the complexities of love

Чанмин честно не помнит, когда все это началось. Когда он впервые почувствовал то, чего не должен был. Он не помнит, но все равно искренне и всем сердцем ненавидит тот день, заодно с днем их первой с Ëнхуном встречи. Они познакомились, как и все, в агентстве, будучи трейни малоизвестной компании. «Какой он красивый», — подумал Кью, как только Ëнхун впервые переступил порог танцевальной студии. «Сто процентов будет вижуалом», — пронеслось в голове следом. Он выглядел как принц из детских сказок — статный, холодный и гордый. И, как оказалось, вел себя так же, что Чанмину тут же не понравилось. Да у него было смазливое личико и неплохие вокальные данные, но это — как думалось Кью — не давало ему повода вести себя как напыщенный придурок. Особенно при его почти нулевом умении танцевать. Именно поэтому младший сторонился, как оказалось, своего сонбэ, и контактировал с ним только при острой необходимости. Ëнхун же не смотря на очевидную неприязнь ему ярко улыбался, но все еще был жутким воображалой и строил из себя не весть что. Пока не расплакался на их пятой тренировке из-за того, что больно ударился спиной о паркет — Кью тогда впервые увидел эмоции на его привычно каменном лице. Однако отправной точкой началу их общения послужило совсем не это. Кью в тот день как обычно задерживался в агентстве, допоздна репетируя хореографию. Время давно перевалило за полночь и, как думал Чанмин, все трейни уже видели десятый сон в своих пастелях в общаге, куда наконец собирался и он, но льющийся из-под двери второй репетиционной свет не дал ему этого сделать. Из зала доносилась приглушенная музыка и слышались чужие шаги в такт — Кью недолго думая приоткрыл дверь, тут же замирая на пороге. Ëнхун оттачивал хореографию для ближайшего смотра, каждый раз застревая на одном и том же элементе. Движение было сложным (даже у Чанмина получилось отнюдь не со второго раза) поэтому Ким злился, матерился тихо, но продолжал репетировать. Он прогонял танец снова и снова все те десять минут, что Чанмин тайком подглядывал за дверью, пока окончательно не упал без сил, свернувшись на полу калачиком и тихо всхлипывая в рукав худи. Кью искренне не хотел лезть во все это и даже уже развернулся к выходу, чтоб свалить поскорее, но не вовремя проснувшаяся совесть не дала ему этого сделать, и, тяжело вздохнув, парень шагнул в противоположную от двери сторону. — Ты слишком рано делаешь второй шаг, — комментирует младший, неторопливо проходя вглубь комнаты. И кто его только за язык тянул… Ëнхун от неожиданности вздрагивает и быстро стирает непрошенные слезы все тем же рукавом худи. — О чем ты? — непонимающе звучит в ответ. — Первая часть связки у тебя получается неплохо, но в начале второй ты делаешь шаги слишком быстро и не попадаешь в ритм, — объясняет танцор и протягивает коллеге руку. Чанмин не понимает, что и зачем делает, но парень, лежащий сейчас на полу, совершенно не вяжется с образом того ледяного принца, что явился в их агентство несколько месяцев назад. Ему, этой версии Ëнхуна хочется помочь. Однако помощь тот принимает нехотя: косится недоверчиво и спустя долгую минуту наконец хватается за протянутую ладонь, поднимаясь с пола. Чанмин на это слабо улыбается — впервые за все время их знакомства — и встает рядом, принимаясь объяснять хореографию. Он старается делать все медленно и четко, чтобы старшему было легче понимать движения, следит за правильностью положения рук и ног и поправляет когда надо. Ëнхун схватывает быстро, очень внимательно слушает указания и очевидно старается несмотря на усталость, а спустя чуть меньше часа уже с легкостью повторяет всю связку почти без ошибок. Парень скачет чуть ли не до потолка, благодарит младшего и улыбается счастливо, на что тот, незаметно для себя отвечает тем же. Они вместе уезжают в общежитие, устало переговариваются по поводу работы, тренировок и возможного дебюта, старательно не затрагивая личные темы, а уже на следующий день Ëнхун зовет младшего пообедать вместе. В качестве благодарности оплачивает еду и много рассказывает о себе. Тут-то и разверзается личный чанминов ад, потому что старший оказывается очень интересным в общении, а от образа принца остается только красивая внешность и немного гордости. Они многое обсуждают, затрагивая разнообразные темы, спорят и смеются. Уже на выходе из кафе Ëнхун просит у Чанмина номер телефона аргументируя свою просьбу тем, что «с тобой интересно, когда ты не пытаешься убить меня взглядом», за что помимо чужого номера получает еще и хорошую затрещину. Старший на наигранную злость Кью только смеется и заказывает такси — тоже за свой счет, а уже в машине протягивает парню мобильный, с довольной улыбкой демонстрируя контакт «злюка» с эмоджи бурундука рядом. Младший смущается слабо и в очередной раз бьет хëна по плечу, а машина наконец трогается с места. Они едут в полной тишине, каждый думая о своем и разглядывая ночной Сеул, но молчание между ними не выглядит неловким, даже наоборот — Чанмин неожиданно для себя понимает, что с Ëнхуном приятно не только болтать, но и молчать. Вскоре их группа наконец дебютирует — начинаются постоянные промоушены съемки, интервью и фотосессии. Они оба сильно устают, постоянно работают и тренируются, но продолжают активно общаться. Много гуляют, часто вместе кушают и просто проводят время, и к моменту камбэка с BloomBloom становятся почти неразлучны. Группа тихо посмеивается с них и их взаимодействий, шутит про «женатиков» и активно палит перед немногочисленными фанатами то, чего нет. Кью злится то ли из-за шуток, то ли из-за того, что они так и остаются шутками, он сам не знает, а когда Чанхи чуть ли не на пальцах объясняет, что они действительно ведут себя как парочка, наконец понимает, что определенно второе. Незаметно для себя Чанмин погрязает в этом, тонет с каждым днем все сильнее и сам не до конца верит, что действительно влюбляется в Ëнхуна — в этого шумного, громкого, липучего и невыносимого идиота, но, одного из немногих, кто его действительно понимает. Потому что именно они всегда рядом друг с другом, когда кому-то из них плохо и грустно и именно они всегда успокаивают истерики друг друга просто одним своим присутствием и мягкими словами. Они действительно ведут себя как парочка: постоянно вместе, поддерживают и помогают друг другу, одаривают вниманием и комплиментами, как и все иногда ссорятся — редко из-за ревности, чаще из-за бытовухи и просто по совершенно глупым причинам. Чанмин, например постоянно бесится из-за липучего старшего, который вероятно совершенно не знает, что такое личное пространство, но со временем привыкает и возмущается только проформы ради. Ëнхун же на это улыбается только, потому что в принципе любит злить Кью и делает это с завидной регулярностью, видимо, прикола ради, после заявляя, что «ты милый, когда злишься» — младший тут же успокаивается, краснея. Особенно когда следом хëн снова лезет его тискать, вопя «милашка» и зацеловывая лицо. Они действительно ведут себя как парочка и Чанмин действительно думает, что от его признания ничего не поменяется, потому что они итак уже почти в отношениях, разве что поцелуи будут уже в губы и за закрытыми дверями. Он смущенно улыбается своим же мыслям, в один из дней окончательно решается и даже подготавливает речь, дрожа от волнения, но все как обычно идет по пизде, когда к нему приходит Нью, разбитый настолько, что страшно становится. Кью почему-то уверен, что проблема в Сону, но с расспросами не лезет, лишь молча сидит рядом и обнимает, тычась головой в хрупкое плечо. С этого и начинается пиздец, потому что БбанКью окончательно превращается в БбанКьюНью и Чанмин ничего не может с этим поделать. Да, они много проводили времени втроем и до этого, но теперь все совсем по-другому, потому что Ëнхун заметно меняется, обращая все