоборот, в чувства приведет, у тебя что, вкус на таких? — Дин морщится.       — Она очень даже симпатичная, парни, если постарается. Ну и, конечно, если глаза закрыть и рот ей скотчем заклеить…       — Вы идиоты, да? — спрашивает он. А они только смеются. — Не собираюсь я с ней спать, просто, блядь, не провоцируйте, сейчас приведет Малфоя, и он снимет с вас все очки за подстрекательство. Потом опять на ковре перед Макгонагалл стоять из-за вас…       — Гарри прав, мы их честно обойдем, в следующем матче, — кивает Рон. — Что мы? Девчонку не обойдем?       Гарри кивает и сглатывает, оборачиваясь на них.       — Ну что, пожрем, потом в «Выручайке» собираемся? — спрашивает Кормак. Гарри слегка придерживает его за рукав и моргает. — Что тебе пыльца нужна, Гарри? Тебе бесплатно, как голосу разума…       Он хватает его за ладонь, в которой оказывается пакетик, и Гарри тут же засовывает руку в карман. Он благодарно моргает и поворачивается к остальным.       — Вы идите, я задержусь в туалете, — говорит он и слегка изгибается, делая акцент на кармане. Парни понимающе кивают и уходят, Гарри провожает их до угла взглядом, и уходит в противоположную сторону к мужским туалетам. Но заворачивает раньше, в темный коридор, где видит ее темную фигуру, сидящую на ступенях у заброшенного кабинета.       — Прости, — он падает перед ней на колени на ступеньки. Таня шнурует ботинки.       — За что? — ее голос лишь слегка дрожит. — Пришел меня из строя выводить?       Гарри садится с ней рядом в позу лотоса.       — Они нанюханные, Тань, не знают, что говорят.       — Они в любом состоянии такое говорят, — отвечает она и переводит на него взгляд. — Слушай, — она кладет руку ему на коленку. — Ты хорошо поступил, расслабься. Малфой вообще описывает в подробностях, как тебе внутренности вскроет…       Гарри почему-то усмехается.       — Оу, милые у вас разговоры, — шепчет он и оглядывается.       — Да, хорошо, что они остаются только между нами, в нашей гостинной, — шепчет она, и он чувствует легкий укор. Ему кажется, что она может его понять, правда, может. И даже их сможет. У нее большое сердце.       — Они просто не могли вырасти другими, типа, как только мы вошли в компанию, открылись многие двери: вокруг девчонки постарше, девчонки помладше, алкоголь, порошок, куча внимания… иногда очень тяжело слушать часовой рассказ Майкла о том, как он трахал Парвати прошлой ночью. Мерзко.       Гроттер хмурится.       — Вы серьезно об этом говорите? — спрашивает она. — Я думала это преувеличение, стереотип.       Гарри отрицательно мотает головой.       — Дерьмо, — шепчет она.       — О чем ты разговариваешь со своими друзьями… кроме моих внутренностей? — спрашивает он. Таня усмехается, продевает шнурок в дырочку.       — Лето, рок-н-ролл, беспорядочные половые связи Блейза, детские психологические травмы, выпускные экзамены… я не знаю, все разговоры о сексе кончились лет в шестнадцать, когда все всё попробовали.       — Твой первый раз был в шестнадцать?       Она кивает.       — Твой? Хотя я знаю, что с Чжоу, значит, тоже.       Гарри тоже кивает и чмокает ее в затылок, потом чуть ниже в щеку, тянется к губам, подцепляя их зубами. Она слегка морщится, но целует в ответ. Но вскоре отрывается и продолжает шнуровать ботинок.       — Могу еще кое-что сказать?       — Что угодно, — шепчет она.       — Мне иногда кажется, что они спят с девушками только, чтобы потом рассказввать друг другу, потому что все рассказы похожи… блин, знаешь, есть такой журнал «Ведьминские прелести»?       Таня начинает смеяться.       — Серьезно, там типа фотки голых ведьм и рассказы… эротические, — говорит Гарри, слегка толкая ее в бок. — Это был тяжелый четвертый курс, мы справлялись как могли…       Таня хохочет в голос.       — В общем, рассказы парней похожи на вот те эротические… зарисовки из «прелестей», — говорит Гарри и морщится, перед глазами плывут картинки того, как они по очереди бегали в туалет. — Боже, они все были еще такие старые, Тань, потом в первый раз ты думаешь, Мерлин, все совсем не так, как на фотках и в рассказах.       Она перестает смеяться, но все еще улыбается. Он рад, что вернул ей настроение, ему хочется, чтобы она улыбалась.       — А ты что скажешь? Про первый раз?       Гроттер поджимает губы, глаза ее становятся стеклянными.       — Больно, — кивает она. — Мой парень был опытный, но было больно, с тех пор я стала амазонкой и ненавижу мужские члены, — смеется она и проводит пальцем под носом. Гарри улыбается. — Кроме одного.       — Не льсти мне…       — А с чего ты взял, что я про твой, у меня оторванный хранится в банке, в формалине, под кроватью, — шепчет она, и они оба смеются. – А прыгаю я, кстати, как? Нормально? — вдруг спрашивает она, завязывая бантик на втором ботинке. Гарри переводит на нее взгляд и кивает.       — Лучше всех.       — Но эта гребанная Уизлетта все равно, по их мнению, лучше подходит на роль девушки, чем я? — шепчет она, слегка приподняв тонкие брови. Гарри вздыхает.       — Она крутая, по их мнению.       — Удобная, ты хотел сказать?       Гарри пожимает плечами, и Гроттер снова сжимает его колено.       — Ты же лучше их, то есть… я думала, что ты отличаешься, как ты выносишь это или сам нюхаешь? — она вдруг засовывает руки ему в карманы и достает пакетик. — Ты…       — Это для прикрытия, — вздыхает он. Таня откидывает пакетик в сторону.       — Для прикрытия чего? — шипит она. — Своего желания трахать суку фригидную? — ее голос срывается. Таня смотрит на него разочарованным взглядом, и это ужаснее всего. Поэтому Гарри обхватывает ее двумя руками. Он прижимает ее к себе, пересаживая на колени. — Они огромные куски дерьма, Гарри.       Гарри молчит, медленно целует ее в шею, покусывает мочку уха, забирается руками в волосы, пропуская их между пальцами.       — Ты лучшая девушка на свете, — шепчет он. И чувствует, как ее губы изгибаются в улыбке. — Могу я показать тебе кое-что?       Она слегка отодвигается. Гарри забирается рукой под мантию и достает самое главное сокровище, конечно, помимо того, что сидит перед ним. Таня прикасается пальцами к темной полупрозрачной ткани.       — Мантия?       — Мантия-невидимка, — говорит он. Она прикусывают губу. — Хочешь примерить?       — Она очень пригодилась, когда ты приставал ко мне в кабинете Снегга, — шепчет она с улыбкой.       — Я думал, что тебе нравится думать, что нас так легко могут раскрыть.       — Мне? Да пошел ты…       Вместо ответа Гарри разворачивает Мантию и накидывает ей на плечи. Гроттер поеживается и засовывает руки в рукава. Её глаза расширяются, когда ее конечности становятся невидимыми.       — Вот дерьмо, Поттер.       — Один из Даров Смерти. Это тебе не с Косого переулка куски ткани, — заверяет он, и она мотает головой в разные стороны. — Она скроет нас везде. Где бы ты ни захотела, мы можем…       — Делать все то, что делают люди без мантии-невидимки? — замечает она. Гарри напрягается. — Я шучу, Поттер, это фантастически!       — Это еще не все, я нашел кое-какое место… Я нашел место получше туалета, а то мы скоро все раковины уже опробуем, — говорит он и надевает ей на голову капюшон. Она полностью испаряется перед ним. Гарри вдруг чувствует чью-то руку на своем паху.       — Эй, — прошептал он, перекладывая ее ладошку в свою. — Потерпи немного. И иди за мной, хорошо?       — Хорошо, — слышит он ее голос и выныривает из туалета. Гарри старается идти уверенным шагом, особенно, когда ему приходится выйти в людный коридор. Он один раз оглядывается, а потом вспоминает, что все равно ее не увидит. Поэтому в тайне надеется, что ее никто не задавит, и она ничем не выдаст своего присутствия.       Он, наконец, сворачивает в темный коридор, его все обходят стороной, они всё идут напрямик, чтобы вскоре в тишине услышать, как тяжелая подошва ее ботинок стукается о каменный пол. В этот момент он почему-то весь пронизан признательностью к ней, его настигает волна сильных чувств, но он решает дойти до цели и только тогда выразить их.       В конце коридора он толкает дверь и входит в пустой кабинет.       — Миленько, — заключает Таня и скидывает с головы мантию. Гарри оглядывается на нее, наблюдает, как она с интересом разглядывает помещение, а потом переводит взгляд на него и улыбается. На полу у стены лежит огромный матрас, у окна стоит стол и самое приятное — старинный грамофон. Таня делает несколько шагов к нему и дотрагивается до рупора, проводит по пыльной поверхности пальцем. Наверное, звук он выпускает трескучий и вязкий. Таня предвкушает, как хорошо будут звучать старинные грампластинки.       — Я нашел все это в Выручай-комнате.       