Fidèle à toi

Она возвратилась с собрания Пожирателей смерти намного раньше, чем ее муж. Нарцисса выглядела убитой – Люциуса ждут душераздирающие пытки. Уже сейчас под ее глазами залегли морщины боли, в голубых глазах читался обыкновенный человеческий страх. Душа ее плакала, рвалась спасти сына от участи мужа, за которым ей надо идти, отдать жизнь, если та потребуется. Однако сейчас она в своей комнате среди темной богатой мебели из дорогих пород дерева, глупых балахонов над кроватью, безвкусных кресел. Каких-то несуразных аристократических штор, золотых канделябров. Разве аристократическая изысканность, богатство могут скрасить мрачные реалии? Поможет ли богатство избежать смерти? Решают ли деньги судьбу? Непременно. Одиночество. Беспомощность. Боль. Ее бессилие убивает, жалость к любимым людям делает больнее. Любовь к ним – уязвимость. Нарциссе остаётся только смириться и с надеждой ждать чуда. Утро нового дня она встретит в одиночестве. В безмолвном и слишком горьком, чтоб можно было жить дальше. Совсем рядом, двумя этажами ниже, происходят пытки. Нарцисса слышит многочисленные крики, пытается зажать уши – бессмысленно. Вопли те впитывает ее душа, до сих пор любящая по-настоящему, как с самого рождения ее. Нарцисса – Блэк. Темная кровь предков стала частью ее самой. А вот сердце Нарциссы – женское, полное радости и может противоречить законам ее рода. Но мешает страх. Она должна убивать, пытать, но не поддерживать или любить, как любит она. Ведь ее любовь – безгранична. Вся ненависть, что торжествовала в предках ее рода, будто обошла Нарциссу стороной. И это стало чем-то наподобие клейма на всю жизнь. Кровь рода чиста холодной ненавистью, местью, желанием власти над теми, кто намного слабее, грязнее, чем она. Да и Нарцисса не идеал. Она может не пожалеть, может убить. Хотя, не задумываясь, обязана! Однако какая она? Хорошая? Плохая? Просто... любящая. Хорошая для любимых, плохая ради них. Нарцисса имеет один маленький недуг. Недуг в способности любить, когда рождена убивать. Ее муж, как и сын – Пожиратели смерти, в их поместье собираются полчища убийц, готовые убить ради власти и магглов, и волшебников, и всех, кто встанет у них на пути! Ведь она не смогла пойти против. Нарцисса лишь захотела почувствовать любовь. Она полюбила Люциуса, родила Драко. И ее любви, уважения хватило им обоим. Душераздирающие крики смешиваются с язвительным смехом Темного лорда. Это все, как звуки жизни с отчаяньем, со вкусом безысходности и терзаний. Волан-де-Морт высосет всю душу Люциуса, истерзает его до полусмерти, а остальное оставит дементорам в Азкабане. Волан-де-Морт ещё отыграется на Драко за проступок его же отца. Нарцисса ложится в постель в надежде не услышать нового громогласного крика: «Круциатус!». Но их миллионы, тысячи... Тысячи воплей, тысяча криков боли... Внутри образовывается запутанный комок жалости. Таинственная тишина заставляет встать с кровати, как дверь тут же отворяется. Люциус. И он совсем не похож на себя. Его буквально вывернули изнутри, все его мышцы превращены в фарш, кожа отошла от тела, а глаза – бездонные моря холода, стали и нестерпимой боли. Почти бездыханной тушей он заваливается на кровать. Он так слаб, жалок. И слабость ту жене видеть можно. — Люциус, — Нарцисса хватается за сердце, а глаза не хотят этого видеть. — Это все сделал он? В ответ ей лишь смертельное молчание, изредка прерываемое тяжёлым хрипом. — Да... — едва слышно выдавливает из себя он. — Но ведь это может ждать и Драко, Люциус, это... ты же тоже человек, и ты тоже чувствуешь боль... А Драко ещё мальчик, совсем молодой, — Нарцисса всхлипывает, беспомощно спускается на пол. Ее душа, ее сердце! Жизнь... — Если Волан–де... не чувствует ничего, кроме мести и это не значит что ничего не чувствуете вы! Она почти произнесла имя того-кого-нельзя-было-называть, даже не побоявшись, хотя увидев грозный взгляд мужа, осеклась. Нарцисса боялась за родных, хотя тоже страшилась смерти. Из ее светлых, как летнее небо, глаз, пролилась одинокая слеза. Хотя и слабость ту никто не должен видеть. Ей не дозволенно плакать. — Цисси... — хрипит Малфой. Взгляд его направлен в никуда, грудная клетка все реже и реже подымается вверх, слои ткани мешают дышать. Без его нового вздоха Нарцисса сможет жить дальше, вот только она изменится, не сможет больше смотреть в зеркала, выбросит их все из поместья. И ещё больше будет любить своего единственного сына. — Люци... Я не могу это терпеть! Драко, он же ещё совсем мальчик... А ты! Что он сделал с тобою! — Закрой свой рот... Уха, кха... Как ты можешь позволить слабости захватить тебя. Ты так много лет носишь фамилию Малфой! В тебе течет чистая кровь Блэк, а ты!.. И если бы он мог, он бы ударил Нарциссу за ее слабость, за излишнюю заботу. Он ведь не верил в любовь. Да, были в Нарциссе