Балет - жестокая игра

Да,Ника позволяла себе сидеть дома временами, за что и ненавидела сама себя, лень была ей несвойственна, но Николай "заразил" её, он умел и отдыхать и работать, а Ника успевала лишь что-то одно. Вечерами они ходили на каток, где Нико учил девушку кататься на коньках ,Ника постоянно падала. В городе у них был каток и дедушка даже пытался научить внучку, но безуспешно, она падала, принималась к бортику, боялась льда, видимо сказалось то приключение на озере. Детские травмы, что ж поделать, они сопровождают нас, словно огромные камни, прицепленные за спину невидимой сеткой. Чем больше Ника погружалась в свои Николаем отношения, да что там говорить, она просто утопала в них, девушка поняла - либо она положит свой успех на чашу весов и проиграет, либо пожертвует любовью, она хотела развития, развития в сфере своей профессии, приобретения новых навыков, а любовь была невозможна в таком случае, да многие люди совмещают работу и карьеру, но для них карьера означает - среднестатистическую работу без всякого на то удовольствия, а лишь способа выживания и существования. Девушка прямо не хотела этого и уже корила себя за проведенную с юношей ночь. Теперь будет труднее расстаться, не сделав этот не опрометчивый шаг, она могла просто развернуться и уйти, но нет, она не могла, она дала обещание, поддерживать и беречь Николая, но что делать если в этой поддержке утонет она сама, превратиться в серость, которой она так боялась стать. Любовь - это благо, быть любимым - подарок с выше. Она находилась в таких раздумьях около месяца, Николай, в силу своей загруженности, почти не замечал любимую и Ника начала разделять страшную участь Натали. Она всё чаще и чаще гуляла одна в парке, где буквально пол года назад они гуляли вдвоём и не могли оторваться друг от друга. Ника понимала - сейчас идёт борьба между ей и сценой и она откровенно проигрывает в этом неравном бою. Для Николая всё больше и больше было важно достичь высот, он не понимал, что он обижает её своим безразличием. Женщина - хрупкий цветок, а цветку нужно внимание, без него он завянет за долю секунды. Ника из хохотушки превратилась в сварливую девушку, всё чаще звучали в их квартире скандалы и ругань, лишь только он покидал пределы квартиры, Ника не знала куда себя деть, казалось ещё один день в замкнутых стенах и она сойдёт с ума. Не помогали даже разговоры с Натали, которая была такой же "узницей ситуации". Тяжело вздохнув, Ника позвонила бабушке , в надежде, что она как мудрая женщина поможет ей разобраться в данном кризисе. Ника смотря в зеркало, сама замечала как она изменилась ни только внешне но и внутренне, появились мешки под глазами, ей уже не хотелось каждый день наводить красоту на своем лице. -Бабушка, что мне делать?,- с горечью в голосе завопила внучка. -Внученька, у вас просто такой период в отношениях, кризис первых месяцев проживания вместе, мы с твоим дедушкой тоже ссорились и тоже били посуду, но, вполне мирно живём, как видишь. - Я понимаю, он стал другим, когда мы встречались он был таким...а сейчас он совсем другой, он стал грубым, уделяет мне мало внимания, он стал чужим, чужим душой, я его вообще не узнаю. -Ну так бывает, видимо "розовые очки" разбились об суровую реальность бытовых проблем. -Это так, но он....он просто подавил во мне мою личность своим безразличием -Девочка моя, всё зависит от тебя, не становись конторской мышью, выходи в свет, ты ж у меня умница - ты сможешь всё. - Я смогу, но тогда я потеряю его. -А лучше, если ты потеряешь себя? Она не знала ответа на этот вопрос, поэтому, решила приехать к бабушке лично, не сообщая ничего родителям, она поехала в город на один день, благо деньги ещё оставались и у любимого просить не пришлось , да она и не просила никогда, даже на бытовые мелочи. Под вечер, она прошла сквозь скрипящую калитку и зайдя в дом, сидела с бабушкой за одним столом, дедушка к тому времени уже спал, придя с работы он плотно поужинал, обнял приехавшую внучку и лёг спать. Бабушка была обеспокоена таким эмоциональным состоянием своей внучки, в прошлый раз она приезжала улыбчивая, с подведенными глазками, в экстравагантных нарядах, а теперь она приехала в невзрачном