свое внимание на Чанхи и оставляя младшего на обочине. Чанмин чувствует себя брошенным идиотом, коим в принципе и является, смотрит со стороны на то, как Нью занимает его место и плачет ночами как девочка-подросток, которую впервые отвергли. Он скучает, злится и бесится, но сделать ничего не может: ни со сложившейся ситуацией, ни со своими чувствами, потому что все еще дорожит ими обоими. Несмотря на это, Кью все-равно стремительно от них отстраняется, превращая их канонное трио в дуэт БбанНью. Ëнхун с Чанхи ничего не понимают, но если первый отстает спустя пару дней около активных допросов о том, что не так и снова забывается в общении с Чхве, — что вообще-то обидно — то сам Нью активно доебывает друга почти месяц, капая на мозги до тех пор, пока младший с психа не признается ему в чувствах к Ëнхуну. Чхве тогда тут же меняется в лице, обнимает крепко, потому что у Чанмина снова нервы не выдерживают, и заверяет, что они просто друзья и что он сам ничего такого к старшему не чувствует. Нью дурак, если думает, что эта ситуация односторонняя, но Кью видимо еще больший дурак, потому что другу неохотно, но верит. Однако после их разговора, ничего не меняется. Разве что Нью отшивает старшего чуть активнее, когда тот вновь начинает подкатывать, и проводит много времени с Чанмином, за что тот ему безмерно благодарен. Сам же Кью Ëнхуна старательно избегает, ходит как в воду опущенный и попеременно закрывается то в себе, то в танцевальном зале, из которого его чуть-ли не за шкирку вытаскивает Джуëн — еще один его лучший друг. Они ожидаемо еще сильнее сближаются, много тренируются и проводят вместе время, обсуждая хореографию и деятельность группы. Старший быстро замечает, что что-то не так, пытается помогать и заботиться, но Чанмин не дается, закрываясь только больше — загружать кого-либо своими проблемами не хочется от слова совсем. Особенно Джуëна и особенно, когда на носу очередной камбэк. Поддержка находится там, где не ждали — в лице Сону, с которым они неожиданно тоже сближаются. Да, они и до этого неплохо общались, вместе с Нью представляя еще одну канонную троицу, но сейчас что-то определенно меняется, только Чанмин не понимает что. Присматривается к младшему, косится подозрительно, нагоняя жути на пугливого Кима и, спустя какое-то время наконец все понимает — тот влюблен в Чанхи, а значит они оба в полной заднице. В тот день, когда Кью напрямую спрашивает о происходящем, Сону плачет, обнимая старшего и пряча лицо в изгибе чужой шеи, пока Чанмин шепчет какие-то глупости и искренне обещает помогать. Позже он признается и в своих чувствах к Ëнхуну и они вместе смеются с того, какие они оба идиоты. А потом, после признания и поделенной на двоих тайны, младший неожиданно раскрывается с совершенно другой стороны: подбадривает постоянно и ненавязчиво заботится, смешит то ли специально, то ли по случайности, и отвлекает от проблем, смеясь как дурак. Несколько раз сменяет Джуëна в операции под кодовым названием «спасение принцессы от смерти из-за переутомления» (он серьезно ее так и называет, отправляя второму главному танцору голосовое словно по рации). Чанмин его тогда гоняет по этажу целые пять минут и все-таки умудряется отвесить шуточных пиздюлей, наигранно злясь, но в итоге не выдерживая и смеясь на весь коридор, мысленно благодаря младшего. Он в этом не один, а значит справится. Однако после той злополучной ссоры Сону и Чанхи он уже ни в чем не уверен. … С момента той репетиции проходит неделя, на протяжении которой Чанмин пытается не сойти с ума окончательно, старательно избегая обоих виновников своих проблем, что ему удается достаточно легко. По крайней мере с Ëнхуном, который и дальше замечает младшего только тогда, когда тот злится и агрится на него. Заботливо спрашивает «что случилось», на что Кью чуть ли не ядом плюется. «Ты блять случился», — вертится на языке, но парень молчит, сваливая куда подальше. Сложнее получается с Чанхи как минимум, потому что тот приходит к нему с извинениями на следующее же утро. Нью хороший и добрый, и младший безусловно дорожит им и их дружбой, но со своей злостью и ревностью ничего поделать не может. А когда пару дней спустя Чхве делится с ним тем, что хочет дать Ëнхуну шанс, Кью совсем теряется, изо всех сил стараясь не расплакаться. Натягивает на лицо улыбку и настойчиво заверяет, что все и правда ок, мысленно желая свалить как можно скорее. Он не врет, когда говорит, что желает им обоим только самого лучшего и когда утверждает, что их взаимная симпатия — это не их вина, но обида и ревность все равно словно колючей проволокой больно сдавливают шею. После этого Чанмин избегает Ëнхуна с особой тщательностью. «Чанмин, нам надо поговорить». «Я занят». «Кью, не хочешь вместе пообедать? Хëн платит» «Прости, уже договорился с Сону». «Помоги мне с новой хореографией, я ее не понимаю» «Попроси Джуëна». «Перестань уже избегать меня» «Отъебись». Кью устал, вымотался и физически, и морально из-за всей этой ерунды, навалившейся на него. Он уже выплакал все, что можно, стабильно тратя час от индивидуальных занятий на самокопание — оказывается истерики и разбитое сердце отличная мотивация к работе. Чанмин посвящает все свободное время тренировкам и репетициям, параллельно с этим пытаясь привести в себя такого же убитого Сону, который почти совсем переезжает в студию. Танцор его за это ругает — хотя сам не лучше, — таскает младшему еду и старательно пытается вернуть балбеса в общагу, пока тот совсем в эмо-подростка не деградировал. Получается с переменным успехом, потому что Ким видимо настолько сильно в этом человеке, что просто не может его видеть с Ëнхуном. Кью не может тоже на самом деле, но скрывает это с большим успехом, проглатывая все обиды и широко улыбаясь. Так проходит целая неделя и прошло бы еще больше, если бы не Санëн, загнавший их четверых в угол своими запугиваниями. Из-за них приходится приспосабливаться, старательно скрывая неприязнь и отсутствие желания общаться — как-то не хочется потом выяснять отношения со всеми тремя в закрытой комнате. Поэтому он почти искренне — совсем нет — улыбается Ëнхуну, пытается разговаривать и общаться, находясь среди остальных одногрупников или под прицелом камер, а потом снова сваливая в агентство — будто бы это блять чем-то поможет. Его план работает как швейцарские часы, до тех пор, пока Ëнхун, при очередной попытке Чанмина съебаться, не тормозит его прямо у порога — часы все-таки оказываются китайскими. — Ну чего тебе? — тяжело вздыхает Кью и нехотя оборачивается. — Долго избегать меня будешь? — прямо в лоб, как и всегда спрашивает Ëнхун и выпытывающе смотрит на парня, сложив руки на груди. — Сколько потребуется. — Чанмин, я серьезно. Ты прекрасно слышал Санëна. — Да, и я в отличии от тебя стараюсь делать хоть что-то. Если не устраивает мог бы тоже поучаствовать в отыгрыше нашего «дружеского» общения. Ты же у нас актер, — очевидно язвит Чанмин, снова разворачиваясь к двери, а Ëнхун мгновенно заводится — загорается словно спичка. — Да блять, не хочу я ничего отыгрывать! — чужая рука резко хватает за лямку спортивной сумки, останавливая. Кью поворачивается одергивает сумку обратно на плечо, смотрит затравлено и сжимает челюсти, в попытке не ответить. — Прекрати уже этот гребанный цирк и просто скажи что, черт возьми, я сделал не так! — кричит старший и вроде как надо бы успокоить, а то еще всю общагу перебудит, но Кью вспыхивает и сам. — Тебе конкретным списком? Хорошо, как скажешь, — шипит он, грустно усмехается и действительно начинает перечислять, загибая палец на каждый пункт, — Первое, ты кинул меня — своего друга, когда я нуждался в тебе больше всего. Второе, ты променял меня на Чанхи, который, между прочим, МОЙ лучший друг. И третье, в конце концов, ты, блин, поцеловал его. — Откуда ты… Их очередную ссору неожиданно прерывает