Пластинки

– Придешь на квартирник вечером? Петя оборачивается на Игоря, который в прихожей одергивает на себе мотоциклетную кожанку и накидывает на плечо рюкзак. Осень присыпала дворы золотом и выпустила на улицы стылый ветер. Выпускной курс уже начался, вечера стали прохладнее, поэтому и по утрам свежо. Иногда Пете страшно от того, как быстро летит их время. Невозможно не любоваться загорелой кожей на шее Игоря, выглядывающей из ворота белой футболки. Поездка на море была короткой, всего неделя, но им хватило, чтобы накупаться до одури, загореть и отоспаться за все бессонные ночи во время последней сессии и ночных попоек. У обоих волосы отросли, у Игоря забавно вьются у висков и на затылке. У самого Пети пряди выгорели, и он честно пытается не вспоминать, как пьяный Игорь, улыбаясь самой теплой и дурацкой своей улыбкой, объявил: “Тебя солнце поцеловало”, а Олег прыснул со смеха, задушено кашляя в кулак под гневным хазинским взглядом. Игорь тогда и внимания не обратил, просто сгрёб Петю в охапку, обнимая так крепко, что у него ребра затрещали. – Где всегда? – Ну да, в 7 начинаем. – Чего я там не слышал? – Петя подходит, лезет рукой под куртку, жмется всем телом. – “Если есть в кармане пач-ка сигарет…” – дразнит, изображая Цоя. По босым ногам дует от окна, кожа покрывается мурашками. Игорь незамедлительно хватает его за голую талию, припадает теплыми губами к растрепанным волосам, вдыхает запах клубничного шампуня. Он у них один на двоих, и Игорь ворчит конечно, что нужно купить что-то другое, но быстро сдается. Потому что ему нравится, как пахнет Петя, и если для этого ему тоже придется вонять на десять метров и вызывать на себя залп шуток Олега, он согласен. Он вообще ради Пети на многое согласен, о чем бы раньше и не подумал. – Оденься, блин, заболеешь, – губами к виску спускается, целует нежно. У Пети по позвоночнику мурашки бегут. – И это… Приходи. Пожалуйста. Без тебя не то. Он уходит, взяв чехол с гитарой, а Петя еще минут пять стоит у двери, глупо улыбаясь. Это хриплое простое “Без тебя не то” любой лёд растопит. И Петя, пожалуй, готов в сто тридцатый раз слушать средней руки каверы на Би-2, ДДТ, Арию и другой изживший себя материал. Потому что Игорю важно, потому что он так и загорается, когда взглядом находит Петю в немногочисленной толпе и смотрит только на него, перебирая струны и хрипло подтягивая партии бэка в унисон с Юлей. Петя в эти моменты себя таким особенным чувствует, что сердце куда-то в живот ухает, как в пропасть, а он и рад. Петя целый день бегает по делам, прогуливая пары, а к вечеру собирается на квартирник. Подумав, надевает косуху, которую недавно подарил Игорь, драные джинсы и новые мартинсы. Подумав еще немного, выливает на себя чуть ли не половину флакона туалетной воды. В помещении душно и накурено, из гостиной уже несется нестройный хор подпевающих голосов: Петя конечно же опоздал, сцепившись с остановившим его ментом (“Да ты знаешь, кто мой батя” - в таких случаях не подводило ни разу, так что его отпустили, пусть и поебав мозг). Он цепляет на кухне холодную запотевшую бутылку пива и бочком протискивается в толпу. Стандартный “Беспечный ангел”, акустика, Юлька, завидев Петю, показывает ему язык, а Олег подмигивает. Только Игорь сосредоточен до ужаса, взгляд опущен. Пальцы мягко перебирают струны. Петя занимает место в самом углу и любуется на загорелые голые руки, обвитые венами, с тонкими, одному лишь Пете заметными, росчерками шрамов (он столько раз проходился по разгоряченной коже языком и знает каждую отметину на его теле). Закончив играть, Игорь поднимает голову и ощупывает толпу взглядом. Завидев Петю, лыбится так ярко, машет ему, а Петя салютует бутылкой в ответ. Какая-то заминка, небольшая толпа шепчется, и Петя замечает, как Игорь о чем-то переговаривается с Олегом, чуть ли носом ему в ухо не залезая. Привычно передергивает от того, как эти двое близки между собой, но Петя честно старается не заебывать Игоря ревностью. – Ну чё, банда, лабать-то дальше будете или всё, концерт кончился? – чтобы хоть как-то сбросить противный зуд, издевательски тянет Петя, и кто-то рядом смеётся. Толпа разрождается редкими хлопками. – Будем, будем, – говорит Игорь, хитро подмигивая Пете. Новая