А вот и оно.
Чан легонько хлопает по коленкам, стягивая с головы бейсболку ерошит макушку черного маллета. В основании шеи проглядывает кусочек черного змеиного тела и Минхо едва не задыхается, нервно трет губы и отворачивается как в приступе легкой тошноты. В пустом туалете тихий плач, всхлипы бегают эхом по стенкам. Минхо передумал мыть руки, мышью двигаясь вдоль кабинок. - Феликс? Его новый знакомый всегда был трогательно нежным и ранимым. Он мог плакать по любому пустяку и Минхо всегда делал вид, что это бесит, а потом смеялся и подавал бумажную салфетку. - Феликс, все в порядке? Но этот плач был странным. Минхо не стал звать громче, быстро шагая на голос. Еще светлые, карамельные волосы встают дыбом, едва он толкает незапертую дверцу. Дрожащие руки скоблят плитку и это все, что видно от Феликса. Широкая знакомая спина с татуировкой уробороса громко хрустит в плечах и Чан оборачивается, бряцая металлическим пирсингом в левом ухе. Черная футболка сжата в обнаженных зубах с короткими клыками. Он тут же останавливается и отшатывается от партнера, подтягивает брюки лихо, почти так же как скрывает пресс продетой через голову футболкой. Глаза до странного виновато смотрят прямо на оцепеневшего Минхо из-под растрепанной челки. – Это не то, что ты подумал! – Говорит полную ерунду, первое что на ум пришло. Но его сожитель уже делает брезгливое до отврата лицо. Смотрит так, словно в дерьмо наступил. - П-п..почему ты…ос-станов..ился… - Феликс ползет вниз по стене, слезы стекают по разомлевшим пунцовым щекам. Минхо видит капли спермы на полу под тонкими дрожащими ногами и по спине бегут мурашки. Выплевывает из пересушенного горла, хочет прямо сейчас испариться: - Мерзость. Чан замирает с полурасстёгнутой ширинкой. Минхо морщится в сторону и широкими шагами уходит, хлопает дверцей так, что старший понимает сразу – дело дрянь. - Да, вышло конечно глупо. – Чан оборачивается через плечо и Минхо от знакомого движения отступает назад, спотыкается. – Но с кем я сплю тебя же не должно волновать, правильно? - Нахрен иди. - А кошачьи глаза упираются в пол, бегают по углам бортика у входа. – И монатки свои забери, пока в мусорку не выбросил. - Опять отец побил, что злой как собака? Они сталкиваются взглядами: на лице Минхо все еще брезгливость, в уголках губ злобная дрожь. Только блики в глазах дрожат мелко, левое плечо передергивает нервным тиком, который старший видел не раз, и младший быстро натягивает полосатые рукава до пальцев. Чан подрывается к нему, готовый стерпеть сейчас от него хоть сотню ударов. Дверь захлопывается прямо перед носом. Чан головой опускается на нее устало, пару раз стучится лбом, проклиная себя за длинный язык. Он почти уверен что Минхо сейчас по ту сторону сидит у двери, зарывшись руками в волосы. А они у него такие красивые, пахнут свежей весной и оливковым шампунем. И глаза невероятного разреза, тонешь еще в самом начале на тонких уголках. Он быстро мотает головой. Сегодня Чан понял, что похоже окончательно потерял даже крупицы чего-то, похожего на студенческую дружбу. И все из-за того, что был геем.Разве это преступление?
Разве он сам...
«Эй, идешь сегодня?» Чан стучит черным ногтем по экрану, думает с минуту. Вещи лежат позади невнятной кучей. «Иду.» Неуверенно приставленный к замку ключ опускается в карман тренировочных шаровар. «…..» «Хенджин…могу я у тебя переночевать?» Минхо стучит зубами мелко, прижавшись головой к коленям. Смятые в миниатюрных кулаках пижамные брюки орошают слезы и он смахивает их зло, почти бьет себя по щеке. Если бы можно было забраться в кости и оторвать там всем бабочкам крылья – он сделал бы это не задумываясь. Он не должен был соглашаться на совместный съем квартиры. Это ничем хорошим закончиться не могло. Так и вышло. Лучше пусть Чан думает, что он гомофоб. Он спит с другим. Теперь у него нет причин сомневаться в себе.Он станет нормальным.
Он должен, потому что слишком страшно.
Он будет продолжать отталкивать.
Но сколько он сможет?
