From A.P. with love

Мы работаем в полной тишине, так как каждый здесь знает, какая роль ему отведена. Все вопросы – только по делу, и лишь Раш временами бросает взгляды в мою сторону. Я думала, что он побоится глаза поднять, но Николас смотрит на меня с нотками сочувствия, будто я ненормальная какая-то. - Илай, покажи Мэнди эти записи, а я отойду на несколько минут, - просит профессор, протягивая своему ассистенту небольшой блокнот, а сам уходит из зала Врат. Я слышу что-то подозрительное в его голосе, но не двигаюсь с места, с равнодушным видом забирая из рук Илая вычисления. Все там писано на языке Древних, который мне прекрасно известен, но сейчас цифры и буквы сливаются воедино и я бездумно просматриваю инопланетную писанину Раша. - Тебе, точно, лучше? – заботливо спрашивает Илай, опуская ладонь мне на плечо. – А то иди. Мне всего лишь нужно понять, что здесь написано. В остальном, с работой я справлюсь. Мне противны чьи-либо прикосновения, поэтому я попросту отталкиваю от себя парня и ухожу прочь, заявив, что мне нужно сделать пару глотков воды. Заметил ли Илай, что я иду в другом направлении от столовой? Мои шаги гулко разносятся по северному крылу корабля в сторону кают. Почти перейдя на бег, я, как по наводке, влетаю в свою каюту, заставая в ней сразу троих незваных гостей: Мэтта, ТиДжей и Николаса. Да кто им разрешил бесцеремонно рыться в моих вещах?! - Так вот, зачем вы отходили, доктор Раш, - язвительно выплевываю я слово за словом, стремясь уничтожить лазутчика одним взглядом. Похоже, у меня это дурно выходит. Он смотрит на меня с выражением боли и сочувствия, отчего я вновь вынуждена опустить глаза в пол и не поднимать их до тех пор, пока кто-то из присутствующих не объяснит мне, что здесь творится. Я слышу, как тяжелые армейские сапоги лейтенанта Скотта стучат в моем направлении и, едва подняв голову, замечаю в руках парня грубо свернутую одежду Камиллы. - Это ты испачкала?..- спрашивает он меня, а я не смею и дернуться, хотя все внутри так и желает провозгласить об очевидном. Смотрите же все! Она порвана! Вся одежда – в тряпки, и если ты, Мэтт, хочешь знать, чьих это рук дело, то я тебе все и выскажу сию минуту. Мои плотно сжатые и пересохшие губы растягиваются в подобии коварной улыбки, после чего я, не признавая звука собственного голоса, осведомляюсь: - А разве не заметно? Ах, нет, могу и показать, - я протягиваю руку и цепляю край серой кофты Камиллы, с гордым видом демонстрируя всем троим…целую одежду. Ни на хлопковых брюках, ни на кофте нет никаких дыр, вылезших ниток и болтающихся лоскутков. Я вынуждена еще раз перебрать всю одежду, чтобы убедиться, что мне это не кажется. Но как? Как Раш сумел заменить все это, чтобы выставить меня полной дурой? А что, если тот случай повторится? - И где ж она грязная? – переспрашивает Мэтью, а меня уже начинает тошнить от насмешки в его голосе. – Аманда, послушайте, Вам нужно отдохнуть. Просто немного… - Я достаточно наотдыхалась! – я делаю резкий шаг назад и, позабыв, что за спиной закрытая дверь, больно врезаюсь в нее затылком. – Сперва вламываетесь, а потом устраиваете весь этот цирк. Зачем, вообще, вызывать меня на корабль, если каждый на судне станет покрывать дурные выходки Раша? - Дурные выходки? Мэнди, ты о чем? – подал голос Ник, и я поняла, что именно с этой его реакции должна начаться кульминационная часть. - А вот о чем! – я оголяю ворот мужской футболки, демонстрируя линию возле декольте. – Засосы. Ты трогал меня как некую…шлюху. И…вел себя, как животное. Мои глаза горят, а слова не могут передать и