Здесь ничего нет.
Кровь небольшими струйками бежит по керамической раковине, размываемая водой, ее след теряется в канализации, вот только горечь бытия с собой она не уносит. Фиолетовые гематомы растянулись вдоль рук, на животе и бедре, они слегка припухли и ощутимым покалыванием наперебой кричали о себе прямо в мозг. Барбатос прикладывает мокрые, ледяные руки к синякам, морщится и кусает губы. Хочется разрыдаться, долго кричать, но не выйдет, не получится. Слезные каналы иссушились, исчерпали все свои хранилища еще очень давно. Нет кома в горле, нет дрожи. Остались лишь страх и ярость. Юноша тихонько дергает замок и тянет за ручку дверь, бескостным существом протискиваясь в небольшую щель между ванной и коридором. Гробовая тишина приносит с собой звон в ушах. Слишком тихо. Так тихо, будто Венти оглох. Тонкие, худые щиколотки аккуратно ступают по старому дощатому полу, иссушенные руки ведут ладонями вдоль шершавой стены, пытаясь на ощупь добраться до своей комнаты. Доски даже под небольшим весом юноши периодически скрипят, и каждый раз Барбатос каменеет на месте, не двигаясь и не дыша. Лунный свет виден тонкой полоской в щель приоткрытой двери гостиной. Венти знает, что он там. Чувствует. Ощущает себя одинокой и усталой ланью, что оказалась в метре от логова хищника. Изголодавшегося и обозленного, его голод управляет телом, а внутренности пожирают сами себя, лишь бы стоять на ногах. Барбатос делает усилие и в несколько больших шагов забегает в свою комнату, закрывая дверь. Здесь не было замка, так что даже наличие куска древесины, что заграждал открытый проход — совсем не давал чувство безопасности. Он избегает зеркал в спальне, отворачивается и закрывает глаза. Комната, как комната, ничего необычного — светлый старенький ремонт, полутора спальная кровать рядом с большим окном, плотные шторы, несколько книжных стеллажей в пол, компьютерный без компьютера стол, несколько плакатов любимых групп на стене. Но была здесь своя изюминка — синтезатор. Венти купил его на свои деньги, откладывая буквально все, что у него было, вместо обеда чай и вода, вместо новых вещей была перешитая собственноручно одежда. Никаких лишних покупок и затрат. Пришлось продать ноутбук. Венти считал, что все было не зря. Наверное. Играть он толком не может. Здесь тюрьма. Здесь есть свой распорядок дня. Притронуться к музыкальному инструменту можно было только в часы одиночества. Сейчас же Барбатос садится за синтезатор, невесомо касаясь клавиш. Нет, он не играет. Мелодия воспроизводится сразу в голове, наизусть зная звучание каждой ноты и ее комбинации, он играет свои любимые произведения дрожащими от боли руками, слегка успокаиваясь. День ото дня все одинаковое: подъем, душ, выбрать наряд поярче, а после кривиться от своего отражения в зеркале, плотным слоем нанося тональный крем на свежие синяки. Чтобы не было так заметно постороннее на лице, он заканчивает пудрой на тон светлее. С волос еще капает, длинные передние пряди вьются, краска с концов снова начала вымываться, постепенно превращаясь в мятно-зеленый. Нужно подкрасить. Венти не завтракает, хватает сумку и выходит в универ. Чтобы не случилось, чтобы не болело и как сильно, он придет на занятия. Потому что лишь там можно ощутить безопасность. Ничего не поменять, ничего не изменить. Наверное до тех пор, пока ублюдок-папаша не сдохнет. Барбатос придет плюнуть на его могилу. Стоит переступить порог универа, истинное лицо — болезненное, мученическое и озлобленное, скрывает маска. Венти приветлив, дружелюбен, его смех рекой разливается по этажам, он готов помочь всем и каждому, строит милые рожицы и кривляется. И так каждый день. Каждый день. День сурка, что никогда не кончится. После всех спаренных уроков, после дополнительных занятий, после личной репетиции и занятий в библиотеке, Венти приходится идти домой — после девяти часов вечера студентам нельзя находиться в стенах универа. Юноша гуляет по соседним районам, обходит знакомые парки по несколько раз, петляет и только через несколько часов добирается домой. Он сделал все домашние задания, успел дописать курсовую и подготовиться к зачетам, так что дома ему делать совершенно нечего. Там и не хочется быть. Венти стоит еще несколько минут под дверью, каждый раз не решаясь повернуть ключ в скважине. В коридоре его уже ждет отец. Каждый раз вопросы одни и те же: «Где ты был? Почему так поздно? Что за уродство на тебе надето?». Путем проб и болезненных ошибок получилось выработать идеальные ответы: «В универе. Работаю над дипломом, на это уходит много времени. Завтра надену что-нибудь другое». Нельзя грубить, нельзя перечить, только