***
Джуди видела, как взбудоражено выглядела Ванесса. Нет, не так: Джуди чувствовала и понимала, что она была раздражена после разговора в техническом коридоре, и это изрядно сказывалось во всех ее слишком резких жестах. Джуди даже закатила глаза, стоя возле стены, когда Ванесса слишком громко хлопнула в ладоши, позируя для фотографии незнакомой семьи. Как она не меняла эмоции и не узнала ее – загадка. Что в ней изменилось? И только после того, как женщина с темными волосами забрала обратно фотоаппарат у любезно и учтиво проходящего мимо невольного помощника,, Ванесса вздрогнула и, поправив выбившуюся из общей прически прядь, быстрым шагом пошла прочь от семьи, не видя, как невысокий мальчик задержал на ней взгляд. Фонарь в ее руке был другим, не тем, с каким Ванесса встретила ее. Тот, похоже, в неизвестном месте. – Почему Вы так смотрите на нее? Резкий вопрос разорвал тишину на куски, а Джуди с удивлением отметила, что роботизированная курица с треугольной серьгой смотрела прямо на нее, говоря только с ней. Это... удивляло. И от этого пронзительного взгляда становилось слишком неловко – все в Пиццаплексе было в бесспорно ужасающе-необычном настроении. Не стоит уделять этому столько внимания, робот просто посмотрит и уйдет. Да? Ванесса вздрагивала. Джуди видела, как девушка делала это слишком часто в последнее время, перед ней, перед тем, как вспылить; когда уходила, когда светловолосая макушка мелькала возле секции Фредди. Джуди наблюдала, будучи совершенно разбитой и сбитой с толку от того, что все происходит не по-настоящему, будто все, окружающее ее, —бескомпромиссная ложь, где Несс – Ванесса, Несси, – будто действительно потеряла лица родных в памяти. Казалось, Ванесса намеренно могла бы притвориться ради правил должности, и в таком случае женщина отчасти могла бы понять подобную позицию, вспоминая о тех случаях, которые обсуждали по новостям, однако все это было ложью. Однажды она уже увидела вещий сон. Короткий сон под названием «должность», в котором приходилось держать лицо и полагающий имидж, но.. стоит ли доверять своей интуиции или это все нервные предрассудки? Почему она говорила о смерти? Что-то случилось с ее дочерью, отчего Джуди должна была попытаться добиться цели снова, ведь идея о том, что неизвестная самозванка заменило личность Ванессы, ее тело ни в коем случае не казалась осуществимой Что с тобой, Несса? – Вам нужна помощь?... - Чика снова окликнула, резко наклоняясь ближе, отчего серьга в ухе качнулась. – Может, Ваш ребенок где-то рядом? Вы могли бы выпить кофе или, может, посвятить время себе иным способом. В ответ Джуди только ошарашенно махнула ресницами, резко стараясь обойти аниматроника. – Прости, я... Если я скажу тебе о-отойти от меня, ты послушаешься? – Да, думаю, да, миссис. Джуди прищурилась и огорченно выдохнула, на секунды закрывая лицо руками. Сосредоточься, ей нужно сосредоточиться. – Так можно сойти с ума.. – Вы чувствуете себя некомфортно?— спросила ее Чика непринужденно. Женщина устало потерла глаза и, подняв взгляд на Глэмрок артистку, задумалась на несколько секунд, глядя на нее совершенно пустыми, отчужденными от этого мира глазами. – И все-таки, миссис, – продолжила курица, подпирая голову ладонью, – я прошу прощения, если кто-либо из нашей команды смог причинить вред Вашему ментальному здоровью. – Нет, по... послушай, все в порядке, – Джуди выдавило сухой смешок. – Мне довольно весело здесь одной. – Правда? – встрепенулись Чика с все так же позитивным тоном. – Тогда хорошего дня, быть может, встретимся на «Вечеринке Чики». И в этот момент, прямо как в фильме ужасов, в просторном зале замигал свет, метая окружение между тьмой и освещенной комнатой, но работать исправно освещение, видимо, не собиралось, потому что на протяжении пары-тройки минут перебои с электричеством все никак не останавливались. В кварцевых лампах у двери для сотрудников стали четко видны искры, после чего несколько из них звонко перегорели. — Это еще что… такое… — шокированно пробормотала Джуди, а как только аниматронная гитаристка подняла голову и перевела свое внимание на женщину, то воцарилась гробовая тишина. Что-то упало. Что-то