песня незнакомая, это Петя понимает с первых аккордов. Дерзкий блюзовый мотив напоминает Пете о маленьких барах в Калифорнии, где он смотрел на музыкантов в прокуренной дымке и прикладывался к разбавленному виски в запотевшем бокале. Неужели Серёга изменит привычному говнарьскому репертуару и запоет на английском? Любопытно будет послушать. Но текст, как ни странно, на русском. Смесь дворовой поэзии и пацанской лирики из кальянных. А ты играй гитара этот городской блюз Здесь потрёпанный валет бьёт глянцевый туз Это дикий-дикий запад и здесь не до слёз Ведь они так хотят дотянуться до звёзд Песня вообще не в их стиле, но так им идёт, что Петя забывает о своем пиве. А когда наконец смотрит на Игоря, то вообще обо всем на свете забывает. Так невыносимо чеканят его длинные пальцы по струнам. Так ужасно горячо звучит его низкий с хрипотцой голос на бэках в унисон с голосами Юли и Сереги, посылая вибрацию прямиком по позвоночнику. Петя губы непроизвольно облизывает, ворот футболки оттягивает, ёрзает на своем стуле, чувствуя, как тесно становится в джинсах. Хоть из своей кожи вылези, настолько жарко, настолько сильно хочется. А чего? Пальцы эти длинные в рот втянуть, посасывая, телом к телу прижаться, руками облапать везде, куда дотянется, под майку забраться, позволить себя раздеть, стонами захлебнуться под умелыми прикосновениями. Mama I can fly — я пою как Ozzy Помню, как пацаны с района жгли свои ноздри Пока я играл в Купчаге этюды Кто-то даже поставил себе главное блюдо Петя не сразу даже понимает, что в такт песне покачивается, будто в трансе, глядя на Игоря как на змеиного заклинателя. Только у этого заклинателя гитара вместо дудки и неожиданно наглый взгляд, которым он Петю прожигает, продолжая играть и подпевать. Слова обволакивают, Петя не знает, куда ему смотреть: на крепкие колени и бедра в совершенно неприлично разодранных джинсах, на сильные руки или в глаза, где блуждает и вспыхивает лукавыми искрами обещание чего-то большего. "Мой" несётся у Пети в голове, а сердце бешено заходится от восторга. Живут вместе, видятся каждый день, покупки делают в маркете и срутся как настоящая семейная пара, но Петю вдруг такая жадность затапливает. Хочется Игоря увести, чтобы никто не смотрел на него. Закрыть где-то и самому любоваться. Заорать на всю комнату: "Это мой мужик, поняли, блять, мой!". Он и не принимал ничего, и не пил толком, а все равно как пьяный. Вроде только утром трахались, но сейчас снова хочется, да так сильно, что кровь в ушах стучит, а во рту сухо становится. Куда бы мы не шли, везде будет солнце Что обжигает кожу, ведь мы марафонцы Раздадут карты, будь посмелей И не бойся остаться без козырей Дальше Петя уже ничего не слушает, просто сидит, нетерпеливо ерзая и с трудом дожидается, когда выступление закончится. Игорь сразу все понимает, когда Петя с места снимается и идёт за ним в сторону ванной. Хорошо, что там свободно. Как только дверь закрывается, Петя бросается как голодный. К стенке прижимает, вклинивается коленом между длинных ног, трётся всем телом. – Я знал, что тебя музыка заводит, но чтобы настолько, – смеётся Игорь. – Молчи, блять, просто трахни меня. Быстро, – сквозь стон цедит Петя. За дверью смех, разговоры, пьяные голоса тянут строчки знакомых песен, кто-то дергает ручку двери и матерится. Игорь прекращает Петю лапать, взгляд его ловит. Гадает, под чем он. – Не принимал, – Петя головой мотает, льнет к нему опять, за руки хватает и себе на бедра кладет, потираясь стояком о выставленное бедро. Ахает тихо, глаза прикрывает. – Просто хочу тебя. – У меня нет с собой ничего, – теряется Игорь. – Петя, Петь, больно будет. Поехали домой? Я все как надо сделаю. Он головой мотает, цепляется за плечи, не давая отстраниться. – Не могу до дома. Подрочи хотя бы. Прикосновения до болезненного чувственные, или это у Пети совсем башку снесло от Игоря. Он утыкается в чужое плечо, дергает бедрами нетерпеливо. – Петь, пожалуйста, давай домой. Ну чего ты, – уговаривает Игорь. – Давай, мой хороший. Пальцы его к щеке своей колючей прижимает, потом к губам, целует подушечки, дыханием теплым обжигая. Петя соскальзывает в умоляющий взгляд, ломается об эти сдвинутые домиком брови. Блядство. – Ладно, – вздыхает