...И солнце взойдёт над нами

      Розовый рассвет заливал Прайдленд. Вздымалась в небо величественная Скала Славы, уже почти полностью обнятая солнцем и кажущаяся из-за этого оранжевой. Маленькие пташки выпархивали из своих гнёзд, бросаясь купаться в потоках воздуха, пронизанных тёплыми лучами восходящего светила. На пастбищах гуляли стада, поёживаясь от утренней прохлады. Копыта травоядных задевали травинки, и с них скатывались последние капельки росы.       Королева лежала на Скале, внимательно слушая отчитывавшегося перед ней мажордома – зелёную птицу-носорога. Тёмно-оранжевая шерсть львицы горела пламенем в лучах восходящего светила, а чуть прищуренные глаза цвета тёмного изумруда внимательно оглядывали раскинувшиеся внизу владения, испокон веков принадлежавшие её предкам – роду великих львов, по преданиям, потомков самих звёзд.       – Ма-ма-а-а! – послышался вдруг тоненький голос с тропинки, ведущей вниз. Ухо Королевы, украшенное чёрной окантовкой, дёрнулось.       – Подожди минутку, пожалуйста, Зого, – попросила она мажордома и повернулась к тропинке. Наверх уже забегали две маленькие львички-близняшки. Увидев мать, они пулей подлетели к ней и, обхватив её лапу, заныли. Львица внимательно оглядела их, убеждаясь, что они невредимы, а затем размашисто лизнула обеих.       – Тихо, девочки, – тепло усмехнулась она. – Не вопите хором, у мамы уши заболят. Давайте по очереди.       Львички переглянулись. Они были очень похожи между собой, за исключением некоторых мелочей: например, у одной были тёмно-изумрудные глаза матери и носик аутлендеров, унаследованный от деда с одной стороны и бабушки с другой, а вторая ярко сверкала небесно-голубыми глазками, доставшимися от отца.       – Ухуру опять не взял нас с собой, мама, – взглядом договорившись с сестрой, пожаловалась зеленоглазая.       – Да! Он сказал, что хочет гулять только с Лайти, а не с нами, и они убежали от нас! – обиженно добавила голубоглазая. Королева улыбнулась.       – Ну, Ухуру ведь уже большой мальчик, – ласково сказала она, – и хочет играть с львятами своего возраста. А Лайти у нас в гостях, увы, ненадолго. Пусть сегодня он погуляет с ней. А я чуть попозже погуляю с вами вместо него, хорошо?       Львички снова переглянулись. В глазах одной стояло сомнение, зелёные глаза второй же горели восторгом.       – Хорошо, мама! – воскликнула она и потянула сестру за собой в пещеру. Надо было пожаловаться ещё кому-нибудь – вдруг ещё перепадёт что-нибудь в качестве компенсации за старшего брата! Королева снова усмехнулась им вслед.       – Вот же непоседы, – улыбаясь, сказала она.       – Они очень похожи на Вас с Вашими друзьями в детстве, Ваше Величество, – заметил мажордом.       – Зого! – вспомнив о его присутствии, всё так же улыбаясь, повернулась к птице Королева. – Что же ты молчишь? Давай, заканчивай скорее доклад. И сколько раз тебе говорить – зови меня просто Кианга! Тем более недолго мне осталось уже быть Королевой, – усмехнулась она.       Зого как раз заканчивал, когда из пещеры в сопровождении близняшек, потягиваясь, вышел совсем молодой, похоже, не столь уж давно прошедший первую охоту темношёрстный лев. На бегу львички продолжали жаловаться и ему, но он не особо прислушивался к их щебетанию, лишь ласково улыбаясь им. Отпустив мажордома кивком головы, Королева поднялась.       Завидев её, лев немедленно придал лицу грустно-извиняющееся выражение, но, видимо, немного перестарался, потому что львица прыснула со смеху.       – Ты опять проспал утренний доклад, Нуума! Я что, всю жизнь теперь буду за тебя их выслушивать? – сдерживая смех и попытавшись напустить в голос гнева, вопросила львица. Впрочем, её гнев тоже вышел весьма смешным, и лев с трудом сдержал расползающиеся уголки губ.       – Между прочим, Королева ты, Ки! – надув щёки и изображая мажордома или ещё какую-нибудь важную шишку, сообщил он.       – Между прочим, – закатывая глаза и прикидываясь томной дамой, уставшей от окружающих её идиотов, отозвалась та, – если ты страдаешь потерей памяти, с завтрашнего дня король – ты! Так что если ты ещё раз проспишь утренний доклад, который, между прочим, с послезавтрашнего утра будут прилетать сделать именно тебе, престол отойдёт Ниоте!       – Ах так! – с напускной грозностью рыкнул лев и бросился на сестру. – Тогда я защекочу тебя до смерти, Ки!       – А-ха-ха! Нет, не вздумай, Ну! Отстань от меня, маленький бандит! – хохоча, бросилась львица бежать от него по уступу.       – Ма-а-ам! – обнаружив, что взрослые не обращают на них ни малейшего внимания, а теперь и вообще пытаются скрыться с горизонта, хором заныли девочки. Подмигнув брату, львица повернулась и пошла к ним.       – Ну, а где же ваш папа? – поинтересовалась она.       – Спит, – немного удивлённо отозвалась зеленоглазая. Неужели мать, живя с отцом в браке несколько лет, не знает, что тот обычно дрыхнет без задних лап дольше всех в прайде?       – Прекрасно, – между тем хихикнула львица. – Тогда вам задание разбудить его. Как только разбудите, пойдём гулять. Обещаю.       Львички переглянулись. Зеленоглазая приподняла одну бровь.       – Ла-а-адно, – протянула она. – Но только чтоб без обмана!       – Договорились, – снова хихикнула львица и с любовью проводила их взглядом. Лев подошёл к ней.       – Ты уверена, что хочешь отказаться от престола, Ки? – тихо и серьёзно спросил он. Львица ещё раз глянула в сторону пещеры, где скрылись её дочери.       – Да, – кивнула она. – Хотя бы ради них.       Молодой лев тяжело вздохнул.       – Ты справишься, Ну, – обернувшись к нему, ласково прижалась она лбом к его ещё коротковатой и не особо густой гриве. – Я ведь была тебя не старше. Ну, может, совсем чуть-чуть, – улыбнулась она. Он снова вздохнул.       – Послушай, Ну, – начала было Кианга, но в этот момент из пещеры вышли львица и два льва. Близняшки скакали вокруг них, жалуясь на Ухуру теперь и им. Взрослые добродушно посмеивались.       – Поговорим позже, – шепнула Королева младшему брату и пошла навстречу вновь прибывшим.       – Доброе утро, Искер, Катрин, – улыбнулась она одному из львов и львице. – Не теряйте Лайти, они уже с утра пораньше сбежали гулять с нашим Ухуру, – не заметив, как вздёрнулась бровь льва, которого она назвала Искером, она весело посмотрела на второго льва, своего мужа, и в качестве утреннего приветствия потёрлась носом о его щёку.       – Опять? – усмехнулся тот, щуря от яркого утреннего света небесно-голубые глаза и лениво встряхивая коричневой гривой. – Вот же друзья не разлей вода! Что-то мне это напоминает, – и он хитро прищурился. Королева рассмеялась. Бровь Искера приподнялась ещё выше. Он открыл было рот, но его супруга ласково потёрлась головой о его подборок, и он промолчал, обняв её в ответ.       – Поживём – увидим, – тем временем улыбнулась Кианга и снова повернулась к молодой паре: – Какие же вы всё-таки молодцы, что пришли к нам как раз на церемонию! Но она, как помните, только завтра, так что пока можете просто отдыхать.       Улыбнувшись, львица по имени Катрин кивнула.       – Я думаю, сегодня мы погуляем по Прайдленду, – переглянувшись с супругом, ответила она.       – Хорошо, – улыбнулась Королева. – Тогда до вечера! А мы пока, – она обернулась к дочерям, – тоже погуляем, верно?       Девочки радостно завопили и понеслись к тропинке. Родители ласково смотрели им вслед.       – Я вот сейчас что-то не понял, – сердито сообщил Искер, когда вдвоём с Катрин они спустились со Скалы и направились в саванну, в сторону, противоположную той, куда пошла королевская семья. – Это он на что намекал?       – Прекрати, – оторвавшись от созерцания перекатывающихся под блестящей шкурой цвета светлой древесной коры мышц любимого, легко рассмеялась та. – Ты же всё прекрасно понял.       – Нет, не понял, – продолжал возмущаться лев. – Я обеспокоен тем, что наша дочь уже ни свет ни заря сбежала куда-то с каким-то юнцом и непонятно чем сейчас с ним занимается!       – Кери, – снова засмеявшись, песочно-золотистая львица прижалась боком к боку супруга. – Лайти просто гуляет с единственным, кто подходит ей для общения по возрасту, что здесь такого?       Лев промолчал, прогоняя из головы тучу роящихся чёрных мыслей. Перед глазами проплыла картина, как он лупит маленького нахала со странным именем и заодно его папашу, мстя тому за всё, начиная с их первой встречи в холмах на северо-западе отсюда, когда этот голубоглазый на тот момент отщепенец, ставший теперь королём, чуть не покалечил его самого и здорово перепугал его возлюбленную. Мысленно прорисовав все подробности трёпки, лев ухмыльнулся и мгновенно повеселел. Глядя на него, улыбнулась и Катрин. Ей вообще нравилось здесь, в благодатном прекрасном краю, среди дружелюбного прайда, с которым их когда-то из-за столь страшных и горьких обстоятельств столкнула судьба... Но теперь тени прошлого ушли, уступив место яркому солнцу счастья. Её любимый Кери рядом, рядом и их прекрасная долгожданная дочка, унаследовавшая его сапфирные глаза. Обошедшие полмира, теперь они наконец были счастливы спокойной жизни. Как всегда, неизменно и навеки вместе...       