смотреть в пол и выглядеть виноватым. Тогда, вероятно, получится отделаться лишь обидными словами в свою сторону. Но «формула успеха» переставала работать как только капля алкоголя отцу попадала в рот. В таком случае, было лишь два варианта: терпеть или сопротивляться. Трудно сказать какой из них лучше. Наверное, никакой. Отец был обижен. Обижен глубоко и смертельно. Вселенская ярость мужчины была обречена на голову Венти. Тяжелые и болезненные удары оставляли гематомы на теле, превращаясь в узор коровьей кожи. Вот только Барбатос ни в чем не был виноват. Что он мог сделать, что мог сказать матери, когда та собирала вещи, пока в дверях стоял ее молодой любовник? «Мам, не уходи»? Она бы рассмеялась ему в лицо. Отец был на работе и не застал побега. Даже к лучшему, ибо он убил бы ее. Только теперь Венти нужно отвечать за свои и чужие ошибки: за свой внешний вид, за свой голос, за свое лицо, что было копией материнского, за то что не попытался остановить эту «грязную шлюху». Первые годы жизни вдвоем были даже хорошими. Отец не обращал внимания на сына, упиваясь своим горем, пытаясь найти утешение в алкоголе. Но стоило Венти стукнуть пятнадцать лет, и все последующие года демоны затягивали его в пучину ада. Слишком низкий, слишком щуплый, слишком тонкие ноги, слишком круглое и детское лицо, слишком большие глаза, слишком длинные волосы. Венти не был похож на мужика, что приводило отца в ярость. Последний называл Барбатоса «педиком» и «подстилкой для хуев». А манер одеваться выбешивал еще сильнее. Он бил насколько хватало сил, мог избивать часами, не обращал внимания на хрипящие крики и просьбы прекратить. Он видел в нем свою жену и больше никого. Отрывался, в насилии забывая свою обиду. Сопротивление, которое оказывал Венти даже больше заводило, подстегивало вкладывать в удары больше ярости. Точно демоны, что танцевали в каждом уголке этого дома, овладевали искаженной эмоциями душой. Отец не давал работать, тщательно следил за бюджетом. За несколько подработок, что когда-то брал Венти, наказывал моментально и безжалостно. Он бросил юношу в стену с такой силой и с такой злостью, что хрупкие кости не выдержали, заставив Барбатоса проходить с гипсом на руке несколько месяцев, лишив возможности играть на фортепиано. В универе он с улыбкой на лице и заливистым смехом рассказывал, как запутался в проводах и упал с лестницы, сломав руку. Ему поверили. Никто не в состоянии увидеть за непрошибаемой маской, то ужасное и чудовищное, чем напиталось измученное сердце. Почти никто. Сяо с самой первой встречи оказался особенным. Может, потому что на него и капли не возымела эффекта попытка Венти быть милым, а может, потому что Сяо смог так легко вывести на эмоции, надломив драгоценное оптимистичное прикрытие и способ защиты в таком жестоком социуме. Он видел насквозь и это пугало ни на шутку. Его слова в актовом зале показались Венти истинной, грязной правдой, он ощущал себя легко разоблаченным, будто неуловимый преступник, скрывающийся так долго, был пойман гениальным детективом за считанные дни. Сяо пугал Венти. Он его не понимал. И перестал понимать еще сильнее после чужих извинений. Это было также неожиданно, как снег в августе. И почему-то приятно. Сяо казался разбитым, каким был сам Венти, от того притягивало. Хотелось думать, что он сможет понять Барбатоса, как не понимал никто. Но гордость и страх не позволяли даже на шаг подступиться. Сяо был неприступной крепостью, на осаду которой не хватит никаких ресурсов и возможностей. Все их взаимодействие ощущалось игрой, из которой Венти вышел проигравшим. Он думал, что сыграет на чужих правилах и сможет одержать верх, но внезапное осознание о своей полной социальной несостоятельности были итоговым толчком в принятии решения капитуляции. Маска — исключительно прикрытие и пыль в глаза окружающих, она не дает навыков, умений. Попытаться общаться с теми, кто хоть немного был закрытым и сложнее, чем счет до десяти, и Венти терялся. Не помогала даже сверхэмпатичность, умение читать эмоции других. Он читал настроение Сяо, понимал его, но вот что с этим делать — полный тупик. И последнее — прежде чем пытаться добиться понимания от других, нужно не бояться посмотреть в зеркало, не бояться себя. Соответственно, этого Барбатос не мог, а тот страх, сковавший каждую ветвь нервов изнутри, когда Сяо заострил свое внимание на синяке между сгибом локтя, только подтверждал все сделанные выводы. Пусть тот ничего и не сказал по этому поводу, вероятно, к счастью. Проще остаться в том кипящем котле, в котором он пробыл так долго. Смиренно и выжидающе.Только если судьба не решит иначе.
