So much hides behind my smile

Камило открывался Бруно. При этом он открывался скорее самому себе. Казалось, что Бруно стоит рядом с племянником, держит его за ручку, а свободной рукой показывает, на что обратить внимание перед собой. Только вот перед собой видели они Камило, того самого юношу, который существует где-то глубоко внутри под сотнями чужими обличиями парня. Как бы Камило не хотел содрать с себя кожу, дабы найти самого себя, одному это уже не сделать. Ведь какая оболочка именно его? Так, шаг за шагом, парень стал узнавать себя.  Камило научился говорить «нет», когда действительно не хотел или от усталости не мог гарантировать помощь и бесконечную поддержку всем людям этого проклятого Энканто. Если в начале он чувствовал вину и чуть ли не срывался обратно, чтобы передумать, посидеть с чужими детьми или сходить на карнавал, то потом Бруно вдолбил ему в голову, что он никому ничем не обязан, не ценой своего здоровья и своего «я».   Если это правда, то уж очень она горькая. Сплюнуть вот только некуда эту горечь. Камило по сути все свои навязанные кем-то убеждения, как кандалы скидывает. Однако после привычной за столько лет тяжести ощущать неписанную легкость так сложно, что ты не способен держаться прямо. Тебе будет проще устоять на ногах, если вернутся тяжелые цепи, тянущие тебя к земле. Как только снимают этот груз, ноги подкашиваются. Вот и Камило так, ковыряет изнутри свою скорлупу, вроде уже от нее ничего и не осталось, сидишь среди ошметков, но страшно выглядывать «наружу». Непривычно.   Вчера он вспомнил историю с детства. Бруно ей не сказать, что удивился, но она многое для него прояснила. Однажды десятилетний Камило тихонько сидел на заднем дворе, наблюдая за бабочкой. Каждый взмах крыльев этого прекрасного существа он сопровождал пораженным взглядом. Так смотрят на что-то невероятное, но при этом очевидно возможное. Никто не удивится бабочке, любой взрослый фыркнет, скажи ты ему, что здесь бабочка. Но никто не останется равнодушным, сравни ты эту бабочку с пленником, который только-только вышел на волю и наслаждается каждым глотком свободы, пытаясь как можно больше искупаться в лучах летнего солнца, обращая на себя внимания каждого зверька, так безрассудно отдыхая на носу дремлющей кошки. Маленький Камило так и сказал взрослым, а те попросили объяснить это странное сравнение. О, юноша прекрасно помнил, как будучи мальцом с важным видом доказывал родственникам очевидную истину. Бабочки, по сути своей, гусеницы. А эти зеленые червячки были вынуждены ждать своего перевоплощения в коконе, как в своеобразной темнице. Только и свобода, и солнце — все такое лживое, что они смело рискуют своей недолгой жизнью, ведь что такое жизнь в один день?   Сейчас же Камило сравнил бы себя с этой бабочкой. Жизнь Камило также коротка, и наполнена безрассудностью, ведь кажется приключение и Бруно — это одно и то же. А вот гусеницей Камило пребывал все время, находясь в коконе чужих личин. Знал бы десятилетний мальчик, что сам будет «порхать» не хуже этой желтокрылой особы, когда встретит Бруно. Но тогда он в очередной раз выслушал от взрослых, что не стоит забивать голову всякой чепухой. Как обычно.   И становится обычным, что Бруно в моменты сильных волнений служит Камило якорем, тем, кто не отпустит, но поможет прийти в себя. Черт! Юноша слишком многим ему обязан. Слишком. Дядя же уверяет, что ему не в тягость, что он только рад быть для парня отрезвляющим толчком. Но это не так. Вернее так, но это же не главное. Важно то, как теряется Камило, когда находится рядом с Бруно, как стучит в волнении его сердце от каждого ласкового прозвища и как щеки предательски краснеют при откровенных поцелуях.   