Моя ужасная няня

      Скалл оставался ночевать у них еще пару раз — не так уж и часто, с перерывами в месяц, потому как уезжать Реборну требовалось не так уж и часто. Он послушно исполнял свою роль няни, не возражал против дополнительной нагрузки, — и потому Реборн даже подумать не мог, что что-то пойдет не так.       Юни нравился Скалл, она всегда с радостью висла на нем, используя бедного парня то ли как большую подушку для объятий, то ли как шведскую стенку — и это при том, что в комнате девочки стояла настоящая шведская стенка, которую она упорно игнорировала, предпочитая лазить где угодно, кроме как в специальных отведенных для этого местах.       Реборн же…       Ну, ему нравился Скалл издалека. Почему-то, когда подросток не видел его, он вел себя, как разумный человек, заботясь о Юни с достоинством царя и терпением будды, а вот каждый раз, как Реборн соизволил бы с ним заговорить, Скалл превращался, в, он не побоялся этого слова, клоуна — громкого, вечно веселого, с широченной улыбкой на накрашенных губах и столь показушно нелепого, что самому Реборну становилось неловко. Честно сказать, он не понимал, почему так происходит — у парня был приятный, очаровательный голос, и, хоть он никому бы в этом не признался, Реборн обожал звуки его, когда Скалл мурлыкал Юни успокаивающие колыбельные, которые он мог подслушать через систему наблюдения. Но каждый раз, как Скалл разговаривал с ним, голос его повышался на пару октав, становясь скрежещуще-резким, от чего Реборну то и дело хотелось поморщиться. Да и зачем Скалл красился, он тоже понять не мог — косметика скрывала все его естественное очарование, и Реборн был уверен, что если бы не она, за подростком увивалась бы толпы девушек, а может, даже и парней, предпочитающих смазливые мордашки.       В общем, Реборн много чего не понимал в Скалле — но ему и не требовалось, тот исправно выполнял свои обязанности няни, а Реборн в отместку так же исправно платил ему зарплату. Наверное, Скалл был одной из немногих стабильных вещей в его жизни, от которой он не ждал подвоха, — а потому совершенной неожиданностью для него было обнаружить парня под дверью его квартиры в выходной в семь утра.       И мало того, у Скалла в руках были зажаты две сумки.       — Что случилось? — произнес Реборн недоуменно, взирая на открывшуюся ему картину.       Скалл выглядел… Честно сказать, выглядел он весьма и весьма не очень. И без того вечно растрепанные волосы превратились сейчас в воронье гнездо, макияж был смазан, как будто парень отчаянно тер глаза, будто бы стараясь не заплакать — и, судя по панике и отчаянию в фиолетовых глазах, предположение Реборна было не так уж и далеко от истины, — а черная футболка оказалась смятой и не до конца заправленной в джинсы, она скомкалась, и из-за этого казалось, что у Скалла вырос грязный ободранный птичий хвост.       — Может ли Скалл-сама у вас переночевать? — произнес Скалл, нервно закусывая губы, глядя на Реборна с мольбой, — Я только на одну ночь, я вам совершенно не помешаю, честно! — он сделал шаг вперед, начав панически выкручивать себе пальцы, просяще заглядывая Реборну прямо в глаза.       Реборн, несколько ошарашенно моргнув от столь внезапной близости, сделал шаг назад, пропуская подростка в квартиру.       — Да, конечно… — пробормотал он недоуменно, наблюдая за тем, как Скалл, почему-то неловко оглядываясь, словно был в этой квартире первый раз, прошел внутрь, стягивая с ног свои неизменные, весьма потрепанные временем кроссовки, — а что случилось, что заставило вас прийти сюда?       Скалл, поставив сумки под вешалку, оглянулся, смущенно и несколько виновато глядя на него.       — Понимаете ли, — он начал нервно накручивать на палец прядь волос, потянул, словно желая, чтоб боль помогла ему успокоиться и прийти в себя, — меня выселили из квартиры, и Скаллу совершенно негде ночевать.       Реборн в изумлении наклонил голову, уставившись на прячущего нижнюю полку кроссовки Скалла.       — Что значит «выселили»? — спросил он медленно. — Что-то случилось?       Скалл оглянулся на него, несколько смущенно улыбнулся, виновато почесав тонким пальцем фиолетовую слезу.       — Ну, вообще… Это моя вина, — признался он, виновато повесив голову, — понимаете, я просто не всегда платил аренду, и, думаю, у владельца квартиры просто лопнуло терпение, вот.       Реборн еще более недоуменно распахнул глаза — он думал, что знал Скалла, и тот, несмотря на всю свою любовь к рокерской эстетике, на преступника походил слабо, а потому Реборн просто не мог понять, что же заставило его не выплачивать деньги.       — Почему не платили? — переспросил он, приглашающим жестом отправляя Скалла на кухню. Тот не сел, как думал Реборн, а по хозяйски прошел к полочкам, достав две чашки, щелкнул чайником, и Реборну оставалось лишь удивленно смотреть.       — А, ну понимаете… — начал бормотать Скалл тихо, извлекая из шкафчиков кофе, — просто, я же еще коплю на колледж, и между образованием и квартирой та оказалась на последнем месте… Придется теперь искать квартиру подешевле, чтоб хватало на оба сразу… И еще на еду, разумеется, — он поморщился в такт своим мыслям, оглянулся на Реборна, — вам сколько сахара?       Реборн покачал головой, презрительно сморщившись от мысли о том, что кто-то вообще мог подумать, чтоб портить божественный драгоценный напиток сладостью, с некоторым ужасом наблюдая, как Скалл кладет в свою кружку четыре ложки сахара.       — Почему вам не хватало? — произнес он удивленно. — Я вам что, недостаточно плачу?       Скалл, что ставил перед ним чашку, испуганно дернулся, чудом не пролив кофе на скатерть. Он заморгал, глядя на Реборна, потом отвел взгляд, ничего не говоря, плюхнулся на соседнее кресло, утыкаясь в свой кофе, в который налил еще и молоко, тихо пробубнил.       — Еще раз хочу сказать, что я благодарен вам за то, что вы разрешили мне переночевать у вас, мистер.       Реборн нахмурился, раздраженный тем, что ему не дали ответа — он встал со стула, прошел к Скаллу, навис над ним, положив руки на подлокотники его кресла, и угрожающе произнес.       — Скалл, не увиливайте! — подросток сжался, испуганно глядя на него, и Реборн мог видеть, как тот сглотнул, снова начиная испуганно краснеть. — Скажите честно, я плачу вам слишком мало, да?!       Скалл не ответил — но он, смущенно отведя взгляд, меленько кивнул, смотря куда угодно, но только не в глаза Реборну. Правда, на миг Реборн уловил фиолетовый блеск, и ему показалось, что чужой взгляд на секунду упал на его шею, и ключицы, что были видны из-за не до конца застегнутой пижамной рубахе, но секунду спустя он понял, что то было лишь игрой света.       Подросток снова сглотнул.       Реборн сердито фыркнул, отстраняясь, давая Скаллу больше место, и краем глаза видел, как тот расслабился, немного сползая вниз.       — Тогда вы должны были сказать мне об этом! — произнес он сердито. — Что вам требуется больше денег!       Вообще-то, единственным, на кого злился Реборн, был он сам — он обхватил себя руками, уязвленный собственной глупостью. Реборн знал, что он не особо понимал ценность денег — всю жизнь его спонсировала Луче, с того самого момента, как он, будучи еще ребенком, попал к ней в семью. У Джилио Неро было много денег — и потому Реборн мог позволить себе все самое лучшее, не беспокоясь о ценниках, и первый раз столкнулся с проблемой денег лишь тогда, когда вместе с маленькой Юни ему пришлось скрыться, чтоб притвориться обычным гражданским.       Но эта проблема решилась довольно быстро — уже некоторое время Ария вновь выплачивала ему деньги за хиты, убедившись что за каналом не следят, а потому сейчас Реборн ходил на свою гражданскую работу скорее в качестве развлечения, чем с целью подзаработать.       И потому, естественно, он абсолютно не понимал, сколько денег следовало бы платить Скаллу, чтоб обеспечить тому достойную оплату труда.       — Ну, понимаете… — Скалл начал бормотать еще тише, неловко повесив голову, — Вы же должны о Юни заботиться, а вы и так работаете, и как-то неправильно у вас больше просить, у отца одиночки.       Реборн замер — он уставился на Скалла, пытаясь понять, правильно ли он услышал то, что услышал. Насколько жалостливым был этот подросток, что он жертвовал своим собственным комфортом ради какого-то не очень знакомого мужчины с ребенком.       — Вы достаточно много делаете, — начал возражать он громко, пытаясь за яростной защитой подавить воспоминание о том, как отдал за чистку своего костюма сумму втрое превышающую ту, что он платит Скаллу, — так что вполне имеете права попросить увеличение зарплаты! Вы даже остаетесь на ночь с Юни, хотя это не входит в ваши обязанности!       Скалл нахмурился, вскинул голову, — челка его забавно встрепенулась, когда на Реборна уставились два полыхающих возмущением аметистовых глаза.       — Мне не сложно! — произнес он, демонстративно скрестив руки на груди, как будто от того, докажет ли он, что не должен получать больше денег, зависела его честь. — И потом, Скалл ведь ест вашу еду, когда остается у вас ночевать, так что все честно!       Реборн поджал губы, поражаясь твердолобости подростка, оглянулся в гостиную, пытаясь придумать, какой еще можно привести аргумент, что Скалл должен просить больше денег — и тут в его голове появилась идея, которая в запале спора ему совершенно восхитительной.       — Тогда оставайтесь здесь навсегда! — чуть ли не выкрикнул он, хлопая рукой по столу. Скалл замер, тут же растеряв весь свой пыл, уставился на Реборна широко распахнутыми от испуга глазами.       — Что? — пискнул он, снова почему-то начиная краснеть, но Реборн не обращал на это никакого внимания, слишком захваченный идеей.       — Если вы останетесь здесь, вы сможете взять на себя роль еще и ночной няни, которой, собственно, вы и так являетесь, когда я уезжаю в командировку. А теперь вы сможете сделать это официально! — пояснил он, грациозно взмахивая руками, пытаясь еще и жестами передать всю гениальность его мыслей, — Мне будет легче, если у меня под рукой будет помощник, а вам не придется тратиться на жилье и еду, и вы сможете быстрее накопить на свой колледж, или что вам там надо. Разве не замечательно? — спросил он, вновь наседая на ошарашенного подростка. — Мне кажется, это отличная идея!       Скалл, выглядя абсолютно сбитым с толку, рефлекторно кивнул, но тут же встрепенулся, потряс головой, приходя в себя, и даже попытался было возразить.       — Да, это звучит хорошо, но… — забормотал он, но Реборн уже отвернулся от него, услышав, как по коридору топают маленькие босые ножки.       В кухню заглянула Юни, удивленным взглядом уставившись сначала на него, затем и на Скалла — Принцесса знала, что сегодня ее нянь не должен был появиться, и потому очень очевидно не понимала, что тот делает сейчас в их квартире.       — Доброе утро, Принцесса! — разулыбался Реборн, быстрым шагом подходя к девочке и подхватывая ее на руки. — А у меня для тебя новость. Скалл теперь будет жить с нами, ты рада?       Скалл привстал с кресла, отчаянно замотал руками, пытаясь то ли заставить Реборна замолчать, то ли просто откреститься от перспективы проживания с ними двумя в одной квартире, но было поздно — глаза Юни засияли, словно голубое небо, и она, развернувшись к Скаллу, судорожно начала складывать слова.        «Правда?» — спрашивала девочка, — «Ты больше не уйдешь?»       Подросток замер, — он открыл рот, но слова, видимо, отказывались выходить из его рта, когда на него смотрели два умоляющих взгляда. Наконец он выдохнул, пораженчески плюхнулся обратно на стул, и вся поза его начала излучать какое-то мученическое смирение.       — Правда, — произнес он, сдаваясь, тяжело вздыхая, — я больше не уйду.       Юни радостно захлопала в ладоши — так громко и оглушительно, что Реборн даже поморщился, когда хлопки раздавались рядом с его ухом. Мгновение спустя она дернула его за рукав, потребовав опустить ее вниз, и сразу как только ножки ее коснулись земли, побежала к Скаллу, запрыгивая ему на колени, обнимая двумя руками за шею и прижимаясь к груди.       