Сону, вопя откуда-то из своей комнаты. — Эй, вы двое, можете перестать орать? — Заткнись, Сону, — кричат оба в ответ и Ким младший затихает, смутно понимая, что даже если он ни в чем не виноват, ему пиздец если он продолжит. Они ненадолго замолкают, успокаиваются немного — будить остальных своими воплями действительно не стоит. Чанмин устало трет переносицу, тяжело выдыхает и снова поднимает взгляд на Ëнхуна, пока тот непонимающе пялится в ответ. — С чего это я не мог поцеловать Чанхи? — нарушает он наконец тишину, вводя младшего в конкретный ступор. «То есть из всего сказанного он услышал только это?» — думается Кью, и все сразу встает на свои места. — Ты вообще не за то зацепился, — горько усмехается он и опускает взгляд — обидно пиздец как, — Господи, иногда мне кажется, что мы разговариваем на разных языках. — Так перейди на мой и попытайся меня понять. — Сам переходи. — Боже, ты такой упертый, — закатывает глаза Ëнхун. — А ты такой придурок, — зеркалит напоследок младший и сваливает в агентство, не желая больше находится с Кимом наедине ни минутой больше. … Ëнхун сдается слишком быстро, видимо окончательно принимая правила этой ебанутой игры между ними. Лезет еще немного с извинениями чисто приличия ради и несколько раз пытается снова поговорить, но после емкого чанминового «иди нахуй» быстро отстает. Они так и не общаются, лишь старательно делают вид, что терпят друг друга теперь уже общими усилиями. Получается неплохо — фанаты и одногруппники охотно верят (разумеется, кроме Сону и Чанхи), а значит можно быть спокойными. Ким отыгрывает хорошо, улыбается, лезет обниматься и охотно дурачится вместе с Чанмином и выглядит это все настолько реалистично, что кажется правдой — красивой историей, в которой Кью безвольно тонет. До тех пор, пока старший снова не начинает липнуть к Чанхи: то приобнимет, то поцелует куда-то в макушку не смотря на чужое сопротивление, а то и вовсе уснет рядом, на утро радуясь и тиская младшего. Чанмину больно, но кто он такой чтобы это показывать. Он понимает, что его нагло используют каждый раз, когда Чанхи выбирает Сону, но ничего с собой поделать не может — довольствуется каждой крохой чужого внимания, старательно этого не показывая и собственноручно руша себя изнутри, потому что видимо мазохист. Единственной отдушиной становится то, что Сону наконец хоть немного перестает косячить и мирится с Нью, возвращая их общение в дружеское русло. Их троица снова вместе и Чанмин хоть немного, но счастлив, когда оба его лучших друга рядом. А вот Ëнхун не рад этому от слова совсем: бесится, что на него не обращают внимания и психует. Наглеет окончательно, начиная миловаться с Чанмином на камеру, словно они парочка лишь бы чужую ревность вызвать. И играет скотина так хорошо, что Чанмину плохо становится. Его крошит от каждого такого закидона старшего, так, что до истерик и постоянного желания сбежать куда-нибудь на необитаемый остров, лишь бы его не видеть. Но никакой остров ему не светит, поэтому приходится терпеть, ведь подобное происходит только чаще, а понимает весь пиздец ситуации лишь Сону, что смотрит на Ëнхуна испепеляющим взглядом. Чанмин ему благодарен безусловно, но агрессивно советует думать о своих отношениях с Чанхи, которые вроде как наконец налаживаются, а с Кимом и их пиздецом на двоих «я как-нибудь сам разберусь». Младший же на это лишь закатывает глаза и все равно делает по-своему, постоянно вытаскивая друга из агентства, пряча от проблем в объятиях и выслушивая все истерики. Кью улыбается сквозь слезы в ответ на такую заботу, помогает советами и старательно делает все, чтобы хотя бы у младшего все было хорошо. В свободные дни оба забываются либо в безделье, либо в просмотрах дорам и фильмов. Чанхи присоединяется тоже, залечивая душу обоих почти окончательно, и все вроде как идет отлично. До тех пор, пока Санëн не объявляет об их участии в Road to Kingdom — у Чанмина на этот счет почему-то дурное предчувствие. … Почти сразу после камбэка и промоушена группа начинает готовиться к шоу. Они репетируют и тренируются почти целыми сутками, зашиваясь настолько, что валятся с ног едва переступив порог общежития, если вообще до него добираются, а едят когда и где приходится. Они все очень много работают и сильно устают, каждый стараясь довести свои партии и навыки до совершенства. Чанмин с Джуëном как главные танцоры берут на себя большую часть нагрузки в хореографии, каждый раз проводя дополнительные пару часов после тренировки за прогоном сложных движений. Как и сейчас. Репетиция идет уже шестой час, последний из которых Джуëн пытается вытащить Кью из зала, но все тщетно — младший уперто продолжает тренироваться. — Чанмин, поехали уже в общежитие, — пробует Джу еще раз, когда тот снова запарывает связку. Он психует и чуть ли не волосы на голове рвет, полностью игнорируя старшего, на что тот лишь вздыхает устало-озабочено и вновь ненадолго забивает. Отписывается Санëну о том, что они снова задерживаются и капается в телефоне, пока Чанмин без сил не падает на пол. Слышится грохот, и Джуëн мгновенно поворачивается на звук. — Боже, Кью, — выпаливает старший, глядя на него. Подскакивает обеспокоенно и подходит ближе пока Чанмин приподнимается, — Ты как? — Все в порядке, — едва слышно выдает тот. Трет ушибленное бедро и шипит тихо, но все равно пытается встать с пола, однако Джуëн не дает — тянет обратно вниз, смотрит строго, но с мелькающей во взгляде заботой. — Перестань уже издеваться над собой и поехали домой, — просит он, — А по дороге закажем что-нибудь покушать, ты весь день ничего не ел. Чанмин хочет возразить, мол «все отлично» и «я не голоден», потому что все еще упертый до невозможности, но именно в этот момент его живот предательски урчит, а желудок сводит, и он сдается. Кивает согласно и наконец поднимается, хватаясь за протянутую Джуëном руку. Тот в ответ на это улыбается слабо, радуясь своей маленькой победе, быстро собирает их вещи и звонит водителю с просьбой забрать их из агентства. Они едут в тишине: Чанмин, потому что не хочет говорить о своих проблемах, как обычно пряча все в себе, а Джуëн — потому, что не хочет лезть во все это. По крайней мере не тогда, когда сам Кью очевидно против. Потому, все, что ему остается это молчаливо поглядывать на одногруппника через зеркало заднего вида, параллельно ковыряясь в приложении доставки еды чтобы заказать им двоим поздний ужин — так старший надеется, хотя бы ненадолго вытащить Чанмина из того пиздеца, в котором он варится в одиночку уже который месяц. — Может что-нибудь посмотрим? — именно поэтому предлагает Джуëн уже в общежитии, пока младший копается в привезенных курьером пакетах, — Спать не хочешь? Чанмин в ответ лишь отрицательно машет головой и бросает что-то похожее на «давай», наконец выуживая контейнеры с едой из целлофана. Остальная группа давно спит, поэтому парни стараются вести себя максимально тихо, располагаясь на диване в гостиной и включая через джуëнов телефон первое попавшееся на ютубе развлекательное шоу. Они молча едят заказанную жареную курочку, изредка смеются с особенно забавных моментов программы, и Чанмин наконец ненадолго отпускает ситуацию, что мучает его уже который месяц. Улыбается заразительно и хохочет так, что приходится прикрывать рот, чтобы не разбудить остальных одногруппников. Джуëн смотрит на это с нескрываемой улыбкой, внимательно, словно в памяти отпечатать хочет и, видимо, думает, что младший не замечает. Однако тот замечает, чувствует точнее. Оборачивается и глядит в ответ непонимающе. — Что такое? — спрашивает он, забирая последнюю куриную ножку из контейнера. На Кью надета пижама, которая ему уже давно мала — из-под коротких штанов виднеются щиколотки, — излюбленные очки в круглой оправе и футболка, на которой остались пятна от соуса и краски для волос после того случая, когда