Не люби меня

***

      Габриэль пробегается глазами по новому сообщению от Кайи, отправленному двадцать минут назад.       «Я устала и хочу спать. Башка раскалывается. Не волнуйся, наш славный ленсман согласился меня подвезти. В общем, я домой. Завтра поговорим».       Теперь ясно, почему он нигде её не нашёл. Обиделась и ушла.       Габриэль виновато вздыхает. Конечно, обиделась. Он бы тоже обиделся, если бы она пригласила его к себе на вечеринку, а сама проторчала весь вечер в детской, развлекая племянников. Всё-таки надо было рассказать ей про Эдвина. Кайя не дура, она бы поняла и подыграла.       Габриэль ещё раз читает её сообщение, раздумывая, что ответить. Может, лучше позвонить и всё объяснить? Интересно, она уже дома? Вдруг ещё нет. Откровенничать в нескольких сантиметрах от развесистых лопухов Сэма опасно. Услышит что-нибудь, потом расскажет Тому.       Он задумчиво смотрит на экран. Последний раз, когда Габриэль столкнулся с Сэмом на кухне полчаса назад, тот выглядел, как человек, которому бы самому не помешало, чтобы его подвезли домой. Желательно, сразу в постель. Но, может быть, просто показалось. Габриэль никогда не видел Сэма пьяным. Фиг его знает, какая у него норма. Вдруг сразу развозит с банки пива, а через десять минут на свежем воздухе с крепким кофе снова красавчик. В конце концов, Сэм не маленький, тем более он ленсман. Должен понимать, что делает. Да и Том ни за что бы не пустил его за руль пьяным.       Мобильный оживает на ладони, разразившись словами из «Angelus Domini Nuntiavit Mariae» под колокольный перезвон.       Габриэль от неожиданности вздрагивает, через секунду уже закатывает глаза. Правильно. Обещал ещё днём перезвонить и не перезвонил. Естественно, что мама позвонит опять. Странно, что только сейчас.       — У тебя всё в порядке, мой мальчик? — доносится из динамика её бархатный контральто, в котором, как звуки триангля, дребезжат нотки беспокойства.       — Да, всё отлично, — Габриэль переходит на итальянский. — Прости, из головы совсем вылетело. Забыл тебе набрать, когда вернулся. — Ещё бы не забыл. С этим чёртовым Эдвином весь день, как на иголках. — Как у вас дела?       — Холодно. Такие морозы, хоть на улицу не выходи.       — Во Флёдстене тоже.       — Одевайся теплее, Габи.       — Я одеваюсь, мам.       — Не ври матери, это большой грех. Ты же знаешь.       — Я не вру.       — Поклянись, что не ходишь без шапки.       — Клянусь.       — Ладно, верю. — Строгий тон сменяется на слащаво-тягучий, как карамель. Габриэля раздражают оба, но он давно научился скрывать от родных даже такие мелочи. Тем более всё остальное. — Скажи, Томми понравился твой подарок?       — Конечно.       Кому не понравится дорогущий парфюм из частной коллекции. Не дарить же меховые тапочки, как Нил. Такое можно припереть только по приколу и то разве что лучшему другу, который его оценит и не обидится. А вот Эдвин крутой — вручил Тому фирменный ремень, чёрный с серебряной пряжкой. Вряд ли подделка. Эдвин в этом шарит. Вон как ловко стянул с него штаны в отеле — справился за секунды, заодно смастерив из ремня ошейник. Словно знал, что Габриэля такое приводит в восторг.       От воспоминаний кровь приливает не только к щекам. Габриэль спохватывается, понимая, что пропустил половину из рассказа матери. Напряжённо вслушивается, пытаясь сообразить, о чём речь.       — …слишком хлопотно. Сейчас столько народу болеет, кошмар. Твой отец не может оставить клинику без присмотра даже на день. Он говорил с твоей тётей, они тоже не собирались к вам ехать. И я успокоилась. К тому же, дата ведь не круглая.       — Ага. Тридцать восемь.       Слава богу, им хватило ума не лететь сюда из Квебека. Только святого семейства не хватало!       — Надеюсь, Томми не в обиде на нас.       — Нет, что ты, мам! — поспешно заверяет он. — Я передам ему, чтобы завтра вам позвонил.       — Только не забудь, как сегодня. Хорошо?       — Не забуду.       — Ладно, не буду тебя отвлекать, мой мальчик. Ты готовишься ко сну?       Габриэль бросает взгляд на собранную постель и включённый ноутбук. Прислушивается — голосов и музыки сверху не слышно, но вряд ли все уже разошлись. Просто в доме отличная звукоизоляция.       — Ага, скоро пойду.       — Не забудь помолиться, дорогой. И, пожалуйста, сходи завтра на мессу. Ты давно там не был. Но ты же знаешь, как это важно. Нельзя забывать о своей душ…       — Да, мам, — перебивает он, не готовый слушать очередные нравоучения. — Обязательно.       За спиной кто-то скребётся в дверь и, не дождавшись разрешения, приоткрывает её. Габриэль оборачивается и упирается взглядом в Эдвина. Тот смущённым не выглядит. Просовывает в щель голову, изучая комнату. Видимо, убедившись, что Габриэль тут один, смелее протискивается внутрь. Захлопывает, не глядя, дверь ногой и останавливается посередине — между шкафом и кроватью. С наглой улыбкой глазеет на Габриэля, в руках — начатая бутылка текилы, два стакана и связка пива.       — Кто не спрятался, я не виноват, — произносит он на галльском, и улыбка становится наглее.       Габриэль глупо таращится на него в ответ, не понимая, что чувствует острее: страх, липнущий к коже, или абсолютно неуместную радость, что Эдвин заметил его отсутствие и отправился на поиски.       Что ему вообще здесь понадобилось? Неужели пришёл, чтобы…       — Люблю тебя, мой мальчик, — мамин голос из динамика напоминает, что разговор до сих пор не закончен.       — Я тебя тоже. Спокойной ночи, мам! — Габриэль торопится распрощаться, пока Эдвин не ляпнул ещё что-нибудь, куда более фривольное. — Папе привет. Созвонимся.       — Ты говоришь на итальянском? — спрашивает Эдвин, когда Габриэль опускает руку с зажатым в ладони мобильным.       — С детства.       — Veni, vidi, vici, вот это всё? — он продолжает стоять посреди комнаты, шурша упаковкой от пива.       — Вообще-то, это латынь.       — Да? Звучит похоже. Прикольно.       — Прикольно, что ты вообще знаешь, как звучит латынь. И итальянский.       Эдвин прищуривается, наклоняя голову вбок.       — Это ты сейчас нападаешь или защищаешься?       На вопросы-ловушки Габриэль отвечать не намерен. В конце концов, здесь его территория.       — Что тебе нужно?       — Честно? Напиться и ни о чём не думать. Ну и бонусом мешать тебе прозябать в одиночестве. Не против? — Эдвин деловито осматривается и решает устроиться прямо на полу. Садится на ковёр, широко расставив ноги — почти до полного поперечного шпагата, — и прижавшись идеально прямой спиной к кровати. Растяжка у него офигенная. — Нил сказал, что текила с пивом — улётно. — Он продолжает возиться, расставляя перед собой стаканы, банки с пивом и бутылку. Судя по медлительным движениям, выпил уже достаточно задолго до того, как явился сюда. — Будешь пробовать?       — Не люблю текилу.       — О, это ты зря, — Эдвин, не поднимая головы, наливает в стакан пиво. Замирает, когда в нём чуть больше половины. Размышляет несколько секунд, потом, махнув рукой, доливает текилу до самого верха. Отставив бутылку, мешает получившуюся бурду средним пальцем. Отправляет его в рот, посасывая.       Габриэль пытается сопротивляться, но перед глазами всплывает вчерашняя ночь, когда он очень похоже посасывал пальцы Эдвина перед тем, как тот пихал их ему в зад. Воспоминание мигом отдаётся приятной истомой в паху.       — Ударяет по мозгам капитально, — произносит Эдвин, напоминая, что сегодня они играют совсем в другую игру. Вовсе не такую интересную и гораздо опаснее.       Габриэль сглатывает, находя силы невозмутимо ответить:       — Именно поэтому.       — Тогда просто пиво? — Эдвин протягивает ему открытую банку. — Тут ещё много осталось.       — Спасибо. Сегодня я всё.       — Молодец, держишься, — он с одобрением оглядывает Габриэля с головы до ног. — А мне терять нечего, так что, пожалуй, полетаю соло. Не против?       — С чего бы?       — Ну, вдруг ты боишься, что я по пьяни разболтаю твой маленький секрет.       Габриэль действительно боится. До чёртиков. Крутит в руках мобильник, чтобы скрыть волнение. Впереди у них сплошные гулянки — сегодня день рождения, во вторник — мальчишник, потом свадьба. Не считая бесконечные возможности Эдвина что-нибудь случайно ляпнуть в доме у брата. Или специально. Предотвратить это Габриэль не может, значит, должен предусмотреть последствия и подготовиться к ним. В конце концов, у Эдвина никаких доказательств. Его слово против слова Габриэля. И слова Кайи. Если, конечно, она не передумает из-за сегодняшней обиды.       — Кстати, на твою эффектную подружку уже положили глаз, — Эдвин будто читает его мысли. Жадно отпивает из стакана, с наслаждением причмокивает. Бросает лукавый взгляд исподлобья: — Сказать, кто? Или ты не ревнивый?       Ему не хочется обсуждать с ним Кайю, но любопытство берёт вверх над осторожностью.       — И кто же?       — Ленсман. Он как её увидел, так и застыл с открытым ртом, — Эдвин продолжает опустошать стакан с пойлом, болтая. — Знаешь, как в фильмах, когда в комнату входит роковая красотка, и главный герой стоит как истукан с глупой рожей.       Кайя намекала сегодня на что-то такое, но представить их вместе не выходит. Сэм — взрослый мужик. Кайя — девчонка. Красивая, но чересчур юная. Габриэль напрягает мозги, подсчитывая в уме их разницу в возрасте. Сэм старше Тома на пять лет, значит, ему сорок три. А Кайя только в сентябре исполнится двадцать. Получается, между ней и ленсманом пропасть в двадцать четыре года. Ни фига себе. Столько же, сколько он сам успел пожить на свете.       — Не беспокоит? — Голос Эдвина сочится ехидством. — Я так и думал. Но ты молодец. Прикрышка реально шикарная. Никто не заподозрит в гействе.       — Почему?       — Как почему? — вполне искренне удивляется он. — Пацан реально крут, если заарканил такую девицу. — Габриэль совсем не это имел в виду, но Эдвин понял по-своему. — Его сложно обвинить в любви к мужским жопам. Не то чтобы так не бывает. — Он пьяно улыбается. Сам с собой пожимает плечами, принимаясь по новой мешать в опустевшем стакане текилу с пивом. — Бывает и не такое.       — А ты… — Габриэль осекается, но решает, что прошлая ночь и ситуация в целом позволяют задать настолько личный вопрос. — У тебя были женщины?       — Конечно! Должен же я был попробовать всё, чтобы определиться в предпочтениях.       Теперь очередь Габриэля пожимать плечами:       — У тебя это не настолько очевидно.       — Да ладно. Думаешь, я не заметил, как ты бесился, когда я в клубе танцевал с девушками.       — Я не бесился.       — Ага, от тебя только искры не летели.       Габриэль не выдерживает его хитрый и слишком пристальный взгляд. С преувеличенным усердием проверяет новые сообщения. Ни одного. А он так и не ответил ничего Кайе.       Ладно, с ней разберётся завтра. Позвонит с утра, скажет, что не хотел беспокоить вечером. Вдруг она спит. Собиралась же. С чего ему ей не верить.       — Ты классно танцуешь, — говорит Габриэль, когда повисшее молчание начинает напрягать.       — Профессионально.       — В смысле? — не понимает он, снова встречаясь с Эдвином глазами.       — Мы с Эмилем с детства занимаемся танцами. В старшей школе он бросил. Увлёкся дронами, решил, что красивые па его больше не интересуют. А я продолжил. Закончил академию, организовал собственную группу. Этим и зарабатываю.       — У тебя своя группа? Серьёзно?       — Ну да, — Эдвин хмурится, отхлёбывая из стакана. — Кто из нас двоих пьяный? Мы же об этом в твоей машине всю дорогу говорили.       