ударилось. Что-то зазвенело Оказавшаяся на плече ладонь в один момент стала более тяжелой и острой, словно чьи-то длинные ногти слегка впивались в кожу. Когти... Кому пришло в голову оставлять острые травмоопасные детали в околодетском заведении? Джуди инстинктивно отшатнулась от Глэмрок Чики, глядя на равные, дерганные движения металлической руки с элегантными пальцами. Но бежать здесь некуда, и она, чувствуя себя зайцем, внезапно охваченным паникой, буквально сжимается в комок, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Глаз Джуди нервно дернулся, когда в груди заклокотала полная жгучая ненависть буквально относительно всего сейчас – за что? Почему? Только после того, как тишину разрезал чей-то крик, удивленный вопрос и плач, а сотрудники разбежались по разным уголкам в ожидании новых перебоев, долгожданный свет наконец вернулся. Лампы над головой моргали время от времени, но хотелось верить, что опасность миновала и, кажется, темнота больше не настигнет комплекс снова. Гримасы со смешанным эмоциями полного шока, непонимания и даже ужаса застыли на лицах всех присутствующих без исключения, а случайные очевидцы в виде ботов с картами, расписанными мелким шрифтом, застыли будто бы в немом удивлении, которое уже понемногу обрастало разнообразными теориями и обсуждениями. Это событие скоро поползет по всему потоку уж точно – Черт! Через два часа собираемся в атриуме, живо! — прокричал из динамика мужской голос,, после чего внезапно закашлялся, — Почему?! Почему именно сейчас?! Его слова звучали больше как приказ, нежели чем просьба. Может, подобное происходит часто? . Оглядываясь, Джуди спешно попыталась отыскать знакомое лицо, дружелюбное и самое главное человеческое, кого-то, кто мог бы рассказать ей, что происходит и где сейчас единственная знакома здесь душа. Не удосуживаясь обеспокоиться молчаливости Глэмрок Чики, Джуди заметила высокую макушку и помчалась к Ванессе, надеясь получить еще один шанс не быть отвергнутой. – Ванесса! – Джуди прокричала ей вдогонку, подбегая на полной скорости, чтобы не упустить охранницу. — Несс, я понимаю, ты занята, но позволь мне поговорить с тобой! Ванесс резко остановилась и обернулась медленно, нарочито растягивая этот момент, глядя на женщину широко распахнутыми глазами, прежде чем недовольно ответить. – Оставь меня в покое! Рука ложится ей на плечо — утешая. — Пожалуйста, дай мне еще одну минуту, — ее голос прерывается, — просто скажи мне, что у тебя все хорошо, ладно? Тебе необязательно избегать меня. Мы… мы увидимся снова. Это не прощание. Она была так счастлива всего несколько минут назад, улыбаясь для фотографии, а может, притворно счастлива. Она заслуживает того, чтобы всегда быть счастливым, и… она похоронила прошлое. Нет, она словно стерла его, как будто что-то слишком имело сильное значение для психики, и показывала, как ярость взрывается. Ванесса заслуживала гораздо большего не меньше, чем кто-либо другой. Джуди не знала почему. Джуди была бы готова прийти в Мега Пиццаплекс снова, снова найти, снова узнать. — Мне нужно указать Вам на стенд правил, чтобы доказать, что Ваше поведение неправильно? Еще раз: прекратите называть меня той, кем Вы мне не являетесь, — в голосе было столько злости, она даже подняла одну руку, чтобы указать куда-то в сторону прикрепленных магнитами листов, но вовремя одумалась, продолжая испепелять взглядом. Пожалуйста, пойми, мысленно взмолилась женщина.. – Нет.. Я знаю, что ты можешь чувствовать себя странно по каким-то причинам, Несси, — с нажимом начала шептать Джуди. – Ты только должна знать, что злость достаточно хороша. Конечно, ты не должна рассказывать мне, но если за эти полгода с тобой случилось что-то действительно плохое, я всегда помогу тебе почувствовать себя лучше. Джуди была готова поклясться, что заметила, как плечи Ванессы вздрагивают, а спина неожиданно напрягается. Она вряд ли пребывает в восторге от сложившейся ситуации со светом, со встречей, с не до конца стертой тушью. Так явственно, что что-то не так, и это заметно – желудок скручивается, когда остренное гневом лицо смягчается, пепельная дымка уходит из прояснившихся глаз, и Ванесса с жалостью спрашивает: – О