синем платьице, без макияжа и с откровенно плохим настроением. Бабуля достала из шкафчика конфетницу с пряниками. От чая Ника отказалась и впала в ещё большую грусть, вспомнив, что последний разговор с Ламарой проходил именно под чай, с тех пор она решила, чаепития теперь для неё табу. Она искренне и не скрывая ничего, рассказала всё бабушке. -Мой ответ не измениться, моя дорогая, ты должна решить сама, жить по родительским советам, редко доводит до добра, реши в душе чего ты хочешь и что на самом деле тебе нужно -Мне нужна профессия, но я не могу без него. По лицу девушки потекли слёзы, бабушка обняла внучку укрыв её большими рукавами платья-рубахи ,словно квочка своего цыплёнка. Наш мозг - непостижимое чудо, он управляет нашими действиями, но вот сердце - оно то мозгу неподвластно, оно стучит, ноет, любит. Прекратив резко нахлынувших слёзы, она выпив стакан предложенной воды, с несколькими каплями валерьянки, поинтересовалась , как же обстоят дела у других домашних -Да, всё хорошо внученька, относительно хорошо... -А что так, бабуль? -Ну, мама хорошо, но вот отец -не очень. - Почему, здоровье?,- спросила Ника, забыв про свои слёзы. - Здоровье то здоровье, вот только тратит он его на всякую ерунду. -Ну какую ерунду, бабуль? -С тех пор как ты уехала, он увидел, что был неправ, что ты начала развиваться и никогда больше не вернешься в село, на фоне этого начал пить, сначала по стакану за обедом, потом за ужином и завтраком, а сейчас вообще не просыхает, я не знаю, что делать, пытались кодировать и к бабке возили, всё попусту, напивается и твердит: ваша Верка отсюда уехала и там наверное б****ет со своим танцулькиным. Услышав эти слова, Ника пришла в ярость, она не верила, что её отец смог опуститься до такого и такое сказать. Она, словно песчаная буря, выбежала со двора и направилась в отчий дом, зайдя в коридор, девушка увидела тихо спящую маму у себя в комнате, вот только вторая половина кровати была пуста, пройдя немного дальше, она увидела сидящего в одиночестве отца, что сейчас просто пил водку, от порядочного вида его не осталось и следа, сейчас он был растрепанным, небритым, на кухне присутствовал стойкий запах спирта, глаза родного человека сейчас были затуманены и полны необъяснимого гнева. Дочь немного пошатнулась и попыталась найти опору у шкафа - До чего ты опустился папа, ты опустился туда, откуда не подымаются, в самую глубокую бездну отчаяния, которая только может быть. -О! Московская куртизанка вернулась, ну что прогнал тебя твой сутенёр, домой вернулась, в родные стены,- сказал он шатаясь и поднимаясь из-за стола, лицо его уже опухло от количества выпитого алкоголя, он еле совладал с движениями, но потушив сигарету, мужчина попытался подойти к дочери. -Чем я заслужила такое обращение, тем что просто хотела другой жизни, тем что просто не хотела уподобиться вам!?, - воскликнула она в отчаянии. В одну секунду перевернулся мир, её горячо любимый отец, предстал перед ней в образе в доску пьяного тирана. Ника повернулась на звук кукушки, что ознаменовала полночь. Краем глаза девушка заметила, как отец хватает кочергу, что всегда стояла у печи, и замахивается по своей дочери со словами: "Ах - мы для вас серость, ну получайте, Ваше Величество!"-, последнее, что она помнила, был резкий удар, жутко болели ребра, почему-то появился судорожный холод по ногам, она упала, казалось упала на холодную воду или что-то в этом роде, что было дальше девушка не помнила, Ника слышала только шаги матери, что встала, услышав странные звуки. Девушка очнулась в больнице, четыре дня спустя, всё что было у неё перед глазами, казалось какой-то странной историей из книги, но никак не реальностью. По странному стечению обстоятельств, Нику положили в ту же палату, где когда-то лежали они с Иосифом после озерного приключения, в палате она была одна, но мгновенье спустя, она заметила сидящего на стуле Иосифа, ближе к изголовью кровати, видно, что молодой человек был жутко уставший, в черных джинсах и коричневой футболке. Ей капали капельницу, зачем, она не знала, почему-то хотелось пить, было больно подняться с кровати, Ника смогла лишь немного приподняться, чем и разбудила Иосифа, не открывая глаза, он спросил: -Очнулась? -Что ты здесь делаешь? - Это сейчас как раз таки не важно, важно то , как ты себя чувствуешь? -Болят рёбра, живот и немного ноги. -Это нормально. - После чего? -Что ты помнишь? -Последнее что помню - мамины шаги и ночную рубашку. -Ты здесь уже четыре дня, начнём с этого. -Четыре!!!?