Габриэль предпочитает не объяснять, что в какой-то момент просто перестал вслушиваться в их болтовню. Он-то сдуру опасался, что выйдет неловко — пять незнакомцев, запертых в одном автомобиле на три часа. Молчать — глупо, говорить не о чем. В итоге вся четвёрка, кроме него, откуда-то прекрасно знала друг друга и не затыкалась до самого Флёдстена. Впервые он почувствовал себя так, как наверняка чувствуют таксисты, когда везут шумную весёлую компанию.       — И прямо настоящие выступления, зрители, вот это всё?       — Ну не воображаемые же.       — В клубах, что ли?       — В клубах, на корпоративных вечеринках. Часто зовут на девичники. Иногда заказывают мужской стриптиз или приватные танцы. Не веришь? — Эдвин допивает остатки пойла. Хмыкает, кивая на ноутбук. — Ну проверь. Вбей «Бесстыжие монахи» или моё имя. Сам всё увидишь.       — И ты соглашаешься?       — На что?       — Танцевать стриптиз.       — Что тебя смущает? Идея красиво раздеваться под музыку за деньги? — смеётся он. — Думаешь, бесплатно лучше?       — Без понятия, — честно признаётся Габриэль. — Я бы точно не смог, даже если бы умел. Не только стриптиз. Вообще. Любые танцы перед целой толпой.       — Тебе и не надо. Впрочем, мне теперь тоже.       — Почему?       Впервые за весь разговор Эдвин не спешит отвечать. Но всё-таки нарушает молчание:       — Поссорился с продюсером. Набил ему морду, если точнее, — он с ухмылкой поднимает глаза на Габриэля. — И уехал.       — Зачем?       — Уехал или набил морду?       — Второе.       — Узнал, почему он расстался с Эмилем.       — Они встречались?       — Ага. Давно. Ещё до Нила. Я их познакомил. А эта сволочь сначала изменял Эмилю, а потом бросил его. Я ничего не знал. Брат не говорил. Ну а я думал, расстались, мало ли. Бывает.       — И что теперь будет?       — Не знаю. Я не могу с ним работать. Видеть его не могу, если честно. Но у меня контракт до конца года. А если разрывать — придётся платить неустойку. У меня нет таких денег, — Эдвин мрачнеет. Делает несколько глотков текилы прямо из горла. — Решил пока перекантоваться здесь, у брата. Он ещё ничего не знает об этом.       — А Нил?       — Нил тоже. Если расскажу, они обязательно впрягутся за меня, влезут в долги.       — А занять у родителей?       Эдвин зло кривится.       — Вообще не вариант. Последний раз, когда требовалась их помощь, мне было тринадцать. Меня назначили алтарным мальчиком, только вместо зажигания свечей мне любезно предложили потрогать причиндалы приходского священника. Я испугался, убежал домой в слезах. А родители не поверили. Обвинили меня в богохульстве. Заставили просить прощения у этого гандона. Не думаю, что готов позволить им утопить меня в дерьме ещё раз.       — Ясно. — В словах Эдвина столько горечи и неподдельного возмущения, что Габриэль решает рискнуть. — А можешь прислать мне свой контракт на электронную почту?       — Могу, конечно. Только зачем?       — Хочу прочитать. Вдруг найду какую-нибудь лазейку в формулировках, которая поможет избежать выплаты компенсаций.       — А ты умеешь? — В пьяных и чертовски красивых глазах светится надежда.       — Ну я типа адвокат, — смущается Габриэль. — Ничего не гарантирую, но могу попробовать.       — Было бы круто, — Эдвин впервые с начала их разговора меняет позу. Сводит ноги вместе, лезет в задний карман, вытаскивает оттуда мобильный телефон. — Сейчас найду. Какая у тебя почта?       — Сначала найди. Я сам перешлю.       Эдвин справляется с заданием меньше, чем за минуту. Протягивает Габриэлю свой мобильный.       — Вот, смотри.       — Ага, сейчас, — Габриэль забирает его осторожно, избегая ненароком коснуться пальцев Эдвина.       Чем чёрт не шутит, может, у него правда получится помочь. Тогда Эдвин точно не станет его подставлять, и они расстанутся друзьями. Не то чтобы он уверен, что желает сейчас именно этого. Почему-то от мысли, что между ними ничего больше не случится, хочется выйти в окно.       «Плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут».