Не люби меня

***

      Воздух в клубе дрожит от драм-н-бейса, темноту безжалостно пронзают неоновые всполохи: красный, синий, фиолетовый, они скользят по лицам, добавляют яркой веселящейся толпе красок. Энергетика бешеная.       Не то чтобы Габриэль плохо танцует, но сейчас чувствует себя дёргающимся на танцполе задротом. Комплексует, смущается, однако выпитый алкоголь и громкая музыка мешают зацикливаться на плохом и заставляют продолжать. А ещё — смотреть. Нет, любоваться.       Эдвин потрясающе двигается — чувствует ритм, спорит с ним, подчиняется и снова бунтует. В зрачках отражаются разноцветные софиты, пухлые влажные губы приоткрыты в мечтательной полуулыбке, над верхней губой — капельки пота, лоб блестит. Ноги, руки, туловище живут своей жизнью, но на удивление гармонично. Красивое, гибкое тело будто перетекает из одной плоскости в другую: грациозно, плавно, тягуче. Как кленовый сироп. Обычные земные парни так не могут, не должны уметь по умолчанию. А этот умеет. Габриэль уверен, если бы смертный грех был живым человеком, он выглядел бы так же, как сейчас Эдвин.       В постели такой будет смотреться отлично. Особенно без одежды. И особенно если там он умеет двигаться не хуже. Интуиция подсказывает, что умеет. И это единственное, в чём Габриэль уверен на данный момент. А вот в том, что вместе доберутся до одной постели — не очень.       Они почти не поговорили за стойкой. Не успели. Так, о разной ерунде вроде погоды и красот зимнего Эгерхуса. Габриэль по обыкновению предпочёл не распространяться о себе, больше слушать. Но сегодняшний собеседник пришёл в клуб тоже не ради болтовни. Покончив с коктейлем, вежливо предложил продолжить вечер на танцполе, и Габриэль не стал отнекиваться. Только так и не понял, как правильно классифицировать нового знакомого. Не понимает до сих пор.       Эдвин не шарахается в сторону, когда Габриэль намеренно сокращает между ними расстояние и будто бы случайно прикасается, подыгрывает с удовольствием, но так же легко и охотно включается в парный танец с девушками, если те вклиниваются в их круг. Не пытается ни с кем заигрывать и хоть как-то показывать свою заинтересованность. Просто танцует. От души. Словно это единственная причина, почему вообще он сегодня здесь появился.       А может, действительно единственная.       Медляк был бы сейчас как нельзя кстати, но диджей явно вознамерился растрясти посетителей по максимуму под энергичные ремиксы.       Когда к ним подбирается очередная смазливая девица, гораздо смелее предыдущих судя по тому, с какой завидной настырностью она жмётся к Эдвину и обнимает за шею, а тот даже не пытается увернуться, Габриэль сдаётся. С клокочущим в груди разочарованием бросает парочку и, протискиваясь сквозь танцующую толпу, бредёт к бару. Что-нибудь покрепче будет очень кстати. Да и перевести дух не помешает, а заодно присмотреться к остальным.       Жаль, такой облом. Эдвин ему понравился. Но такова жизнь. Значит, надо найти другого. Возвращаться в номер в одиночестве Габриэль не намерен.       — «Отвёртку», — просит он у бармена, когда у стойки освобождается место. Пристраивается на край высокого стула.       — Мне тоже, — доносится позади.       Эдвин.       Стоит так близко, что Габриэль спиной чувствует жар от его тела. Оборачивается. Старается не смотреть на губы — только в глаза, дикие, с поволокой, в которых заманчиво пляшут языки адского пламени. Или так причудливо отражается свет лампы над баром.       — Жажда замучила? — не отрывая взгляда, спрашивает Габриэль на галлийском.       — Ага. Тут душно. А ты красивый. Как в романе. Красное и чёрное.       — Он плохо кончил.       — Автор?       — Главный герой.       Эдвин оценивающе оглядывает Габриэля. Подмигивает с озорной улыбкой.       — Уверен, с тобой такого не случится.       — Ты классно танцуешь, — через секунду добавляет Габриэль, чтобы нарушить повисшее молчание и не выглядеть глупо. И наверняка выглядит теперь ещё глупее.       — Могу научить. — Эдвин наклоняется к его лицу, опускает горячую ладонь на плечо Габриэля, кладёт большой палец на ключицу, поглаживает её сквозь ткань. Шепчет, обжигая скулу дыханием: — Хочешь, дам тебе частный урок?       Ну наконец-то! Габриэль мигом включается в любимую игру. Чуть опускает подбородок, смотрит снизу-вверх, с нарочитым смущением прикрываясь ресницами. Ни дать ни взять юный девственник-послушник, повстречавший на своём пути змия-искусителя.       — Считаешь, мне необходимы частные занятия? — тоже шёпотом интересуется Габриэль, чувствуя, как шальная похоть растекается по венам, распускает щупальца, обвивается вокруг позвоночника, путает мысли.       — Уверен. И, боюсь, сегодня вечером тебе не найти учителя опытнее меня.       — Даже так?       — Поверь. Это будет лучшая тренировка в твоей жизни.       Габриэль верит. Он готов приступить к разминке прямо здесь, но стук стеклянного донышка о стойку вовремя напоминает, что они по-прежнему не одни.       — Ваш заказ. Две «Отвёртки».       — Чудесно.       Эдвин возвращает вежливую улыбку бармену, ловко извлекает из верхнего кармана свёрнутую в трубочку купюру. С силой надавливает Габриэлю на плечо другой рукой, заставляя сесть обратно, когда он приподнимается, чтобы достать портмоне.       — Напитки за мой счёт. Сдачи не надо.       Бармен сдержанно кивает. Придвигает стаканы ближе к ним, забирает деньги и тут же переключает внимание на других клиентов.       Габриэлю хочется выпить свой коктейль залпом. Или забрать с собой в номер, оставив на потом. Нельзя. Приходится цедить неспешными глотками. Апельсиновый сок приятно горчит на языке, пощипывая. Или это крепкая водка. Габриэль слишком погружён в изучение веснушек на переносице Эдвина, чтобы всерьёз задумываться о такой ерунде.       А тот, повернувшись к стойке спиной, пританцовывает в такт музыке со стаканом в руке и невозмутимо делает вид, что не замечает пристального взгляда. Потом оборачивается и смотрит иначе. Будто всё уже решил за двоих: что произойдёт, как, когда, где, в какой последовательности.       Габриэль ловит на себе такой же говорящий взгляд, когда через несколько минут металлические двери бесшумно прячут их от остального мира. Лифт, подрагивая, ползёт вверх. Эдвин делает шаг к Габриэлю, упирается ладонями с обеих сторон в стенку, будто опасается, что он сбежит, и заранее купирует эту возможность. Наклоняется. Тянется ближе. Медленно, очень медленно. Словно даёт время, чтобы Габриэль осознал и смирился, предвкушая: их губы вот-вот сомкнутся, языки встретятся, кожа вспыхнет от обжигающих мурашек, кровь в жилах закипит от желания.       Габриэль всё равно не готов, потому что к такому невозможно подготовиться. Непроизвольно охает, когда Эдвин пихает ему колено между ног, прижимается бедром к паху и недвусмысленно трётся. И только потом наконец-то целует, заглушая ртом стон.       Реальность вокруг плавится, становясь такой же тягучей, как движения Эдвина. Целоваться с ним приятно. Сладко, глубоко, жарко. Не оторваться. Габриэль готов хоть всю ночь проторчать в лифте, целуясь вот так, но кабина замирает, вздрагивает в последний раз и выпускает из желанного плена.       Голову ведёт. Холл, отделанный венецианской штукатуркой, сверкает глянцем и почему-то раскачивается. Габриэль машинально хватается за Эдвина, тот уверенно поддерживает, помогая обрести равновесие.       — Прости. Кажется, водка была чуть крепче, чем я рассчитывал.       — Или это я.       — Что ты?       — Так на тебя действую. Опьяняюще. — Самомнения ему не занимать.       — И это тоже, — ухмыляется Габриэль. Отрицать очевидное глупо.       Эдвин отвечает фирменной плутовской улыбкой, берёт за руку, сжимая в пальцах ладонь Габриэля. Уверенно ведёт его за собой по коридору. Останавливается у нужного номера.       