Ведь это был не кто-то. Это был Чан. Подведенные черным карандашом глаза с едва грустной поволокой опущенных в уголках век смеются. Смеются ему. Крашеные черным лаком узловатые пальцы с цепью вен на кистях стягивают маску и Минхо видит самую красивую улыбку в своей жизни. - Хэй, привет! – Незнакомец еще раз машет ему. Мрачный панковый образ так странно сочетается с черным костюмом палаццо и невероятной аурой добродушия. Парень подходит и протягивает руку с широким серебряным кольцом на большом пальце, словно они знакомы сто лет. Минхо в покрытой катышками толстовке и разодранных джинсах побито смотрит вниз, передергивая ремешок сумки. – Я Бан Кристофер Чан. Хотя лучше просто Чан. Когда называют двойным именем – звучит старомодно, скажи? Смех такой ласковый. Красиво почти так же как рассвет на крыше. Минхо поднимает глаза, моргает часто и наверно выглядит как недоумок, потому что Чан прикусывает губу. - Тебя как звать? – Он подкашливает в кулак и ерошит волосы. Разведенные полы пиджака позволяют увидеть проступающие над футболкой выразительные ключицы, прикусанный палец обнажает белоснежные зубы. Минхо не верит, что он нервничает, потому что это его ладони сейчас предательски потеют так сильно, что руку протянуть в ответ стыдно. – Видел тебя на встрече первокурсников…знаешь, хотел просто сказать, что ты очень красивый…Вот черт, я кажется идиот… - Нет. - Минхо думает, что он ослепительный. От проколотых ушей до развязанных шнурков в кедах. – Я….…думаю, что ты тоже красивый.
И еще считаю что двойные имена звучат круто.
А еще ты классно одет.
Ты сам делаешь себе макияж?
С какого направления?
- Я Ли Минхо.***
- Ты чего так поздно? Половина надралась как свиньи, ха-ха! Хенджин вертится в такт музыки, алкоголь в стекле плещется, марая пальцы которые он тут же облизывает и манит внутрь. Чан сбрасывает гору сумок на пол и блондин присвистывает, почесывая нос. - Слушай, такое дело… Чанбин поздно сказал мне и я… - Хенджин, еб твою маааать! – Чонин вылетает из одного коридора в другой, растопырив пальцы. – Где твой туалеееет?! - Да я же сто раз сказал, что НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ ТУПОЙ БЛИН! - САМ ТУПППОЙЙ! – Кудрявая макушка вертится, нитками растягивая сощуренные глаза. Голос вихляет где-то на третьей октаве от чего уши хозяин пентхауса зажимает обеими руками. – Это че, ЧаАааАН? Плетется по стенке и виснет на старшем, который хохочет отечески, бережно подхватывает, но удерживать раздобревшего друга оказалось тяжелее чем кажется. Если бы это был…Если бы это был Минхо - он поднял бы его, весь он хоть сто килограмм которых у него не было.
Глаза колет от образа в голове. - БРООООООО! - Так что ты хотел сказать? – Чан смеется, отмахиваясь от сильного перегара и протянутых уточкой губ. Хенджин трясет головой. - Давай потом, сначала проводи его в туалет…ты то еще достаточно трезвый, чтобы помнить куда идти? Минхо лежит на коленях незнакомой ему девушки, потягивает протянутый ею коктейль и тихо икает через раз. Чан крепко сжимает дверной косяк и смотрит на Хенджина, который тонкими пальцами смахивает за ухо прядь и кивает на Чанбина, мол: ответ с него. Чанбин тоже полупьяный, как и многие в просторной зале, развалившись на диване поодаль от веселящейся толпы лениво чешет перекачанную грудь под натянутой до треска футболкой. - С каких пор ты одеваешься как гопник? – Хихикает басом, запрокинув бутылку. Чан и сам знал, что выглядит не очень в спортивном прикиде с клетчатой фланелевой рубахой. Только глаза и успел подвести в туалете метро, да пирсинг вдеть в губу - от свежего прокола при прикосновении все еще немного саднит. К родителям он старался одеваться «обычно», чтобы не думали много. Им и свыкнуться с его каминг-аутом до сих пор нелегко. Но они приняли его и это было главное. Он подождет их. - Зачем ты притащил его? - Минхо? – Чанбин садится медленно и стучит по вискам, чтобы мысли встали на место. – Блин, прости, я забыл что вы типо в контрах… - В контрах? Да он видеть меня не хочет. - А я говорил… - Темные глаза смотрят пристально. – Не стоило и пытаться. Оба знали о чем речь. - Но я… - Только не заливай, что тебе хватает дружбы. Феликс половине клуба уже вторую неделю треплет о том, как ты хорошо ебешься, хвалится тобой как призом и думает, что блин реально может тебе понравиться. - А вдруг может? Чанбин фыркает сразу, отмахивается едва жеманно закатывая глаза. - Детка, блять, не пизди. Эта его сторона просыпалась только под алкоголем или в присутствии парня. Чан был благодарен, что сегодня Чанбин не строил принцессу-качка, вжимаясь буферами в Хенджина. - Давай, скажи честно. – Чанбин подпалзывает ближе и тыкает пальцем в бедро, добраться до лба тупого друга смог бы только поднявшись, но алкоголь подкашивал ноги. – Почему ты согласился на перепих с Крохой? Он же корешил еще тогда с Минхо, правильно помню? - Он предложил сам. – Чану стыдно как никогда. Трет кольца на костяшках, оборачиваясь на блаженное лицо Минхо между женских бедер. Желваки на скулах дергаются ревностно. – Он просто..они сидели часто рядом на парах и Феликс пах как Минхо. Я вдруг решил что закрою глаза и может… - Ну пиздец, детка, ты в край ебнулся. - Да. Феликс хотел только силы, а Минхо…он… - Чан? – Мягкий голос стрелой пронзает стучащее сердце. Чан глаза переводит – Минхо видит его издали и тянет руки, верхняя губа блестит как сладкая карамелька. Ноги сами ведут. Они словно с самой первой встречи ведут, чтобы заключать это странноватое создание в обволакивающие объятия. - Чан?! - Почему только сейчас пришел? - Давай с нами играть! Чан проходит и садится нарочно далеко. Минхо будто такой как раньше. Улыбается ему, смеется тем самым придурочно-очаровательным смехом, но тут же забывается и носом тыкается в женскую кисть.Ах да. Он просто пьян. Он улыбается всем.