А Коля, он.... - Он думает, что ты поехала к родне и сейчас лежишь с гриппом и температурой. -И правильно, спасибо, он не должен знать, ему не до того. - Я так и знал...удар был сильный, были ушибы внутренних органов, ещё неделю будешь в больнице, а потом - я заберу тебя к Коле. - Отец? - Ника он ударил тебя и тебя сейчас волнует его состояние!? - Да -Он дома, отходит от событий вчерашнего....он не помнит ничего, помнит только как сел ужинать ещё до твоего приезда. - Весело, - это было единственное, что она могла сейчас сказать, так как плохо ещё соображала, что происходит. - А мне вот не весело, ночью звонят, говорят: сестра при смерти, в луже крови в собственном доме. Теперь было понятно, что за лужа холода окутала Нику, но от этого было не легче. В палату зашёл врач, довольно высокого роста в синей шапочке и с кучей бумаг, острые черты лица, кудрявые волосы, добродушные глаза, фактурный нос, тонкие пальцы рук - перед девушкой стоял дядя Иосифа - Родион, хирург, который по совету своих родителей и старшего брата, трудился в обычной больнице, редко покидая пределов родного города. - Демидова, Йося - ты ей сказал?, - спросил Родион , намекая племяннику на то, чего Ника не понимала. - Да, я ей сказал что у неё многочисленные ушибы внутренних органов , -странно медленно, будь то по слогам, он повторял уже ненавистный Нике термин. -А!, - хирург посмотрел в начале на Нику, потом на племянника - Она может отлежаться дома, уж давят эти больничные стены? - Может, когда я окончательно буду уверен в том, что она пошла на поправку, а сейчас , Йося - брысь отсюда! Я буду осматривать пациентку. Парень вылетел из кабинета, словно по волшебству. А доктор продолжил осматривать Нику, спрашивая о мучащих её болях и общем состоянии. Иосиф не пустил к Нике так рвавшихся маму и протрезвевшего отца, он даже вступил с ним с перепалку и разбил ему губу, выбив при этом пару зубов. Он понимал, ей сейчас они не помогут, а нанесут ещё больший психологический урон её и так хрупкому здоровью, которое ещё пару дней назад висело на волоске. С тех пор, она ненавидела больничный запах, запах наркоза, который еще долго не мог выветриться из её рецепторов – этот запах напоминал ей смесь запаха хлора и незрелой тыквы, он казалось был повсюду, но это прошло и спустя несколько недель жизнь вернулась в обычное русло, как ей казалось… Вернувшись к Николаю, она все так же заботилась, вот только юноша заметил, что что-то в ней изменилось – взгляд, он стал звериным, безразличным, пустым. Ей надо было оказаться на волосок от смерти, чтобы понять – она вполне сможет без него. Да, будет больно, горько и пусто, но это пройдёт, как проходит скорбь, как проходят муки и страдания, она знала – будут шрамы, будет много взлётов и падений. Она должна всё это пройти сама, ведь, как сказал один мудрый человек – только одинокий путник доходит до цели. Это их судьба, их дорога, их жизнь, которую они должны пройти по одиночке, главное это вовремя понять и не зайти слишком далеко. Ника делала вид, что с упоением была погружена в его рассказы об учителях и сокурсниках, а сама тем временем, обдумывала план своего ухода. Этот план должен был быть безупречным, он должен был нанести минимальный урон моральному состоянию парня. Здесь в Нике проявилось чувство холодного расчета и жертвы ради любви. Из всего Колиного монолога, она уловила лишь пару личностей, но этого было достаточно… Петр Антонович Пестов – про него Нико мог говорить часами, он хорошо был знаком с его мамой – Ламарой, именно она настояла на жесткой муштре, дала Петру Антоновичу в руки палку при этом сказав: «Лупите его, коль что не так, претензий не имею». Мать очень хорошо знала сына, к воспитанию ремнём, так сказать «кнутом и пряником», относилась вполне спокойно. В классе у педагога, все были равны и какого-то особого внимания он Коле не уделял, считал, что это