Самавати и Кианга неторопливо шли по тропинке, посматривая на бегающих вокруг близняшек. Лучи утреннего солнца играли в капельках росы, перекликались птицы и животные, приветствуя утро, и королевская чета чувствовала себя совсем неплохо. Завтра они наконец-то снимут с себя бразды правления и будут жить, наслаждаясь полной жизнью. Правда, львицу немного мучила совесть, что она перекладывает столь тяжёлый груз на плечи младшего, ещё совсем такого юного брата, но она знала, что ему обязательно помогут их отец и мать, как когда-то они помогали и ей... Конечно, помогут и они с Ватом. А сам Нуума готов стать королём, она видела это. Если он и нервничал, то только, пожалуй, из-за грядущей церемонии. Но он, даже ещё более стойкий, чем их отец, Кову, справится. Он был рождён королём, по нему это видно. И уж точно из него получится куда лучший король, чем из неё, Кианги, королева. А ещё и то предание... Вряд ли Мванга ошибся...       Размышления львицы прервали громкие вопли близняшек.       – Они здесь! Они здесь! – доносились их радостные голоса из ближайших зарослей кустарника. – Мы нашли их!       Переглянувшись, родители бросились туда. За кустами обнаружились немного смутившиеся при виде взрослых два подростка лет полутора: лохматый, взъерошенный, с шерстью такого же цвета, как у Кианги, и с прядями едва отрастающей тёмно-коричневой гривы львёнок и красивая светло-золотистая львичка, ярко сверкнувшая на подошедших синевой сапфирных глаз. Близняшки немедленно напали на брата.       – Мы нашли тебя, Ухуру! – завопила голубоглазая.       – Ты обещал погулять с нами, ты вредный! – обиженно добавила вторая.       Подросток закатил глаза и виновато улыбнулся Кианге и Самавати.       – Мы гуляем с Лайти, мам, пап, – сообщил он. – Вы же разрешили...       Кианга кивнула и перевела взгляд на юную львичку. Ухуру что-то прошептал ей на ухо, и она тихо засмеялась. Львица в очередной раз поразилась её схожести с её матерью. Катрин улыбалась точно так же... Лайти и внешне напоминала её и строением, и нежным цветом песочно-золотой шерсти, что, спускаясь к груди и брюшку, светлела, вызывая в памяти золотистую полянку с выжженной солнцем травой. Вот только её глаза сияли глубокой морской синевой, унаследованной от отца, да кисточка её хвоста, красиво контрастировавшая с цветом светлой шерсти, была иссиня-чёрной, как грива Искера.       Близняшки тем временем уже отвлеклись от брата, переключив внимание на пробежавшего мимо какого-то незнакомого им грызуна. Ват направился за ними, видя, что, позабыв обо всём на свете, они самозабвенно отбегают всё дальше. Ухуру воспользовался этим и, вскочив, подмигнул подруге, намереваясь сбежать. Кианга с напускной сердитостью приподняла бровь, хотя в уголках её рта притаилась улыбка.       – Ну ма-а-ам, – весело протянул подросток.       Кианга улыбнулась, глядя в голубые с едва заметными светло-зелёными искорками глаза сына.       – Долго не гуляйте, – велела она. – Чтобы родители Лайти не волновались. И не приближайтесь к стадам, чтобы не мешать охотничьему отряду!       – Ладно, – бросил Ухуру уже через плечо, торопливо уносясь прочь. Смеясь, Лайти бежала за ним. Посмотрев им вслед, Кианга усмехнулась и направилась за дочерьми и мужем.       Львички, похоже, всё-таки исхитрились поймать грызуна и теперь пытались отрабатывать на нём охотничьи навыки, отпуская его и пытаясь поймать снова. Выходило у них не очень: пытаясь схватить его одновременно, они постоянно натыкались друг на друга и только сами себе мешали, фыркая друг на друга. Самавати, сидя рядом, ласково посмеивался, наблюдая за такими по-детски неловкими и умилительными попытками дочерей.       – Ничего, научитесь, – улыбнулась Кианга, присаживаясь рядом с Ватом.       – Всё, я устала, – плюхаясь на землю, пожаловалась зеленоглазая львичка и с досадой глянула на сестру: – Да оторви ты ему уже голову и успокойся, Юзи!       Заслышав это, Ват вскочил.       – Стой, Юзима! – негромко рявкнул он на и без того замершую голубоглазую и повернулся к первой дочери: – Это что ещё за речи такие, Юджана?! Ты не должна так думать и тем более поступать! Ты должна быть доброй! Ты должна быть доброй ко всем живым существам!       Теперь вскочила и Кианга. Встав между мужем и дочерьми, они тихо прошипела:       – Не надо говорить им такие вещи.       – Не понял? – удивился Ват. – Какие? Что они должны быть добрыми? По-твоему, надо говорить, чтоб они были злыми?       – Не надо, – упрямо повторила львица. – Просто не надо. Если тебе хоть чуть-чуть дорога их судьба, замолчи.       – Да что с тобой такое, Ки? Ты вообще нормальная?       Львица молча посмотрела в глаза мужа, в которых плескалось недоумение и даже, пожалуй, злость. Всё хорошее настроение быстро улетучилось прочь, как и у Вата. Он ничего не понимал и был прав. Но она не могла объяснить ему.       – Ки?       – Идём домой, – устало сказала она. – Пошли, девочки. Я попрошу поиграть с вами дядю Нууму.       Притихшие львички, напуганные окриком отца и повисшим между родителями напряжением, и не подумали возражать. В гнетущей тишине семья направилась на Скалу.       – Что ты вытворяешь? – опередив дочерей, чтобы они ничего не слышали, зашипел Самавати.       – При детях ссориться нельзя, – не глядя на него, отозвалась львица.       – А ты что, хочешь поссориться?       – Мне показалось, что ты хочешь.       – Я?! Да что я сделал вообще? Что, воспитывать детей теперь уже стало не модным?       – Не ори, они слышат. Ты пугаешь их.       – Ну, знаешь, – разозлился лев. – А ты пугаешь меня. Сейчас отведём девочек, и надо будет поговорить, пожалуй.       Львица пожала плечами.       – Поговори, – зевнула она. Лев нахмурился и открыл было рот, но промолчал, увидев подбегавшую к ним группу зебр.       – Небо едино над нами! – крикнула одна из них ещё издали. Это был своего рода пароль, введённый Кову и означавший, что они приближаются просить помощи и защиты и охотиться на них нельзя.       – Зем... – начал было Самавати, но, опережая его, Кианга крикнула:       – Одни нам светят звёзды!       Это была вторая часть пароля, означавшая, что они готовы выслушать их и помочь. Лев обиженно проглотил недосказанную фразу «Земля под нами разная» – второй, отказной вариант, который подразумевал, что правитель сейчас занят и просителям нужно дождаться своей очереди в специально отведённое для решения проблем время, поскольку сейчас не до них. Он терпеть не мог решать королевские проблемы, когда был не в духе.       – Ты пока ещё король, будь добр не забывать об обязанностях, – шикнула Кианга на надувшегося мужа и повернулась к приблизившимся подданным. Близняшки, подбежав к родителям, на всякий случай спрятались за их лапами и выглядывали оттуда, с тревогой оглядывая таких огромных для них животных.       – Ваши величества, – обратился к королевской чете один из самцов, зло косясь на другого. – Я пришёл просить у вас справедливости.       Кианга кивнула, вновь покосившись на Вата.       – Ну что ж, – буркнул он. – Я, пожалуй, отведу девочек домой.       Львица вскинула брови.       «Ты бросаешь меня решать наши общие обязанности одну?» – прочитал он в её глазах немой вопрос.       – Отведу дочек домой, – отвернувшись, хмуро повторил он. – Поговорим позже.       – Да уж, пожалуй, – сквозь стиснутые зубы едва слышно проворчала Кианга и кивнула близняшкам, ласково подтолкнув их носом следом за львом. Зебры ждали, нетерпеливо переминаясь и стуча копытами. Убедившись, что Ват уходит, даже не оборачиваясь, львица повернулась к ним.       – Я слушаю, – со вздохом сказала она.       Солнце уже перевалило за полдень, когда Кианга вернулась на Скалу. Она была явно разозлена и из последних сил сдерживалась, чтоб не наорать на кого-нибудь. Но зайдя в пещеру и увидев тихо дремавших рядом с боком Киары дочек, она смягчилась.       – Как дела? – шёпотом, почти одними губами спросила старая львица, видя, что дочь нервничает.       – Всё хорошо, – заставила себя искренне улыбнуться Кианга. Она до сих пор терпеть не могла расстраивать родителей. Да им это было совершенно ни к чему. Вырастившие буквально два поколения детей, они заслуживали умиротворённого покоя и освобождения от забот. Теперь все заботы и тревоги – это её, Кианги, с Ватом дело.       – А как ты? – спросила она.       – Да что я, – улыбнулась в ответ Киара. – Кову с Нуумой ушли куда-то поговорить, Ниота на охоте, а я вот за внучками присматриваю.       У Кианги сжалось сердце. Она вспомнила, как боялась в детстве, да и в юности тоже, что наступит день, когда её родители состарятся. И вот этот день настал. Иногда ей самой не верилось, что годы пролетели так быстро. Но увы – родители постарели, поблекла, словно вылиняла, когда-то яркая и блестящая шерсть. У самого носа у обоих она стала почти белой, будто покрывшись пеплом. Когда-то такая пышная тёмно-каштановая грива Кову словно свалялась в отдельные пряди. Лишь всё так же ярко ещё лучились посветлевшие в радужках, но полные жизни карие и зелёные глаза. Но в глазах этих Кианга иногда замечала печаль – как все старики, бывшие король и королева боялись теперь оказаться ненужными. Как бы невзначай они просили поручить им что-нибудь, да хоть бы с внучками посидеть, и каждый раз у львицы щемило сердце от тоски, вызванной страхом перед одиночеством, который она слышала в этих просьбах. И она охотно оставляла им сначала Ухуру, а затем и близняшек, изредка напоминая упивающимся молодостью Нууме и особенно Ниоте, которой престол не грозил и потому ничто не угнетало, а следовательно, не мешало наслаждаться жизнью на полную катушку, почаще проводить время со стареющими родителями.       – Пускай поспят, – улыбнулась Кианга матери. – Спасибо, что присматриваешь за ними.       – Да за что спасибо-то, – растроганно глядя на посапывающих львичек, отозвалась та. – Мне и в радость. А гляди, Юзи так на меня похожа, правда?       Кианга послушно уставилась на дочерей. На кого они похожи, она понять никак не могла. Почти одинаковые, но всё же чем-то неуловимо разные, они напоминали и обоих родителей, и обеих бабушек, странным образом вобрав в себя черты всех четверых. Но чуть более мягкие черты мордочки Юзимы и вправду напоминали очертания лица Киары, здесь старая львица была права.       – Конечно, – улыбнулась Кианга и, потёршись носом о голову матери, отправилась искать Вата. Она помнила, что им ещё предстоит не самый весёлый разговор.       Выйдя на край выступа, Кианга внимательно оглядела саванну, высматривая членов своего прайда. К востоку, на полянке в тени холма, она заметила золотистые пятнышки – похоже, там отдыхал набегавшийся и уставший охотничий отряд. К северу от Скалы среди зелёной травы еле угадывались ещё два пятнышка, посветлее и потемнее, – должно быть, их друзья и гости Искер и Катрин. С южной стороны приближались два тёмных льва – Нуума и отец, поняла королева. Она ещё раз окинула взглядом безбрежный океан травы, изредка перемежающийся отдельными деревцами, но не обнаружила ни своего сына с Лайти, ни супруга. Наверное, они были в западной части Прайдленда, которая отсюда не просматривалась. «И хорошо бы им быть там», – подумала львица, пытаясь придать лицу как можно более грозное выражение, с каковым встретила бы Вата, но не выдержала и рассмеялась, представив, как, должно быть, забавно она выглядит с нахмуренными бровями. Вздохнув, она побрела на выступ Дружбы, откуда западную часть было видно лучше всего. И каково же было её изумление, когда, завернув за угол, она едва не наступила на лежащего Самавати. Прячась от дневного зноя, он мирно спал. Завидев это вопиющее безобразие, успокоившаяся было Кианга разозлилась снова.       – Нет, вы только посмотрите на него! – зашипела она, распихивая мужа. – Я, значит, в одиночку королевские дела решай, а он тут прохлаждается? Ты немного обнаглел, Ват! Хотел поговорить, так говори!       Лев сел, встряхнув гривой и щуря глаза.       – Ну задремал, что такого, – проворчал он. – Слушай, давай попозже поговорим, а?       – То есть мне ещё подождать, пока ты выспишься? Может, тебе ещё покушать принести?       – Хорошо было бы, – хмыкнул лев, потягиваясь и просыпаясь окончательно. – Так как там зебры?       – О-о, как мило, что ты спросил! – вскинулась львица. – А почему бы тебе было самому не остаться и не помочь несчастным животным, запутавшимся в своей тупости?       – Не понял, – Ват нахмурился.       – Ну что ты не понял? Если совсем вкратце, хотя стоило бы заставить тебя выслушивать всё это полдня, как пришлось мне, бедные подданные не поделили самку, с которой неразлучны с детства! Ну конечно, это ведь единственная самка зебры во всей нашей саванне, и это непременно требует разбирательства лично у королевы! И из-за этого просто необходимо лезть вне очереди, столь пафосно взывая к справедливости! Тьфу! Давно пора уже ввести закон, запрещающий обращаться к королевской семье с тупыми жалобами и просьбами!       – Мы обещаем им суд и защиту и должны обеспечивать их. И мне не нравится твой сарказм, – прищурился лев. Кианга фыркнула.       – Сарказм помогает защищаться от дураков, знаешь ли.       Самавати покачал головой.       – Я не узнаю тебя, Ки, – тихо сказал он. – Что ж, раз ты хочешь поговорить, давай поговорим начистоту. Знаешь, похоже, ты была права, когда с самого начала хотела отказаться от престола. Корона испортила тебя. Ты стала злее. Ты всегда была такой доброй, милосердной, нравственной... Что же случилось?       Кианга помолчала, успокаиваясь и вспоминая уже продуманные ею за день варианты разговора.       – Тебя интересуют именно произошедшие во мне изменения или всё-таки то, почему я рассердилась, когда ты стал внушать девочкам быть добрыми? – озадаченно уточнила она.       – Не вижу разницы. Но если тебе принципиально, можешь начать со второго.       Львица вздохнула.       – Быть доброй ко всем живым существам, – задумчиво пробормотала она и встряхнула головой, словно отгоняя туман воспоминаний. – Ладно. Я объясню тебе. Но для этого давай вернёмся во времена моего рождения...       – Зачем? – не понял Ват.       – Да дашь ты мне объяснить или нет, в конце концов! – тихо рявкнула в ответ его супруга. – Так нужно. Так вот, представь, около шести звёздных кругов прошло после свержения тирании Шрама. Два с половиной – после окончания войны между прайдами и гибели Зиры. Принцесса вот-вот разрешится от бремени, и прайд ждёт нового наследника. Никто никому не признаётся, но каждый боится, что он родится злым и станет причиной новой боли и страданий для прайда. Особенно боится будущий отец – ну, возможная дурная кровь и всё такое... Но вот появляется на свет девочка – уже хорошо. Интересно мне было бы посмотреть на реакцию деда, если бы родились два мальчика, например, – Кианга хмыкнула. Самавати покосился на неё с укоризной.       – Вот, я же говорю, что ты стала злее.       Львица задумчиво посмотрела на него в ответ, но ухмылка всё же с её лица исчезла.       – Нет, Ват, – покачала головой она. – Я просто наконец позволила себе быть самой собой.       – Самой собой – это значит злой?       Теперь укор вспыхнул в глазах львицы.       – У меня складывается впечатление, что ты не хочешь меня слушать, Ват, – тихо сказала она. – А ещё ярче впечатление, что ты не хочешь слышать.       Лев угрюмо засопел.       – Я слушаю тебя, – сказал он. – Продолжай.       – Так вот, – помолчав, всё же продолжила львица. – Рождается девочка. Шаман, друг прайда, счастлив – на тот момент он один в курсе проклятия. Остальные же, ни о чём не подозревая, решают сразу взять дело в свои лапы и воспитать ребёнка как следует. Особенно активно берётся за это счастливый новоиспечённый отец. Выращенный под постоянным гнётом установки «Ты должен быть злым», а затем, видимо, переживший немало моральных страданий, когда ему пришлось ломать все свои устои после того, как он познал любовь и доброту, и не желающий такой судьбы своей дочери, лев, назовём его «К.», всеми силами пытается вырастить из неё свою противоположность. Точнее, противоположность того, что пытались вырастить из него.       Самавати снова покосился на супругу с недовольством. Ну и речь! Лев «К.»! Ох уж эти её саркастические штучки...       – Каков же итог? – разошедшись, с удовольствием продолжала вещать львица. – Маленькой наследнице с момента открытия глаз вбивается установка «Ты должна быть доброй». Активно помогает в этом и шаман – в его интересах вырастить принцессу образцом нравственности. Ему бесконечно важно не допустить в сердце девочки зло, поскольку именно она больше всех под ударом злого духа, который наверняка захочет помешать ей взойти на трон. И шаман много разговаривает с ней, обучая тому, что она должна стремиться к свету, быть доброй, справедливой, как её добрые и хорошие предки. И вот... «Ты должна быть доброй ко всем, не имеешь права плохо относиться к членам прайда и к подданным, должна изжить в себе эгоизм и думать только о благе прайда...» Последнее, вот, кстати, ещё и влияние деда, получившего в своё время большую психологическую травму от эгоизма собственного дяди... В общем, со всех сторон ребёнок слышит, что он должен быть идеальным. И что же происходит? Конечно, ребёнок изо всех сил желает угодить любимым взрослым. И... пытается стать идеальным, чтобы угодить и порадовать их всех. И они рады. Но, залипнув в этой парадигме, в ней ребёнок и продолжает расти. Однако её собственный характер, загнанный установками в угол, периодически тоже даёт о себе знать. Взрослеющая принцесса постоянно натыкается на внутренние противоречия и мучается от этого, чувствуя, что с ней что-то не то, но не может понять что. Постоянно думает о том, как изжить в себе эгоизм, циклится на нём, циклится... И, конечно, всё больше развивает его в себе, всё больше превращается в эгоцентричку, зацикленную на своих собственных переживаниях и проблемах, постоянно жалеющую себя, но не знающую, в чём же причина её разлада с самой собой...       С каждым словом Ват всё больше и больше мрачнел.       – ...