Арсений проснулся рано, когда за окном ещё было темно. Он всё ещё чувствовал себя таким же убитым, но к ощущениям добавилась боль от неудобной позы – чего можно ещё ожидать от сна на полу? Подаренный Антоном браслет отчего-то давит на запястье слишком сильно, чуть ли не прожигая кожу до самых костей. Но Арсений всё равно не снимает его, оглядывает комнату полуприкрытыми глазами и не может поверить, что всё произошедшее – правда.
Он вскакивает и быстро находит свой телефон. Звонит
ему. Гудки болью отдаются в сознании.
Глупо было надеяться, что
он ответит.
Моё солнце.
Антон, ответь
Нам надо поговорить
4:57
Антон, пожалуйста.
Скажи, что ты пошутил
5:03
Тош, что-то случилось? Давай поговорим?
5:06
Я обидел тебя чем-то? Я могу тебе помочь?
5:08
Ой, ты наверное ещё спишь. Я, дурак, на время не посмотрел!
Прости, напишу позднее :)
Люблю тебя :3
5:17
Арсений ставит телефон на зарядку и доходит до кухни, включая там свет. Нехотя оглядывает побитую посуду.
– Дурак, Арсюх, зачем? – грустно усмехается сам себе, нагибается, берёт один продолговатый осколок и смотрит на него. Смотрит долго и внимательно. Так, словно в руки к нему попала какая-то неведомая вещица, которую до него не видел ещё никто и никогда. Изучает взглядом, словно заворожённый. Смотрит на лампочку сквозь него – не знает, зачем. Просто так.
В голове проносится мысль: «А что, если…?». Одна из тех нелепых идей, которые всегда приходили в его голову: «А что, если выйти на улицу и потанцевать?», «А что, если обнять прохожего?», «А что, если запрыгнуть верхом на случайно повстречавшуюся лошадь?». Вот и сейчас: «А что, если провести острым уголком стекла по руке? Получится разрезать или так бывает только в фильмах?»
Арсений всегда выполнял те идеи, которые приходили в его взбаламученную голову. Потому что следовал принципу: если не знаешь, что ответить, всегда говори «да». Он поворачивает левую руку ладошкой вверх и подносит осколок ближе. Касается невесомо, а затем тут же откидывает его, не успев поранить кожу, ужасаясь своим мыслям. Отшатывается к стене и испуганно смотрит вокруг так, словно сейчас в его голове было какое-то помутнение и он не осознавал, что делал. Арсений боязливо прижимает руку, на которой мог бы быть порез, к своей груди. Всё тело дрожит, а в глазах боль и паника.
– Тош! Я тут… – забывшись, зовёт мальчика. Тут же осекается.
Ему больше некого звать.
Квартира кажется пустой. Неживой. Словно с Антоном из неё ушло всё тепло, весь уют.
Арсений зажимает себе рот руками и вновь срывается на плач.
Почему так больно? Ведь он просто обычный мальчишка…
В голове сам всплывает диалог с Димой Позовым:
– Вот моё сердце – давай свою руку!
– Об этом я и говорю, Арсений! – понарошку ругается Позов. – Вот этого – не надо! Сначала прощупаем почву, поймём, что он за человек, а потом уже можешь сердце своё отбитое доверять!
Снова доверился. Снова растоптали.
Слёзы душат так сильно, что Арсений едва ли может вдохнуть.
– П-пожалуйста… Прошу, хватит… – умоляет он в пустоту, сильнее обнимая себя руками.
Возвращается к телефону.
Димозавр.
Дим... Мне очень больно…
5:59
Почти сразу из телефона доносится приятный звук скрипки – звенит будильник. Мужчина морщится и вспоминает, что сегодня вообще-то нужно идти в школу.
Возможно там будет
он. Хотя почему возможно? Будет. Это ведь и
его школа.
Он учится там.
Арсений немного теряется, не зная, хочет ли видеть мальчишку. Он думает, что надо бы взять веник и убраться, но сил нет совсем.