просто неправильно и невежественно по отношению к другим своим ученикам. Пётр Антонович сомневался в том, что Николай сможет сделать всё так, как этого требовали поставленные столетиями правила, но юноша всегда выходил на сцену уже предчувствуя вкус желанной победы и добивался поставленного. Учитель видел в нём лидерские качества, уже тогда, когда он впервые вошел в его класс. Николай не переносил критики, хотя и спокойно её выслушивал, как говорил Пётр Антонович: «В этом мальчике грузинского самолюбия в два раза больше, чем он сам». Педагог был рад успехам своего ученика, они могли поговорить на достаточно откровенные и задушевные темы, просто часами. Он уважал в своих учениках трудолюбие и успех, добившийся не за счет денег, а за счет таланта. Но даже талантов – он не жалел и не гладил по голове, он требовал большего, чем от остальных. «…Чувство приближения к идеалу должно присутствовать у артиста всегда» -, говорил он. Успех человека, решает его характер, его внутренняя жилка, этому невозможно обучить, невозможно дать, оно должно быть в человеке – только характер может дать поразительные результаты. Во многом, юный танцовщик был обязан своему учителю, он дал ту базу, дисциплину, привил ему своеобразное уважение к профессии, чувство самопознания, ведь артист – это вечный ученик. Петр Антонович развивал в детях творческое зерно, водил на выставки, в оперу, рекомендовал литературу, которая была обязательна, ведь многие до встречи с ним думали, что в балете мозги не обязательны, а что тогда обязательно? Дети были вообще далеки от искусства, он попытался дать им хоть малые крупицы тех знаний, что знал сам, как видим, у него довольно неплохо получилось. Учитель – это путеводная звезда, дающая всё светлое и искреннее, но вот будет ли этот свет подарком для человечества или его самой верной гибелью, зависит лишь от ученика, каждому дано столько – сколько он сможет унести. Марина Тимофеевна Семенова, на первый взгляд, это была хрупкая женщина, но как только она пересекала порог класса, она видела всех насквозь. Это был дар, подаренный ей свыше, за проведенные на сцене годы, она легко могла отличить светлого и добродушного человека от гнили, которой было предостаточно в театре. Она – это человек новшество, она вносила маленькие коррективы в спектакли и выступления, ведь образ то соткан из мелочей, такие мелочи и меняли всё. Николай, был для Марины Тимофеевны всем, она могла его хвалить и тут же бить, тактильный контакт был важен, для лучшего понятия профессии. Она проверяла своих учеников, проверяла, как они переносят комплименты и критику, многие просто не выдерживали, оставались лишь единицы. Да, трудно было представить, как эта хрупкая, но энергичная женщина, устраивала дедовщину в классе, еще похлеще, чем матёрые солдаты. Издевательства, восхваление, потом просто отрешение – она готовила артистов ко всему, многие бы сказали «садистка», а многие бы восхищались. Сойти с дистанции нельзя было – она не отдавала такого приказа, ты либо дойдешь до финиша, либо сорвешься в глубокую пропасть, откуда просто нет выхода, ведь только чистая душа способна поднять человека, даже с самых далеких глубин ада. Марина Тимофеевна выбивала дурь из молодых артистов, она убирала эту «звездную болезнь» раз и навсегда, заходя в класс, никто из учеников даже не мог подумать - что он звезда, здесь – они все были солдатами, которым не разрешалось прыгать выше намеченных звезд, пока они как следует не окрепнут. Она могла кидать в сторону своих учеников любые оскорбления и насмешки, а ты должен был терпеть, профессия у артистов такая – всё терпеть, и молча делать своё дело. Она учила тому, что надо быть благодарным своим учителям, как и она в своё время была безмерно благодарна – Агриппине Яковлевне Вагановой, учителей не выбирают – они даются нам с выше, и иногда, удачные тандемы учителя и ученика, создают новый виток в искусстве. Семенова была Одеттой, не только на сцене, она была ею и в жизни – утонченная, простая, движение её рук напоминало движение пера на чернильной ручке, оно было идеальное, выработанное просто до автоматизма, вот это была школа, та старая школа, когда ты не задумывалась над движениями, тело