они с Сону решили покраситься в домашних условиях, но Джуëн почему-то все равно уверен, что ничего милее не увидит. Сегодня уж точно. — Ты милый, когда улыбаешься вот так искренне. Я уже и забыл, когда видел тебя таким в последний раз, — подмечает старший и смотрит так мягко-мягко, что Кью невольно теряется и краснеет. Джу вызванной реакции лишь усмехается и продолжает: — А еще у тебя на лице соус остался. — Где? — Вот тут, — заявляет старший и тычет в кончик его носа, оставляя соус со своих пальцев на чужой коже. Джуëн тут же начинает тихо хохотать, запрокидывая голову на спинку дивана и оставляя младшего глупо хлопать глазами, пока до того не доходит, что его обдурили. — Ах ты! — бросает он и кидается на друга, принимаясь его щекотать. Кусает изредка, от чего Джу сдавлено пищит и брыкается. Начинается шуточная битва, в комнате стоит визг, слышатся крики, но не один ни второй не собираются сдаваться. Спустя около пяти минут ожесточенного сражения, победу почти одерживает Джуëн, наконец вырвав первенство у младшего, но неожиданно в комнату врывается Санëн, в бешенстве вопя, что «сука, парни, третий час ночи» и «быстро по кроватям». Те тут же извиняются и нехотя слушаются. Быстро собирают за собой мусор, прибирают разведенный бардак и почти расходятся по комнатам, сойдясь в том, что в их сражении в итоге победил Санëн. Джуëн в ответ на это смеется мягко, а у Чанмина тепло в груди растекается в таком количестве, что девать не знаешь куда. Обниматься хочется и Кью, не видя причин этого не делать, кидается к старшему, чуть ли не всеми конечностями обвивая. Бросает напоследок тихое «спасибо» и сбегает к себе, стараясь перестать улыбаться как придурошный. … С того дня они с Джуëном становятся ближе. Проводят вместе много времени, часто после изнурительных тренировок, как обычно затягивающихся до поздней ночи, заказывают еду на двоих и смотрят какие-нибудь глупые программы на ютубе чтобы отвлечься, прямо как тогда, потому что с навалившимся пиздецом не справляется уже даже Джуён и потому что Road to Kingdom не щадит никого — Чанмин за это искренне ненавидит Mnet. Для третьей миссии они должны подготовить сразу два номера, и они готовят, зашиваясь и уставая настолько, что для почти половины группы, задействованной в обоих, возвращение в общежитие, становится чем-то нереальным. На целую неделю постоянные тренировки и репетиции становятся ежедневными, поэтому они чуть-ли не живут в агентстве. По крайней мере Чанмин с Сону на пару, как бы Джуён с Чанхи не пытались их оттуда вытащить — Кью просто не видит смысла ехать в общагу всего на пару часов. Он если честно уже во многом смысла не видит, заебавшись настолько, что почти засыпает прямо стоя в перерывах между прогонами хореографии во время очередной тренировки, но никак не может успокоиться, заставляя себя репетировать снова и снова. Джуён смотрит на него обеспокоенно, бросает Чанхи что-то о том, что им нужно пару раз прогнать хореографию без него и ставит на повтор песню в колонках. Они пробуют первый раз; Чанмин ожидаемо косячит с самого начала, поздно вступая в своей первой сольной части и путаясь в движениях во второй, и раздражено стонет, прося старшего повторить. Тогда они пробуют во второй раз, но Кью упорно продолжает лажать, а как только песня заканчивается — обессилено падает на пол, пытаясь отдышаться. Джуён снова смотрит на него встревожено и подходит ближе. — Ты как? — спрашивает он, присаживаясь на корточки рядом. — Пойдет. Давай еще раз, — шепчет младший и пытается подняться, но ноги его совсем не слушаются. — Нет, Чанмин, стой, — просит Джуён, однако тот не реагирует, все еще силясь встать. — Да стой же, — пробует старший снова, но Кью, видимо, абсолютно по боку. Он наконец поднимается с пола и пытается двинуться в сторону колонок, но его останавливают, хватая за плечи и разворачивая к себе. — Дыши, — просит Ли с нажимом, все еще крепко держа парня за плечи. Его тон сложно назвать приказным, больше похоже на твердую просьбу, но Чанмин так устал, что сил сопротивляться уже нет никаких. Да и не хочется как-то, поэтому он прикрывает глаза и послушно пару раз вдыхает полной грудью, заметно успокаиваясь, — Легче? Кью открывает глаза, снова глядя на Джуёна, и кивает слабо. Старший же на это мягко улыбается, все еще стоя близко-близко, и смотрит со всем этим переживанием во взгляде так, что неловко становится. — Немного, — честно признается Кью и переводит взгляд вниз, принимаясь разглядывать свои кроссовки, потому что смотреть на Ли сейчас кажется слишком смущающим. Тот молчит, но Чанмин знает — он ждет. Ждет, когда младший наконец перестанет вести себя как придурок и объяснит все, что с ним происходит. Он не давит и не принуждает, лишь смотрит выжидающе (Кью своей макушкой чужой взгляд чувствует) и мягко поглаживает плечи, даря непривычное и такое приятное чувство защищенности, поэтому Джи снова сдается. Тяжело вздыхает, прикидывая с какой части пиздеца в своей жизни начать, и наконец произносит: — Меня просто…просто бесит, что у меня получается недостаточно хорошо. Кью слышит, как Джуён безнадежно вздыхает. — Чанмин, ты репетируешь уже пятый час почти подряд. И это только эту хореографию, перед этим мы примерно столько же репетировали вторую, — напоминает он, явно удивленный сказанным, — Ты просто устал и выдохся и это нормально — уставать. Что не нормально, так это как раз таки так истощать себя тренировками. Поэтому пожалуйста, перестань уже и поехали в общежитие. — Ты не понимаешь, — грустно усмехается Кью, — У меня такое чувство, что я с самого начала что-то делаю не так, что чего-то не хватает. Не понимаю чего — эмоций, резкости, — просто чего-то. Я знаю, что могу лучше, но у меня не получается ничего, а мы должны быть на высоте, чтобы не вылететь с шоу. Чанмин говорит с кем-то о подобном впервые, делится своими страхами по поводу шоу, потому что думает, что Джуён, тоже будучи танцором его поймет. Но тот видимо все же не понимает — Кью снова невесело усмехается. — Боже, я бездарен. — Ты шутишь? Ты лучший танцор, которого я знаю. — Не правда. — Чистейшая, — возражает Джуён. Он хочет так много сказать, желательно, глядя Чанмину в глаза, но тот на него все еще не смотрит. Поэтому старший аккуратно тянет его за подбородок, заставляя поднять взгляд, тут же отпускает чужое лицо и продолжает: — Я не знаю никого настолько же упертого, увлеченного и сильного духом как ты. Ты отлично двигаешься и выражения лица у тебя всегда на высоте, словно ты прочувствуешь весь танец на себе. И так всегда, каждое выступление и даже тренировку. А сейчас, я уверен, ты просто устал, но ты обязательно поймешь, что в твоих соло не так и все исправишь. И у тебя получится отличный танец, как и всегда. Ты постоянно выкладываешься на полную и в этот раз тоже выложишься, я уверен, так что победа у нас в кармане. Поэтому перестань уже быть так строг к себе, посмотри в гребанное зеркало и увидь наконец то, что видят остальные. Старший наконец замолкает, сверля парня взглядом — грозным, но все еще обеспокоенным, — а Чанмин совершенно не знает,что на это все отвечать. Неловко тупит взгляд и молчит, переваривая услышанное — надо же, он некогда не думал, что Джуён о нем такого мнения. Подобное приятно греет душу, и он невольно улыбается. — Ладно, возможно ты прав, — наконец признает Кью, спустя пару мгновений снова смотрит на Джуёна и улыбается еще шире. Старший улыбается тоже, ерошит чужую макушку и лезет обниматься, а Джи и не против. Обнимает крепко в ответ, тычась носом куда-то в ключицу, и на душе впервые за весь день становится спокойно. — Спасибо, — шепчет танцор, обдавая теплым дыханием кожу — Джуён от этого действия слабо вздрагивает под беззвучный смех Чанмина. — Не за что, — в чужом голосе все еще слышится улыбка. Они ненадолго замолкают. Джуён принимается ненавязчиво