Пианист: Инверсия

      Для восстановления чужого психологического состояния идея с зоотерапией никогда не казалась Шизуне вещью странной, скорее... трудно реализуемой. Во-первых, не просто выбрать животное. Во-вторых, определиться, как вообще с помощью живности можно возобновить порванную ниточку, соединяющую больного с социумом. Несмотря на свой опыт и профессионализм, Намиказе застревала даже на этих двух пунктах. Именно поэтому, не желая тратить время и силы, медик в свое время выбирала способы более доступные — музыкальная терапия и привлечение сына-скрипача.       И как бы врач не отнекивалась и не уходила от собственных чувств, все равно кое-что ядовитым паром маячило на границах ее сознания. Глубокая несправедливость тайно колола в самом сердце Шизуне — как женщина и психотерапевт, она видела самые жуткие и пугающие случаи, с которыми благодаря личной выдержке и профессиональному хладнокровию справлялась весьма успешно, однако сейчас...       Верно говорят, близкому человеку не стоит браться за терапию. Ведь может помешать чувство сострадания. Шизуне давно знала Изуми — с того времени, как семья девочки (в лице ее самой и ее брата) переехала в Америку.       Не без содействия Минато парочка Учих поселились на одном этаже с четой Намиказе: между некоторыми контакт был налажен давно, а между другими дружба возникала по мере знакомства и сближения. Не сказать, что главным слепляющим элементом была музыка... Да, Менма дружил с Изуми, занимался у Обито по фортепиано. А сам Обито иногда советовался с Минато в отношении своей карьеры.       Но также... было и еще кое-что...       — Тебе нужно отпустить ту ситуацию, — Шизуне мягко взглянула на Обито, прилегшего на диване в ее гостинной. Рука брюнета согнута в локте и упирается тыльной частью кисти в его переносицу. Мужские глаза прикрыты.       Женщина подходит, ставя на столик поднос с двумя чашками и чайником.       — Я знаю, — отвечает пианист, тяжело выдыхая. Даже никак не отреагировал на появившийся в комнате приятный аромат горячего цитрусового чая. — Но это... так не просто. Мне ведь... никто не нужен, кроме нее.       — Рин мертва, — изрекает Шизуне, понимая, что ее слова сейчас ни что иное, как острие кинжала-кусунгобу, вспарывающее живот самурая. — И ты никак не можешь повлиять на ход истории.       — Я бы хотел иметь от нее ребенка, — шепчет Учиха, — но... вообще, даже в принципе, не могу... иметь детей, — внезапно поворачивает голову к садящейся в соседнее кресло Намиказе: и в его холодном черном взгляде тьма боли, смешивающееся с глухим отчаянием. — Я бы даже принял ее дитя от этого... Какаши. Простил бы ей все, всю измену, если бы она... в итоге не выбрала его, — в спокойном голосе мужчины бархатный приятный, но убивающий его самого яд. — Она моя законная жена, — чеканит каждое слово.       — Ты разлагаешься, Обито, — психотерапевт чуть двигается вперед, разливая по чашкам чай. — Но тебе нельзя отчаиваться, у тебя младшая сестра, которой ты очень нужен. В какой-то степени... ты для нее как отец: взрослый, ответственный, всегда готовый поддержать и защитить.       Глухой и краткий смех в ответ — Учиха закрывает глаза, а его изрешеченное шрамами лицо скрашивает неприятная улыбка.       — Не думай, — продолжает женщина, не обращая на мимический жест собеседника внимания, — что если опустишь руки, твою ответственность за Изуми вряд ли поспешит брать на себя кто-то из твоих знакомых, например, я или Минато. У нас и своих проблем по горло.       Еще более гадкая ухмылка на лице пианиста, глухой и подлый смех — наверное, лучше, чтобы ее слова оказались ложью, но..:       — О да, я несколько в курсе Ваших с Минато проблем, — но тут же на лице серьезность. — Именно поэтому знаю, что Вы, Шизуне-сан, понимаете меня, как никто другой. Мы с Вами схожи, признайтесь себе в этом. Признайтесь, что прониклись ко мне симпатией лишь потому, что отчасти в моей проблеме видите свою...       — Я психотерапевт, — прерывает медик, но не в ее тоне голоса, ни в ее выражении лица ничего не говорит о каком-либо напряжении или раздражении. — Помогать людям — это мой профессиональный долг, — легкое движение плечами: — Я интересую саму себя лишь в самый последний момент.       — Да, конечно, — Учиха на мгновение чуть саркастично улыбнулся уголками губ. — Все дело именно в этом — в Вашей искренней самоотдаче работе и праведному делу. А не в чем-то другом.       — Если ты не будешь отдаваться своей семье на сто процентов, то никто за тебя это делать не будет, — брюнетка возвращается к былому разговору, уходя от запретных лично для нее тем.       Мужчина переводит взгляд в потолок, странно пожимая плечами. Тишина вместе с ароматом цитрусового чая наполняет комнату.       — Предлагаете положить собственную жизнь на алтарь под названием «Изуми»? — наконец, изрекает деловито он.       — Возможно, тебе так станет легче.       Но быть Учихой — не означает беспрекословно следовать здравому смыслу. Обито был неисправим, чем и вызывал внутри женского сердца негодование.       После этого диалога пианист, да, изменился, вернее... его будто подменили. Стал для Изуми не только лучшим старшим братом, но и в, какой-то степени, родителем. Стал для нее целым миром, но...       Шизуне, умудренная профессиональным опытом, видела изнанку изнанки — Обито не до конца искренен, и, скорее всего, даже с самим собой. Исполняет свой долг только потому, что так надо, так дóлжно, а не по зову сердца и личного великодушия. Словно он всю искренность растратил в супружестве с Рин. Женой, что собственной гибелью забрала с собой в мир мертвых и его душу — Учиха мог улыбаться, любить Изуми, быть увлеченным музыкой, но дыра в его груди была хорошо заметна психотерапевту.       Хотелось ли помочь? Конечно, даже чисто по-человечески. Но в ответ на любые действия на бледных губах музыканта искрилась высокомерная улыбка: мол, «за слабака меня держите? Я не нуждаюсь в вашем сочувствии и жалкой помощи. Я все сделаю сам. Я сам знаю как».       И так было до тех пор, пока...       В тот день Шизуне даже не поверила своим ушам — слыша в трубке голос Обито, понимала, что он задыхается от отчаяния... негодования... сумасшествия? хоть и старается цепляться за привычное самообладание, что прозрачной дымкой растворяется в его сознании.       В Обито проснулась... человечность?       — Мне очень нужна Ваша помощь, Шизуне-сан... — в гортанном хриплом рыке боли едва душился жалкий... всхлип. — Изуми... ей очень плохо. Она видела, как выстрелили в Шисуи и...       Удача редко бывает благосклонной, чтобы помочь двоим:       ...Потерянный в себе самом Обито.       ...Потерявшая рассудок Изуми.       — Я заплачу любые деньги, Шизуне-сан. Только, прошу, помогите...       — Не стоит, Обито. Мы не чужие друг другу люди.       — Я настаиваю, — злой напор, трещащий в динамике смартфона. — Это меньшее, чем я могу отплатить Вам за Вашу компетентность.       Наверное, не стоило соглашаться. Но Намиказе казалось, что личное знакомство с сестрой Учихи не помешает ее работе, лечению. Но она ошиблась, правда, самой себе было отчего-то сложно признаться. Профессиональный эгоизм? Именно он.       Изуми периодически плакала, тряслась и кричала неизвестно отчего, но очевидно что-то было. Из наблюдений было ясно лишь то, что не только выстрел в Шисуи тому виной.       Мужчины.       Насилие.       ...Или даже..

