Балет - жестокая игра

Ника по приезду в город, захотела оставить всё позади ,в первую неделю, она упорно и самостоятельно засеяла гектар земли разнообразными культурами: от бахчевых до томатов. Огород помогал ей забыть всё, на работе она взяла больничный, претензий не было, да и липовая справка, написанная рукой Иосифа, о том что у девушки ветряная оспа, служила весомым доказательством того, что ей лучше ближайший месяц вообще не работать и не контактировать ни с кем либо. В этот раз мамины слова об отвлекающей от всего работы по дому, оказались правдой. Ника давно планировала убраться на старом чердаке, по приезду домой, ей просто не хватало времени, но сейчас его было предостаточно. Решительно настроившись, она взяла из сарая деревянную лестницу и таща её, словно муравей, направилась к заветной дверце, что находилась прямо под потолком, у дровяной печи, которую мать белила перед приездом дочери, измазавши все свои шлёпки в побелку, девушка всё таки затащила лестницу на нужную высоту, изрядно вспотев, она стала преодолевать ступеньку за ступенькой, тяжелая дверца плохо поддавалась открытию, надо было немного провернуть ручку и тогда с сильным ударом, она открывалась. Девушку озарил свет, исходящий с чердака, по лестнице, словно туман, поползла пыль: «….Да, похоже я до пенсии этот чердак убирать буду», с этими словами она принялась разбирать многочисленные чердачные мешки, в которые мама кучами складывала уже маленькую или негожую одежду. Судя по количеству мешков, смело можно было открывать собственный дом моды. Сквозь стеклянные широкие витражи, что находились на чердаке, можно было видеть весь город, аж до самой реки, что тихо бурлила в далеке, над ней было видно небольшое полупрозрачное облако – стояла влага, нетипичная для этих мест в это время года. После первых дней апреля, обычно сильно жарило солнце, что и не давало местным огородникам сидеть на плантациях сутра до вечера. Но старожилы этого города вылазили на свои приусадебные участки еще до рассвета и тихой прогулки первых рыбаков и заходили уже, как только слышали звон небольшого колокольчика во дворе – приходили с пастбищ коровы, наступала пора вечерней дойки, не смотря на такое вроде бы солидное название – «город», перед глазами возникают парки, многоэтажки, величественные здания, в основном всё так и было, только не в этой части города, здесь расступалась простая, сельская душа. Возле каждого дома стояли лавки, на которых происходили вечные споры и посиделки, тут девочки разучивали тексты всем известных песен, обсуждали моду, мальчиков. Лавки никогда не пустовали – это был дурной тон. На них, словно прикованные навсегда, сидели добродушные бабушки в цветных платочках и платьях всех расцветок, обязательным атрибутом был передник и палка, которая служила не столько опорой, а сколько способом воспитания неугомонной молодёжи, которая норовила сделать что-то эдакое, выделиться из толпы и подняться в глазах своих товарищей-единомышленников. Здесь не было такого, чтобы дети сидели дома, даже во время болезни, они умудрялись выскользнуть на улицу. Когда наступала такая светлая и весёлая пора каникул, в городе прибавлялось народу, ко многим старикам приезжали их всеми любимые внуки, молодёжь из другого города вносила некие коррективы в план веселья и приключений, она давала новое вливание, новый поток информации. И вот, уже невозможно было отличить где прибывшие, а где коренные жители, все бегали толпой, играли в футбол, прыгали в классики, играли в резиночки, а вечером шли на дискотеку, где впервые влюблялись, учились танцевать и взаимодействовать с народом. Ника прекрасно помнила, она прошла все эти этапы развлечений, вот только в клуб её больше не пускали. Однажды, в день шестнадцатилетия Иосифа, они с Никой взяли из отцовского гаража старый мопед и переодевшись, помчались в клуб, уже почти у клуба, Иосиф понял – отказали тормоза. Тогда, они приняли для себя мгновенное решение – прыгать, как Иосиф не пытался вывернуть мотоцикл в стог сена – он въехал прямо в только что поставленное окно клуба, стекло с треском разбилось, благо никто не пострадал, народ только начал приходить и в зале было лишь два человека и то были сторож да уборщица. Ника приземлилась на клумбу с пионами, что немного смягчило падение, она лишь вымазалась в грязь да измяла цветы, а вот Иосиф упал на асфальт, немного повредив ногу. Они еще долго вспоминали о том, как их отчитывали родители и председатели. Как обещали выгнать со школы за подобные выходки, как припоминали злополучный трактор. Сейчас, протирая старые полки, Ника была бы не против снова отправиться с Йосей в любое приключение, а не заниматься бытовой