милая, я поняла, Вы не в себе? – она качнула головой, сбрасывая руку со своего плеча. – Ч... что? – сердце женщины от этого ответа, кажется, ухнуло в пятки, но она продолжила. – Почему ты не можешь поверить мне? – Потому что…, – настояла Ванесса ,чувствуя, как от этого признания становится нехорошо. – Ты не можешь быть мне близка. Думаю, что-то случилось в твоей жизни, и ты ищешь поддержки, но почему-то во мне? Джуди приблизилась к дочери, выглядя совершенно растерянной и потерянной. Не зная, сколько они провели в таком положении времени, но что-то внутри словно оборвалось, где-то под ребрами неприятно потянуло, и воздух, казалось, стал тяжелей. Что она сказала? Почему она действительно видела в ней незнакомку? Почему она была так негативна к ней? – Примите это, Джессика... – ....Джуди. – Джуди, – сквозь музыку слышится голос и, кажется, Ванесса искренне сбита с толку. – Я не понимаю, что ты пытаешься сказать.... Я не твоя дочь, — добавляет она с ноткой раздражения в голосе. – Единственное, чем я могу помочь, это помочь Вам с местонахождением или сказать, что недавний перебой в напряжении не несет вреда оборудованию и Вашей безопасности. . Сердце Джуди сжалось окончательно. В помещении между ними повисла тишина, но на сей раз она была более напряженная. Ванесса долго смотрит, исследует глазами лицо и ничего не говорит, отводя взгляд и резко вздрагивая. – Для начала никогда не знала женщину с таким именем, — задумчиво пояснила Ванесса практически серьезно – лишь в глазах сверкали озорные искорки. – Оставь меня в покое, не беспокой... Я… не хочу больше говорить ни о чем подобном! И тогда Ванесса рассмеялась. Так грустно и болезненно для Джуди, что ее грудная клетка вспыхнула слишком ощутимо, а пальцы не решились дотронуться. Кажется, Ванесса могла бы сомневаться во всем и в том числе в себе. Насколько хватит ее терпения? Как сильно могла измениться и как долго это происходило? Кажется, она не начала верить словам... но в то же время это неправильно – убеждать в ошибке в несовершенных воспоминаниях. Разорванная связь. Охранница посмотрела на спешно убирающих осколки сотрудников, посмотрела на стену, на собравшихся в кучку и смеющихся детей, пару раз вздохнула и прикрыла глаза. Может, смотреть после таких слов Ванессе ни на что совершенно не хотелось. Может, это все глупость, может, только попытка оправдаться? «Я не говорила, что не могу тебе поверить… Я сказала, что мне это кажется неправдой?» «Ты меня любишь? Тогда куда ты пропала, если не была мертва?». «Знаешь, что я сделала?»***
Подол платья шуршит по гладкому полу, что отражает не хуже зеркала свет фонаря и расплывчатые тени темных силуэтов. Стук каблуков практически не слышен за резкой, изредка плавной игровой мелодии. Глухие удары сердца о грудную клетку раздаются прямо в голове, будто бы специально транслируются с целью причинить душевную боль. Дыхание едва заметно, размеренно, каждый вдох, что не сопровождается ускорением сердцебиения, кажется маленькой победой над собой. Губы сомкнуты в тонкую полоску, так плотно, что даже помада не может скрыть их бледность. Желто-бежевые стены помещения расплывается, лишь боковым зрением она недавно видела нескольких дверей, что также заперты и, не отрывая взгляд, продолжила идти по темноте. С каждым поворотом мир будто бы кружился вокруг нее, но на самом деле все наоборот. Ванесса стояла здесь в желтом платье, знакомое ей лишь по постеру на игровом автомате. Где все люди? Куда пропала привычная музыка и где вездесущие боты? Почему здесь только мрак? Темная сцена Мега Пиццаплекса казалось дико неприветливой без огней, света сафитов и неоновой подсветки. Пустота завораживала; одинокий прожектор, светивший белым на центр помещения, из-за чего лучи попадали на кнопку, чтобы спуститься вместе со сценой в ремонтный блок, и кое-где - на стулья и столы, словно разбрасываемые хаотическим порывом. Зал казался замершим из-за неизвестных неполадок. Разбросанные на полу незажженные гирлянды, коробки с пиццей, стаканы. И, стоя прямо под прожектором, Ванесса не видела ничего вокруг, только с грустной ноткой пыталась рассмотреть то, что происходит, вытянув вперед руку с