Пианист: Инверсия

      Мелкая морщинка залегает между аккуратными бровями Изуми. Черные девичьи глаза непонимающе смотрят на листок.       — Это... — изрекает Учиха, — ...кто-то шутит?        «Повышенная осторожность, смешанная с опасностью быть обманутой», — внутренний профессионал Шизуне выхватывает это наблюдение прежде, чем сама медик предает этому пониманию чуть больше смысла.       — Да прям, — уже дружелюбно улыбается Намиказе. — Ты разве не знала, что есть порода собак такая, которая умеет писать? — глупости, на которых купится только ребенок, а не взрослый человек, получивший высшее образование.       — Шизуне-сан, Вы не в себе, — лепечет девушка, возвращая свое внимание к псу. Красивые пальцы девушки забредают в шерсть. Рука нежно проходится по голове мохнатого создания — и этому... Акамару похоже нравится такая ласка: проходится своим розовым языком по бледной человеческой ладошке.       И Изуми вновь улыбается. Учиха еще за все лечение не проявляла таких конкретных и явных положительных эмоции.       Шизуне кинула взгляд на почти безлюдный парк, понимая, что смогла создать в данную минуту зону комфорта для своей пациентки. Ибо в местах публичных, как тот же аэропорт, Изуми испытывала сильное волнение, хоть и старалась держаться. Но все-таки срывалась, когда... вокруг оказывалось слишком много мужчин или же... когда оставалась с одним представителем мужского пола наедине.       — Если собак учат рисовать картины, то почему не могут научить писать? — Намиказе улыбчиво взглянула на брюнетку. — Если бы физиология голосовых связок четвероногих позволяла научить собак говорить, то люди уже давно это бы сделали. А так только писать. Вот попробуй ответить ему, — потянулась и потрепала животину за ухом, — и увидишь, как он тебя поймет.       Неуверенный, но в то же время вопросительный взгляд:       — Думаете?       — Попробуй, — улыбка.       — Ладно... — все еще легкое недоверие пульсирует в голосе. И девушка обращается к псу: — Меня зовут Учиха Изуми. Ты потерялся? Кто твой хозяин?       Но в ответ молчание — Акамару лишь наклонил вбок голову, с интересом разглядывая женское лицо.       — Он не понимает, — выдыхает девушка.       Но тут же лай — и пес, переключивший внимание на то, что пронеслось в это мгновение у него перед носом, рванул с места. Увлеченный какой-то птичкой, он бежит за ней, пытаясь ухватить пернатую своими бело-желтоватыми клыками. Гавкает, рычит, путаясь среди деревьев парка, почти скрываясь с человеческих глаз.       — Не переживай, — Шизуне касается плеча брюнетки, — он сейчас прибежит: наверняка, побежал писать тебе ответ на клочке бумаги. При тебе стесняется, наверное... — женщина касается собственной сумки на коленях: в близком кармашке сия аксессуара телефон, а на проводе слушающий весь этот разговор Шикамару.       — Мне кажется, он просто голоден.       — Думаешь... стоит купить для него сосисок?       — Можно было бы... наверное, — неуверенное пожимание плечами. — О... он бежит обратно.       — Быстро... вероятно, птицу так и не поймал. Иначе бы задержался...       Снова гав — Акамару вновь садится возле ног Учихи, положив свою мохнатую голову ей на колени.       И пальцы Изуми уже тянутся к ошейнику, с интересом вызволяя записку. Разворачивает, читает:       «Да... не могу найти хозяина. Он у меня самый лучший, самый добрый на свете. Я очень сильно его люблю и хочу к нему вернуться. А еще я хочу есть».       — Вот видишь, — по-доброму смеется Шизуне, — его научили писать.       — Наверное, его хозяин сейчас тоже переживает, — игнорирует реплику Учиха.       И медик тут же подмечает: «Она проявляет сострадание».       — Тогда я пойду за сосисками в магазин через дорогу, — тут же говорит, поднимаясь с лавочки. — Ты, Изуми, сиди тут и смотри, чтобы пес никуда не убежал, а ты... — внезапно черные глаза смотрят на четвероногого, — Акамару, охраняй, — и указывает на Учиху.       Послушный лай в ответ: пес, тут же развернувшись, протиснулся хвостом между ногами девушки, и сел на землю. Звериные глаза стали тут же оценивать всех немногочисленных прохожих.       — Теперь ты под надежной защитой, Изуми, — улыбнулась женщина. — Что ж, я пошла, постараюсь уложиться в пятнадцать минут.       И удалилась только после того, как уловила кивок — внезапно несколько сдавленный и испуганный, вместе с тут же потерянным взглядом: после случившегося на складе Изуми еще ни разу не оставалось одна в публичном месте. И из страха Учиха запустила руки в светлую шерсть, чуть приобнимая Акамару.       Было бы безрассудно действительно оставлять девушку одну, пускай и под чутким наблюдением пса. Но Шизуне просто не могла поступить так. Сосиски — лишь прикрытие, причина, из-за которой брюнетку можно было оставить одну, и по которой можно наблюдать за Изуми издалека, притаившись за деревом. И плевать, что сосиски будут не куплены — «не было хороших».       Все это часть плана детектива: в случае необходимости Намиказе тут же вмешается.       Но минут пять-семь ничего не происходило: Изуми вначале оглядывалась по сторонам чуть больше, но... с каждой минутой, кажется, чуть расслаблялась, понимая, что никому, кроме Акамару, до нее дела никакого нет.       А даже если и есть, то вмешается пес, который сейчас даже рычит на пролетавшую мимо муху: с таким понимающим защитником действительно было несколько поспокойнее.       И вот — шестая минута, переходящая в седьмую единения Изуми.       Все было организовано так, как и было спланировано: с учетом уже привлеченного опыта музыкальной терапии.       Появление старого знакомого.       — Конохамару.