Карточка-ключ исчезает в прорези, выскакивает обратно, электрический замок приветливо подмигивает зелёным и впускает, призывно распахивая дверь. Габриэль не успевает понять, как попадает внутрь. Всё происходит слишком быстро. Или это он медленно соображает. Стоит, воткнутый лопатками в бетон, не до конца расстёгнутая рубашка съехала на предплечья, намертво сцепила руки за спиной. А Эдвин не теряет времени, шарит по его груди, целует в шею, прикусывает за ключицы, находит пальцами ширинку, ловко расправляется с пуговицами, избавляется от ремня. Опускается перед Габриэлем на колени.       От его касаний искрится перед глазами и по новой кружится голова. Габриэль шумно, тяжёло дышит. Мычит от удовольствия сквозь сжатые зубы, когда штаны с боксерами оказываются на лодыжках, а губы Эдвина скользят по члену, мягко целуют головку. Видеть его таким у себя между ног — уже райское наслаждение, от которого можно кончить. Глаза прикрыты, длинные густые ресницы подрагивают, нос то и дело утыкается в живот.       Габриэль балансирует на грани, еле-еле сдерживаясь. А когда готов упасть в бездну, всё прекращается.       — Почему?.. — вырывается машинально и недовольно. Он слишком возбуждён, чтобы притворяться.       — Потому что не всё сразу, — Эдвин смеётся, поднимаясь с колен. — Отсосать тебе любой дурак может.       Габриэль с ним категорически не согласен: вовсе не любой. Так, как он — точно. Но не спорит. Растерянно наблюдает, как Эдвин набрасывает ему на шею ремень, просовывает конец в пряжку, не плотно затягивает петлю и ведёт его за собой к кровати, будто на поводке.       Несколько осторожных, крошечных шагов — болтающиеся на лодыжках брюки с боксерами мешают идти нормально, зато Габриэль успевает избавиться от рубашки, — и Эдвин толкает его на упругую постель с белыми, пахнущими лавандой, простынями. Укладывает на бок, обнимает, целует в губы, подбородок, шею, не снимая с неё ремня. Габриэль отвечает на ласки, пытается перехватить инициативу и тут же оказывается перевёрнутым на живот.       — Позволь мне. А ты расслабься и лежи. Ничего не делай. Хорошо?       — Хорошо, — соглашается Габриэль и, поборов смущение, всё-таки признаётся: — Просто я никогда не… В смысле меня не… То есть, я хочу сказать, я всегда…       — Был сверху? — заканчивает за него Эдвин.       — Да, — Габриэль зачем-то кивает.       — Тогда это действительно будет твоя лучшая тренировка, — в голосе Эдвина звенит предвкушение.       А Габриэлю впервые становится страшно. В фантазиях он представлял, что однажды отважится и на это, но наивно считал, что сможет контролировать процесс. Сейчас контроль ускользает. Габриэль ничего не решает. Всё решили за него.       — Ты меня трахнешь?       Эдвин молчит. Вряд ли потому что не знает ответ. Шлёпает Габриэля по обнажённым ягодицам: не то чтобы по-настоящему больно, но кожа моментально вспыхивает. Это унизительно и вместе с тем невероятно возбуждающе. Особенно когда за первым прилетает второй шлепок. В паху снова растёт приятное напряжение, исчезнувшая эрекция возвращается.       — Ай! — непроизвольно вскрикивает Габриэль, когда по ягодицам прилетает третий удар — гораздо ощутимее первых двух. Но жгучая боль странным образом успокаивает, рассеивая тревогу и заставляя желать продолжения.       Эдвин будто читает его мысли. Тянет за ремень, затягивая петлю на шее сильнее и вынуждая Габриэля задрать голову. Нависает над ним, шепчет на ухо:       — Позволишь мне тебя трахнуть?       — Да.       — Громче. Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?       — Хочу.       — Громче!       — Хочу! — кричит Габриэль.       Эдвин ослабляет хватку, несколько мгновений возится, раздеваясь. Ложится рядом, греет своим телом, целует в загривок. Ласкает шею, ключицы, плечи Габриэля. Теребит его соски, пробегается пальцами по животу, добирается до члена. Довольно хмыкает, убеждаясь, что у него стоит. Снова тянет за ремень, только теперь заставляет Габриэля встать на четвереньки, согнуть колени и развести ноги шире.       