Рубашка едва распахивается, обнажая длинный изгиб шеи до крупного фиолетового пятна на плече. Черные ногти царапают пол. Отец и правда избил его. Сил у всех теперь хватало только на игру в бутылочку. Хохот льется между мерцающими в полумраке тенями. Чонин назвал это «ромунтик», потому что перешли на ром и потому что электрические свечи тоже могут быть романтичными. Чан пьет мало, от внутреннего омерзения и вины после того как Минхо застукал его с Феликсом хочется пойти и окунуться в холодную воду. Но глаза отвести не может от того, на кого и так смотрел всегда. Что он вообще нашел в нем?Да ничего такого кроме того, что это был он.
Блестящие глаза сквозь голубое стекло бокала почти магически чаруют, в этих бликах Минхо похож на глубинное морское божество. Чан поздно понимает, что сосед по квартире смотрит слишком долго в ответ. - Минхо! Твой черед! Гром смеха. Девица тянет ворот рубашки и синяк становится опасно заметным. Брюнет быстро пересекает круг и хлопает ее по руке, натягивает шелковую ткань обратно и утягивает лилового парня-фею за собой, обхватив рукой талию. Током бьет пальцы, Минхо не сопротивляется, едва понимает где юг, а где запад, разгоряченным телом прижимаясь к сильному плечу. Никто не обращает внимания, окунувшись в пьяный угар, только Чанбин с Хенджином едва перестреливают глазами, скрывшись за стаканами. - Ммм… - Минхо послушно плюхается, тихо мычит. Чан улыбается нежно, потому что звуки так сильно походят на жалобное мурчание, что хочется приласкать. - Правда или действие? - Мин-хо! - Говори, говори! Минхо бурчит устало: - Правда… - Так! – Чонин машет руками, чтобы вокруг заткнулись. Шипит непонятно кому назад, хотя позади только обитое бархатом кресло. – Я скажу. Какое твое самое сокровенное желание? Вокруг издают звуки блевоты. Даже пьяный Чонин был добрейшим из всех и сложных заданий не давал. Чану он нравился. Они познакомились, когда Минхо задирали за поношенные вещи, а Чонин удерживал его от необдуманной драки с троими сразу. А потом, когда Минхо ушел, они сравняли шансы с подоспевшим вовремя Чанбином и надрали паршивцам зад. Минхо странно морщится, трет устало глаза и Чан хочет поскорее увести его спать. Умыть, касаясь влажным полотенцем бархатных ресниц, невзначай провести разок по миниатюрным очаровательным ладоням и исчезнуть в ночи пока он не ненавидит его. Ведь Минхо не просто не любит его. Он гомофоб. А Чан идиот, выдумавший по обрывкам фраз и движениям рук, переглядкам глаз, несуществующую симпатию. Фиолетовые волосы скользят по мягкой ткани рубашки. Минхо трется о плечо, руками забирается выше пока не видит лицо перед собой. Чан хочет отвернуться но слабые пальцы касаются подбородка. Заплывшие глаза смотрят на пухлые губы долго-долго, у брюнета сердце стучит так, словно алкоголь витающий в воздухе через легкие сразу в вены проник. - Я… - Радужка блестит радугой. Минхо едва касается пальцем пирсинга на губе и опускает руку, но глаз не сводит, обводит каждую черту на лице напротив и выдыхает алкогольным жаром в шею. – Хочу от тебя детей. По голове бьет кувалда так сильно, что сразу пусто, мысли разбиваются с размаху осколками о темноту. - Ха-ха, че? - Да он бухой просто… - Не ну Чан секси такой, кто бы не хотел? Волнистая копна падает беспомощно на тяжело вздымающуюся грудь. - Эй, Чан…Крис-то-фер-чан-н… - Аккуратные пальцы переступают по воротнику вниз вдоль пуговиц и старший руку перехватывает, не сразу понимая что держит слишком сильно. –…ха… Отец не примет меня, пока ребенка не приведу, так что тебе…придется постараться. Ты же постараешься? - Оп, оп! – Чанбин прерывает неловкое молчание. Вокруг смотрят уже чуть подозрительно. – Говоришь, хочешь двоих детей? Закончи универ, придурок, а потом и невесту найдешь! Пиздец, семьянин нашелся! Первые короткие смешки цепной реакцией переходят в громкие волны звенящего хохота. Чан едва слышит собственное дыхание, поэтому Хенджин терпеливо хлопает еще пару раз по плечу. - Я вызову такси. – Он кивает на Минхо. – Увози, пока он не ляпнул еще что-нибудь. Тело Минхо худое, если бы не природная широта плеч и полнота бедер – просвечивал бы на свету. Руки дрожат, Чан аккуратно кладет