поглаживать спину младшего, окончательно расслабляя, и тот чуть ли не тает, покрываясь мурашками. — А теперь, я надеюсь, мы домой? Чанмин сразу же приходит в себя. — Три прогона, — просит младший. Ли снова смотрит на него укоризненно и даже строго, и Кью тут же исправляется, — Три прогона, и завтра я сплю до талого. Старший, все еще явно не доволен просьбой Чанмина, но почему-то не спорит. Бросает тихое «хорошо» и продолжает поглаживать чужую спину. Ведет одними кончиками пальцев, узоры какие-то рисует и выдыхает куда-то в темную макушку. — Все будет хорошо, Чанмин-а, — зачем-то напоминает он, и Чанмин вроде верит даже. До тех пор, пока на следующий день не ловит очередную истерику. Он ужасно устал и вымотался, целый день, проведенный за репетициями, не дал абсолютно ничего, а запись первого выступления уже завтра, — Чанмин ненавидит себя. Слабого, беспомощного и совершенно бесполезного, потому что его сольные партии все еще не достаточно идеальны, да и в общих связках он и еще несколько участников немного косячат. И он совершенно не знает, что с этим делать, так как репетиции на сегодня окончены, большинство его одногруппников скорее всего уже в общежити и отдыхают перед съемками, а он торчит здесь. Абсолютно один, в пустой темной комнате, плачет от того, как сильно ему надоело все это: танцы, Road to Kingdom, быть айдолом в принципе. В небольшой студии, освещенной лишь мерцающим экраном компьютера разливается слабый свет. Чанмин лежит, свернувшись калачиком на крохотном диване в углу, спиной к двери и тихо всхлипывает. В голове каша, куча мыслей, спутанных в один бесконечный клубок, но думать о чем-то и хотя бы пытаться распутать его не хочется от слова совсем — он просто надеется проплакаться и уехать в общагу к остальным. Однако все его планы разрушаются противным скрипом двери. — Кью? — тихо зовет его вошедший, — Чанмин. Парень мгновенно узнает голос Ёнхуна и заметно напрягается — видеть сейчас его Чанмину хочется меньше всего. Поэтому он не оборачивается. Глаза жмурит, спит якобы, и молится всем богам чтобы старший свалил отсюда к чертям собачим, но тот явно его молитв не слышит. Наоборот: осторожно подходит ближе и садится на краешек дивана. Касается его голени как всегда холодной ладонью, гладит ненавязчиво и осторожно, словно боится спугнуть — Чанмину очень хочется то ли оторвать ему руку, толи наоборот ближе к ней начать ластиться. — Как ты? — все еще тихо, с очевидным волнением в голосе. Кью выдыхает замученно, спустя примерно минуту наконец оборачивается, чтобы сказать заветное «иди нахуй» Ёнхуну в лицо, но застывает на месте,как только сталкивается взглядом с чужим. Ким смотрит на него обеспокоенно, с заметной тревогой в глазах, и Чанмин мгновенно теряет весь свой запал. Тут же отводит взгляд и наконец шевелится: разворачиается на диване и садится, обхватывая руками колени и утыкаясь в них лбом, лишь бы Кима не видеть. Однако тот не сдается: — Что случилось, Чанмин? — Все нормально, — стоит на своем Кью. Усмехается невесело, — Я просто устаю, как и все остальные. Так что все в порядке. Чанмин всеми силами пытается донести до старшего простое «отвали» и «я сам со всем справлюсь» хотя бы так, своим поведением, потому что словами не получается, но Ёнхун словно ничего этого не замечает. Или не хочет, продолжая сверлить взглядом чужую макушку. Чанмин словно понимает, что он не уйдёт. Вздыхает чуть раздражённей: — Я правда просто устал, — снова заверяет он, — Вся эта подготовка к шоу, постоянные тренировки и репетиции могут быть весьма…выматывающими. Он смотрит в пол, переводит взгляд на Кима. — Поэтому я устаю, как и все. Из-за того, что в комнате темно, ему почти ничего не видно, но Кью почему-то уверен, что нихуя он ему не верит. Смотрит нечитаемым взглядом и выдыхает устало. — Что ж, ты имеешь на это полное право, поскольку действительно очень много работаешь. Как и все, — подчеркнуто произносит Ёнхун (Да он над ним попросту издевается!), однако тут же исправляется: — Но твои чувства тоже важны, Чанмин-а. Так что не стоит ими пренебрегать, — напоминает он. Касается чанминовой спины, осторожно поглаживая и сгоняя напряжение. Кью не шевелится, почти не дышит даже, потому что любое лишнее движение и он позорно разрыдается прямо перед Ёнхуном, чего совершенно не хочется. Он напрягается, сильнее сжимает руками колени и прячет лицо за отросшей челкой, надеясь, что это поможет. Но оно не помогает и в итоге Чанмин снова начинает всхлипывать, уткнувшись лбом в колени. Ёнхун это слышит и реагирует мгновенно. — Чанмин, — зовет он обеспокоенно, — Чанмин, посмотри на меня. Но тот не слушает. Лишь всхлипывает громче, головой машет отрицательно и «нет-нет-нет» шепчет. Тогда Ёнхун обхватывает чужое лицо ладонями, заставляя посмотреть на него. Лицо Чанмина немного опухло, на щеках в тусклом свете комнаты поблескивают дорожки слез и Ким осторожно стирает их большими пальцами. Мягко улыбается, а Кью от этого только сильнее плакать начинает — Ёнхун снова улыбается едва заметно. Обнимает его за плечи, тянет на себя и Чанмин слепо следует. Сжимает его талию, утыкается лицом в плечо, и обнимает в ответ так крепко, что старшему становится тяжело дышать. Ким нежно поглаживает его спину, шепчет какие-то глупости чтобы успокоить, пару раз целует в макушку. Кью от подобного тает, плавится от всей этой нежности, забываясь. Он не знает, как долго они так сидят. Может, минуту. Может, дольше, а может, меньше. Он не следит за этим, не думает совершенно. Когда наконец почти успокаивается, чуть отстраняется и поднимает голову, смотрит Ёнхуну в глаза. Тот снова улыбается мягко, стирает слезы с чужих щек, а Чанмин совсем теряется. Глядит в темные омуты напротив, в который раз утопая в них. Скользит своими ладонями по тонким рукам, гладит костяшки и останавливается на запястьях, чуть сжимая. В голове мыслей миллион и на их фоне ярче всех «хочу его поцеловать» горит. Кью ее старательно отгоняет, но она как муха назойливая липнет, и парень не о чем больше думать не может. Он так окончательно все разрушит, он уверен, но хочется до дрожи в руках хочется. Поэтому Чанмин сдается — резко подается вперед и оставляет легкий едва заметный поцелуй на чужих губах, тут же отстраняясь. — Прости, — шепчет он одними губами и тупит взгляд. По щекам снова бегут слезы, и парень пытается хотя бы спрятать лицо в ладонях, но ему не дают этого сделать — Ёнхун одной рукой приподнимает его лицо за подбородок, второй все еще мягко гладя по щеке, и внимательно смотрит в глаза. — Все нормально, — тоже шепотом произносит он, словно говори они громче, это разрушит момент, — Если это то, что тебе нужно, чтобы почувствовать себя лучше, то… Старший медленно сокращает расстояние между ними, Кью смотрит в чужие глаза сквозь слезы, а потом его губ касаются чужие. Их движения осторожны и неспешны. Ёнхун целует мягко, пряча в касаниях губ желание защитить, поддержать и хоть как-то помочь. В их медленных, коротких поцелуях ощущаются его попытки успокоить, ободрить. А Чанмин только и может, что отвечать на поцелуй, сжимая чужие плечи. Потому что, Господи, как давно он этого хотел. Он недолго толкется на диване, занимая более удобную позу и сильнее своими губами жмется к ёнхуновым. Обвивает руками его шею, кладёт ладонь на голову и пальцами в волосах путается. Руки Кима оказываются на чужой пояснице, мягко поглаживая сквозь ткань футболки - Чанмин от этого тихо мычит прямо в поцелуй. Пропускает пряди через пальцы и целует дольше, немного смелее, и Ёнхун отвечает. Следом ненадолго отстраняется, чтобы убедиться, что все нормально. Смотрит на чужое красное в слабом свете лицо и блестящие глаза, а потом снова касается мягких губ, притягивая ближе. Целоваться в таком положении становится неудобно, поэтому Ким тянет парня на себя, усаживая на свои колени. Чанмин из-за этого отрывается