Но при этом остаётся очень доброй. Нет, лицемерия здесь нет. Искренне, от чистого сердца доброй, заметь, поскольку была, как ни крути, нравственно воспитана мудрым шаманом. Но всё больше она ловит себя на том, что думает о себе. Всё больше ей кажется, что она становится эгоистичной. А этого, по сформированной установке, никак нельзя. Принцесса приходит в замешательство и всё больше теряется в себе, не в силах понять, как ей разобраться самой с собой, какой же быть, как себя вести. И тогда она начинает постоянно контролировать каждое своё движение, каждое слово, каждый поступок... Постоянно идёт в её голове внутренний монолог, постоянно идёт самоанализ... «Достаточно ли я добра? Не эгоистично ли я поступила? Не разочарую ли я родителей? Не обижу ли я кого-нибудь, сказав то-то и то-то? Ох, это я, наверное, сказала грубо, он ведь, должно быть, обиделся! Я поступила так плохо!»... Постоянная рефлексия, не дающая покоя, мешающая жить...       Поначалу весело и бойко выплёвывающая слова львица сникла. Она опустила голову, прижала уши. Её голос стал тих и грустен. Ват с жалостью и болью смотрел на неё. О небо, как же он её понимал! Не он ли сам рос в подобной атмосфере? На него, правда, не давили со всех сторон, мягко шлифуя лишь с одной – его матери, Марариби; ну, может, совсем чуть-чуть помогал его дед... Он понял, почему они с Ки всегда так хорошо понимали друг друга. Именно поэтому они, схожими методами воспитанные, и стали лучшими друзьями, поэтому и полюбили друг друга, став почти идеальной парой... Ведь и он сам когда-то искал себя. Вот только не совсем так, как она...       Лев удручённо покачал головой. Кианга перевела взгляд печальных тёмно-зелёных глаз на него и чуть вскинула голову.       – Опуская остальные подробности, итог всему вышесказанному таков, – грустно продолжила она, видя, что лев не торопится перебивать её. – Повзрослев, принцесса наконец осознала, что ей не понравилось расти в такой установке. Постоянно следуя ей, принцесса забыла о том, какая она есть на самом деле, и всю жизнь мучила себя, пытаясь обмануть своё естество и стать другой, загоняя саму себя в пучину депрессий и неуверенности в себе. А всего-то и нужно было позволить себе роскошь быть собой... И вот теперь, когда у принцессы собственные дети, она, действуя из самых благих побуждений – как, в общем, когда-то и её родители, это она понимает, – искренне не хочет и им такой судьбы.       – Тропинка благих намерений приведёт тебя в лапы Шетани, – хмыкнув, припомнил старую поговорку Самавати. Львица качнула головой.       – Вовсе нет. Просто не всегда всё получается так, как ты хочешь, какие бы благие намерения у тебя ни были.       Лев нахмурился. Конечно, откровения супруги впечатлили его. Ему было и жаль её, но, с другой стороны, он вдруг испугался, что теперь перед ним уже совсем не та Кианга, которую он всю жизнь знал и любил. Что же за львица теперь сидела перед ним? Он не знал. А что самое страшное, даже не был уверен, что хочет знать. В голове снова возникла утренняя сцена, испуганные близняшки, гневно шипящая на него львица...       – Так что же с детьми? – спросил он. – Что же мне теперь, вообще их не воспитывать? Позволить им расти самим по себе, дикими и неотёсанными?       – Почему дикими и неотёсанными? – возмутилась Кианга. – Я просто не хочу, чтобы они впоследствии мучились, как мучила себя я. Просто пусть они растут теми, кто они есть.       – Зира и Шрам тоже выросли такими, какими были, – не глядя на супругу, произнёс Самавати. Кианга изумлённо обернулась на него, и даже боковым зрением он увидел полыхнувшую в её глазах злость.       – Ты дурак? – раздражённо спросила она.       – Похоже, да, – усмехнулся он. – Я дурак. Но я всё тот же Самавати. А вот кто ты, я не знаю. Я уже сомневаюсь, что ты та Кианга, которую я знал и любил. Я больше не вижу её в тебе. Похоже, полюбил я одну львицу, а сейчас уже женат на другой. И я пока не знаю, что обо всём этом и думать.       Кианга вскочила и встала напротив мужа, не в силах подобрать слов и лишь сверля его взглядом, в котором смешались злость, изумление и обида.       – Ваше Величество! – раздался вдруг откуда-то голос мажордома, и перед ними опустилась зелёная птица-носорог.       – Ваше Величество, – обратился он к Кианге, – Ваш отец просит Вас спуститься к нему, чтобы поговорить с Вами.       – Спасибо, Зого, – кашлянув, хрипло отозвалась та. – Передай, что я иду.       Мажордом послушно скользнул вниз, а львица повернулась, чтобы уйти.       – Если так, может, никогда и не любил? – вдруг повернув голову, но не глядя на мужа, бросила она и быстро пошла прочь. Лев проводил её грустным взглядом.       Кову ждал её у подножия. Нуума сидел рядом, задрав голову и рассматривая Прайдрок снизу. Успокаивая мысли и дыхание, Кианга тоже подняла голову, вспоминая, как и она когда-то любила лежать под Скалой, устремив взгляд на каменную громаду над головой и восхищаясь её массивностью и прочностью.       – Подожди нас, пожалуйста, на Скале, сынок, – попросил Кову Нууму. Тот кивнул и вопросительно покосился на Киангу.       – Мы поговорим, – через силу улыбнувшись, ответила она. – Только чуть попозже, хорошо?       – Хорошо, – кивнул тот и ушёл, задумчиво помахивая хвостом. Кианга молча присела рядом с отцом. Он тоже помолчал, оглядывая раскинувшуюся саванну.       – Наша земля очень чутко реагирует на то, кто ею правит, – наконец задумчиво сказал он. – При тебе она осталась такой же цветущей, как была. Надеюсь, что и при Нууме она останется такой же...       – При Нууме будет ещё лучше, пап, – убеждённо сказала львица, ласково касаясь носом гривы отца. Он улыбнулся.       – Мама на Скале? – спросил он.       – Да, с Джаной и Юзи... Сказала, что вы куда-то ушли поговорить. Куда вы ходили? К Аутленду? – спросила Кианга, припоминая, что видела их подходившими с юга. Кову чуть улыбнулся.       – Почти... К тому ручейку, к которому я водил тебя, когда ты была маленькой.       – Где ты пел мне песню «Он живёт в тебе»? – улыбнулась львица.       – Да, к нему... И ещё рассказывал тебе историю, как твой дедушка Симба увидел своего отца в своём отражении в прудике в джунглях, помнишь?       – Помню... Стоп, разве это было в джунглях?       – Да. Рафики показал ему, когда нашёл его там.       – А... Почему тогда мы ходили совсем к другому ручейку?       – Потому что туда идти слишком далеко, дочь, – засмеялся Кову и вновь посерьёзнел. – А ещё потому, что в том ручье увидел кое-кого я...       Кианга промолчала. Раньше отец никогда не говорил о том, что же видел в мутноватой воде он сам.       – А та песня, что я пел тебе... – продолжил он. – Здесь, в Прайдленде, всегда пелось много красивых песен. Эту я услышал от твоей мамы давным-давно, ещё даже до моего изгнания. Тогда я, конечно, не понял её. Странные слова, непонятные выращенному убийцей. Он живёт в тебе... В правде, в воде, в твоём отражении...       – Я тоже не поняла, когда ты впервые спел её мне, – хихикнула львица. Но Кову был совсем не весел.       – В своём отражении в воде Симба увидел Муфасу. А я... В тот день, когда Симба изгнал меня, в том ручейке я увидел Шрама.       Кианга вскинула на отца изумлённые глаза. Он горько вздохнул.       – Да, это так. Я никогда не видел его вживую, но сразу узнал. Не узнать его было невозможно – я слишком хорошо себе его представлял по рассказам матери и Нюки. И этот холодный взгляд из глубины воды, и такой же шрам на глазу, – Кову лапой коснулся малозаметной царапины, идущей через левый глаз. – Видела бы ты, как я тогда испугался...       – И что это значит? – с тревогой спросила Кианга.       – Значит, он живёт во мне, – горько усмехнулся лев. Кианга открыла было рот, но он прервал её, качнув головой. – Во всяком случае, жил тогда. Что, впрочем, и не особо удивительно, учитывая, каким я тогда был... Помню, я всерьёз опасался, что он был моим отцом, хотя Хила, у которой я как-то спросил об этом, и отрицала это. А Рафики потом рассеял мои сомнения окончательно. Но я никак не мог понять, почему же тогда я увидел его в своём отражении. А потом вспомнил, как сам же говорил Киаре, что он всегда был частью моей жизни. Спрашивал её, что, если во мне тоже живёт зло... То зло, что пыталась вырастить во мне Зира... Но удивительно, до чего же легко оно сдаётся, едва столкнувшись с любовью, – Кову слабо улыбнулся. – Правда вот, учиться жить заново мне пришлось долго... Спасибо Симбе – сколько бесед провёл он со мной, в том числе и о Шраме... И тогда я твёрдо решил, что ни за что таким не буду. И всю жизнь я пытался доказать в первую очередь самому себе, что я не он. Но больше я никогда не решался заглядывать в этот ручеёк... Хотя и знал, что рано или поздно вновь сделаю это. И всё, чего я хотел, с тоской глядя на звёзды по ночам – это больше не увидеть там его...       – Ты не увидишь, пап, – наконец вклинилась Кианга в возникшую паузу. – Ты совсем не такой! Ведь и мама, и дедушка много раз говорили тебе это!       Кову чуть улыбнулся и прижался лбом к голове дочери.       – Прости меня, – шепнул он. – Прости. Я, похоже, всегда недооценивал тебя. И повёл тебя туда, боясь, что ты можешь увидеть там Зиру или того же Шрама...       Кианга поёжилась, припоминая своё собственное отражение, мутное-мутное, едва различимое... Нет, больше никого она не видела тогда. И слава Айхею...       – Но дело было не в тебе, пойми... – продолжал Кову. – Дело было во мне. А вы с твоей мамой и с твоим дедушкой всегда верили в меня. И, похоже, этим исцелили меня... Я ведь наконец заглянул туда снова сегодня.       – И? – выдохнула Кианга.       – И увидел только самого себя. А его больше не было.       – Я знала! – взвизгнула от радости львица и крепко обняла отца. – Вот видишь, пап! Я верила в тебя!       Улыбнувшись, Кову тоже обнял лапой дочь.       – А я верю в тебя, – шепнул он. – Прости меня, если я что-то делал неправильно... Я лишь хотел, чтобы моя маленькая принцесса, моя звёздочка выросла хорошей и доброй, как её мама и дедушка с бабушкой – с маминой стороны, конечно, – а не как её глупый папа... И я хочу сказать тебе, что горд тем, что ты лучше меня... И что мои... кхм... недостатки никак на тебе не сказались. Ты прекрасная королева и прекрасная дочь.       Кианга растроганно улыбнулась, изо всех сил стараясь не расплакаться и чувствуя, как всё же таившаяся где-то в глубине души обида на отца уходит прочь, растворяясь, как утренний туман под жаркими лучами солнца. Вот тебе и «лев К.»... Всего-то искренне желавший вопреки своим страхам о своей природе вырастить достойную дочь…       – Нуума и Ниота ничем не хуже, пап, – опустив глаза, хитро прищурилась она.       – А я этого и не говорил, – рассмеялся лев. – Ну, спасибо, что выслушала. А где же Ват? Может, сегодня сходите на обход пораньше?       При упоминании имени мужа львица вновь почувствовала, как на неё накатывает волна горькой обиды, сдавливая горло и мешая дышать.       – Он... – передавленный комком голос сбился, и она кашлянула, прочищая горло. – Он сейчас занят. Давай я лучше схожу с Нуумой? Заодно и поговорю с ним, а то ещё утром обещала...       – Хорошо, – улыбнулся Кову и поднялся. – Тогда подожди здесь, я сейчас отправлю его к тебе.       Поднявшись, старый лев медленно двинулся на Скалу. Уже у самой тропинки он обернулся и улыбнулся смотревшей ему вслед дочери.       – И ты прости меня, пап, – тихо шепнула она.       Юный лев не удивился, что сестра позвала его на обход границ. Она много раз брала его с собой, иногда вместе с Самавати, иногда без. Однако то, что она чем-то расстроена, он заметил и сразу спросил, не из-за папы ли это. Кианга отрицательно качнула головой, пару секунд борясь с соблазном просветить младшего брата, каким львом быть не надо, но всё же сдержалась. В конце концов, это только их с Ватом дело.       Довольно долго они прошагали молча, несмотря на то что собирались говорить. Нуума ждал, что сестра начнёт разговор первой, она же никак не могла выкинуть из головы вновь звучавшую в ушах ссору с Самавати. Наконец, когда обозревать границы ему окончательно наскучило, кашлянув, юный лев заговорил.       – Я помню, в детстве ты говорила мне, что ты лишь регентша при мне и будешь королевой только до тех пор, пока я не вырасту.       Кианга кивнула, выпихивая наконец Вата из головы и возвращаясь мыслями к брату. Да, она действительно частенько говорила ему это тайком от всех, приучая к мысли, что став взрослым, он станет королём. Она вообще по возможности много возилась с ним, обучая всему, но в то же время и следя, чтобы, несмотря на будущее, которое его ждёт, у него и Ниоты было счастливое детство.       – Так вот, знаешь... Я очень хорошо изучил историю...       – Это делает тебе честь как королю, – улыбнулась львица.       – ...И знаешь, старшие сёстры всегда были регентшами при младших братьях лишь тогда, когда умирал их отец – действующий король, и совсем уж некому было его заменить до тех пор, пока не повзрослеет достаточно принц. А наша история совсем другая. Я слышал, что ты вынуждена была стать королевой из-за якобы проклятия. Пусть так. Но почему ты отдаёшь мне трон сейчас? Серьёзно, Ки, почему?       Львица задумчиво помолчала. Он спрашивал её об этом слишком часто, никогда не удовлетворяясь ответом, то ли желая слушать снова и снова, то ли подозревая, что есть что-то, что она скрывает от него. Она и вправду ещё кое-что ему не рассказала, кое-что, что было их с Мвангой секретом и было слишком зыбким и ненадёжным, чтобы брат поверил так же, как поверила она. Поэтому она повторила то, что уже говорила ему раньше:       – Я не хочу быть королевой больше, Ну. И пожалуйста, прости меня. Я отчасти чувствую себя виноватой, что взваливаю это бремя на тебя так рано, но... Ты уже готов. Ты ведь готов?       Нуума кивнул, внимательно глядя на неё.       – Я, пожалуй, буду самым молодым королём за всю историю Прайдленда, – усмехнулся он. – А ты – королевой, правившей меньше всего.       – Это меня не пугает, – улыбнулась Кианга. – Ты же знаешь, что это неважно. Потомки запомнят тебя за твои деяния. Будешь ли ты справедливым или тираном, мудрым или глупцом... А я верю, что ты будешь хорошим королём.       – Ага, ум точно достался мне, в отличие от Ниоты, – хмыкнул юный лев. – С ней явно вышла генетическая осечка.       Кианга с трудом сдержала улыбку. Младшая сестра действительно отличалась беспечностью и беззаботностью, даже ещё большей, чем Киара в детстве. Вечно резвящаяся и рассеянная, она всегда разительно отличалась от задумчивого и серьёзного Нуумы, больше похожего характером на Кову и саму Киангу. Но старшая сестра всегда любила младшую. За её красоту, жизнерадостность, звонкий смех, которым она могла заразить самого чёрствого пня, за самое красивое в прайде пение, за задорный блеск глаз цвета нагретого солнцем янтаря...       – Нехорошо так говорить про сестру, – шутливо пожурила львица младшего брата. – Вот увидишь, она ещё повзрослеет и изменится. Это ты повзрослел очень рано под бременем будущей короны. А что ей? Трон не грозит, но при этом принцесса – всё что нужно для счастья. Ни забот, ни тревог... Я даже порой завидовала ей. Но она станет ответственней, вот увидишь. Она ещё так юна...       Кианга прикрыла глаза, с ностальгией вспоминая собственную юность, ещё до первой охоты. Как же они были молоды с друзьями тогда и верили, что вся жизнь ещё впереди и всегда всё так и будет...       – Мир стремительно меняется, – пробормотала она себе под нос. – И все мы.       Нуума снова посмотрел на неё.       – И всё же? – тихо спросил он. – Почему?       Кианга помолчала, внимательно оглядывая горизонт.       – Знаешь, я всегда очень любила слушать всякие легенды и предания, – кашлянув, начала она. – Ну, ты знаешь, я склонна верить в эти вещи... Особенно после того, как вроде бы правдивой оказалась легенда о древнем проклятии. И однажды Мванга рассказал мне предание об Истинных Королях. Оказывается, далеко не каждому королю суждено стать истинно Великим. Порой рождаются короли, отмеченные особой благодатью небес. Как правило, эти короли рано приходят к власти и долго правят, они наиболее мудры и отважны. Именно они вершат самые великие дела, именно они оставляют наиболее яркий след в истории, именно о них слагаются песни и легенды, переходящие из поколения в поколение, и именно при них прайд переживает периоды наибольшего процветания и благоденствия. И их называют Истинными Королями. Из наших не самых далёких предков истинными королями были, как рассказал мне Мванга, Мохату и Симба. И мне всегда было интересно, кто станет следующим великим правителем. Как-то я попросила Мвангу спросить у духов это. Мы не были уверены, что они ответят, но они ответили...       – И? – удивлённо и с любопытством поинтересовался Нуума, уже догадываясь, что она скажет дальше, но отгоняя от себя эту слишком дерзкую мысль. Кианга снова кашлянула, решив зайти издалека.       – Ну, когда-то я имела наглость думать, что таковой могу стать я, – усмехнулась она. – Но я ошибалась. И был даже один случай, давным-давно, ещё до того, как я узнала про это предание... Потом я вспомнила его и уверилась в своей догадке окончательно.       – Не томи, рассказывай уже, – нетерпеливо хмыкнул юный лев.       – Ты знаешь, что когда вы с Ниотой родились, меня не было в Прайдленде. Мы с Ватом путешествовали, ты помнишь... Но ещё до того, как мы ушли, я попросила маму с папой, если у них будет сын, растить будущим королём его. Я сомневалась тогда, стоило ли мне становиться королевой. Я надеялась разобраться в себе во время странствий... И вот однажды во время нашего путешествия я проснулась ещё до рассвета и смотрела, как просыпается мир вокруг. Тогда мы попали в странный край, где солнце почитают почти как мы Великих Королей и Айхею. Но тогда мы этого не знали... И представь себе моё удивление, когда едва показался из-за горизонта краешек солнца, а птицы кругом запели: «И вновь родился истинный король!». Это был как будто знак. Они пели это солнцу, но мне показалось, что в этот момент далеко-далеко родился ты... Может, так и было, я не знаю точно. Но в тот момент я остро поняла, что не мне суждено быть истинной правительницей этих земель. И представь себе мою радость, когда я вернулась и увидела тебя... Я бы так и не стала королевой, отказавшись от престола в твою пользу. Но судьба подчас играет с нами в странные игры... Мне пришлось принять трон. Но я приняла его только на время. Никому не признаваясь, я действительно воспринимала это как регентство при тебе... Да, пусть проклятие было снято, но я верила, что настоящее счастье и благоденствие придут, как предсказал Мванга, лишь с Истинным Королём. И я хранила трон для истинного короля – тебя.       