его на заднее сиденье, отрывая от груди как от сердца. Младший вдруг хватает его за руку, жалобно стонет сквозь опущенные веки. - Езжай с ним. – Чанбин смотрит серьезно. – Я первый был против этого всего, ты знаешь. Но у меня в голове зудит. Слышишь? Я чувствую, что ты должен остаться рядом. - Но… - И ты сам это чувствуешь. Чан смотрит несколько секунд на сжатые у кисти пальцы и опускает голову в тень салона. Едут почти в полной тишине. Минхо тихо сопит, беспокойно морщит нос. Чан сомневается мгновение, тянет руку и отбрасывает в сторону цветную прядь. Свет ночных фонарей отражается на печальном лице ужасно красиво, огибая четкий профиль. В такие моменты в кино герой обычно целует героиню. Но Чан только обводит глазами тонкие продольные бороздочки розового соцветия, боязливо укладывается головой на голову Минхо и впервые в своей жизни молится. Рука Минхо все еще сжимает его запястье - он просит Бога, чтобы такси никогда не доехало до их дома. В квартире бардак. Словно вихрь пронесся по стеллажам, сметая все на своем пути. Сломанный стул валялся у стены. Разорванные тетради и фотоальбом клочьями по паркету и брюнет наклоняется, поднимает фотографию под ногой. На ней они вдвоем, Чан еще без проколотой губы, маллет еще не касается плеч, а Минхо шатен – он часто менял свой цвет волос, потому что это было единственное ему по карману – смотрит на него. И выглядит…печально. Минхо никогда не показывал это фото, говорил, что будка смазала тогда кадр. Чан смотрит на кровать. Минхо сладко спал уже пять часов, бережно укрытый до головы одеялом. Небо за окном отливало синим, медленно готовилось встречать рассвет. Он больше не мог тянуть.Он должен уйти, открыть эту чертову дверь, собрать последние вещи и уйти.
Он слышал достаточно.
Но Минхо на фото смотрит на него. Смотрит на него сейчас. Чан снова отрывается от фото и смотрит вперед. Полураскрытые глаза в темноте, освещенной лунным светом, не мигая смотрят прямо на него и Чан делает осторожный шаг. Сердце заходится в страхе. Но Минхо не делает ничего, смотрит молча, словно мертвый и Чан быстро шуршит подолом спортивных шаровар к кровати, опускается у края и осторожно касается лба. - Ты как? – Перебирает волосы, такие мягкие и легкие как облачко. Веки слабо дрогнули. Пахнет перегаром, но взгляд почти ясный. Скоро снова возненавидит. Чан одергивает руку. - Я уйду, Минхо. Насовсем в этот раз, если так хочешь этого. Но ты…снова твой отец, и ты…прошу, расскажи мне, что с тобой происходит…я…неужели ты так ненавидишь меня, что я не могу быть и дальше твоим другом? - Нет. – Слабый шепот шелестит из сухих от жажды губ. Веки краснеют, но не от алкоголя. Минхо дрожит под толщей пуха, словно ему холодно. Чан сглатывает, поднимает к потолку глаза и дергает мочки ушей больно, едва сдерживая слезы. Это и правда конец. - Прости, я…сейчас, я только… Встает и тут же падает обратно, беспомощно бьет в пол кулаком. - Но черт, Минхо, что мне делать? В глазах сквозит отчаяние. Младший отчего-то смотрит так пристально, что внутри жжет больно. - Скажи, потому что я словно умираю! Ты всегда молчишь, я узнаю что-то случайно, когда ты не можешь больше скрывать! Не говоришь ничего! Ненавидишь так, будто только и ждал повода, а мне казалось что…что ты…Я же..я так тебя... Голодное прикосновение обрывает конец фразы. Минхо весь дрожит, лижет рассеянно языком полные губы, еще совсем слабыми руками отбрасывая одеяло, чтобы нырнуть вниз. Чан сдавленно стонет с первыми слезами, сжимая нежное лицо в руках. Минхо целуется из ряда вон плохо, стук зубов мешает сплестись языкам и Чан слегка давит, не дает Минхо упасть с кровати и утягивает его обратно, укладывает на подушки и садится сверху, нежно расцеловывая каждый изгиб губ, размягчая дыханием. Минхо так сильно боится, что левое плечо заходится нервным тиком. Чану стоит немалых усилий прикусить кольцо на нижней губе, чтобы боль привела в чувство. - Минхо… - Несколько одиноких слез капает на выступающие скулы. Старший сглатывает, рукой скручивает черные пряди, не смея смотреть. – Я уже не понимаю. Пожалуйста, дай мне уйти. - Чан… Чан мотает головой. Сил не остается и он сгибается пополам, выдыхая