фонарем. Пробирающая паника охватила грудную клетку, а сердце ускоридо свой пульс, и кажется, будто бы этот необъяснимый страх лишь возрастает, когда она остается совершенно одна. На полу осталась потерянная маска с обведнным красным зрачками, полусогнутыми кроличьими ушами, не паралон, не увесестая голова кролика с усами. У одной крольчихи есть имя. Ее маска, которую она создала для примера, чтобы позже воплотить ее дизайн в игре. Свет в фонаре мигнул, краска на маске частично слезла. Нет. Она бы ни за что ее не взяла снова. Морозный холодок пробежал по спине, когда она огляделась вокруг, отыскивая хоть какой-то признак жизни, и не находила совсем никого. Веселая тематическая музыка давно уже стихла, оставив после себя удручающую тишину, отчего беспокойство сильнее накрыло с головой. Ванесса была уже взрослой. Никогда не мечтала быть принцессой. Ванесса была взрослой, и она знала, что добрых снов о темноте не бывает. Она понимала, что нужно бежать из этого места, к тому же — нестерпимо хотелось вернуться домой, но все тело ощущалось каким-то ватным, словно неспособным двигаться, и от этого липкий страх еще больше окутывает ее тело. И оу, огни, которые она готова зажечь светом ее фонаря. Одиночество пугало ее, из-за чего она попятилась от маски на полу и сильнее сжала пальцы на резной ручке, с опаской всматриваясь в темноту. Здесь не было никого, а тот факт, что она не понимала, что происходит, беспокоил еще больше. Ванесса не помнила, чтобы собиралась на костюмированную вечеринку и шла по темным коридорам, и все больше и больше казалось, что не стоило закрывать глаза. Поддаться сладкому искушению оказалось опасно. Только не отпускай фонарь, только не тони в этой тьме, иначе будешь на все готова и согласна. Ванесса тяжело вздохнула и, зачесав волосы назад, закрыла глаза – не помогло, кошмар не пропал. Снова открывая глаза, она надеялась увидеть хоть что-нибудь, кроме этой жалкой черноты, и в следующую секунду сцену заслонили неразличимые сбои. Ей на мгновение показалось, будто прожектор светит слабее и чернота вокруг меняет краски на зеленый, фиолетовый, красный, рябит как при прикосновении к воде, от чего по коже Ванессы мгновенно пробежала стая холодных мурашек, слабо перебивавших слишком яркие прикосновения чьих-то рук. Может быть, маска на полу точно так же глючит, как все вокруг? – Ты хочешь отставить меня? Я здесь, прямо здесь, – насмешливым эхом прозвучал голос . От осознания реплики сердце пропустило несколько ударов, а после – со всей возможной силой врезалось в ребра, освобождая поток адреналина, будто бы земля вдруг ушла из-под ног, а потом вернулась назад, не дав сознанию толком понять, что случилось. Несколько раз Ванесса ошарашенно оглянулась по сторонам и наконец смогла вглядеться в человека напротив, которого скрывала тьма, не давая разглядеть ничего кроме худощавого силуэта, даже когда ее глаза окончательно привыкли к свету фонаря и когда прожектор тревожно мигнул и погас. Внезапно рука с фонарем начала дрожать, и она, даже не поворачивая головы, будто точно поняла, кто говорит с ней. Фонарь выпал из рук на пол, и пламя потухло, вызывая еще один испуганный вздох. Одна ладонь в его ледяной руке, вторая покоится на плече, чуть сжимает холодную ткань рубашки. Он аккуратно, едва прикасаясь к талии, удерживает ее рядом с собой, не придвигая до неприличия близко, лишь сохраняя определенное расстояние. Ванесса не могла бы разглядеть лица, не пыталась, не видела ничего, однако и с одной стороны, и с другой искрами сверкает лишь равнодушие ко всему происходящему. Но только в одном омуте она настоящая, а не приторно-лживая, построенная на злости, смешанной с ненавистью. – Кто ты? Шаг вперед, шаг в сторону – пальцы сильнее сжимают гладкую ткань одежды, но взгляд все еще остается холодным, а выражение лица - равнодушным. Ее взгляд, ее эмоции, который в реальности могли бы быть совершенно другими и правильными. Музыка вновь режет слух, всеми силами пытаются сбить спокойное сердцебиение, от них по коже пробегают тысячи мурашек, которые холодом проникают в кровь, леденят ее. Фигура выпускает ее из объятий, но все еще удерживает тонкую ладонь, поднимает руку и