***
В коридорах учебного заведения оживленно: студенты сбиваются в группки и о чем-то переговариваются, кто-то громко смеется, а кто-то совсем наоборот — погружен в зубрение конспектов, отгородившись от всего мира наушниками. Выходные для Венти каждый раз длятся по ощущениям целый месяц. Два дня мучительны в ожидании, а разогретое желание скорее подняться по пирамиде Маслоу на ступень выше после «безопасности», делает выходные еще длиннее. Теплая, чуть ли не летняя погода с ярким солнцем, сменилась на проливные дожди и грозы, прохладу и тоску. Приближающаяся сессия совсем не страшит, ведь за неимением иных хобби и возможностей, все свободное и несвободное время посвящено учебе. Вот только что делать после ее окончания? Можно теряться в догадках. Венти замечает вдалеке друга и срывается на бег, размахивая руками. Долговязое туловище товарища сгибается под тяжестью Барбатоса, что вцепился в шею объятиями: — Кейя! Неужели твой больничный закончился, я почти успел забыть, как ты выглядишь. — тараторит юноша, трогая плечи и потягивая за манжеты рубашки. — Неужели? Тогда любуйся, пока не запомнишь. — Альберих смеется и отходит на шаг назад, чтобы покрасоваться. — Ай! Из меня сейчас сахарная вата полезет. — толкает друга в плечо, надеясь, что он прекратит кривляться. — Готов к зачету? Я слышал, что Нингуан сегодня без настроения. — А когда она в настроении? Конечно не готов. Отвечать буду своим очарованием. — он цепляет рукой тонкий хвост на плече и откидывает его за спину. — Не прокатит. — На план «Б» у меня есть справка. — Кейя роется в сумке несколько минут, прежде чем с обеспокоенной улыбкой глянуть на Венти. — Кажется, я оставил ее дома. Барбатос взрывается смехом, придерживаясь за живот: — Балбес, беги домой, может, успеешь к концу зачета. — разворачивает друга и толкает легонько его в спину по коридору до самой лестницы. Они бегло прощаются, Венти кричит какое-то шуточное напутствие на удачу и машет рукой, всем корпусом свешиваясь за перила. Чувство опасности будто и не ведомо беспечному студенту выпускного курса. Кто-то тянет его за жилет внезапно, видимо, опасаясь, что Барбатос упадет вниз и несчастного случая не миновать. Юноша оборачивается, увидев перед собой Итера. Венти был удивлен — ничего не скажешь. В последний раз они виделись в раздевалке, а потом заплаканный Итер куда-то убежал, больше не попадаясь на глаза. Сора мягко улыбается, придерживая светлую сумку на плече. Сегодня он выглядит намного лучше, чем тогда. Он выглядит как и всегда — приветливо. — Будь аккуратнее! Этим перила немного младше нашей директрисы. — тихо хихикает, а после оборачивается по сторонам, как будто опасается, что их могут подслушать. — Привет! Наверное, мне не стоит обращаться к тебе, но мне показалось, что вы с Сяо неплохо ладите… Что? Может, Итер ударился головой? Они с Сяо неплохо ладят. Венти и Сяо. Ладят. Барбатос от удивления тянет брови, и наклоняет голову вбок, с намешкой просверливая в лице Соры дыру взглядом. — Я подумал, что, может, ты захочешь помочь Сяо? — Итер мнется, отлично видно, что он сам понимает у кого просит помощи для Сяо. — Он болел… Да, сильно заболел и не мог ходить на занятия. В деканате сказали, что сессию перенесут на сентябрь по справке, но один он не сможет усвоить такое количество информации. От моей помощи он наотрез отказывается. Я знаю Сяо, с его усидчивостью и терпением зубрить половину учебника каждого непрофильного предмета… Боюсь, он не справится. — разумеется, Итер искренне верил в своего друга и поддержал бы его во всем, но когда дело касается учебы, с которой всегда были проблемы, на место оптимиста приходит реалист. — Я сочувствую Сяо и его здоровью, но мы с ним даже не друзья, он избил меня за пачку сигарет! — складывает руки на груди, все пытаясь осознать реальность просьбы. — Сяо не такой плохой, каким кажется, Венти, правда. И тебя он трогать не будет, и еще он хорошо к тебе относится, я знаю! — мысли Соры путаются, превращаясь для Барбатоса в несвязанную околесицу. — То есть, он