Таня отрывается от реликвии и вопросительно на него косится.       — Можешь поверить, она может быть не только клубом, но и огромным складом вещей, туалетом и даже кладовкой для метел…       — Представляю тебя, как ты тащишь сюда этот матрас, — говорит она, приподнимая брови.       — Я его уменьшил и принес в кармане, как и все здесь.       — Так ты волшебник, получается, да? — произносит она. Гарри кивает и улыбается. В кабинете душно и темно, поэтому он чувствует какое-то странное утомительное ощущение кончиками пальцев.       Он подходит к ней и целует. Таня скидывает с себя мантию полностью и подается вперед. Она сегодня в форменной плиссированной юбке и свитере, который закрывает ее почти полностью. Длинные белые носки торчат из тяжелых ботинок, и она выглядит, как кукла на двух тонких фарфоровых ножках.       Гарри подталкивает ее к стене и прижимается к ней, залезая руками под колючий свитер. Таня слегка отодвигается и снимает его через голову, теперь она перед ним топлес. Он чувствует, как ее руки хватаются за его бардовый галстук и с особенным остервенением откидывают его в сторону, туда же летит рубашка с нашивкой Гриффиндора.       Гарри ощущает, как между ними зарождается общая энергия, как волна возбуждения накрывает их с головой. Он подхватывает ее на руки, задевая рюши на ее трусах, и кладет на этот матрас. Таня прокручивается на нем и изучает его на мягкость. Она выглядит, как змея с герба Слизерина, такая же гибкая и скользкая.       Гарри вытаскивает ремень и нависает над ней. Таня облизывает губы и подается бедрами вперед. Они трутся друг об друга, трутся тщательно, будто от этого зависит их жизнь сейчас, и целуются. Гарри думает только о том, что никогда и ни с кем у него не было такого будничного и одновременно особенного секса.       — Блядь, — ругается он, когда понимает, что забыл презервативы в школьной сумке. Таня приподнимается на локтях, щелкает пальцами, и меж ними появляется упаковка из фольги.       — У меня есть, — шепчет она, дергая зубами ее. Гарри смотрит, как завороженный.       — С кем-то еще спишь, кроме меня? — усмехается он, перехватывая презерватив у нее из рук. Таня смеется и падает обратно на кровать.       — Конечно, — отвечает она, пока он пододвигает ее и расстегивает брюки. Гарри щипает ее за сосок. Таня тихо ахает и снова подается вперед, трется об его пах. Гарри приподнимает брови, расправляется с презервативом, и отодвигая ткань ее трусов, входит в нее.       Таня томительно стонет.       Гарри смотрит на нее, как изгибается ее спина, как она пытается схватиться за простыню, как кусает нижнюю розовую губу, и все в ней прекрасно, будто заточено под него. Он ускоряется, наклоняется к ней, кусая ключицу и оставляя красный засос на груди. Она, конечно, его сведет, но Гарри все равно тщательно зализывает его и возвращается в прежнее положение, запрокидывая голову.       Наслаждение скапливается внизу живота, он чувствует, как оно скручивается в тугой жгут и он становится еще яростнее, толкаясь в нее.       — Ай, ай, ай, — слышит он вдруг ее голос. — Ай, блин.       Он распахивает глаза и видит, что она держится за затылок.       — Ты меня об стенку приложил, — говорит она, Гарри останавливается и вдруг начинает смеяться. Таня тоже смеется. — Так ты садист! — сквозь смех произносит она.       — Прости, — говорит он, придавливая ее собой. Она обхватывает его шею руками и Гарри понимает, что оттолкнул ее к самой стене, а простыня сбилась где-то в районе ее поясницы. Они продолжают тихо посмеиваться. — Прости, — повторяет он.       — Ерунда, — шепчет она. Он упирается лицом в ее грудь и обнимает ее. Потом она высвобождается, достает из кармана его брюк сигареты и шоколадку, которую ему дал Люпин. Она закуривает, зажимает зубами сигарету и открывает шоколадку.       Гарри сам уже давно не курит, но носит пачку специально для нее. Она протягивает ему шоколадку и откидывается на стену. Он ложится головой ей на колени и приподнимается, чтобы откусить кусочек. Она кусает следующей.       — Если хочешь, можешь всегда меня об стенку прикладывать.       — Нет, — возражает он. — Мне не нравится такое. И мне не хочется тебя бить.       — Но если вдруг захочется, в постели, конечно, то можешь.       — Нет, не захочется, — отрезает он и опускает ее руку, чтобы откусить еще шоколадку. Таня почему-то улыбается.