от его губ ненадолго, сильнее за шею обнимает и дрожит. Опять к нему тянется, целует. Ёнхун обнимает парня за талию и прижимает к себе. Между их телами нет свободного пространства. Ким чувствует Чанмина всем корпусом своего тела, своими бёдрами, своими руками. Чувствует, как бьётся его сердце — сильно быстрее обычного. Ёнхун уверен, что его собственное колотится сейчас точно также. Когда сидящий на его коленях парень кладет голову на его плечо, горячо дыша в шею, Ёнхун наконец задумываются о том, что они вообще делают. Они не должны. Им нельзя. Они слишком увлекаются, это понимают оба, но все подобные мысли мгновенно улетучиваются из головы, стоит Чанмину начать зацеловывать его шею. Он целует тонкую кожу за ухом, спускается чуть ниже, пару раз задевая губами — Ким мгновенно забивает на последствия. Порывисто целует его в губы, тут же отстраняясь, спускается немного вниз, нежно прижимаясь губами к молочной коже. Пару раз слабо кусает челюсть и оставляет на шее мокрые следы. Чанмин дышит тяжелее, приподнимается и снова целует. Приоткрывая рот, проводит кончиком языка по губам Кима и прикусывает нижнюю. Ёнхун от его настойчивости невольно теряется, но быстро подстраивается и отвечает также напористо. Руками с талии скользит вниз, сжимает бедра, притягивая Чанмина еще ближе. Тот резко выдыхает, устраивается на его коленях удобнее и обхватывает лицо ладонями. Скользит в чужой рот языком, который Ким аккуратно прикусывает, вырывая первый тихий стон, тонущий в поцелуе. Ёнхун сплетает их языки снова, когда Чанмин наваливается на него сверху, размеренно двигая бедрами и дрожа, от чего старшего словно током прошибает. Он откидывается на спинку дивана, пока Кью прижавшись грудью к его, продолжает об него тереться. Старший сам уже не сдерживаясь тихо стонет в чужие губы, когда парень на нем особенно сильно проезжается по его вставшему члену своим, заставляя терять голову. Он оттягивает волосы на чужом затылке, призывая оторваться от своих губ и посмотреть на него. У Чанмина поплывший взгляд, губы блестят от слюны и глаза темные, даже черные, в которых черти пляшут. Он выглядит потерянным и так трогательно дрожит в его руках, дышит надломлено — Ёнхуну хочется увидеть больше. И услышать. Поэтому он кладет свои ладони на внутреннюю сторону крепких бедер, мягко поглаживая сквозь ткань треников. Младшего трясет, он сбивается с ритма и слабо всхлипывает. — Хочешь, чтобы я тебе помог? — шепчет Ким, едва ли отстранившись от парня; щеку Чанмина обдает теплым дыханием. Вместо ответа он находит чужую ладонь на своей ляжке и переплетает пальцы, подталкивая руку Кима к резинке своих штанов, однако у старшего свои планы. Он накрывает его эрекцию сквозь тонкую ткань, поглаживая, пока второй рукой выводит круги на его бедре. Кью толкается в его ладонь, приподнимаясь на коленях, лбом прижимается к его лбу. Склоняет голову на бок, тянется чтобы его поцеловать, и Ёнхун встречает его на полпути, целуя все такие же медленно, чувственно. Чанмин двигается навстречу его ладони, дышит тяжело и шепчет тихое «пожалуйста», снова хватая за запястье и проталкивая руку под резинку треников — Ёнхун на этот раз сжаливается. Ведет по коже одними кончиками пальцев и лезет наконец под пояс штанов. Младший от прикосновения вздрагивает, сам приподнимает края своей футболки, придерживая одной рукой на груди. Ёнхун снова смотрит на него, прямо в глаза и Кью уверен, что выглядит максимально жалко сейчас, чуть ли не умаляя старшего сделать с ним хоть что-нибудь. Тот словно слышит чужие мысли: слабо усмехается, пару раз целует красную от смущения кожу на груди и одним движением стягивает чужие штаны вместе с бельем до колен. Обхватывает твердый ствол, пару раз проводит на пробу ладонью, большим пальцем размазывает естественную смазку по головке. Это ощущается очень странно, но Чанмин на его коленях нуждающеся мычит и Ким начинает медленно двигать рукой, постепенно ускоряясь и уделяя много внимания головке. Прислушивается к тяжело дышащему младшему, который свободной рукой цепляется за его плечо и кусает губы. Ёнхун ускоряет движение руки. Кью коротко стонет, успевая оборвать себя, но Ким слышит. Целует чужую грудь, пару раз прикусывая, рукой гладит кожу на ребрах. Чанмин всхлипывает на этот раз отчетливее и притягивает за затылок ближе, снова целуя. Мокро, но все еще неторопливо, так, что у Ёнхуна самого дыхание сбивается и он на мгновение теряет ритм. — Хён…пожалуйста, — умоляюще шепчут в мягкие губы и Ким от этого тягучего «хён» окончательно тонет во всем этом сумасшествии, двигает рукой еще быстрее, прокручивая запястье в конце. Кью кажется перестают держать ноги — он оседает вниз, выпускает из пальцев край футболки, которая теперь безнадежно испачкана, но ему абсолютно все равно. Чанмин дышит тяжело старшему в губы, стонет тихо и снова лезет целоваться. И Ёнхун охотно целует, вылизывая его рот и зарываясь пальцами в волосы. Спустя пару движений Кью с громким стоном изливается Ëнхуну в кулак. Обнимает его за плечи, утыкаясь в изгиб шеи, и загнанно дышит. У самого Ёнхуна слабо дрожат руки и возбуждение больно упирается в спортивки, а одна его ладонь все еще в чужой сперме и зажата между их телами — видимо вспомнив про это, Чанмин с трудом соскальзывает с чужих бедер. Покопавшись в своей сумке, достает влажные салфетки и протягивает их старшему. Тот благодарно кивает, быстро стирает следы произошедшего и выкидывает салфетку в мусорку. Кью стоит у рабочего стола, немного поодаль от него, разглядывая забрызганную белым футболку и явно раздумывая, как ему в таком виде возвращаться в общагу. Поэтому Ёнхун без слов протягивает ему свою худи, на которой видно всего пару пятен. Младший его тихо благодарит, немного неловко переодевается, сворачивает испорченную футболку и запихивает ее в сумку. А потом падает на диван, поджимая ноги и снова обнимая колени руками. «Что мы, блять, только что наделали?» — проносится в его голове — Кью очень хочется приложится ею о стену. Однако вместо этого он лишь крепче примыкает лбом к коленям и все еще загнанно дышит. Он совсем не смотрит на Ëнхуна, но чувствует его присутствие и не знает радоваться ли тому что старший не свалил при первой же возможности или злиться, потому что он понятия не имеет как сейчас смотреть ему в глаза. — Ты…эм, ты, идешь? — наконец разрывает напряженную тишину Ким. Чанмин вздрагивает он неожиданности, но не отвечает, надеясь сойти за диванную подушку, что старшему совсем не нравится. — Чанмин, ну же, — Ëнхун подходит ближе и осторожно садится на карточки перед диваном. Нежно ведет руками по чужим лодыжкам, — Если тебе…некомфортно, просто скажи и я уйду. Младший молчит, сильнее прячет взгляд и старается не расплакаться снова, потому что лучше бы Ëнхун просто ушел. Использовал его и кинул, чем сейчас заботился после того, что между ними произошло — Чанмин не хочет давать себе ложных надежд. — Мы совершили ошибку, — шепчет он. — И она останется только между нами, хоть я и не считаю произошедшее таковой, — заверяет Ким, — Тебе это было нужно — я помог. Так что все нормально, не волнуйся из-за этого. Чанмин чувствует себя полным придурком. Конечно, это все произошло только из-за него, Ëнхун просто не мог не помочь — Кью хочет спросить многим ли одногруппникам он помогал так же, но молчит. Ëнхун берет его за руку. — Все еще не расскажешь из-за чего плакал? Кью не хочет, но лучше уж они будут говорить об этом, чем о них. Поэтому он наконец поднимает голову. — Я просто боюсь завтра, — признается парень, взглядом блуждая по комнате — лишь бы не видеть Ëнхуна сейчас, — Боюсь, что мы проиграем и разочаруем Доби. Что я ошибусь где-нибудь и все испорчу. Что подведу вас. — Этого никогда не случится, — уверенно заявляет старший. Кью ему не особо верит, усмехается горько и головой отрицательно машет, — Мы любим