обжигающую вторую мольбу в живот. Тело Минхо сквозь ткань тянет тонким османтусовым шлейфом, самый прекрасный запах после его шампуня. Так трудно не сойти с ума от сотни крохотных бледных как кожа младшего цветков, распустившихся в голове и так настойчиво манящих своим ароматом. - Чан… - голос Минхо дрожит. Он боится, но протягивает руки, настойчиво тянет на себя. – Прости… Чан смотрит недоверчиво, но Минхо не пьян. Смотрит так, как может смотреть только он настоящий. И он вдруг гладит его жесткие прямые волосы, пытается утирать слезы, потому что карандаш размазался слишком сильно. - Прости… - Тянет ближе, затягивая руками в свой капкан. – Чан, прости… я так много дерьма тебе сказал… Теперь Чан не дает закончить, накрывая губы трепетным поцелуем. Пальцы младшего вспархивают вокруг, сминают рубашку на спине, когда язык старшего наконец соединяется с его собственным. Так тепло. Длинные пальцы обхватывают под шеей и притягивают ближе, Чан готов пить из этого источника вечность. Господи как долго же он брел по пустыне, охваченный жаждой. - Прости меня…прости меня… Сладкие выдохи распухших губ звучат как «Лунный свет» Дебюсси. Минхо слабо стучит по спине, едва не задыхаясь. Чан отпускает его и Минхо проваливается головой в прохладу подушки. Тело Чана змеей вырастает над ним, смотрится умопомрачительно, словно красивый демон, но Минхо знал, что это ангел в черных одеждах.Чан часто следит за его дорогой, идет рядом или поодаль, а иногда ждет его до утра с подработки и делает вид что давно спит.
Рубашка первой летит на пол, брюнет опускается вниз и выдыхает у подбородка, короткими поцелуями покрывая острую скулу. - Такой красивый… - Спускается шепотом к уху, трется о мочку носом. Минхо едва сжимает руки на чужих бедрах, открывает всю шею резким поворотом головы. Прижатые в оскале клыки оставляют неглубокий след на нежной коже. - Чан, пожалуйста, - Минхо смотрит тяжело из-под полуприкрытых век, кусает губы в рваном дыхании, стоит Чану снова выпрямиться, оголяя под майкой глубокие впадины между крепкими мышцами. Младший не выдерживает – касается руками рельефа, тянется выше к выпуклой груди и Чан выгибается навстречу, едва откидывает голову назад и видит себя в параллельном мире зеркала. Он сидит на бедрах Минхо, в тишине, а бледные руки опутывают его крепкой цепью. Тягучая теснота внизу заставляет вернуться, посмотреть вниз – возбуждение обоих выпирает, тесня друг друга – у Чана твердым колом, у Минхо придавленно, жесткая ширинка джинс неприятно тянет. Он смотрит почти жалобно, в глазах острая нужда на которую Чан отвечает не сразу, медленно подавшись бедрами вперед. Минхо выпускает прикушенную губу, вновь опускаясь руками на бедра в томном вздохе. Глаза Чана с подтекшим карандашом губительно завлекающие. Медленно зачесывая волосы, он трется о член Минхо снова, наблюдая как с каждым новым касанием тот едва подается вверх задушенной грудной клеткой. Еще несколько волнообразных движений телом и Минхо издает первый, совсем тихий стон, за который Чан хватается как за рычаг, снимающий тормоза. Первые пуговицы легко рвутся под яростным напором. Минхо вдруг весь напрягается, мотает головой и прижимает ткань обратно будто хочет чтобы та слилась с ним. Чан знает, что там. Трется носом о выпуклые костяшки, вымаливая терпеливо позволения. - Ты красивый несмотря ни на что, - спускается и шепчет чуть ниже пупка, прихватывая рукой изгиб талии поднимает над кроватью, второй рукой заползая под прохладу шелка. Медленно ведет вверх, оставляя позади руки цепочку влажных прикосновений губ на обнаженном теле. Один цветной след сменяется другим. Чан бережно выцеловывает опороченное жестокостью тело, подрагивающее в сильных руках – Минхо реагирует чувствительно, выгибается податливо навстречу, запрокидывая голову в рваных громких выдохах, позволяет собрать ткань рубашки у самой шеи. Чан перекидывает ногу, ложится вплотную рядом и придерживает его тело, расстегивая ширинку джинс. Младший облегченно содрогается, член пружиной выскальзывает в покрытую фиолетовой сеткой вен кисть. Первое прикосновение ощущается так остро, что колени сводятся сами собой. Снова страшно.А если это сон?