Скалл издал еще один тяжелый вздох, но все послушно обнял ее в ответ, осторожно погладив по растрепанным волосам.       — Ты ведь только проснулась, не так ли, Юни-чан? — спросил он, и девочка жизнерадостно закивала, подставляясь под его ладонь, словно котенок. Скалл встал со стула, легко держа Юни на руках, та издала глухой писк, захихикала своим хрипящим смехом, цепляясь за подростка, словно маленькая обезьянка. — Пойдем, тебя нужно привести в порядок. Нужно же мне исполнять свои обязанности няни.       Последние слова прозвучали как-то наполовину саркастически, наполовину по-детски обиженно, — Реборн, приподняв бровь, уставился на Скалла, пытаясь понять, не послышался ли ему в этих словах скрытый укор. Скалл, поймав его взгляд, вдруг наморщил нос, скорчив ему недовольную рожу, и сделал шаг вперед, собираясь выйти за дверь.       Реборн изумленно распахнул глаза, — это что, только что был вызов?       Ну, он не собирался так просто отпускать такую наглость.       — Кстати, насчет обязанностей няни, — проговорил он довольным тоном, и Скалл тут же дернулся, растеряв всю свою дерзость, испуганно уставился на него, — так как вы теперь работаете на меня двадцать четыре на семь, а не только в будни с восьми до пяти, я думаю, само собой разумеющимся будет повысить вам заработную плату. Так что, поздравляю, — он оскалил зубы в довольной улыбке, — ожидайте прибавки.       Скалл встрепенулся, попытался было возразить — к его сожалению, правда, часть своего недовольства он показать просто не смог, потому как Юни все еще довольно обнимала его за шею, прижимаясь к груди.       — Что? — произнес он возмущенно. — Но мы же договаривались, что то, что я буду жить у вас и будет частью моей зарплаты! Почему вы так хотите дать мне больше?       Реборн фыркнул, надменно задирая подбородок.       — Мы ни о чем таком не договаривались, — произнес он, ощущая, как губы его разъезжаются в довольной улыбке. — Я просто предложил вам стать няней на постоянной основе, и разумеется, наш трудовой договор должен быть пересмотрен. И я вообще не понимаю, почему вы так возмущены идеей повышения зарплаты, вы ведь так много говорите о том, что хотите скопить на колледж. Или, по вашему мнению, я ошибаюсь в том, что думаю, что вы заслуживаете этих денег?       Скалл моргнул — он шокировано смотрел на него, приоткрыв рот, будто бы позабыв то, что хотел сказать. Реборн просто смотрел на него в отвел, — он не собирался отступать от своих слов, и уже подбирал новые аргументы, готовясь разбить в пух и прах чужие возражения. Неизвестно, сколько они бы так простояли, если бы вдруг Юни, про которую они оба успели в пылу спора позабыть, не подергала Скалла за руку.        «Ты хороший» — веско сообщила она ему, сделав самое серьезное личико, которое только могла, и даже нахмурив брови, — «Бери деньги».       Скалл покосился на нее, вздохнул еще более тяжко.       — Что отец, что дочь, — проворчал он, поднимая Юни к потолку на вытянутых руках, грустно глядя на нее снизу вверх, — скажи, вы сговорились против меня, да?       Юни вновь захихикала, заболтала руками и ногами, словно плавая, и Скалл, вновь прижав ее к груди, направился в ванную, продолжая недовольно бурчать. Реборн только и мог, что с улыбкой наблюдать за ними, ощущая, как в груди разливается странное чувство некоторого снисходительного умиления.       — Тогда и завтрак я буду готовить! — крикнул Скалл, на секунду высунув фиолетовую голову из ванной. — Понятно вам?       Реборн усмехнулся.       — И не надейтесь! — произнес он весело, разворачиваясь к плите. — В этом доме я хозяин, и я решаю, кто и когда будет готовить, ясно?       И, преисполненный чувством собственного достоинства, он полез на верхние полочки, доставая из шкафа овсянку.       Почему-то утро сегодня было особенно солнечным.