трети того ужаса, что мне пришлось пережить. - Аманда, там…ничего нет, - произносит Мэтт, и в его голосе я вновь слышу это. Опаска, настороженность и желание успокоить: именно так советуют разговаривать с душевнобольными. Но, Мэтью, я здорова. Смотрите же! Я продолжаю закатывать рукава и демонстрировать следы на теле, ведь, как-никак, Раш здорово «постарался», когда сошел с ума от своей губительной страсти. Но чем дальше это заходит, тем более мне становится неуютно. Тамара стыдливо отводит глаза, начиная кашлять в кулак, Мэтью не смеет и вдоха сделать, а Николас – это безумный мерзавец – в вещем ужасе рассматривает все то, что я показываю. - Мэнди, тебе…нужна помощь. Прошу, позволь Янгу отдать приказ отправить тебя домой, - осторожно произносит профессор, и я, крепко-накрепко обняв себя руками, медленно перемещаю ладони вдоль тела вверх, затыкая уши, чтобы больше не слышать этого голоса. - Я здорова! - наверное, это звучало особенно громко и отрывисто, так как лейтенант Скотт отшатнулся, а Тамара – схватилась за сердце. Меня всю трясет как после контрастного душа и то, что происходит дальше – творится лишь в моей голове. Какие-то шумы, вздохи, стоны – фантомы прошлой ночи скопом атакуют мозг, будто маленькие термиты, поражая его навязчиво и больно. Это похоже на снежный ком, увеличивающийся с каждой секундой, пока не найдется кто-то, кто его остановит. И этот момент настает – тогда, когда Николас садится рядом со мной, безвольно опустившейся на пол, и крепко прижимает к своей теплой груди. Я слышу его сердцебиение – быстрое, но не сбивчивое, и ощущаю, как едва влажные губы Ника касаются моего раскаленного виска. Он вовсе не похож на то чудовище, которое способно изнасиловать свою малютку Мэнди, а уж тем более – на ополоумевшего лжеца и труса, скрывающегося за спинами других людей. Его теплое дыхание доносит до моего слуха обрывки ласковых слов: - Прошу, котенок, не плачь, все хорошо. Все хорошо, все хор…- это звучит, как самая простая и нежная мантра, другие слова в которой были бы громоздки и излишни. Я не могу больше думать об одеждах, предательстве, грубости, каких-то там вычислениях, да и вовсе – о своей миссии на этом судне. Я прижимаюсь к Нему – ищу защиты, поддержки и опоры, вовсе не как у сильного кавалера, будто бы он – мой отец. Это глупая ассоциация, но она греет меня лучше всяких слов, и вместе с тем заставляет забыть о том, что в каюте мы не одни. Я слышу его напряженное дыхание, ощущаю, как пальцы любимого человека бережно, без боли, массируют мою голову и, замирая, различаю помимо тишины, царящей вокруг, голос ТиДжей. - Парамнезия, - повисает в воздухе страшный диагноз девушки-фельдшера. *** Я слышала что-то о том, что Камиллу Рэй уже отзывают обратно, но это никак не повлияло на мое поведение. Я сижу рядом с Ником и, по заверению Илая, мешаю ему работать. Возможно, это мне тоже послышалось? В ушах до сих пор стоит странный гул, но стоны и собственные слезы уже не слышны – все прекратилось. Жадно цепляясь за складки одежды Николаса, я не желаю, чтобы он куда-то уходил, и уже не понимаю слов, которыми профессор перебрасывается с Мэттом. - ТиДжей сказала, что лучше отправить мисс Перри к себе. Ей будет тяжело с вами расставаться. - Ничего страшного, пусть еще немного успокоится. У Мэнди это случилось на почве нервного срыва. И, хоть я и не психолог, а лишь ученый, я думаю, что лучше оставить все так, как есть. Мы оставим ее в комнате с камнями и тут же разорвем соединение. Надеюсь, все для этого готово? - Да, мисс Рэй уже прибыла в штаб и ждет наших действий. - Ей