Она услышала, как Нуума тяжело задышал.       – И вот, – продолжила она, – теперь ты наконец вырос и готов занять своё место. Оно твоё по праву. Прими же его не как вынужденное бремя, как в своё время я, а как свою судьбу. Ты был рождён королём. Так стань им.       Она наконец перевела взгляд на младшего брата. Нуума молча смотрел вдаль. Потрясённым он не выглядел, но по его застывшему взгляду она поняла, какой вихрь мыслей проносится в его голове.       – Если бы ты добавила ещё: «Помни, кто ты», получилась бы почти история дедушки Симбы, – усмехнулся он и тут же посерьёзнел. – Хорошо, Ки. Я буду помнить.       Переглянувшись, они молча устремили взгляд вдаль. Солнце медленно, но верно клонилось к закату. По саванне неторопливо бродили стада животных, счастливых своей беззаботностью. Далеко на севере шумно бежало стадо зебр, поднимая клубы пыли, – должно быть, убегая от охотничьего отряда, запасающего мяса для завтрашней церемонии. Нуума вздохнул. Кианга же, внимательно оглядевшись, обнаружила, что им осталось пройти уже совсем немного.       – Ладно, идём, Ну, – улыбнувшись, позвала она. – Мне ещё нужно кое-кого поймать и вымыть. Поможешь?       Самавати лежал на самом высоком камне у водопоя, перебирая в памяти разговор с Киангой и задумчиво рассматривая подходивших утолить жажду животных. Затаившись, он старался не шевелиться, чтобы оставаться незамеченным и никого не спугнуть. Охота у водопоя была запрещена, но всё же травоядные пугались близости хищников. Вот и сейчас стайка антилоп прыснула прочь, завидев приближение льва и львицы. Узнав в них Искера и Катрин, Ват хотел было окликнуть их и спросить, как у них дела, но замер, заслышав имя как раз недавно пробегавшего тут с подругой своего сына.       – Нет, ну что за имя такое – Ухуру? – видимо, снова заметив на просторах саванны Лайти вместе с юным сорванцом, продолжал ворчать Искер. – Я не хочу, чтобы моя дочь дружила с каким-то там Ухуру!       Катрин беззвучно посмеивалась. Она не хотела огорчать супруга раньше времени тем, что своей безошибочной женской интуицией уже видела, что эта дружба может перерасти во что-то большее.       Пара, похоже, не заметила притаившегося на камне короля. Подойдя к кромке водоёма, Катрин спокойно начала пить. Искер же сперва пригладил лапой пряди гривы, по старой привычке огляделся, чтобы убедиться, что всё спокойно, и лишь затем приник к прохладной воде. Самавати не шевелился, стараясь не обращать внимания на уколы совести, что он оказался невольным слушателем чужого разговора. Но подавать знак, что он здесь, теперь уже было глупо. Теперь оставалось лишь ждать, пока они удалятся.       Львица напилась первой и выпрямилась, разглядывая своё отражение в рябящей глади водоёма.       – Кери, мне кажется, я поправилась, – обеспокоенно произнесла она. Перестав пить, Искер поднял голову и внимательно оглядел сильное и подтянутое золотисто-песочное тело львицы, украшенное соблазнительными женскими округлостями бёдер.       – Ты прекрасна, милая, – сказал он, облизываясь, чтобы слизнуть капельки воды вокруг рта.       – Прекрати облизываться, глядя на меня! – хихикнула Катрин. – Мы в общественном месте, хулиган!       – Я буду облизываться, глядя на тебя, вечно, любимая, – улыбнулся лев и хитро прищурился. – В таком случае, может, нам поискать местечко поукромнее?       Катрин рассмеялась и, ударив лапой по воде и окатив льва тучей брызг, бросилась бежать. Встряхнув прядями иссиня-чёрной гривы, он бросился за ней. Два смеющихся голоса слились в один, постепенно растворяясь вдали.       Проводив счастливую пару взглядом, Самавати вздохнул и спрыгнул с камня. Подойдя к воде, он внимательно посмотрел на своё собственное отражение. Обернулся и оглядел вздымавшуюся к небу Скалу. Скалу, которая, не являясь его родиной, всё же навеки стала его судьбой. У Искера и Катрин судьба совсем другая. Он вспомнил, как впервые повстречал их в холмах. Откуда тогда ему было знать, что их роль в его и Кианги судьбе на этом не окончится... И вот они вновь перед ним. Но, как и тогда, по-прежнему беззаветно любящие друг друга, готовые, пожалуй, умереть друг за друга, не сломавшиеся ни перед чем... Пожалуй, ему есть чему у них поучиться.       Лев снова вздохнул и побрёл к дому, надеясь, что Кианга там.       Кианга и вправду была на Скале. Расположившись у входа в пещеру, она вылизывала Юджану. Юзи сидела рядом, ожидая своей очереди, и с тоской оглядывалась по сторонам, продумывая планы побега от принятия ванны. Впрочем, возвышавшийся за её спиной дядя Нуума, приставленный специально для этой цели, явно не оставлял ей шансов.       Подойдя к ним, Ват прилёг рядом, лапой осторожно притянув к себе Юзиму.       – Спасибо, Нуума, – поблагодарил он шурина. – Я думаю, ты можешь идти, я помогу домыть девочек.       Юный лев покосился на сестру и, поднявшись, ушёл. Он был не прочь ещё поговорить со своими родителями, Кову и Киарой.       Кианга продолжала умывать дочку, делая вид, что ничего не происходит. Она ещё была обижена на супруга за всё, что случилось сегодня.       – Где Ухуру? – припоминая ворчание Искера, спросил лев, чтоб хоть как-то начать разговор. Он боялся, что львица не ответит, но она отозвалась как ни в чём не бывало:       – Сбежал от принятия ванны. Сказал, перед Лайти не хочет позориться. Я догадываюсь, где он, но не насильно же его умывать. Пускай грязный позорится, – хмыкнула Кианга в ответ и снова замолчала, тщательно умывая дочь. Та недовольно заворчала, когда язык матери перешёл к её животику – она любила мыть только спину. Ват пару раз лизнул Юзиму и снова покосился на супругу.       – Давай поговорим, – попросил он.       – Не самый удачный момент, – без эмоций отозвалась львица. – У меня рот занят. Да и тебе не мешало бы делом заняться, раз уж вызвался.       Лев хмыкнул и послушно начал умывать вторую львичку. Юзима недовольно поморщилась, но всё же промолчала: отец обычно умывал быстрее и менее тщательно, так что был шанс освободиться раньше.       Так и вышло: едва Кианга наконец выпустила Юджану и встала, Ват оставил в покое Юзи и тоже поднялся. Немного отойдя к краю выступа, львица остановилась, задумчиво оглядывая саванну. Самавати молча стоял за ней, ожидая. Юдж тем временем обиженно покосилась на сестру. Та в ответ показала ей язык и победно разлохматила лапой шерсть на голове.       – Не переживай, Джана, в следующий раз повезёт и тебе, – хихикая, хлопнула она сестру по плечу. – Ну, я ж не виновата, что ты неудачница.       – Я тебе щас покажу, кто тут неудачница, – рыкнула в ответ та и бросилась на Юзиму. Хохоча, львички покатились по скале.       – Если сейчас опять испачкаетесь – перемою обеих, – не оборачиваясь, сообщила Кианга. Близняшки мгновенно притихли и присели.       – А пошли на тот выступ, ну, где мама и папа со своими друзьями на стене нацарапаны! – шёпотом позвала Юджана, наивно полагая, что родители не услышат. – Оттуда закат так классно видно.       – Пошли! – обрадовалась Юзима.       Кианга повернула голову, нацелив ухо на выступ, где скрылись львички. Уловив оттуда радостный вопль «Ухуру! Мы опять тебя нашли!», она дёрнула ухом и усмехнулась.       – Справедливость всегда торжествует, – хмыкнула она и обернулась к мужу: – На вершину?       – Самое лучшее место для серьёзных разговоров, да? – усмехнулся в свою очередь тот. – Ну пойдём.       Они поднимались медленно. Солнце успело уже полностью закатиться за горизонт для тех, кто был в саванне, но здесь, на вершине Скалы, ещё виден был его ярко-оранжевый кусочек. Лучи отходили от него, пронизывая облака. Кианга присела лицом к закату, отгоняя мысли о том, что она в последний раз видит заходящее солнце, будучи королевой. Думать об этом было совсем ни к чему. Самавати опустился рядом, невольно думая о том же.       – Время короля восходит и заходит, как солнце, – задумчиво повторил он слышанное когда-то ещё от Симбы.       – Всё восходит и заходит, как солнце, – отрезала львица. Ват молча посмотрел на неё, не отрывающую глаз от заката, и тоже перевёл взгляд на горизонт.       – Прости меня? – полувопросительно сказал он. Кианга невесело усмехнулась.       – Ты извиняешься, потому что Фур учил тебя, что перед женой всегда лучше извиняться, даже если она не права, или потому, что искренне хочешь попросить прощения?       – Искренне.       Кианга помолчала, наблюдая, как скрывается за горизонтом последний кусочек солнца.       – А знаешь, я всё та же, – грустно сказала она. – Всё та же грустная меланхоличка, любящая закаты и звёзды. Как и та, что смотрела на них вместе с тобой в детстве и юности. Ты мог бы заметить это, если бы захотел.       – Я... – начал было Ват, но, стушевавшись, умолк.       – Знаешь, что мне обиднее всего было слышать? – спросила Кианга. – Что раньше ты говорил мне, что я самая добрая и нравственная, а теперь утверждаешь, что не видишь этого. По твоему мнению, я стала плохой, да? Испорчена властью, короной, возрастом? Ты обижаешь меня этим, Ват. Значит, я нравилась тебе только робким детёнышем антилопы, а когда стала наконец взрослой львицей, уже нет? Так меня ли ты любишь или тот образ меня, что ты сам себе придумал?       