Камило вздрагивает, заканчивая мыть за собой посуду после завтрака. Мысли, что сегодня с самого утра его душат, не дают расслабиться. Вроде и хорошо все, но при этом находишься не в своей тарелке. Камило думает, что Энканто, да и просто вся волшебная семья, душит его. И конечно он всех любит, любой из Мадригаль — это тот, за кого он отдаст жизнь, как бы громко это не звучало. В этом и проблема, он отдаст жизнь. Но он не хочет этого делать, поэтому нужно уехать, жить для себя. Бруно говорит, что нужно подождать, обдумать. Когда все успело так запутаться?   Он привычно идет в свою комнату. Дядю можно не ждать до обеда, тот пошел с Антонио и Мирабель на площадь. Скрип ступеней лестницы звоном отдается в голове. Перед глазами все еще держится пелена задумчивости. Как же хочется сбежать. Камило смотрит привычно на свою кровать, бесконечные заполненные чужим барахлом шкафы (правда в них наконец появился порядок), избегая взглядом зеркал.   — А плевать! — яростно шипит парень и впервые осознано вглядывается в отражения напротив.   «Кошмар, все это кошмар», — крутится у него в голове. А злость, которую он так старательно прятал все это время (всю жизнь), стремительно рвется наружу. От нее даже волосы на теле встают дыбом. Кажется, еще немного и она закипит под кожей.   Танцовщица Элена, тетушка Паола, соседский мальчишка Аарон, тетя Джульетта, сестра Изабела, продавец булочек Пабло, лодочник Фабио, старушка Мария… Стоп. На это невозможно смотреть. Все эти люди смотрят на него с гладкой поверхности и копируют его жесты, кажется через пару секунд, это они будут управлять им. Как же опротивело все это! Где его отражение? Что за жестокая ирония лишить его своего зеркала в собственной комнате?!   Камило срывается. На смех. На крик. Просто срывается. Тормоза, если они и были, вышли из строя. Он улыбается и улыбка его дикая, только в отражении он видит не себя, поэтому он старается их изуродовать, как может. Эмоциями, жестами, криками. Как же не идет Луизе этот хищный оскал, а парень Элены разве стал бы ругаться непристойными словами? А Камило плевать, он лишь хватает книгу и пытается запустить ею в зеркало. Но та лишь ударяется со стеклом, и падает на пол. Ни трещинки.   Камило злится на книгу, на зеркало, на отражения, на людей, копирующих его жесты. Он расхаживает по комнате, нервно смотря в каждое зеркало, и пытается найти что-то под рукой, дабы запустить предмет в зеркало. Пусть это и бесполезно. По щекам катятся слезы, и почему-то так больно становится чувствовать эту влагу, что он останавливается на месте и обхватывает себя руками. Внезапно приходит отчаяние, а злость подобно спичке догорает и оставляет после себя едкий дым. Этот дым полностью заполняет легкие. Неплохо было бы передохнуть, усталость накатила  так резко после выброса стольких эмоций. Но Камило невольно ловит отражение Бруно, тот выглядит сломленным и таким грустным, неужели это он сам? Также стоит щипает себя за запястье, пытаясь проснуться? Также вытирает слезы со щек?   — Камило, малыш.   Парень подпрыгивает от неожиданности и оборачивается на источник звука. За его спиной стоит дядя и правда вытирает слезы? Камило снова оборачивается к зеркало и да, вот он  Бруно, в своем привычном зеленом пончо, а перед ним… Перед ним стоит сам Камило. Невозможно. Теперь в отражении зеркала плачут двое, Камило, чтобы не мучить больше обоих разворачивается к дяде и кидается ему на шею. Он не понимает, что чувствует. Из-за прошедшей истерики так сложно различить отголоски радости, что он просто не обращает внимания ни на что и сцеловывает слезинки с лица Бруно, прижимается к нему крепче, не слышит успокаивающих слов, а как в бреду шепчет:   — Я такой дурак. Боже, какой я дурак, — пальцы крепче сжимаются на чужих плечах, — Спасибо, спасибо, Бруно. Я идиот. Ты дал мне веру, что я это я. Я не мог сомневаться, прости меня. Я дурак.   — Чшш. Маленький, успокойся. Мы уедем, зачем мучиться, сомневаться. Уедем.