Он проснется и ничего нет.
Проснется, ненавидя свою трусость, которой плюнул Чану в душу. Потому что боится признать, что он тоже такой. Что он влюбился в такого с первого взгляда. Что такой, которого он любит – возможно любит его в ответ и будущее их туманно.
- Минхо, любовь моя. Минхо сглатывает, открывает глаза и видит лучи солнца в карих мерцающих радужках. И все понимает. Медленные касания мешают внутри органы. Минхо едва прикусывает крепкое предплечье, цепляясь за Чана. Сколько раз во снах ему виделось то, на что посмотреть не хватает теперь мужества. Старший опускает его обратно, распахивает рубашку, оголяя стройный светлый торс. Гематомные пятна царапают сердце. Он заберет его и никогда больше не отдаст. Легкий поцелуй на влажной головке закрепляется переливчатым стоном. По спине Чана мурашки размером со слона, никакой десерт слаще быть не может. - Нет… - Минхо моргает часто, вертит головой, а Чан склоняется все ниже, плотно прижимая язык опускается до основания и младший под ним мычит жалобно до колик в низу живота. – Нет, не надо… Чан медленно поднимается вверх. Ободок головки краснеет, обведенный прозрачной жидкостью, он одним пальцем едва похлапывает по уретре и молочные бедра сжимаются, нетерпеливо подаются вперед. - Твое тело такое чувствительное. – Чан размазывает пальцем первые выделения, лижет в основании, пока Минхо от стыда зарывается руками в подушку. – Посмотри на меня. Фиолетовая копна волос трясется, Минхо отчаянно крутит головой и Чан улыбается, заглатывает до конца, пока предэякулят не начинает течь прямо в горло. Сойти с ума оказалось так легко. - Хха…ххаа… - Руки дергаются импульсивно к голове чтобы крепко сжать и оттащить, но цепкие пальцы перехватывают, прижимают по бокам и Минхо держится из последних сил. Во рту так тепло, так горячо что хочется…немного… Легкий толчок в горло отзывается низкой вибрацией. Слеза катится с уголка подведенных глаз - член Минхо был больше, чем Чан представлял. Но он выдержит. Младший не может сдержать новых позывов, через стыд толкается с новой силой и Чан тихо стонет, слюна каплями стекает по подбородку. Наконец Минхо на локтях приподнимается, осмеливается взглянуть вниз и с шипением втягивает воздух. Слезы в глазах Чана возбуждают ужасно, до дрожи, старший наконец выпускает член обратно и хрипло выдыхает, только чтобы снова опуститься наполовину. Головка, заведенная за щеку, рушит опору в сознании и Минхо едва успевает сдержать громкий стон цепляясь за черную копну волос, прикусывая нижнюю губу. Чан с хлюпом отрывается от низа, забирается выше и с улыбкой прижимается распухшими от трения губами к соскам, стягивая с разомлевшего от оральных прикосновений Минхо джинсы. - Чан, не делай так больше. – Минхо отбрасывает рубашку, щекой прижимается к жесткой макушке. – Мне показалось, что я блять умру. Чан улыбается и оставляет его на кровати одного. Минхо не знал еще так многого и это было так очаровательно. - Перевернись. Младший больше не сопротивляется. Только руки на всякий случай сцепляет замком под грудью, едва дыша смотрит как Чан возвращается с чем-то в руках без множества колец, подкрадывается коленями по простыням. Еще несколько минут брюнет кусает кольцо в губе, поддевает изнутри металл, оглаживая неторопливо узловатыми пальцами с черным лаком ягодицы сквозь боксеры. Член Минхо твердо топорщится вниз, еще ярче выпирая мошонкой наружу. Еще секунда и Минхо зажимает рот руками, чувствуя влажный жар внизу. Чан обхватывает мошонку ртом осторожно, гладит выпуклую часть языком, пальцами давит на поясницу, заставляя Минхо прогнуться. - Ты смотрел хотя-бы раз гей порно? Простой вопрос сбивает с толку. Минхо облизывает губы и смотрит через плечо. Чан повторяет вопрос и бесстыдно ведет языком между яичек к основанию. - Ах!...