не говорил мне об этом, я просто вижу, что… — тяжело вздыхает, неловко улыбаясь. — Обычно Сяо не расшевелить, но после встречи с тобой он немного оживился. Прости его за тот инцидент, я уверен, что это вышло не со зла. И зачем Итер все это говорит? Зачем так просит за друга, которому на всех наплевать, в том числе на себя? Почему-то Венти кажется, что Сяо даже обрадуется, если его отчислят. — Сяо кроме меня ни с кем не общается здесь. И тебя, разумеется! — спешит поправить свою ошибку, замахав руками. — Мне правда больше некого попросить, я знаю, что у тебя отличная успеваемость, может, тебе было бы не в тягость объяснить ему несколько тем. Пожалуйста, Венти! Я очень за него переживаю. И у тебя буду в долгу! Сделаю все, что попросишь! — соединил ладони в молитвенном жесте, опустив голову. — Вообще-то, мы с Сяо не общаемся. — Венти вздыхает, недолго смотрит на Сору и кивает. — Ладно. Но! Если он снова начнет лезть на меня с кулаками, можешь потом даже не просить помочь еще раз. Итер от восторга бросается на Барбатоса, видимо, намереваясь задушить его еще до того, как он сядет с Сяо зубрить конспекты. — Ты просто ангел, Венти! Проси все, что хочешь! — трясет его за плечи, освещая весь коридор своей широкой улыбкой. — Я потом придумаю. Мне больше интересно, почему он сам не попросил меня. Возомнил себя важной персоной, а я так, холоп у его ног? Итер, хватит бегать по его поручениям. — хлопает по спине Сору, все еще морщась от осознания, что придется вернуться в игру, от которой собирался отказаться. — Ну. Такое дело, он еще не знает, что я попросил тебя помочь. Но я его обязательно уговорю! — С тебя пять ведер мороженого, Итер. — то есть, Сяо даже не в курсе, что у него будет репетитор, это не его желание учится, это не он хочет сдать сессию, а Итер хочет, чтобы Сяо учился и сдал сессию. Что-то внутри подсказывало, что план Соры не сработает, что он отвратительно глупый и бессмысленный. Но для Венти это возможность как можно дольше находится вне дома. Он поможет, попытается, но если что-то пойдет не так — терпеть не станет, встанет и уйдет. С Сяо иначе не получится.***
Дорога домой в очередной раз затягивается на несколько часов. Дождь кончился, но небо по прежнему оставалось затянуто тяжелыми, серыми тучами, они стремительно плывут по небосводу, гонимые ветром. Старые белые конверсы Венти превратились в грязно-бежевые, тонкая подошва ступает в лужи, пропитывая ткань кроссовок дождевой водой. Воздух, наполненный озоном, раскрывал розовые легкие, пропитывая каждую клетку тела свежестью и легкостью. Ветер играючи забирался под ветровку, поднимая мурашки. Сочные, зеленые кроны деревьев раскачивались в стороны и шумели, пели свои особенные песни. Венти слушал, убрав подальше наушники. Та тишина, что была сейчас и та, что порой застает дома, были настолько разными. Сейчас она заменяла врача, вместо него штопала кровоточащие раны, обезболивая жгучие гематомы. С приходом поздней весны жизнь всегда кажется не такой уж и ужасной. На улицах ни души и это странно, может и не слишком — Венти выбирал для прогулки всегда менее населенные районы. Весна приходит каждый раз, но всегда как в первый. Дверь квартиры несильно хлопает. В коридоре пусто. Отец всегда ждал возвращения, задавая одни и те же вопросы. Но сегодня его не было. За столько лет — первый раз. Страх забился где-то под желудком, нервы сводили живот. Что-то было не так. Сильный запах сигарет бил в нос, дышать здесь было трудно, словно кто-то курил здесь сигарету за сигаретой, отравляя кислород никотином и еще сотней опасных соединений. Атмосфера в помещении давила собой, прижимая бьющееся существо к полу. Нужно как можно быстрее умыться и идти к себе в комнату. Кто-то кричал где-то в подсознании: «Беги! Разворачивайся и уходи!», но Венти разувается, и не снимая куртки, направляется в ванную. Столь привычный холодный напор воды сегодня стал обжигающе ледяным. Кожа быстро краснеет от жидкого льда, льющегося из крана, мыло толком не пенится. Сегодня все было иначе. Только