изнасилование?..

      Шизуне терялась в подозрениях, пытаясь отыскать сквозь тернии сознательного и бессознательного миров больной правду. Но... все тщетно и поэтому тратить время только на это — непозволительная роскошь. Ведь каждый день буквально на счету. И надо что-то делать, пока травматическое состояние психики девушки не укоренилось.       Менма. Родный сын, скрипач, что так сильно похож на погибшего Учиху Шисуи, кажется идеальным планом. Человек из прошлого, друг, которого Изуми когда-то пыталась обучать музыке...       Наблюдая за неспешным лечением, Намиказе все равно про себя сокрушалась о несправедливости, что постигла девушку, и о том, что вся терапия продвигается крайне медленно и порой даже буксует.       Но все изменилось в один день.       — Изуми — единственный свидетель, — детектив Нара Шикамару сам вышел на Шизуне и попросил о встрече. — Учиха единственная, кто может рассказать о событиях на складе. Мацураси Хидан слишком опасный человек, пребывание на свободе которого несет для общества большую угрозу. Показания Изуми могут очень хорошо помочь следствию... И, возможно, даже предотвратить гибель кого-то еще...       Это было прекрасное предложение, от которого человек внутри Шизуне ликовал, но вот медик качала головой: слишком рано, Изуми еще не готова.       Все слишком... не очень.       — А если... это будет... не человек?       Это был слишком хороший план детектива. Такой, от которого женщину брала легкая ревность, что подобная идея пришла не в ее голову. Хотя... вероятно, будь у нее друг-собаковод, она бы обязательно прибегла бы к зоотерапии. Именно этим медик себя и утешала.       Но продуктивен ли может быть весь этот чужой план?       Не узнаешь, не попробовав.       — Какой замечательный, — улыбнулась Шизуне, по-доброму взглянув на большого светлого пса, легшего в ногах длинноволосой девушки. — Изуми, — подняла глаза на рядом сидящую брюнетку, прикоснулась к ее предплечью, — он, видимо, к тебе пришел. Или это она?.. Собака...       Приглушенный лай — знак... согласия? Но вот на что?       И Намиказе чуть двинулась вперед к животному, неспешно запустив руку в шерсть на лбу.       — Хороший, — изрекла психотерапевт, замечая как зверь поднимается на лапы, подставляя собственную макушку большей ласке. И вдруг кладет свою массивную пушистую голову на колени Учихе.       — Очень хороший, — чуть стушевалась Изуми от этих внезапных собачьих действий, но... улыбнувшись... неловко запустила пальцы в светлую длинную шерсть.       Первая улыбка Изуми за последнее время?...       Шизуне даже и не сразу поверилось в увиденное...       — Ой, — девушка чуть нахмурила брови от некоторого странного смущения, — у него что-то в ошейнике.       — Наверное, медальон с именем, — пытаясь скрыть в голосе знание, изрекла женщина.       — Кажется... нет, — глаза девушки, бегло скользнули к собеседнице, и вновь к собаке. — Тут... письмо?       — Правда?.. И что же там?       — Наверное, собака потерялась и тут контакт хозяина. Надо вернуть этого пушистого потеряшку...       «Занятная реакция», — спешно размышляла врач, подмечая совершенно необычное для последних несколько месяцев поведение пациентки: если не обращать внимание на некоторое волнение, то... целостность логических рассуждений, а не скатывание Изуми в тихий или громкий психоз... радует и даже, в какой-то степени, восхищает. Главное не забыть все это записать в медицинскую карточку, а затем упомянуть этот случай в докладе на ближайшей конференции психотерапевтов.       — Тут сказано... — читает Учиха, развернув небольшой клочок бумаги, — «Меня зовут Акамару. И я твой новый друг. А как твое имя?»