Да… - Ухмылка ползет по красному от смущения лицу. – Я видел одно в университетском туалете. Чан дергает бровью почти зло, хочет укусить, но фиолетовые пятна располагают лишь к заботе и нежности. Только боксеры беспощадно тянутся вниз, ноги противятся, сжимаются вместе, отчего половые органы только сильнее стимулируются и Минхо не может удержаться, чтобы не потереть собственный член бедрами. - Тогда ты знаешь, что я собираюсь сделать…- Чан наваливается сверху, прижимается тяжелым грузом и шепчет на ухо до дрожи сладко. – Сколько детей ты хочешь заделать сегодня? - О боже! – Минхо утыкается носом в матрас и едва не кричит, проклиная себя. Он помнил все до последнего слова. – Хватит, замолчи! - Одного? - До странного холодный влажный палец прижимается к кольцу мышц и входит медленно, тяжело проникая в тугое пространство. Минхо напрягается, трясется тонкой тростинкой, пока Чан покрывает красивые плечи поцелуями. – Сколько? - Заткнись… - Палец двигается медленно, терпимо неприятно и Минхо чуть раздвигает ноги. Чан вдыхает аромат мягких волос. - Или двоих? - Чан! – Но больше сказать не получается, терпеть становится тяжелее. Чан видит болезненный изгиб бровей и уходит назад, держит пальцы внутри и снова ласкает ртом мошонку, медленно надрачивая второй рукой. У самого внизу от возбуждения тянет больно, почти течет по бедрам от вида перед собой. - Минхо, - едва прикусывает кожу, слизывая соленую первую влагу. – Троих хочешь? - Еще слово и..! – Разряд проносится снизу вверх, заставляя бедра дернуться вперед. Чан сглатывает, давит снова и сладкий, самый прекрасный стон льется в уши. - Больно! – Минхо оборачивается, смотрит обиженно и вместе с тем так…невероятно пошло. – Вытащи их! Брюнет тремя пальцами вибрирует внутри, посылая новые искры через простату. Минхо мотает головой – боль мешается с неподвластным описанию ощущениям, только жадность накрывает, хочется большего так сильно, что тело само подается назад. - Ответь на вопрос. – Чан раздвигает пальцы, надавливает рукой на поясницу чтобы нервным движением Минхо не навредил себе во время растяжки. – Скольких ты хочешь сегодня? - Не вынуждай… - Голос под толщей ткани стонет беспомощно. – Не надо. - Если тебе так не нравится, тогда почему тут у тебя так влажно? Член Минхо мокрый, кулак дрочит невыносимо приятно. Младший хочет посмотреть только чуть-чуть но вместо этого видит стояк Чана - тот дергается, выпускает прозрачные капли. Глаза наверху полны огня, брюнет все это время мучается так же сильно как и он. Минхо жаждет увидеть больше. - Хочу сегодня одного… - Поднимает задницу выше, а глаз от голодного взгляда не отрывает. – Ты же поможешь, Чан-и? - Блять… - Чан сдается на первых же грязных трюках и вынимает пальцы. Трясущимися руками надевает презерватив и приставляет член к пульсирующему кольцу мышц, едва стискивая тонкую талию. Секундное затмение в мыслях прогоняет как может и давит лишь слегка, входит только кончиком головки. Медленно, осторожно раздвигая узкие стенки. Минхо трясет, но желание и любопытство берет верх. - Чан, пожалуйста… - Опирается на локти, тяжело выдыхает и смотрит через плечо. – Так хочу.. - Минхо… - Брюнет умоляюще сводит брови, царапает кожу на ягодицах, крепко сжимающих его член, который он ввел только наполовину. - Ты же постараешься правда? - Минхо… - Когда увидел тебя с Феликсом,я…хха…мастурбировал ночью, глядя на твое фото. Думал..а…как глубоко…ты мог бы… Чан с рычанием входит до конца и Минхо с криком вздрагивает. - Я сейчас с тобой. – Старший оглаживает пальцами дрожащий от напряжения торс, слегка массирует спину, плечи, избегая гематом и Минхо благодарно стонет, отзываясь мурашками. Чан делает пробный короткий толчок. – Теперь только с тобой. Под коленками и в животе сильно сводит, Минхо пробует урвать капли воздуха на протянутый по собачьи язык, густое трение внутри ощущается остро, возмещаясь сполна таким желанным прикосновением бедер. Он раньше только исподтишка смотрел на стройные изгибы под черной тканью – обязательно черной, другой цвет Чан носил редко – напрямую не решался.Ненормальный.