красота, изящество, был светлый взгляд, то, что в женщине обычно манит. Но ведь именно она должна любить его. Именно она должна уважать и соглашаться с мужем во всем, поддерживать, идти рука об руку, повиноваться. А это чувство... Любовь? Слабость для Пожирателя Смерти. Люциус бы дал ей пощечину. Даже, может, убил... Да та только смолчала бы и вытерпела, не поддалась слабости, вновь высоко подняла голову, а ее глаза не наполнились бы слезами. И статность, вечное спокойствие не исчезли бы ни на секунду. — Я просто люблю тебя и нашего сына. И это не слабость. У меня сердце разрывается при виде того, что с вами делает Волан... Темный лорд... Мое сердце, оно... Разрывается! — осторожно присела возле его ног, поглаживая бедро сквозь мантию, Нарцисса. — Не произноси его имя! Твои слова – оправдание. Ты должна быть сильной, ты жена Пожирателя смерти. Ты чистокровная колдунья!.. — напрягается Малфой, привстает на локтях, гневно смотрит на жену. — Почти последняя из рода! Моя жена! Морщится. Сплевывает кровь. Вытирает грязным рукавом. Гневно прожигает ее взглядом. Нарцисса бросается за целительным зельем, и только найдя то, слышит за спиной еле живой вздох: — Легла. Спать. Ни просьба, а приказ, которого нельзя было ослушаться. Нужно было затаить свой непреклонный характер аристократки. Холодной, спокойной, жестокой. И повиноваться. Заткнуться. Она покорно стягивает с себя накидку, изумрудную мантию, платье. Оставшись в ночном одеянии, направляет взгляд в окно. На небе сгущались темные, будто свинцом пропитанные тучи. Наступили такие же темные времена. Кровать была холодной и неуютной. Хотя то ли сейчас нужно? Она пристально смотрела на Люциуса. Тот выглядел как уже лишенный смысла жизни человек. Его светло-золотые волосы были замараны в грязной магической крови, щетина старила лицо, под глазами образовались морщины. — Цисси... Тогда я так близко был к Пророчеству!.. Проснись завтра рано утром, пока ещё не забрезжит рассвет. И уйди. Нет, убеги. Мракоборцы, они знают, где я. Это все Лорд. Скажи Драко, чтоб мстил. Ведь месть – в его крови... Голос Люциуса стихал, растворялся во пучине ночной темноты, приглушался потусторонними звуками. И исчез... — Но... — Не смей перечить мне! У тебя есть сын, так защити его! Я не смирюсь, выживу, выйду из Азкабана! И опять убегу от смерти! Ведь я так... — Любишь нас? — Труслив... Слова убивающего из-за страха смерти. Молчание убивающей из-за преданности к близким. Звенящая тишь болезненных чувств. Руки супругов соприкоснулись подушечками пальцев. Сплелись, образовав единое целое. Люциус осторожно повернул голову в сторону, в последний раз смотря на жену. Белокурые волосы, словно водопад, словно жидкое золото, обрамляли бледное лицо, ее голубые глаза– отражение души. В них он мог увидеть любовь и даже почувствовать ту. — Ты – не холодная аристократка. Прошу, Цисси, будь моей женой до конца. До самого нашего с тобой конца. Ее голубые глаза. Его стальные. Последний взгляд. Вздох. И страх, и боль, застывшие в их глазах навсегда. Утро прощанья началось затишьем и... солнцем. Нарцисса нагнулась к мужу и поцеловала, нежно касаясь губ, провела рукой по некрасивому щетинистому лицу, стёрла влагу под его глазом, в надежде, что эта была слеза, что ей не показалось, как Люциус ответил на ее прощальный поцелуй, как обнял сегодня промозглой ночью. Люциус не смел лить слезы, почти не верил в любовь. Посему и так надеялся на жену. И боялся ее потерять. Может сам и убить ее, не пожалев. Может, боится потерять поддержку и любовь с ее стороны. Нарцисса окинула взглядом убогие темные покои и тело мужа. Ведь то, что теплилось в груди все эти годы, постепенно леденело. Однако Нарцисса дождется мужа. Нарцисса – Блек и должна быть верной своей любви. Должна быть преданной, идущей до конца. Прикрывая дверь, она тихо промолвила: — Я не считаю тебя трусом. Ты просто боишься потерять жизнь... Меня... наверное, даже Драко. Последние слова Нарциссы перед тем, как уйдет из его жизни. Навсегда. Хотя Люциус сказал, что выживет. И Малфой слышал ее слова, скрип двери. Не плакал, уже смирился. Как трус не сбежал, озираясь по сторонам, как трус вновь не заставил себя притворяться. Но хотя трусом и был. Сам понимал это, и оттого на душе было ничуть не легче. Тогда Нарцисса боле не проронила слезы – обязана стать сильнее. На ее плечах Драко, а у него точно такая же как у матери судьба. Мальчик хотел стать хорошим, Нарцисса ему не позволила, как и не позволила когда-то себе. Она боролась любовью, преданностью, что были у нее в крови. Драко – сын. Люциус – муж. Волан-де-Морт — пустой звук смерти, а ныне пыль. Враги? Единственный враг –судьба. Когда-то Нарцисса выбрала убивать, а не быть убитой. Выбрала и не темную сторону, но и не светлую. Вообще не выбирала ничего. Стала преданной женой и любящей матерью.