тебя, Чанмин-а. И мы никогда, я уверен, не будем винить тебя, если ты ошибешься. В хореографии или просто в жизни. На то мы и группа, друзья — мы всегда тебя поддержим. Я поддержу. После этих слов Чанмин наконец переводит взгляд на старшего. Тот улыбается мягко, ободряюще и Джи почему-то не может не улыбнуться в ответ. Ëнхун кивает чему-то своему, поднимается на ноги, придерживаясь за младшего, и целует того в лоб — Чанмин задерживает дыхание. — А теперь поехали уже в общежитие, — предлагает старший. Хватает с дивана чанминову сумку, вешая ее на плечо, и достает из кармана штанов телефон, — Съемки начнутся часов через пять, и нам надо хоть немного поспать. Он недолго копается в мобильном, видимо заказывая им такси и переводит взгляд на Кью. Пялится выжидающе и тот наконец нехотя, но все же поднимается с дивана, следуя за ним. … Они больше об этом не говорят и Чанмин очень надеется, что не заговорят и дальше. Что Ëнхун, забьет на произошедшее и забудет, как пытается сделать и он, но не тут-то было. Старший не помогает от слова совсем, только хуже делает: на следующее же утро лезет с объятиями, как только Кью появляется на пороге общей комнаты; когда младший не успевает допить за завтраком кофе — собственноручно переливает его в стакан с собой, а уже в машине по дороге на съемки шоу садится рядом, кладя голову на его плечо и мирно посапывая. Чанмин, мягко говоря, нихуя не понимает, но задуматься об этом не успевает — они подъезжают к съемочному павильону, а там уже не до выяснения отношений. Зато после времени хоть отбавляй и только младший хочет спросить у старшего так и рвущееся с языка «какого хрена» Ëнхун быстренько сливается, снова начиная лезть с подкатами к Чанхи. Тот его мягко нахрен шлет, а сам на Сону поглядывает, пока младший не видит, потому что психует из-за Ëнхуна — у Чанмина от всей этой Санта-Барбары болит голова. Но разбираться в ней сейчас нет никакой возможности, потому что завтра у них съемки еще одного выступления, подготовленного для третьей миссии и Кью очень старается сосредоточиться именно на нем. Однако, как бы он не старался, с этим номером они лажают. Джуëн немного косячит в моменте с ветками вишни и винит в провале группы себя, причитая какой он неуклюжий и глупый — Чанмин его крепко обнимает. Переубедить пытается, шепча комплименты, и сам в итоге начинает психовать. Злится из-за их первого проигрыша, пока к нему не подходит Ëнхун и не обнимает уже его. Кью в ахуе, потому что вчера после съемок они едва говорили, а сегодня вот это — Кью эти эмоциональные качели уже порядком подзаебали, но сказать об этом он не может. Он смертельно устал, поэтому просто жмется ближе и утыкается носом куда-то в чужие ключицы, вдыхая такой родной запах. Чанмина резко флешбечит в ту их ночь, но он старается об этом не думать. Ëнхуна судя по всему тоже — он вздрагивает слабо, однако виду не подает, лишь пальцами аккуратно в чужие волосы зарывается. Это становится для них нормой: игнорирование произошедшего тогда и долбанные эмоциональные качели, всегда меняющие свое направление со стороны Ëнхуна. Тот каждый день разный, то игнорирует капитально, то весь день липнет и смотрит чуть ли не влюбленно — Чанмин в такие дни почему-то не может убрать с лица придурошную улыбку хотя и очень старается, но не выходит ничерта. Рядом с Кимом он словно под гипнозом, думать не о чем не может и ведет себя совершенно точно как идиот, потому что злится на парня может только когда его не видит. И это порядком бесит. К концу третьего дня такого поведения старшего Кью хочется либо убить его, либо убиться самому, что более вероятно. Особенно если ему поможет Сону, смотрящий на старшего убийственным взглядом, когда тот выходит из душа после очередного загруженного тренировками и репетициями дня. — Что происходит между тобой и Ёнхун-хёном? — прямо с порога и в лоб — Сону как всегда. Даже Кевин, обычно не лезущий в их разборки и мирно ковырявшийся до этого в телефоне, реагирует: резко поднимает взгляд и шипит предостерегающее «Сону», но тому привычно все равно. Парень смотрит на Кью, явно ожидая ответа, но тот молчит. Глаза лишь закатывает и проходит к своей кровати, с трудом пробираясь через разбросанные Кимом вещи — когда-нибудь он точно прибъет младшего за постоянный беспорядок. Когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас Чанмин выбирает стратегию тотального игнорирования. Вешает свое полотенце на изголовье кровати, ерошит влажные после душа волосы, глядя в зеркало, и вздыхает устало, потому что все еще чувствует на себе выжидающие взгляды двух пар глаз — они ведь от него не отстанут. — Ничего, — наконец цыкает он, даже не оборачиваясь, слышит жалостливое «Чанмин» со стороны Кевина, но тут же его обрывает, — Ничего, я же сказал! Звучит грубее чем хотелось бы, но Кью ничего не может с этим поделать — нервы не к черту. Поэтому он лишь молча стоит у их общего туалетного столика, упираясь в тот руками и тупо пялясь в зеркало, пока не замечает приближающегося сзади Сону. Младший осторожно кладет руку на его плечо. — «Ничего» так не выглядит, хён, — мягко говорит он. Джи слышит в чужом голосе неподдельное волнение, — Я вижу, что что-то не так, а значит и остальные скоро заметят. Кью не уверен, что это действительно так, поскольку Сону единственный, кто его будто насквозь видит, но все равно малость напрягается. Вздыхает тяжело и все же сдается. — Просто…мы просто…немного перешли черту, — признается он, теперь пялясь в пол — говорить о подобном с ними странно и некомфортно. И Сону все так же стоящий рядом уверенности совершенно не прибавляет. Смотрит на него непонимающе, сложив руки на груди, и очевидно ждет подробностей. Кевин, Чанмин уверен, тоже совсем не вдупляет в происходящее, поэтому он, все же развернувшись к друзьям лицом, нехотя продолжает: — Ночью перед съемками пятого эпизода я сидел в своей студии и…плакал. Я думал, что все уже давно в общежитии, но пришел Ёнхун-хён. Он, видимо, меня услышал, начал успокаивать, а я не сдержался и…поцеловал его. И он ответил. А потом…произошло что произошло. Моменты той ночи резко всплывают в голове, чего сейчас совершенно не хотелось бы, поэтому Чанмин старательно отгоняет любые мысли о Ёнхуне. Он старается сильно не вдаваться в подробности, краснеет немного, надеясь, что это не заметно, и мечтает, чтоб от него отстали наконец, но Сону толи прикидывается тупым, толи действительно не понимает. — Так. Что блять произошло? — уточняет он, когда молчание затягивается, и старший снова сдается, прекрасно понимая, что позже об этом пожалеет. — Он полез ко мне в штаны, а…я и не против был, и позволил. Ничего такого, просто… — Ты ЧТО? Чанмин, ты совсем дебил? — перебивает его Кевин, ошарашено глядя на друга. — Это была минутная слабость, — пытается оправдаться Кью, а Сону неожиданно смеется. — Так и знал, что ты скорострел, — стебет он весьма ожидаемо. — Нахуй пойди, я не про это, — отрицает Кью и устало трет переносицу, — Просто, так вышло. — Он все еще влюблен в Чанхи, ты понимаешь это, дурья ты башка? — взрывается Сону неожиданно, настолько, что старший наконец невольно отрывается от разглядывания непонятных узоров на полу и смотрит на Кима, — Он тебя использует. Кью все это прекрасно знает и понимает, ненавидит себя, но с чувствами поделать ничего не может, а напоминание об этом выбешивает окончательно, поэтому он срывается тоже. — Я знаю, а я влюблен в него. И что прикажешь мне с этим делать? — Он разобьет тебе сердце. — Он уже, поэтому все равно, — напоминает Чанмин, а Сону и ответить на это ничего не может. Лишь сжимает челюсти и смотрит на старшего нечитаемым взглядом. Кью свой отводит, вздыхает снова тяжело и в миллионный раз за последние десять минут жалеет, что вообще раскрыл рот. — Боже, и зачем я вам рассказал? — сокрушается он и устало трет переносицу. Кевин шепчет