тихо. – Только на моей тачке поедем, а тарантайку твою пусть Волков пригонит. – Ты мне эту тарантайку сам подарил, – со смешком напоминает Игорь, склонившись над раковиной и умывая лицо холодной водой. Ловит Петино отражение в зеркале, улыбается ему, подмигивает. – И Олега хорошо надо будет попросить, вежливо, а не как ты обычно. – Много чести, – бурчит Петя, обнимая Игоря со спины. – Ладно, пойдем уже. Петя от восторга захлёбывается, когда дома Игорь на него, полностью голого, косуху накидывает. Она тяжёлая, висит на нем, трётся о разгоряченную кожу. Свет зажигать не стали, Петя стоит в жёлтом круге от фонаря, чей свет в через грязное окно сочится, с ноги на ногу переступает, член стоит так, что больно. Мурашками пробирает от кончиков пальцев на ногах до макушки. Игорь в джинсах расстегнутых и приспущенных, с прорезями на коленях и бедрах, босой, без майки. Красивый, пиздец, Петя думает, что мог бы просто смотреть на него такого, уже хорошо. Но когда Игорь подходит, целует, схватив за подбородок и заставляя задрать лицо вверх и посмотреть в глаза, становится ещё лучше. Губы по щекам проходятся, ниже, к ключицам, к соскам темным. Ему кажется, он и от пальцев в своей заднице может кончить, поэтому шепчет, просит торопливо, и Игорь слушается, прекращает его пытать. Под бедра хватает и, прижав к стене спиной, пристраивается головкой к растянутой дырке, на весу загоняет. Глубоко, так что Петя сразу криком давится и цепляется за широкие плечи изо всех сил, оставляя злые красные следы. Ногами бедра обвивает, куртка на нем елозит под толчками, когда Петя проезжается спиной по стене. Жарко, пот по вискам, по груди, с него течет, и он стонет на каждом толчке, чувствуя, как сложно становится удерживаться, как хочется просто безвольно повиснуть на Игоре. – Петь, тебе хорошо? – пыхтит Игорь, не останавливаясь. Его ладони, по ощущениям, в кожу на заднице вплавились, прилипли с потом и смазкой наглухо. Он наклоняется, лижет раскрытые губы, тычется носом в петин влажный висок. – Мне так хорошо, Петь, я сейчас уже… не могу больше… Можно я в тебя? Петя жмурится, вскрикивает, сжимается, когда Игорь его на себя грубо натягивает и особенно глубоко толкается. Влажно, скользко, по бедрам течет. Слишком ярко, до боли почти, собственным оргазмом прошивает, оглушает. Глупая куртка так на нем и остаётся, когда Игорь его осторожно на кровать усаживает. Тут же тянется за мокрым глубоким поцелуем, всхлипывает, когда Игорь, развернув его к себе спиной, косуху на нем задирает и мягко целует под лопатками, а потом вдоль позвоночника, мягко и невесомо, но горячо в то же время, будто спичкой жжёт. Петя скулит и покрасневшее лицо в согнутых руках прячет, когда чувствует, как Игорь его вылизывает сзади: невыносимо нежно, языком по влажному внутрь толкается. – И-игорь. Стыдно, до слёз почти, но Петя руку назад заводит, вцепляясь в растрёпанную влажную макушку и ближе притягивает, прогибаясь. Игорь низко стонет, вибрация через кожу проходит, и у Пети голова кружится. Покрывало под ним скомканное, а Игорь сверху всем телом наваливается, целует в затылок, носом в отросшие волосы зарывается. – Петь, я не перегнул? – голос глухой, тихий. Смущается. На деле он смелее, ухает с головой, Петя только балдеет от его решительности. Но на словах туго всегда: Игорь мямлит и боится называть вещи своими именами. Дурак невозможный. Петю и смех разбирает, и нежность душит, и новой волной возбуждения накрывает, стоит только вспомнить, где этот рот только что был. – Мне всё понравилось. Больше всего, думает про себя Петя, но Игорю не говорит, ему нравится, как Гром из скорлупы своей выбирается, чтобы Петю удивить. Сегодня же всё: и песня эта, и кожанка на голое тело, и секс у стены на весу, и все остальное… это же ему всё. Это же Игорь, который ночами планировал, спал плохо, всё думал, как бы и что лучше сделать, чтобы Петя охренел. И Петя честно охренел, одурел и добровольно с ума сошел. Что угодно, только бы всегда так, рядом. Уже за полночь они сидят на кухне, и Игорь, устроившись на столе, в семейниках и борцовке, играет на своей акустике и поет ему уже без всякой поддержки. А Петю снова кроет от голоса низкого, до костей пробирающего. Здесь потрёпанный валет бьёт глянцевый туз