Венти толкает дверь ванной, как кто-то снаружи прикладывает огромную силу в противоположное действие, толкая дверь, чтобы ее закрыть. Лоб моментально сталкивается с деревянной преградой, в глазах забегали белые пятна. Не проходит и секунды, как отец грубо хватает юношу за плечо, дергая на себя. Его каменная хватка с болью пережимает кровоток и оставляет синяки от пальцев даже через легкую куртку. — Ебаная шлюха, как посмела вернуться сюда?! — его низкий голос режет по ушам, — Что, твой ебырь натрахал тебя и бросил?! Приползла обратно ко мне? Венти с трудом пытается сориентироваться после удара головой, прикладывает все усилия, чтобы сопротивляться, бьет по груди и рукам, но ничего не выходит. Отец прижимает Барбатоса к стене и давит на шею локтем, смотря обезумившим взглядом прямо в глаза своему сыну. — Совсем сбрендил?! Ты с кем разговариваешь, я твой сын! — последние слова зашевелились в желудке, вызывая тошноту. От мужчины разило алкоголем и сигаретами, во взгляде туман, что одурманил остатки адекватности. Слова юноши точно сделали еще хуже, ярость разила жаром от тела напротив. Отец хватает за волосы и несколько раз бьет о стену, не дает опомниться, как тут же, крепче сжав темные корни на макушке, тащит в гостиную, волоча Венти по полу. Чувство, точно скальп прямо сейчас вырвут, оставив череп на озарение миру. Все тело прошибает адреналином, страх сменился ужасом смерти, копошась тысячами навозных жуков под кожей и в венах, кровь кипит, а сердце выдает в двое больше ударов. Отравленный кислород не позволяет глубоко вдохнуть, Венти постоянно кашляет и кричит, не в силах что-то сделать. Его швыряют вглубь комнаты, спиной он ударяется о старый кожаный диван. Позвоночник пробивает болью, что моментально расползается в стороны. В глазах постоянно кусками темнеет, а мрак в комнате не дает увидеть и среагировать. Лишь отсвет от голубого экрана телевизора служил источником света. Участи не избежать. Удар ногой попадает в живот, сильные, столь омерзительные руки обхватывают шею, отрывая от пола. Удар в лицо был неминуем и разителен. И настолько же болезнен. За ним следует еще один. Барбатос на грани потери сознания, обмякая под ударами. Из носа бежит светлая кровь, попадает в рот, металлический привкус оседает на языке, больше вскружив голову. — Думаешь, можешь сбежать от меня?! Тебе никуда не деться, ты на своей долбанной шкуре прочувствуешь какого мне было! — удары по щекам почти никак не исправляют ситуацию, а болевой шок все сильнее утаскивал в пучину небытия. Для Венти не проходит и секунды, как ведро ледяной воды окатывает его с ног до головы, вырывая со стоном из лап обморока. Голова кружится, точно юношу посадили на американские горки, запустив машину смерти на бесконечное количество кругов. Мигрень давит на стенки черепа, а в горле застряла желчь и обед. Все тело было сплошной точкой боли, что с каждой минутой лишь принимала обороты. Мужчина хватает чужие руки и придавливает к столу, крепко затягивая ремень между локтями и ножкой кофейного столика. Даже если бы были силы, если бы их даже не выбивали так усердно — все равно не пошевелиться. — Что ты делаешь, пожалуйста, прекрати… — слова с трудом собираются в целое предложение, в пустую растрачивая энергию. Его не слышат. — Не смей обвинять меня в том, что я страдаю из-за тебя! И ты тоже будешь страдать, дрянная сука. — слабый огонек зажигалки чиркает во мраке, открывая Венти лик монстра. Едкий запах сигарет снова проникает внутрь легких, раздражая слизистую. Кашель вырывается из глотки, царапая стенки. До Венти все никак не могло дойти, зачем обезумивший отец привязал его к столу и закурил. Через мгновение ему объясняют. Тлеющая сигарета опускается на нежную, тонкую кожу, прожигая покров. Крик эхом резонирует от стен, Барбатос пытается дергать руками, сорвать ремень, но лишь шатает столик, рискуя его опрокинуть. Отец не останавливается, он вдавливает горящий табак в руку, пока окурок с шипением не затухает и садится на низкий стол, своим весом обрывая все