Телефон вновь звонит. Дима получил сообщение. Мужчина скатывается по стене на пол.
– Что случилось? – ни привет, ни доброе утро, а сразу к делу.
Арсений молчит, не зная, как подобрать слова.
– Арс, блять. Чё с тобой? Не молчи.
«Давай. Ты сможешь» – втягивает воздух шумно и зажмуривается.
– Антон меня бросил, – имя режет по ушам больнее ножа. Брюнет закрывает себе рот ладонью, боясь проронить хотя бы один всхлип.
– Говнюк, – шипит в трубку, но тут же прерывается строгим голосом Арсения.
– Не называй его так.
– Бля-я-я-ять. Прекрати его защищать, – небольшая пауза и тяжёлый вздох. – В школу идёшь?
Арсений на мгновение чувствует себя старшеклассником, который только что собирался прогулять уроки. Но, увы и ах, он серьёзный взрослый, и что бы ни происходило в его личной жизни, это не должно ни коим образом касаться работы.
– Да.
– Держись. Там поговорим, – и сбрасывает.
Арсений совсем не того хотел получить, звоня своему другу. Настроение не поднялось. Чувство одиночества не исчезло.
Моё солцне.
Тош, ты проснулся? Доброе утро
6:12
Пишет практически несгибаемыми пальцами. Закусывает губу. Внутри что-то сворачивается в тугой узел, подсказывая, что больше ему не ответят. Мутно вспоминает, что парень пообещал больше не появляться в его жизни.
Грудь словно пронзает штырь. Слишком больно.
– Нечестно, – почти что хнычет он, поднимаясь с пола, одевается на автомате.
Идти пешком не хочется, поэтому садится в машину, осознавая, что вот-вот накатят воспоминания.
И накатывают, снежной лавиной обрушиваясь на Арсения.
Совсем недавно
он спал на соседнем сиденье. Шептал признания в любви и пел «Пьяное солнце».
Господи, когда это закончится!?
Включает какой-то рок и едет слишком быстро. Чудом не врезается ни в кого. Хотя очень хочется. Доезжает скорее на автопилоте, чем осознанно.
В голове всё воспроизводится слишком медленно. А внутри зияет дыра. Такая пустая и холодная. Она уничтожает всё, не оставляя после себя ничего. Арсению даже начинает казаться, что он не чувствует ничего.
На часах только семь – до уроков час. Он идёт в кабинет, силясь привести себя в порядок хотя бы там, но, открыв дверь, замирает у самого входа.
За
этой партой
он сидел ещё только вчера. Сегодня, наверное, пересядет в самый конец и будет делать вид, что его, Арсения Сергеевича, не существует.
Позов приходит в пол восьмого. Мужчина крепко обнимает Арсения, и тот в который раз плачет, позволяя себе немного расслабиться. Говорит что-то полусвязное, пока Дима гладит его по спине, отпуская в сторону Антона едкие словечки. Арсений немного успокаивается, и они договариваются вечером встретиться у него дома, потому что в бар идти совсем как-то не хотелось.
Когда Дмитрий Темурович уходит, брюнет с замиранием сердца ждёт встречи
с ним, без устали проверяя телефон на наличие новых сообщений.
В школу
он сегодня тоже не приходит. А за окном идёт мокрый снег и пасмурно так, что почти темно. Арсений уверен – это потому, что
его солнце не пришло.
Попов еле доживает день, при каждом скрипе двери вздрагивая и оглядываясь, надеясь, что это будет
он. Но увы.
После уроков едет домой и падает в кровать, сразу же засыпая. Это был слишком тяжёлый день. Сил нет от слова «совсем».