известна причина отзыва на «Судьбу»? - Нет, ей ничего не сообщили. - Хорошо, поясним на месте. Мэнди? Ты готова? Мы отправим тебя домой на пару дней. Я слышу голос Ника и только сейчас осознаю, что обращаются ко мне, а не к лейтенанту. Охота вновь взбунтоваться, выкинуть что-то из ряда вон выходящее, но я лишь растерянным взглядом изучаю черты лица любимого мужчины, не в силах сказать ни слова. Наконец, ощущая, как Ник пытается увести меня прочь, чтобы вернуть на Землю, я прошу, чтобы мне выдали листок и ручку. Николас всегда носит их с собой и поэтому, не понимая, зачем мне это сдалось, за одобрительным кивком полковника Янга протягивает мне блокнот и свой любимый карандаш. Кажется, хрупкое древко все еще хранит тепло его пальцев, отчего я со странным энтузиазмом сжимаю карандаш, выводя на бумаге букву за буквой. Слова выходят достаточно криво, так как я все еще не привыкла к владению чужим телом, но уже вынуждена покинуть его, спустя жалкую неделю на борту. Завершив письмо, я сворачиваю его и самостоятельно опускаю в нагрудный карман сорочки Ника, отступая назад и позволяя завершить последние приготовления. Сложнее всего сдерживаться, чтобы не броситься Николасу на шею на виду у всех, покрывая его щеки сладкими поцелуями, поэтому я поджимаю губы и отвожу взгляд куда-то в сторону. Целую вечность тянется ожидание, в котором я борюсь с нахлынувшим ураганом чувств, от которых хочется одновременно плакать, смеяться и биться в истерике. Не знаю, что думает Ник: возможно, он, как и все здесь, считает, что я повредилась рассудком во время того падения, когда на нас напали беспилотники. Или же он жалеет меня, как и тогда, когда я только поступила на его факультет. Меж нами рушились огромные преграды и, вместе с тем, вырастали новые стены, не позволявшие быть ближе чуть дольше, чем я того хотела. Перед тем, как все завершилось, я успела подумать о том, что произошло. «Знаешь, и все-таки мне хочется, чтобы тот постыдно-сладостный миг оказался реален…» Николас не стал дожидаться, когда в комнате вновь окажется Камилла. Отвернувшись, профессор вышел прочь и, как только вернулся в свою каюту, развернул письмо от Мэнди. «Говорят, что любовь – это полоса с односторонним движением. Но, даже, если так, я желаю преодолеть весь этот путь в одиночку. Просыпаясь, день за днем, я каждый раз искала веские причины, чтобы продолжать жить дальше. Космос никогда не отвечал мне, сколько бы ночей я не проводила под звездным небом. Он полон тайн и загадок, он манит к себе, но, как бы я не тянулась ввысь, ни одна из звезд не становилась ближе. И когда я видела тебя, то ощущала себя перед человеком – живым воплощением всей этой астрономии. Ты огромен в моих глазах, величественен и притягателен. Но, сколько бы я не тянулась вперед, ты все равно остаешься недосягаем. Я верила в то, что однажды одна из звезд будет моей – такой же яркой, как твоя улыбка. И, если путем к цели станет сумасшествие, то я приму его не как проклятие, а как ценный дар. Я готова шептать тебе, что безумна, что одержима тобой – как астрономией, как…мечтой вновь встать на ноги. Но нет – ты сильнее. Ради тебя – все это. Ради тебя я продолжаю жить в собственном теле и верить, что однажды все изменится. Пусть это – самообман, и мне никогда не встать на ноги, но прошу тебя, Ник, пообещай мне вернуться. Обещай, что мы вновь встретимся, и я смогу сделать то, что не получалось раньше. Я прикоснусь к твоей руке и пойму, что ты реальнее всех тех далеких звезд и планет, к которым я тянулась свою короткую, но светлую жизнь. С любовью, Мэнди»