попытки юноши выбраться. — Больно, мразь?! Мне тоже было больно и больно до сих пор! — ругательства сыпятся в лицо, от ярости слюна брызжет во все стороны, напоминая пену у бешеной собаки. Ожог красным пятном расползается, пока собравшиеся края кожи в рубец не фиксируют его место, глубокой выемкой он навсегда останется напоминанием, приносящим животный ужас. — Хватит! Прекрати! Мне больно! — рыдания заходятся во всхлипах, голос ломается под воздействием паники и боли. — Заткнись! Я буду слушать только твои крики, а не дрянной бубнеж! — мощная пощечина опускается, но толком не ощущается, ожог забрал все внимание на себя. — Тебе мало?! Слишком говорливая, я заставлю тебя заткнуться. Зажигалка чиркает, пуская искру в сочащийся из щелочки газ, вновь освещая на секунду комнату. Венти бьется в истерике, истошно крича и пинаясь. Он дергает руками, но делает самому себе лишь больнее. Все повторяется: огонь, смердящий запах табака и мгновенная, ошпаривающая руку агония. — Сможешь вспомнить, сколько лет прошло после того, как твоя шалавья натура ушла скакать по хуям?! Нет? А я могу. — это не было яростью, это было помешательством, психозом, белой горячкой. Это было адом. — Десять лет! Так прочувствуй это время на себе. Венти хочет, чтобы все это закончилось тот час, чтобы демоны унесли страдать его душу, чтобы убили его в эту же минуту. Но чуда не случится, чудес не бывает. Здесь есть лишь бесконечный круг страданий.Венти уже в преисподней.
***
Был ли смысл в том, чем он занимался сейчас? Какой смысл в почти пустом тюбике тонального крема, в чем смысл крошащийся пудры. Это никак не исправишь. Дрожь до сих пор крапивой била по телу, руки заходились в треморе, пытаясь ровно нанести тон на лицо. Взгляд ложится на десять одинаковых ожогов. Ровные, глубокие ямки, запекшаяся кровь и желтоватая корка, а кожа вокруг ран приняла красноватый оттенок. Багровые синяки красовались по всей спине и животу, толстые цветные полосы от пальцев отметились на предплечье и шее — пришлось надеть водолазку. Единственная черная вещь в его гардеробе. Косметический крем не сильно справлялся со своей задачей, припухшая щека выделалась розовым цветом. Ни в одной мышце не ощущалась даже капля силы, Венти не уверен, что сможет спуститься по лестнице, не скатившись с нее кубарем. Но лучше умереть, свернув шею, чем остаться здесь, наедине с этим поехавшим ублюдком. Ноги ватой ступают из комнаты в коридор, каждый шаг давался с трудом. Но сила воли была непреклонна. Маска, за которой прятался Венти в социуме, сегодня тоже дала трещину, открывая миру наполовину его истинное лицо. Нет сил натягивать улыбку, нет сил заменять собой клоуна в привычной компании. Косметика слегка спасала его трупный внешний вид, но некоторые все равно замечали красноту на щеке и припухлость. Барбатос отмахивался, все пытаясь улыбнуться: «Перебрал с алкоголем вчера и полез в драку. Поэтому я не пью». Кажется, ему верили, и только Кейя недоверчиво щурился, разглядывал щеку, косился на закрытую водолазку. Но так ничего и не сказал. Учитель литературы вовсе подумал, что это Сяо, но был вовремя одурманен рассказами Барбатоса. Если у тебя такая отличная репутация, если тебе поверят, какую бы абсурдную ложь ты не сказал, это здорово, ведь так? Но сегодня хотелось, чтобы никто не верил. Итер дает о себе знать перед последней парой, появляясь в дверях актового зала, в котором Венти что-то рассказывал первокурснику, что с трудом удерживал контрабас вдвое больше него. — Погоди, Беннет, я сейчас вернусь. — он подходит к знакомому, который, казалось, моментально заметил побитую щеку Барбатоса, или это паранойя взыграла. — Привет, надеюсь, ты принес хотя бы одно ведерко авансом? — Привет! Э, прости, нет. Но завтра принесу сразу два! — Сора снова на сплошном позитиве. Венти хотел бы быть как он: не притворяться, а действительно излучать искренний позитив. — Я пришел сказать, что Сяо согласился, он попросил начать сегодня же! Вот. — Даже так. На самом деле, я бы перенес встречу на завтра, я совсем