Отец бил его до потери пульса, когда нашел расцелованные фото Чана, которые он тайком хранил под кроватью. - Ты много думал обо мне? - Тебе хватит если скажу, - Минхо едва дышит но тонкую усмешку хрипло выдыхает. – Если скажу что менял ебучее постельное белье по несколько раз в неделю? Чан вдруг выходит. Переворачивает младшего на спину, медленно вдоль бедер тянется к коленкам, разводит шире не спуская глаз. - Ты ударил меня бутылкой когда пытался выгнать первый раз, - Резкий толчок подбрасывает Минхо, ноги сами сжимаются за крепкой спиной. Кошачий разрез глаз болезненно жмурится, а ногти царапают выпирающие кубики на животе Чана, когда тот медленно но в конце грубо вгоняет член внутрь, касается чего-то странного от чего пальцы на ногах сводит почти судорогой, а жаркие вздохи сами покидают горло. – Во второй - удачный - я напоследок получил пощечину. И как раз тогда твой ублюдок-отец превзошел сам себя. - Он узнал. Узнал, что я...ах!Чан всегда чувствовал, что тот отказывается признаться самому себе.
Чан останавливается на секунду и тут же толкается до основания. - Так значит поэтому ты был иногда таким невыносимым? - Я ненавидел себя. Я должен был остаться нормальным. - "Нормальным"? Когда дрочил на меня? – Ритм толчков ускоряется, Чан держит дрожащий подбородок крепкой хваткой, шепчет прямо в губы. – Как оно было? Приятно ненавидеть? А когда прогнал – тоже спустил в штаны? - Нет! – Минхо кричит на стоне, хочет сжаться в комок, но Чан не позволяет, прижимает руки над головой и движется глубокими толчками. Дрожащее тело под ним выгибается хрупкой дугой. – Ах, Чан! Чан! - Так же звал меня?Улыбка.
Одной улыбки хватило чтобы влюбиться и сломать Минхо жизнь, а потом собрать её по кусочкам обратно.
Бережными объятиями. Побегами за таблетками в аптеку. Неловко подсунутыми яблоками и подгорелой лапшой. Благодарными глазами за каждый кусочек приготовленной им еды. Ночными прогулками в тишине. Общим плейлистом. Интимными касаниями пальцев.
- Прости! – Минхо плачет, всхлипы вылетают между стонами и Чан корит себя за жестокость, прижимается к нему губами и в этот раз они соединяются нежно. Чан движется медленнее, пробуя на язык сладкие стоны вперемешку с остатками алкоголя. Минхо все просит прощения, слезы текут из красивых глаз. Руки свободными птицами взлетают, чтобы трепетно обхватить плечи. Простой секс значил для них обоих такую нужную исповедь, обрывками слов влетающую обоим в уши, чтобы после осталось делиться только одним чувством. - Минхо! – Чан стонет высоко, Минхо чуть прикусывает пирсинг на губе, подмахивает вперед бедрами. – Милый, так хорошо! Внутри тебя так хорошо! Младший давит, буквально просит дрожащим толчком кулака в упругую грудь и Чан повинуется, ложится на спину, от жара едва дышит. Бедра Минхо полные и сладкие словно мед, разводятся так широко, что видно каждую просвечивающую венку. Чан тянет руку, быстро надрачивает кулаком в такт развязным толчкам на нем. Утренний свет едва покрывает тело с обнаженными ранами, покрытое потом. Чан толкается внутрь быстро, жар волнами хлещет через край, потому что изогнувшиеся от вожделения губы и томный взгляд раскосых глаз лучше любого алтаря для молитв. Чан тянет младшего на себя, прижимает одной рукой ближе. Минхо стонет громче, чувствует как крупные набухшие вены продолжают растягивать его изнутри. - Любовь моя. – Носом касается еле заметной родинки. Минхо коротко кивает и сладко выдыхает в губы напротив, крепкий кулак выжимает его так быстро, что в глазах стреляет. – Так люблю тебя, я так люблю тебя. Перед Минхо картина, которую он поставит в особую залу своей памяти. Прогнувшееся в долгом обрывчатом стоне экстаза сильное тело, от хватки рук которого хрустят лопатки, залито лучами рассвета. Глаза светятся через призму драгоценным янтарем, а раскрытые губы красные как кровь – Минхо кончает от одного вида, трясется мелко не в силах оторвать глаз но продолжает двигаться, собирая жадно каждый вылетающий вздох. Чан как всегда, спит очаровательно, прижав одеяло между ног, подоткнув под голову руку вместо подушки и уткнувшись носом в бок младшего вместо угла стены в своей комнате. - "Любовь моя". И почему ты иногда такой старомодный... Минхо нежно водит пальцами в длинных черных прядях на затылке, думая что первое о чем он спросит Чана когда тот проснется – будет тату. А потом он спросит о его семье. А потом придет новый вечер и наступит новое утро, в которое он тоже скажет нечто старомодное. Они вернутся в обычную непредсказуемую жизнь, но теперь рука об руку. И будь что будет.