Лев засопел. Снова повисла тишина.       – Да, может, я уже и не совсем та, кем была раньше, – спустя пару минут спокойно заметила львица. – Но и ты уже не тот.       – А кто я, по-твоему? – буркнул Ват. – Фуруфу? Джуба?       – Джуба... – Кианга улыбнулась, вспомнив хвастливого друга. – Вот уж точно кто был самым несчастным. Я по крайней мере не прятала своих терзаний от всего мира за грубостью и напускным безразличием. А ведь он всего лишь всю жизнь, как и я, пытался разобраться в себе. Но, похоже, так и не смог...       Львица замолчала и грустно посмотрела на первые робкие звёзды. Ват тоже поднял голову. Фиолетовое небо быстро темнело на востоке. Медленно уплывали за солнцем тёмные облака, на западе ещё подсвеченные снизу розоватым цветом.       – Не понимала Екунда, не понимала, наверное, и Хила... – тихо продолжила Кианга. – А я понимала его. Наверное, и он понял бы меня, если бы я сумела ему всё это объяснить. И когда он предложил мне брак, я отказала ему по одной-единственной причине – я любила тебя...       – Значит, я был прав, когда счёл вас подходящей парой, – помолчав, грустно улыбнулся лев. Кианга качнула головой.       – Я полюбила тебя, – просто сказала она. Самавати вздохнул. Они снова молча уставились в небеса. Наконец, ощутив по-прежнему витающий в воздухе немой вопрос, львица тихо продолжила:       – Став королевой, я изменилась, да. Каждый день я стала сталкиваться с проблемами других – наших подданных, которые должна была решать. Это вытолкнуло меня из моей скорлупы эгоцентричности. Мне пришлось брать на себя ответственность за чужие судьбы, кому-то помогая, но кого-то и огорчая, и разочаровывая. Пришлось научиться говорить кому-то «нет». Пришлось кому-то отказывать, кого-то ругать и даже карать. Мне пришлось смириться с тем, что, даже будучи королевой, я никогда не смогу сделать так, чтобы хорошо было абсолютно всем. Кто-то всё равно останется недовольным, обделённым, несчастным... И нравиться всем, как я всегда хотела и почему и старалась всем угодить, я никогда не смогу. Тогда, совсем юной, когда мы только получили трон, я не могла с этим смириться. Но прошли годы, которые заставили меня сделать это.       Она остановилась и глубоко вдохнула. Медленно-медленно выдохнула. Самавати покосился на неё, но она не смотрела на него и не видела выражения его лица.       – А Екунда... – тихо шепнула львица. – Вот кому я всегда завидовала. Поэтому больше всех её и любила, потому что хотела быть на неё похожей. Смелая, дерзкая, не боящаяся высказать всё, что думает...       – Это не всегда достоинство, – усмехнулся Ват. – Иногда лучше промолчать. Словами можно больно ранить.       – Я до сих пор так и не нашла грань между тем, когда стоит высказать правду, пусть и горькую, или промолчать, скрывая что-либо, – чуть улыбнулась Кианга. – Как думаешь, она вообще есть?       Лев помолчал, анализируя.       – Не знаю, – честно признался он. – Когда-то одно время я думал, что лучше всегда всё высказывать. Принцип у меня был такой. А потом обнаружил, что это не всегда так уж здорово. Во-первых, не всегда твою правду выслушают, а даже если и выслушают, не всегда примут. Иногда лучше оставлять львам их веру в то, что они сами считают правдой. Бывает, что заблуждение приносит счастье, а правда – горе... Да и сам ещё останешься бестактным хамом в итоге. Так что, мне кажется, за принцип себе брать это точно не стоит. Да и вообще не стоит ставить для себя какие-то принципы. Ведь ситуации, в которые мы попадаем, очень разные, и нужно уметь сориентироваться под каждую. А жизнь любит играть так, чтобы все твои принципы рано или поздно были нарушены... Извини, – он кашлянул. – Я перебил тебя.       – Нет, – качнула головой львица. – И я согласна с тобой. Так что за принцип брать не буду, но сейчас, пожалуй, всё выскажу. Эгоистично буду надеяться, что ты поймёшь меня, – невесело усмехнулась она.       – Ну-ну, – хмыкнул Ват.       – Так вот. Учиться всей этой, как я её называю, «негативной дипломатии» мне пришлось долго и с огромным трудом. Екунда помогала мне, как могла, если ты помнишь. Помнишь, как иногда я просила тебя объявить какое-нибудь не самое удачное для всех решение самому?       – Мне это тоже поначалу, кстати, давалось нелегко, – усмехнулся лев.       – Я знаю. Я хорошо тебя знаю. Поэтому чаще я шла объявлять решение сама, но с Екундой, помнишь? И просила сказать всё её. Сперва она говорила. А потом стала приучать и меня. И я научилась со временем. Но тогда я стала бояться, что войду во вкус и не смогу остановиться в отказах и неприятных решениях. Боялась, что стану забывать про справедливость, становиться злее... Боялась, как оказалось, зря, но ведь, значит, неспроста. Были живы ещё отголоски моей неуверенности в себе. Но всё изменилось, когда родился Ухуру... Мой мальчик, именно он помог мне окончательно разобраться в себе. Я не имела больше права быть трясущейся, мечущейся между своими страхами размазнёй, когда теперь мне нужно было защищать и растить этот крохотный комочек, этого маленького тебя, странным образом впитавшего в себя и меня... Я дала ему имя «Свобода». Он стал лучиком свободы для меня. И погляди, как сейчас он оправдывает имя. Всё время несётся куда-то за ветром, не признавая рамок и границ... С одной стороны, хорошо, что он и не думает претендовать на престол – я опасалась этого, честно говоря, – а с другой... Я боюсь, что ветер однажды унесёт его от нас с тобой. Поманит в загадочную даль, туда, где ждут его поиски своего пути...       Кианга замолчала и вздохнула. Она уже устала говорить, но не хотела показывать этого. Нет, спать ей не хотелось, и она не боялась, что не выспится перед завтрашней церемонией. Она готова была хоть вообще всю ночь не спать, лишь бы сидящий рядом более всего нужный ей лев понял её и вновь стал самым родным, вновь стал бы с ней единым целым, как её родители Кову и Киара... Кианга всегда восхищалась их отношениями, их любовью, их фразой, ставшей их сакральной формулой любви: «Мы – единое целое»... Жаль только, что королевские обязанности отнимали у них большую часть времени, когда она, Кианга, так нуждалась в них. До чего же хорошо, что Нууме и Ниоте повезло в этом плане больше – львица была счастлива тем, что её восхождение на трон помогло её младшим братику и сестричке, освободив время родителям для них. А теперь и ей самой пора сложить с себя корону ради своих дочек и сына...       – А вообще хорошо, что наши дети не будут будущими правителями, – оглядев горизонт, заметила львица. – Они вырастут счастливыми.       – Значит, из-за всего этого ты изменилась, – помолчав, тихо напомнил Ват. Кианга кивнула.       – Конечно, всё это здорово изменило меня. А кого бы не изменило? Ты тоже изменился, Ват, поверь. Но я отнеслась к этому как к должному, продолжая любить тебя. Ведь я полюбила тебя целиком и полностью, полюбила не за что-то, а именно тебя, твою суть, душу, если хочешь. Но все мы меняемся, и продолжать любить только тот образ, в который ты впервые влюбился – это любовь не ко льву, а любовь именно к образу. Нельзя любить образы. Нужно любить львов – настоящих, живых, прекрасных в своей изменчивости, а не застывшее отражение в глади водопоя. Посмотри, как счастливы наши друзья Катрин и Искер – они прошли столько испытаний и только укрепились в своей любви. Неужели же для нас испытание короной окажется непреодолимым? Я не верю в это и не хочу верить.       Она наконец замолчала, горько вздохнув. Самавати, удивившийся, что она словно прочитала его мысли про Катрин и Искера, глубоко вдохнул воздух, словно, вынырнув из нахлынувшей на него волны вины, пытаясь отдышаться. И как он только мог подумать, что она стала злой? Как он сам не смог понять всё то, что она ему сейчас объяснила? Или всё же смог? Ведь он чувствовал сейчас, так же остро и ясно, как тяжесть вины в груди, щемящее чувство любви к ней, к этой всё той же глубокой, прекрасной душой львице, ставшей матерью его детей...       – Я люблю тебя, – сипло, едва слышно сказал он и кашлянул, прочищая горло. – Нет, мы не провалим это испытание. Благодаря тебе, Ки. Прости меня.       Она склонила голову, чуть наклонив её к нему, будто ожидая, что он обнимет её. И он обнял, прижавшись подбородком к её лбу.       – Знаешь что? – зашептал теперь и он. – Зря ты думаешь, что доброй тебя вырастил Рафики. Это не так. Нет. Ты добрая изначально. Ты добрая по своей сути, по своей природе. Только поэтому ты смогла стать такой, какой стала. Потому что можно привить льву привычку внешне поступать морально, но быть нравственным по своей сути – о, нет. А ты? Взгляни на себя. Всю жизнь боялась кого-нибудь обидеть – разве это плохо? Значит, ты заботишься о других, умеешь ставить себя на их место, умеешь чувствовать других как никто другой, пусть даже не всегда и можешь это показать. А ещё – когда львы завидуют, они ненавидят, а ты любишь. Любишь всех, потому что видишь в каждом прекрасное. Это тоже дар – уметь видеть прекрасное. И знаешь, что он означает? Мама говорила, что прекрасное в окружающем мире умеет видеть только тот, кто сам носит его в себе. Ты сама по себе прекраснейшая душа, Кианга, которую Рафики просто ещё более сумел развить, заодно и сумев уберечь от злого духа, и спасибо ему за это. У каждого из нас свой дар, и твой – это твоя бесконечная доброта, которая жива в тебе несмотря ни на что, несмотря ни на трудности, ни на твой сарказм... И прости, что я забыл об этом.       Кианга улыбнулась.       – Вот поэтому я и люблю тебя, – шепнула она. – Я знала, что ты поймёшь меня. И только ты мог сказать мне такое. Кстати, ты всё-таки тоже прости. Я, пожалуй, проявила слишком много эмоций.       Самавати с улыбкой посмотрел на неё. Львица весело прищурилась.       – А какой же, кстати, твой дар? – спросила она. Он ласково усмехнулся.       – Мой дар – это ты. Ты и наши дети. Кстати, о детях... Я пытаюсь воспитать их, потому что просто хочу, чтобы они были такими, как ты. Чтобы несли свет миру и другим. Чтобы они выросли достойными, хорошими, добрыми львами...       – Но для этого нам не обязательно вбивать в них все истины и круглосуточно читать морали, – улыбнулась Кианга. – Мы будем воспитывать их своим примером. Они и так вырастут достойными, хорошими и добрыми, – она прижалась щекой к тёплой гриве Вата. – Потому что ты их отец...       Лев улыбнулся. Ему столько ещё хотелось сказать, но он не мог подобрать слов. Мысли путались в голове, но и, впрочем, казались сейчас совсем ненужными. Нужным было сейчас лишь чувство, распиравшее его грудь – чувство ещё оставшейся вины, облегчения от того, что она простила его, радости, что всё по-прежнему хорошо и, самое главное, чувство нежной любви, – которое он так хотел бы передать ей без слов. И он неосознанно прижимался к ней грудью всё сильнее, пытаясь сделать это.       – Завтра это испытание троном закончится для нас, – лишь тихо и произнёс он. – И для нас начнётся новый этап. Пусть зайдёт солнце нашего царствования, но ночь не начнётся. Сразу же начнётся новый день... И солнце взойдёт над нами.       «Над нами взойдёт солнце уже совсем другой жизни, где мы, пусть изменившиеся, но всё те же, этим дарованным нам шансом ещё раз начнём с чистого листа. Где нам больше не придётся нести бремя тревог и забот. Где мы будем свободны и счастливы. Жизнь, о которой мы всегда мечтали. Жизнь, где мы наконец-то будем посвящены лишь друг другу. Друг другу и нашим детям. И где мы будем по-прежнему и даже ещё сильнее любить друг друга...»       Всё это он хотел сказать ей этим предложением. Всё это он вложил в одну-единственную фразу, надеясь, что она услышит и поймёт. И она услышала и поняла.       – ...И солнце взойдёт над нами, – тихо повторила она и сильнее прижалась к его гриве, с наслаждением вдохнув её запах. Высоко-высоко над ними весело перемигивались вкраплённые в тёмно-сапфирные небеса вечные алмазы звёзд.       Под лучами восходящего солнца к Скале подходили последние опоздавшие. Вся поляна уже была заполнена, и воздух шумел от возгласов зверей. Прайд, как и всегда, собрался на площадке у пещеры, уже рассевшись в две шеренги. Чуть в стороне, ближе к краю выступа, расположились Король-Отец и Королева-Мать – Кову и Киара. С другой стороны, у пещеры, сели гости – Искер и Катрин с дочкой и гонцы из прайдов Аджуади и Фуруфу. Сами друзья, к огорчению Кианги, прийти не смогли: Екунде подходил срок рожать, а Фуруфу повредил лапу, неудачно соскользнув со скалы на охоте; конечно, их супруги остались с ними, прислав с посыльными львицами извинения, горячие поздравления и обещания непременно прийти в гости чуть позже. Кианга уже предвкушала, какой сюрприз будет, когда она сама навестит их, ведь теперь она, став свободной, сможет сама сходить в гости к друзьям вместе с Ватом и детьми и посмотреть, как они живут...       Животные внизу, утомлённые ожиданием, уже начали понемногу волноваться, но Кианга медлила начинать церемонию без благословения Мванги. Наконец она заметила, как мандрил пробирается к тропинке, ведущей наверх. Он был не один – рядом с ним грациозно вышагивала самка, на спине которой, уцепившись за шерсть, сидели два детёныша. Кианга улыбнулась, вновь удивляясь быстротечности времени. Она всё время забывала, что теперь семья была уже не у неё одной.       Поднявшись, шаман тепло приветствовал львов. Детёныши с опаской взирали на такое количество хищников со спины матери, но та ласково потрепала их, успокаивая.       – Королева, – чуть склонился мандрил перед Киангой.       – Брось, – немедленно отозвалась львица. – Кто кому ещё из нас должен кланяться...       Мванга улыбнулся.       – Я пришёл дать вам своё благословение и попросить ваше, – сказал он. – С вашего позволения, я хочу покинуть Прайдленд, чтобы вернуться к своей семье, к Звенящему Водопаду.       Кианга вздохнула. Его слова не были для неё новостью – они уже говорили с шаманом об этом. Теперь он лишь пришёл сообщить это всем официально. Члены прайда удивлённо переглянулись.       – Как же мы будем без шамана? – растерянно спросила Киара.       – Я больше не нужен вам, – улыбнулся в ответ мандрил. – Особенно теперь, когда корона наконец переходит к настоящему защитнику и опоре прайда. К истинному Королю, – и он многозначительно переглянулся с Киангой. Та кивнула и тяжело вздохнула.       – Всё меняется, – загадочно улыбнулся ей шаман. – Всё старое уходит в прошлое, а на смену ему приходит новое. И как бы нам ни хотелось удержать прошлое, его нужно отпускать. Круг Жизни никогда не останавливается. Таков порядок вещей. И сегодняшняя коронация твоего брата – лучший тому пример.       – Нам будет не хватать тебя, – вздохнула Кианга. – Отпускать всегда тяжело...       Мванга ласково обнял её. Кову улыбнулся.       – Наше место – рядом с нашими семьями, сказала мне когда-то твоя мама, – обратился он к старшей дочери. – Ты отдаёшь престол брату ради своей семьи. Отпусти же и нашего доброго друга к своей.       Львица слабо улыбнулась.       – Спасибо тебе за всё, Мванга, – шепнула она. – Конечно, я отпущу тебя. Будь счастлив. Ты заслужил это.       – И ты, – ласково погладил её по голове мандрил. – Не забывай об этом.       – Ну что же, приступим к церемонии? – улыбнулся Кову.       – Не хочешь провести последнюю церемонию, Мванга? – весело спросила Кианга у шамана.       – О, пожалуй, нет, – рассмеялся мандрил. – Ограничусь благословением. Приходит новое, помнишь?       Львица кивнула и, улыбнувшись брату, перевела взгляд на Самавати.       – Солнце уже восходит, – ободряюще шепнул он. – Вперёд. Мы вместе. Я с тобой.       Львицы прайда склонили головы. Переглянувшись, поклонились и Киара с Кову. Мванга обнял Нууму, что-то шепча ему на ухо. Припоминая, как когда-то короновали её родителей, Кианга двинулась к краю Скалы. Ват не отставал ни на шаг. Животные внизу притихли, и над поляной воцарилась тишина. Кианге казалось, что в этой тишине абсолютно всем слышно гулкое биение её сердца. Она оглядела пёстрые спины собравшихся внизу, далёкие восточные горы, за которыми где-то там была теперь Екунда, и наконец посмотрела прямо на солнце. На миг в его сиянии ей померещились лица Рафики, Симбы, Налы и шестёрка львят, весело резвящихся в траве саванны. Она обернулась на Вата, едва заметно кивнувшего ей, и громко зарычала, как не рычала ещё никогда в жизни, вместе с этим рыком отпуская все тревоги и переживания, всю копившуюся внутри годами боль, все страхи и сомнения. Самавати ещё рычал, а она уже умолкла, глубоко вдыхая воздух и с наслаждением впуская в себя свежесть нового дня.       «Свершилось», – ликующе подумала она и обернулась на Нууму, уже подходящего к ним сквозь строй склонившихся львиц.       – Смелее, – улыбнулась она брату и громко выкрикнула: – Да здравствует Король!       – Да здравствует Король! – вразнобой подхватили сотни голосов. – Да здравствует Король!       Нуума громко зарычал первым, а затем рык подхватил весь прайд. Животные внизу ликовали, кто-то кланялся, кто-то, наоборот, поднимался на дыбы и топал ногами, поднимая в воздух пыль. Кувыркались в воздухе и описывали над Прайдроком круги почёта птицы. Звучно трубили слоны. Кианга счастливо улыбалась, прижимаясь к Самавати. Подбежавшие к ним близняшки восторженно путались у родителей в лапах.       – Это так круто, мама! – восторженно завопила Юджана. – Давай так будет каждый день?       Кианга тепло рассмеялась.       – Нет, милая, каждый день так не будет. Но я обещаю тебе, что теперь всё всегда будет хорошо. Вот увидишь.       – Ну-у-у... – разочарованно протянула маленькая львичка. – А что же тогда будет завтра?       Кианга снова посмотрела на солнце. Закрыв глаза, глубоко вдохнула, на миг представив, что все, кто в её жизни был дорог ей, рядом с ней, увидев, как все они улыбаются ей, ощутив бесконечную любовь, ширящуюся в груди. Увидела безбрежную синюю гладь воды, пенящуюся барашками волн, голосом старого Рафики нашёптывающую: «Мы все – едины. Только вместе мы нечто большее... Только вместе...». Открыв глаза, посмотрела в глаза Самавати и, встретив его ласковый и радостный взгляд, улыбнулась ему.       – Завтра? – весело переспросила она, обнимая дочек. – А завтра будет новый день.

***