Смазка холодит, но пальцы Эдвина нежные и тёплые. Он терпеливо ласкает, постепенно увеличивая их количество внутри. Напряжение улетучивается, это даже приятно. Габриэль смелеет, подставляется, кусает губы. Стонет от удовольствия. Но всё равно сжимается, когда вместо пальцев чувствует на входе член Эдвина.       — Постарайся расслабиться. Будет неприятно только в начале.       Габриэль кивает. Впивается в подушку зубами, держится за простыню, сжимает кулаки, потому что «неприятно» на самом деле очень больно. Очень-очень больно. До застрявшего вскрика в горле.       Габриэль рычит, замирая и опасаясь шевелиться.       — Дыши! — командует Эдвин. — Не зажимайся. Дыши.       Габриэль послушно выдыхает, не надеясь, что это поможет. Но на удивление с каждым выдохом становится легче. Боль растворяется, сменяясь новым, незнакомым ощущением. Эдвин входит бережно, не спеша, совсем неглубоко. И скоро это уже почти так же возбуждающе, как всё, что они делали сегодня вместе. Даже когда Эдвин постепенно увеличивает амплитуду и убыстряется.       Вместо страха появляется восторг. Габриэль столько раз наслаждался с другой стороны, но никогда не думал, что с этой секс тоже может быть таким приятным. Даже приятней. Совсем другим. Не похожим ни на что.       Он полностью расслабляется, отдаваясь во власть Эдвина. Не делает вообще ничего, пока его трахают. Едва не воет в голос от наслаждения, когда Эдвин снова натягивает на горле ремень, вынуждая прогнуться в пояснице и ценить каждый вдох. С изумлением осмысливает где-то на задворках сознания, потому что анализировать сейчас сложно: оказывается, если отключить контроль, вырубить мозги и полностью довериться другому человеку, можно получить охренительное удовольствие.       И от этого нового факта у Габриэля окончательно сносит крышу. Он больше не сдерживается, громко стонет, выпрямляется, продолжая стоять на коленях. Прижимается спиной к груди Эдвина, кладёт голову на его плечо, чувствует щекой колючую щетину, трётся об неё скулой, заводит назад руки, стискивает пальцами затылок Эдвина, позволяет войти в себя на всю длину, а когда накрывает оргазм, шумно кончает, пачкая живот, грудь и постель.       Через мгновение его догоняет Эдвин.       А потом они долго лежат рядом. Идут по очереди в душ, тщательно смывают с кожи последствия и пот только затем, чтобы через полчаса повторить всё снова с той лишь разницей, что теперь Габриэль заставляет Эдвина подчиняться. И так ему тоже нравится.       Осознание, что случилось, приходит гораздо позже, когда Габриэль просыпается глубокой ночью. Когда шепчет строчку из Евангелие, понимая, что на этот раз в своём грехе он зашёл гораздо дальше. Когда, стараясь не шуметь, в темноте рыскает по полу, собирая разбросанную одежду. Когда крадётся в коридор, жалея, что никогда больше не встретит Эдвина. Когда понимает, что не прочь повторить с ним всё ещё раз. Десять раз. Может быть, сто.       Когда уже у себя в номере вспоминает, что забыл у Эдвина ремень.       Когда просматривает оставленный на тумбочке сотовый и читает сообщение от кузена с просьбой забрать в полдень из аэропорта его подругу, прилетающую в Скрелингланд на день рождения и свадьбу, а заодно, если не трудно, подбросить до Флёдстена и брата Эмиля.       Когда отправляет кузену в ответ: «Без проблем. Будет исполнено».       Когда наспех набирает сообщение с предложением пересечься в районе одиннадцати утра где-нибудь у торгового центра брату Эмиля, которого по иронии судьбы тоже зовут Эдвином.       Когда забирается в холодную постель и шепчет, засыпая, всё ту же строчку из Книги книг.       «И, окончив всё искушение, дьявол отошёл от Него до времени».