не готов сегодня кого-то обучать. Беннет где-то позади громыхает контрабасом, чуть не уронив дорогостоящий инструмент со сцены. — Мне кажется, твой ученик не согласен. — прозрачно намекает на Беннета Итер. — Пожалуйста, Венти! Сяо будет очень тебя ждать в библиотеке через два часа. — еще чуть-чуть и он встанет на колени. — Хорошо-хорошо! Хотя бы узнаю уровень его знаний и с какого курса надо обучать твоего громилу. — юноша снова нарывается на крепкие объятия, но тут же стонет тихо от боли. — Все нормально? — наклоняет в вопросе голову вбок. — Ах, да, сегодня загруженный день. Забегался и уморился. — Барбатос машет рукой неловко, все же натягивая улыбку. — Через два часа в библиотеке буду ждать Сяо. Пока-пока! — буквально выталкивает Итера из дверей зала, закрывая за ним тяжелую дверь. Венти снова трясет, но на этот раз из-за волнения. Перед кем угодно, но не перед Сяо хотелось показываться в таком виде. Хоть одна шутка про то, что Венти сам виноват, что влез в драку, и он сойдет с ума. Сейчас нужно было сосредоточиться на помощи Беннету с его инструментом, подумать о своем сумасшествии Барбатос всегда успеет.***
Тропинка вымощенная камнем до основного корпуса кажется тропой на Голгофу. Сумка на плече легкая, но вполне себе ощущается крестом, на котором его вот-вот распнут. И что он делает? Идет к человеку, с которым не собирался общаться. Идет к человеку, что видел его насквозь. Рациональный страх быть разоблаченным превращался в иррациональных бабочек в животе от мысли быть разоблаченным. Видимо, это влияние постоянных ударов по голове. В обоих зданиях уже пусто, горит теплый дополнительный свет, и только шаги Венти эхом разносятся по этажу. Он просит ключи от библиотеки у вахтера, но их успели забрать раньше. Странно. Барбатос считал, что Итер сильно приукрашивает насчет Сяо, но, может, в нем действительно проснулась капля ответственности, и он хочет учится, хочет взяться за голову. Чем ближе было место встречи, тем сильнее Венти сжимался, слабость охватывала тело, дрожь электричеством пробегала от мозга до пяток. Дверь приоткрыта, внутри полумрак и только за некоторыми столиками горели лампы. Это нормально — сессия через несколько недель. Не нормально — оставлять после себя горящий свет. Столы были пустые. Венти ищет знакомую фигуру взглядом, проходит дальше и замечает Сяо на отдельном островке за ширмой. Забрался в самый дальний угол. Здесь и так никого нет, от кого прятаться? Тихие шаги позволяют оставаться незамеченным, приближаясь к столу. Юноша ставит свою сумку прямо перед носом Сяо на стол, обращая на себя безмолвное внимание. — Не думал, что ты придешь. — усаживается на стул напротив, разглядывая своего ученика. Сяо убирал наушники в кейс и выглядел совсем как тогда, в парке: пирсинг он так и не надел обратно, а на носу расположились большие квадратные очки. Синяки под глазами стали меньше, но даже так Сяо выглядел утомленным, но его вид в целом стал лучше, будто он был не в больнице, а ездил в санаторий. Венти ловит себя на мысли, что слишком внимательно его разглядывает. — Не думал, что ты загоришься идеей мне помочь. — невозмутимость и спокойствие, атмосфера в библиотеке только усиливала ауру Сяо. — Что? Итер сказал, что ты это горишь идеей учиться. Обман одного молодого человека был раскрыт всего за несколько минут. — Итер сказал, что ты очень хочешь помочь мне с учебой, потому что тебе не хватило моей компании, пока я отсутствовал. — а Сяо, кажется, вовсе ничего не смущает. На деле же, эта ситуация была возмутительной. Итер наплел с три короба, еще и с таким невинным лицом, так искреннее просил и ручался за своего друга, а сейчас вскрывается, что все это было обманом, чтобы подсунуть Сяо репетитора вместо себя любимого. — Я ухожу. Итеру передай, что он мне должен то, что обещал, только теперь за свой обман. — поднимается с места, потянувшись к сумке. — Я не собираюсь помогать тому, кто сам этого не хочет. — Думаю, Итер очень расстроится, если узнает, что ты ушел. — Мне что с того? Он твой друг, а