Арсению не снились сны уже очень давно. Но сейчас, видимо, что-то изменилось. Он просыпается в холодном поту и тяжело дышит, не сразу различая в фигуре рядом взволнованного Позова, который отчаянно пытался его разбудить. Снилось что-то жуткое – ночь, страшный холодный лес, деревья со своими ветвями-лапами. Всё это окружало Арсения, ставшего вдруг совсем маленьким и беззащитным, и тянулось к нему, обволакивая чувством тоски и страха. Он куда-то бежал, чувствуя, как ветки бьют по лицу, рассекая щёки до крови и так и норовя выколоть глаза. Сзади нечто наступало за ним по пятам, гналось за Арсением, желая захватить его к себе, поймать и, видимо, сделать что-то очень плохое.
Дима заботливо приносит стакан воды, заставив мужчину выпить его до дна, а затем демонстрирует пакет, в котором что-то заманчиво звенит.
Алкоголь. Точно. То, что нужно!
***
После того, как Позов помог убрать осколки и беспорядок (Арсений сразу почувствовал свою благодарность по отношению к нему, ведь он помогает и ничего не просит взамен – настоящий друг), они уселись за стол и напились так, что соображали уже плохо.
Зато Арсения немного отпустило. Внутри уже не было такой пустоты, а была радость и весёлая беззаботность. Мысли постепенно вытеснились из головы, а из колонки уже доносилась какая-то быстрая музыка.
Арсений не помнит, как Дима заснул на диване, не помнит, как одевался и как сейчас оказался на пороге квартиры Антона. Глубоко вдохнув, он нажал на звонок. Сначала в квартире была гробовая тишина, но затем послышалось лёгкое копошение и медленные шаги.
Дверь распахивается. Арсений видит напротив до боли знакомые зелёные глаза, в которых в следующую секунду отражается такой дикий испуг, что мужчина невольно пугается и сам. В следующую секунду дверь с грохотом захлопывается, не позволяя брюнету сказать хотя бы слово.
Моё солнце:
Уходи. Немедленно.
22:19
Вы:
Я никуда не уйду.
Антон, мы должны поговорить!
22:19
Моё солнце:
Я блять не люблю тебя! УХОДИ!
22:21
Арсений оседает на холодный бетон подъезда, не в силах больше стоять на ногах. В голове всё ещё неприятно шумит от выпитого алкоголя, но холод улицы помог немного протрезветь.
Вы:
Но раньше же любил…
Ты говорил… Я верю тебе!
22:25
Моё солнце:
Арс, я врал. Врал тебе.
Прими это и успокойся.
Оставь меня в покое.
22:27
Кто-то режет по сердцу Арсения так глубоко, так больно и жестоко, что сдерживаться он просто не в силах. И Арсений кричит. Громко кричит, зажимая голову руками, пальцами зарываясь в свои волосы и болезненно стискивая их. Эхо разносится по всему подъезду.
Антон сидит на полу по другую сторону двери, обнимая свои колени руками. Он вздрагивает от этого крика и до крови кусает щёку изнутри, пытаясь сдержать свои рыдания. Он благодарит бога, что отчима сейчас нет дома, но боль уничтожает и его тоже, не оставляя после себя ничего.
– Я не верю! НЕ ВЕРЮ ТЕБЕ, СЛЫШИШЬ?! – кричит Арсений, вскакивая с пола и ударяя кулаками в дверь. – ТЫ НЕ МОГ МНЕ ВРАТЬ! ТЫ ЛЮБИШЬ МЕНЯ! ТЫ ОБЕЩАЛ БЫТЬ РЯДОМ! – он захлёбывается в собственных слезах, вновь оседая на ступени возле двери. – Я люблю тебя, Тош… – произносит он совсем шёпотом, прислоняясь головой к холодной стене и прикрывая глаза. – Люблю… слышишь..?
Антон зажимает себе руками рот, потерянно смотрит перед собой и кивает. Кивает, потому что действительно слышит его.
И любит.
Тоже любит его.
Он думает, что поступает слишком жестоко и что Арсений не простит теперь его ни за что и никогда. Думает, что вся его жизнь – сплошная ошибка, и единственное, что было в ней прекрасного, того, ради чего стоит жить,
это Арсений.
Арсений, которого он потерял.
Которого он сейчас собственноручно уничтожил.
Убил. Как и себя самого.