делало всё само. Балет – душой исполненный полёт. Она знала эстетику, технику, пластику, она знала – как сделать полёт бесконечным, живым. У неё была грация, непревзойдённая грация, любые движения, были как будь-то продуманы на перёд. Она имела фантастическое уважение, в первую очередь, к самой себе, если ты не уважаешь себя, зачем тогда существовать, уважение к себе – это фундамент личности, залог успеха. Марина Тимофеевна не позволяла людям из кабинетов, далеким от балета, управлять жизнью на сцене. Каждый урок вела, словно королева, она восседала, смотря на своих учеников, как когда-то Агриппина Ваганова смотрела на неё, на тощую девчонку, что казалось гремела тонкими косточками, стоя у станка. Девочка выросла и поняла одну истину, не нужно ждать похвалы – настоящему таланту нужны унижения. Николай помнил первые слова, которые ему сказала эта без преувеличения – великая женщина: «Хочешь хорошо танцевать – иди ко мне». Галина Сергеевна Уланова – первая балерина, которая как никто знала - артист платит за свой талант одиночеством. Её движения были неспешны и тихи, словно осенний ветерок. Снежная королева балета, с ледяными глазами – такой её называли. Это – человек история, человек театр, человек – балет. Ей было, что рассказать молодому поколению, она с радостью делилась своим опытом. Танец Улановой – это было что-то не из мира сего, по её глазам, пластике было видно, что это танец ни столько тела, сколько души и именно для неё она сейчас танцует – для своей израненной души. Индивидуальность балерины – её главный козырь, она должна истинно переживать за своего персонажа, без всякой наигранности и фальши. Она спрашивала у своих учеников очевидные вещи, которые казалось бы знали все, но отвечали лишь единицы. Галина Сергеевна была закрытой, хрупкой, тихой – как и её призвание – Балет. Она была стальным ангелом, без крыльев, но на пуантах. Сцена – это поток ощущений, поток воспоминаний и эмоций. Но для того, чтоб сыграть, нужно было иметь этот огромный запас. Она была созданием ни этого мира, словно фея фиалок, словно тихая, маленькая птица. Умела сыграть страсть, но не раскрытую и выпяченную, а девственную, чистую и милую. Юность – это ни тело, а состояние души, Галина Сергеевна это знала, она могла сыграть влюбленную девушку, будучи в любом возрасте, ведь чистая и искренняя любовь – это то, что неподвластно времени. Её роль Джульетты – это верх балетного искусства, непревзойденный бег, походка, которую пытались повторить многие, но они играли, а надо было - прожить. Боль, смятение, унижения, безответная любовь, всё это было, но оно проходило тихо, без особой огласки, оно должно было перегореть внутри, а не выходить в свет. Танец печали, невидимый на сцене, она превращала в любовь, на ней же. Ей – скромной девушке, стали аплодировать главы государств, для неё эта похвала была искренняя и признательна, но для неё аплодисменты – были лишь подарком зрителя, не более. Она была своевольным учителем, ей не давали учеников, она всегда выбирала их сама, словно драгоценные бусины. Всем своим ученикам она говорила «Вы не должны копировать, вы должны быть своим героем». Нужно было выстрадать роль, в обычной жизни, всплеска эмоций можно было не дождаться, но вот на сцене можно было и поплакать и посмеяться. Она жила в своих учениках, в их движениях, взгляде, успехе. Галина Сергеевна нашла себя, нашла в сцене, а потом и во внутреннем спокойствии, душевном, нашла себя в книгах, в вечерних тихих прогулках, в пастельных тонов, неброских нарядах. Она была тихим и закрытым человеком, мало кто мог рассказать о ней много, редко говорила, держала дистанцию, наученная временем, обстоятельствами она знала, пускать в свою жизнь мало кого хотелось, её тихий уголок и любимая собака её вполне устраивали, зачем еще здесь будет кто-то лишний? Она отдала дань искусству сполна и теперь, пришло время пожить не для души, а для спокойствия разума. Уланова была спокойна, но решительна, нет, она не стучала по столу, её тишина и спокойствие решали всё за неё. Она пережила оскорбления, потери и много горя, она не любила внимание – Великая – это был титул, титул, принадлежащий тихой розе, что росла среди шипов.