ерундой, которой ей хватало и в Москве. Протирая уже помутневшие от времени стекла, она увидела, как к дому подходит мужчина в рубашке и брюках, достаточно худощавый, с тонкими губами, карими глазами и приветливой улыбкой. Заулыбавшись, Ника мигом спустилась с чердака и кинув пыльную тряпку на пол, обняла дедушку, она его видела редко, он много работал и не видел внучку почти год, это был весёлый мужчина уже в годах, он хоть и прихрамывал, но передвигался без палочки, широкие плечи, сильные руки – передовик производства, он пахал - как вол, впрочем как и все в Никиной семье, он – единственный, кто разделял стремление Ники к юриспруденции, и смело верил в её успехи, из города, девушка привезла всем своим родственникам небольшие подарочки, маме – серьги, бабушке - несколько метров разной ткани, отцу – часы, тёте – бусы, дедушке - набор специальных инструментов. Передала она так же отдельную сумку Зинаиде Яковлевне – бабушке Иосифа, женщина была очень рада гостинцу, и всё нарекала внука за то, что он не приехал лично. Внучка с дедом присели в беседке и выключив надоедливый телевизор, начали разговор: - Верунька, я смотрю – ты похудела, похорошела, краситься начала, что – появилось, для кого? - спросил дедушка, он хоть и был человеком старых взглядов, но точно знал – его внучка никогда не сделает плохого выбора. -Ну как тебе сказать, дедунь, ну есть один «кадр», - с небольшим стеснением ответила девушка, вытирая со щеки грязь. -И что же это за «кадр» такой? -Тебе не понравиться -Давай, давай, лучше узнаю я от тебя чем от твоей бабушки, ты же знаешь, как она любит драматизировать и наводить панику на всё и всех! -Знаю….он хороший человек. -Дальше… -Дальше….зовут Коля. -Уже хорошо…дальше - Хорошо работает, деньги зарабатывает, трудяга. -Мне этого достаточно, фото есть? Ника молча пошла в дом и немного покопавшись в вещах, нашла их с Николаем общую фотографию с празднования свадьбы Иосифа и Натали, там они стояли вместе, Николай аккуратно положил ей руку на талию, она сложила руки в замок у него на плечах. Тяжело вздохнув и прижав фотографию к груди, она направилась обратно к дедушке – Дмитрию Панкратовичу, который сидел с беседке и уже протирал полотенцем, лежащие у него всегда в кармане очки, на зрение он не жаловался, просто хотелось получше разглядеть ухажера внучки. Взяв в руки фото, он стал приглядываться и попутно задавал интересующие его вопросы - Долго встречаетесь? -Долго, - отвечала Ника, нервно поправляя салфетку на столе. -О браке думали? - Нет!, - наотрез отказалась Ника, ожидая что многочисленные укоры сейчас польются градом -Ну ладно, поживите «во грехе» – я разрешаю, - с небольшой иронией и смехом произнёс мужчина, обняв внучку, та выдохнула с облегчением, хоть кто-то не задаёт ей лишних вопросов о браке. Затем дедушка прищурился, составив брови в одну дугу, видно было, как собрался бугорками его лоб, видимо, что-то не устраивало, - ……Грузин?, - перебив неловкую паузу, спросил старик. -Да, а что? -……дзе значит - Еще тот «….дзе», - ответила Ника, сгорая от стыда и какой-то непонятной вины. -Значит, к «корням» всё таки потянуло, - с тяжелым вздохом и снимая очки, промолвил мужчина, - ты этого не знаешь Никочка, моя прабабка была как раз из таких – «…дзе»,я уж её имя и фамилию не помню, но точно знаю – грузинка, надо посмотреть в документах, что у твоей бабки на шкафу валяются, там должно быть написано, вот тебя и тянет к «корням». Ника еще более засмущалась, она не отрицала – её действительно тянуло к Николаю, тянуло на уровне даже клеточном, с ним она была полна счастья, спокойствия. У них были похожие характеры, горячие, вспыльчивые, вот только Ника пыталась как то умерить в себе этот несносный характер, не подобающий девушке, в то время как Николай не скрывал своего характера и легко мог выпалить какую-то обидную фразу. Ника не обижалась на него, она привыкла знала, пройдёт время, он остынет и конфликт сойдёт на нет. С ним было проще, чем с мамой, она всячески пыталась привлечь внимание Ники к новым ухажерам да, по телефону мама была милой и со всем соглашалась, но когда Ника приехала домой, мать как будь-то подменили. Каждый вечер она приглашала на чай то соседских сыновей, внучат, то бывших одноклассников Ники, как только они пересекали порог дома, Ника быстро исчезала с поля зрения. Мать с удовольствием расхваливала дочь, а ей было всё равно, она любила Николая и менять свои принципы ради того, чтоб подарить родителям такого зятя, который им будет нравиться, она была не намерена. В один из таких «сватальных вечеров», она просто собрала вещи и поехала в Москву, вечерней электричкой, в чём была, только накинув ветровку, ей было наплевать