не мой. — свет лампы падает на лицо, оголяя злость. Сяо резко поднимается со стула, хватая сумку Венти. Он смотрит прямо в лицо, молча разглядывая репетитора. Барбатос встал как вкопанный, обратившись в камень под янтарный взгляд Медузы Горгоны. — Что у тебя с лицом? — хрипота сорвалась с губ Сяо, он все еще держал сумку, только теперь тянул ее на себя, призывая Венти сесть. — Выпил, влез в драку, ничего необычного. — иррациональные бабочки в животе грозились вырваться наружу. Он заметил. Заметил в этом полумраке опухшую щеку, которую Венти пытался скрыть за передними косичками. От волнения из-за своей лжи вспотели ладони, мерзко ощущаясь на коже. — Не думаю, что у тебя находится время на пьянки. Альбедо рассказывал, как ты зависаешь здесь до самого закрытия, — поправляет очки на носу, Сяо сейчас был похож на стервозную заучку, — если и пить, то по ночам, за неделю моего наказания я ни разу не увидел у тебя отеков или хоть намека на похмелье. Так что, ты либо врешь, либо я снова ошибаюсь насчет тебя. Венти не успевает даже возразить ни по поводу Альбедо, ни по поводу физических проявлений ночных тусовок. Он молча садится обратно, вырывая сумку из чужих рук и вешая ее на спинку стула. — С каким предметом у тебя больше всего проблем?***
Несколько часов на прогон всей базовой программы непрофильных предметов заставляют Венти тяжело выдохнуть, падая лицом в толстый учебник и тут же простонать от легкой боли и положения Сяо. Он не знает практически ничего. Нет такого предмета, кроме высшей математики, в котором он знал хотя бы введение в предмет. Им пришлось сдвинуть соседний стол, потому что все пособия и методички не могли уместится на одном. Венти отдал свою тетрадь и ручку, потому что Сяо по какой-то причине не взял с собой даже карандаша. Чем он занимается на парах? Барбатос старательно листает весь материал, записывает себе на листок, все, что нужно повторить ему самому, а после проходит еще час, пока Венти объясняет в подробностях какой объем, какие темы и главы в некоторых учебниках нужно знать для сдачи сессии, лишь изредка отлучаясь в туалет из-за ноющих ожогов. Он заставляет Сяо все записывать, дает, чуть ли не от сердца отрывает некоторых авторов методичек, которых удалось найти через собственный опыт. Сяо кажется внимательным. Он слушает, кивает головой и почти не разговаривает. Такую его сторону видеть не приходилось. Что-то действительно поменялось, но вот что? После своего больничного он сильно изменился. Или так кажется только из-за отсутствия пирсинга. — Вопрос не по теме. — констатирует, прерываясь в своем обучении. — Чем ты так сильно заболел, что месяц не ходил? Сяо тут же нахмуривается. — Я уже не болен, какая разница? Давай продолжим. — увиливает, уткнувшись в учебник по краткой истории средневековья. Венти не давит и не спрашивает еще раз. Так будет честно. Он же соврал о своей гематоме на лице. — В следующий раз продолжим, — сверяется со временем на телефоне, — полчаса до закрытия. — килограммы макулатуры еще предстоит расставить обратно на полки, что весят в половину Венти. — Пока делай то, что я дал сегодня. Потом поделишься успехами. Он собирается, оставляя Сяо в личное пользование тетрадь и ручку, уже собираясь прощаться, но ученик никуда не спешит, сгребая в охапку несколько толстенных учебников. — Покажи куда поставить, я не помню откуда ты их брал. — может, Сяо и не был таким плохим. Венти робко указывает рукой, но тут же отмахивается. — Я уберу, оставь. — Тогда я сам найду им место. — резко разворачивается и идет прочь от стола, теряясь где-то меж высоченных книжных полок. — Ай, стой! Ты сейчас их не туда уберешь, а мне отвечать перед библиотекарем за это! — побежал следом, тут же догоняя. — Те, что ты взял нужно положить на полки М-6, а оставшиеся убрать в секцию «Для самоподготовки», полка Д-9. Сяо сам убирает все учебники и методички, выключает свет и ждет, пока Венти закроет библиотеку, прощаясь с ним только на вахте.Венти кажется, что они могли бы позаниматься еще лишние полчаса.