проворачивает ее вокруг своей оси, тут же вновь подхватывая за талию. Сцену поглотила оглушительная тишина, а Ванесса наконец смогла разглядеть призрачную, всего секундную ухмылку. – Скажи мне... Что происходит? — хрипло выдавливает она, сглатывая слезы. — Мой фонарь потух! Его рука чуть сжимает ее ладонь, а та, что на талии, заставляет сделать шаг за ним, поддаться и принять заданное направление, чтобы не упасть,стать податливой в надежных руках. Желая поскорее вырвать из груди доверчивое сердце, что так легко вновь и вновь было готово выпрыгнуть из груди, , Ванесса попыталась убедить собственную панику в том, что всего лишь спит и ничего плохого в незнакомце нет, лишь бы не чувствовать запахи мертвых тел, не слышать голоса мертвецов и не видеть их самих. Наблюдая за рваными движениями силуэта, Ванесса впервые не зная, что ей делать, но отчетливо расслышала ненавистный грустный голос, сказавший две пары слов, от которых содрогнулось все ее естество, моментально чуть не потеряв равновесие. – Я здесь, Ванни. Всегда, какую бы стену ты не решилась построить. Нет, не должна подтвердить свои догадки, не сейчас, ни за что! Это не может быть по-настоящему. Адреналин разбудил. Он разбудил, и сон прервался на встретившихся в ужасе взглядах. Сердце подпрыгнуло к самому горлу глухим ударом, предложение чем Ванесса открыла глаза в офисе охраны, в почти родной полутемной комнате на ночной смене. Еще рано. Даже рассвет не наступил, но она проснулась от обычного кошмара, который мучил ее своими контрастами всю ночь. Ни одной души, ни одного шороха, ни одного следа. Никакого Пиццаплекса, пращднующего в честь чего-либо , никакой застывшей во времени атмосферы, никаких ослепительных прожекторов. Ничего не глючило так, что хотелось сжечь это место, затаив дыхание; и никто на самом деле не танцевал с ней. Ванесса зарылась с пальцами в спутанные волосы, с силой зажмуриваясь. – О, нет, – мысль не удержалась в голове, ее голос звучал взволнованно и нервно. Глаза начали слезиться. – Что.. нет, нет, нет. Определено, всего лишь ночной кошмар. Новый. Очередной. Такого не может быть. Страшные сны могут присниться любому. Иного не дано. Вероятно, на улице сумерки, а темные деревья покачивались на ветру. Там тихо. Спокойно тихо, прохладно, ни одного лишнего звука, никакой музыки или неровностей реальности. В груди все еще глухо, перепугано колотилось сердце, тело, казалось, дрожало, и в голове прокручивались картинки из сноведения: она не совсем осознанно анализировала каждую сцену, каждое слово. Страх и злость. Тревога. Грусть и апатия. Смех и холод. Ванни бы этого не одобрила, Ванни бы не была меланхоличной и напуганной. Ванесса боялась, но Ванни бы никогда не чувствовала страх, неважно, кого она убьет, чтобы получить то, что хочет. Ванни бы не рассматривала покрасневшую ладонь, которой сжимала во сне чьей-то плечо. Ванни. Ее маска. Платье. Фонарь. Но в течение одного мирного момента даже Ванни, наверное, точно также могла бояться. – Это кажется знакомым, – тихо и слегка хрипло от долгого сна прошептала Ванесса, пытаясь не упускать воспоминания. – Почему, почему, почему? Секунды тишины выразили ее растерянность. – Нет, – легко выдала она и вымученно улыбнулась. – Ты еще один кошмар. Она поднялась и потянулась к выключателю, желая, чтобы ангелы, присматривающие за ее испорченной демонами душой, низвергли ее как можно дальше и, наконец, приказали рассыпаться в пепел при свете. – Офицер Ванесса, не включайте! Она не успела ничего предпринять и даже не успела понять, чей это был голос, как и того, что дверь офиса была распахнута с самого начала. Рядом мелькнула высокая темная фигура, которая почти сразу дернулась в сторону с громким металлическим звоном, и прямо у той области, где еще мгновение Ванесса хотела нащупать выключатель, моментально прояснились чужие рубиновые глаза, после чего силуэт схватился за ее запястье покрепче с очень угрожающим видом. Небольшой коридор, из-за которого звучали приглушенные мелодии, был последним. И тогда вместо возмущения и испуга Ванесса улыбнулась Луне чересчур ласково и со всей вероятной злобой сжала между пальцев голубую ткань местами окровавленного банта.