на то, как она сейчас выглядит, Ника знала – он примет её такой, какая она есть. Электричка ехала небыстро, Ника успела насладиться и прекрасными видами хвойного леса и огромными многоэтажками, люди медленно выходили на своих станциях, они не замечали «убитого состояния» Ники, она сидела в домашнем платье, усыпанном мелкими полевыми цветами, обутая лишь в шлёпанцы, девушка нервно поправляла свою тёмно-бордовую ветровку и пыталась собрать в кучу растрепанные волосы. По приезду в Москву, а это было уже на утро, её застал неожиданный ливень, который добавил её образу еще большего страха: промокшая, уставшая, продрогшая, с размазанной тушью, она открыла дверь коммуналки, прогремел гром, затряслись стёкла, в коридоре, да впрочем как и во всей коммуналке потух свет. Мирно стоящий на кухне Николай, в черной майке и серых, спортивных штанах, вдруг обернулся, он вспомнил все ужасы, которые читал, сейчас перед ним стояло что-то худое в темноте, растрепанное, страшное, но как только возобновился свет, он положа руку на грудь расхохотался так, что слышали даже в соседних квартирах. Перед глазами стояла его любимая, в достаточно замызганном виде, осмотрев её под светом лампы, он подошел ближе и тихо прошептал: «Боже, как тебя потрепала родная деревня», только закрыв дверь, Ника уткнулась ему в грудь и начала плакать, её руки были холодны, сейчас она не думала о том, что может запросто подхватить простуду, единственное что ей было нужно, услышать его слова поддержки, слышать его дыхание, как бьётся его сердце, а оно сейчас не просто билось, оно трепетало, словно птица, которая хочет вылететь из клетки. Посмотрев в его глаза, она окончательно поняла - она его и будь что будет. Она попыталась вытереть с глаз уже щиплющую тушь, но размазала еще больше. Взяв все свои силы в руки, девушка сделала большой вздох, ее грудь наполнилась воздухом, по телу прошла легкая дрожь. Раньше, она возможно бы засомневалась, но сейчас – нет. Общение людей тет-а-тет должно происходить лишь за закрытой дверью, это сугубо личное, оно не касается посторонних. И что же происходило за их «закрытой дверью», не трудно догадаться, в те моменты, когда страсть блистала во всей своей красе, обнажая тела и души, она раскрывала те порывы, о которых не догадывался никто. Они не помнили себя, от счастья ли, или от накативших в этот момент эмоций, что вылились бурей, подобно той, что бушевала за окном. Они понимали, даже если они совершат ошибку, вина будет делиться на двоих, да и была ли это ошибка, скорее это было желание, желание двух влюбленных наконец пересечь всё границы, которые они себе ставили и за которые так боялись зайти. Гроза закончилась, наступило тихое утро, за окном, шурша своими листьями, шумела рябина, было слышно вдалеке тихое пение синицы, легкий луч пробился сквозь бежевые, плотные шторы, которые были задернуты буквально перед ненавистной грозой. Луч был словно живой, он полз в начале по подоконнику, огибая горшки с цветами, добрался до кровати, осветив лицо мило спящего Николая, при попадании солнца, он рефлекторно прикрыл глаза рукой. Но, вспомнив события вчерашнего вечера, парень открыл глаза и улыбнувшись, прижал Нику к себе, она тихо сопела. Всё было спокойно, всё было так, как должно было быть, рано или поздно – это случилось бы. - Аннушка пролила масло, - прошептал он, удивляясь такому стечению обстоятельств, их встреча в общежитии, книга, свидание, «это» - всё казалось, как по волшебству. - Только не спешите бежать под трамвай, господин Берлиоз, вы мне еще нужны, - сказала спросонья Ника и поцеловала молодого человека. -Noblesse oblige!, - сказал он с небольшим французским акцентом и принялся одеваться на работу. -И что это значит, господин француз?, - спросила Ника, закутываясь в одеяло. -Положение обязывает, мадам! -О, так ты у нас не Берлиоз, а кот Бегемот! Я в французском не сильна, знаю только лишь одну фразу - Je t'aime. Услышав эту фразу, Николай наклонился к девушке, их губы слились в страстном поцелуе, но через мгновенье, молодой человек стоял в дверях и собирался уходить. Она знала, романтичного утра ждать не стоит – он трудоголик, ну и пусть наслаждается своей работой, пока Ника будет наслаждаться такими короткими проведенными часами с ним. Утрешние цитаты заставили Нику достать давно забытую книгу Булгакова, которая покорно лежала в той самой сумке, на вешалке. Перелистывая страницу за страницей, она сидела на кровати, теперь уже в их общей комнате. Ника удивлялась, она узнавала в образе Воланда, Николая, но Николая не сегодняшнего, а того, что ждал её в будущем, девушка была уверенна – он будет таким же статным, загадочным, эрудированным и она не ошиблась