тихое «Кью» и от жалости в его голосе хочется свалить куда подальше, что Чанмин и делает, — Все, разговор окончен. Расскажите кому — убью, — угрожает он напоследок и хлопает дверью. … После окончания третьего этапа группа наконец может выдохнуть спокойно — на подготовку финального выступления им дается целый месяц, а это значит, что у них наконец есть возможность хоть немного отдохнуть. Поэтому, несмотря на то что в общем зачете они теперь были лишь на втором месте, все были предельно довольны: сразу после съемок последних сцен для седьмого эпизода, по предложению Кевина и Джейкоба устроили в общежитии совместный — за хрен его знает сколько времени — ужин с настолками и фильмами, а весь следующий день тупо отсыпались всей группой до самого вечера, потому что даже компания согласилась, что они все слишком вымотались. Благодаря минимально загруженному расписанию напряжение, накопившееся в каждом из-за постоянной усталости, наконец рассеялось, и группа вернулась к своему привычному шумно-ебанутому состоянию. Все быстро снова встало на свои места. Но не между Чанмином и Ёнхуном. Старший за это, казалось бы, небольшое количество времени меняется кардинально: в разы меньше лезет к Чанхи с подкатами и все свое внимание обращает теперь на Чанмина. Смотрит пристально, пялится даже, и улыбается, когда их взгляды встречаются до противного мило, так, что у Кью сердце в груди ухает. Он старательно не показывает своих чувств, прячет все за привычной маской «пойди нахуй», но Ким его словно насквозь видит и лезет лишь сильнее. Обнимает при любом удобном и не очень случае, много заботится, кормит чуть ли не с рук и целует: в макушку, в щеки, в нос. Чанмин старательно парня от себя отпихивает и лишь смотрит пристально, подвох выискивает, но находит только неожиданное ничего. И все равно продолжает сторониться, потому что страшно. Стены вокруг своего сердца возводит по новой, как только Ёнхун хотя бы одну ломает на ее место две ставит, отгораживаясь максимально. Но все эти стены ломаются тридцать первого мая — Чанмин на полном серьезе хочет обвести эту дату красным в каждом календаре мира. За окнами давно темно, ночь вступила в свои права еще часа три назад, но Кью все никак не может уснуть. Возможно дело в жаре или в том, что он на ночь напился кофе, а может и в непонятном предчувствии приближающегося пиздеца, который ощущается всеми фибрами души и филейной частью — он не знает. Молчаливо пялится в потолок еще с минуту и все же не выдержав поднимается с кровати. В общежитии непривычно тихо, большинство участников разошлись кто куда, а в квартире, по чанминовым воспоминаниям разговоров за ужином остались только он и еще человека четыре от силы, которые, видимо, уже спят и видят десятый сон. Поэтому Кью старается не шуметь. Осторожно включает подсветку на кухне, набирает себе воды и неторопливо пьет, поглядывая по сторонам, пока кое-что не привлекает его внимание — из-под двери комнаты Джуёна и Ёнхуна виднеется полоска света, а значит там не спят. Он знает, что Джуён еще в агентстве: тот буквально пару минут назад прислал ему в катоке фотку того, как мило Сону и Эрик уснули прямо в такси по обе стороны от старшего, оккупировав своими макушками плечи хёна. А значит в комнате может быть только Ёнхун — у Чанмина тут же пропадает ненадолго появившееся желание устраивать ночные гостевые визиты. Он ставит на место стакан, выключает свет и шагает в сторону своей комнаты торопливо, словно замедлись он и его тут же притянет к противоположной двери. Но слабый голубоватый свет мелькает в полной темноте, манит и Чанмин — «слабохарактерный ты придурок» — следует за ним. Аккуратно подходит к двери, прислушивается. В комнате тихо, слабо слышится лишь бубнеж скорее всего какого-то фильма и редкое шуршание одеяла. Ничего сверхъестественного и странного, поэтому Кью уже собирается вернуться к себе, как улавливает тихий всхлип. Только не это. Он чуть ли не ухом к двери прислоняется, вслушивается в происходящее за ней и снова слышит чужой плач, звучащий на этот раз громче, отчетливее — Чанмин замирает на месте как вкопанный. Стоит посреди темного коридора ночью и таращится как идиот на дверь даже не в свою комнату. Он совершенно не знает, что делать в этой ситуации. Знал раньше, но не сейчас, когда от их дружбы осталось лишь жалкое подобие, а до отношений им все еще как до луны. Имеет ли он вообще право туда зайти учитывая то, как постоянно шлет старшего куда подальше? Может ли он чем-то помочь? А главное хочет ли этого сам? Кью трясет головой, отгоняя глупые мысли. Не важно что происходит сейчас между ними двумя — они в первую очередь все еще группа, а значит он должен помочь. Поэтому парень тяжело вздыхает и, не дав себе времени задуматься толкает дверь. В комнате темно, лишь свет от ноутбука освещает комнату — Чанмина снова флешбечит в ту ночь в его студии, но он старается об этом не думать. Лишь надеется, что эта не закончится так же и почти решительно проходит в комнату. Ëнхун находится на своей постели, свернувшись в позе эмбриона лицом к стене и поджав ноги к самой груди. Лежа так в почти полной темноте он кажется крошечным не смотря на свой рост под метр восемьдесят — у Кью от одного взгляда на старшего сердце болезненно сжимается. Однако он быстро отгоняет ненужные мысли и подходит к чужой кровати. — Хён? — зовет младший и Ёнхун вздрагивает, - Что случилось? Ким не отвечает. Быстро стирает слезы рукавом футболки, но взгляда от стены не отрывает. Тогда Кью осторожно садится на край чужой постели. Руку тянет, чтобы погладить ненавязчиво, показать, что вот он здесь и готов помочь. Но в итоге тут же тушуется и одергивает ладонь — это почему-то кажется слишком личным. Поэтому он опускает руки и, не найдя им другого применения, нервно теребит край своей спальной футболки. Боже, как неловко! Они впервые остались наедине после того случая в студии и младший понятия не имеет что говорить и делать. Смотрит на чужое худощавое тело, на нервно вздымающуюся спину и пытается наконец взять себя в руки. Он уже здесь, сидит в паре сантиметрах от старшего, а значит бежать поздно. — Ну же, хён, — тихо пробует он еще раз, — Ты можешь поделиться со мной. Ёнхун и на это не реагирует, однако Чанмин упертый: молча ждет заламывая пальцы от неловкости, но не уходит. Они сидят так минуту, две. Младший все еще ждет, а Ким, видимо, понимая, что тот не свалит как бы сильно ему этого не хотелось, лишь тяжело вздыхает. — Чанхи влюблен в Сону, — наконец едва слышно бурчит он в подушку, а Чанмин кажется дышать перестает. — Что? — тупо переспрашивает младший. Он прекрасно все услышал, но все равно не верит. Считает это сном, игрой его больного из-за разбитого сердца воображения, шуткой и совершенно не верит. — Чанхи влюблен в Сону, — повторяет Ёнхун громче и раздраженнее — Кью мгновенно затыкается. — О, — только и может выдавить Чанмин. Он ни черта понимает, — Как ты..? — Как оказалось, это было очевидно, — невесело усмехается старший, пряча лицо в ладонях, — Боже, я такой дурак. Чанмин наконец отмирает. Кладет осторожно ладонь на чужое бедро, мягко поглаживая. — Ты не дурак. Просто, это по умолчанию уже давно очевидно для всех кроме них двоих, — заверяет он и Ким наконец поворачивается к нему лицом. — Да, но…Боже, это не справедливо. Зачем тогда пытаться построить что-то со мной? Зачем давать ложные надежды? У Кью от этого заявления сердце предательски екает, но он старательно держит лицо. — Может Чанхи просто запутался? — предполагает младший. — Не знаю. Я если честно уже ничего не знаю, — вымученно причитает Ёнхун и устало проводит ладонями по лицу. Чанмин не знает как еще ему помочь. Смотрит на темную фигуру перед собой, гладит колено осторожно и копается в своей памяти в попытках вспомнить, как успокаивал одногруппника тогда, как будто в прошлой жизни. И это неожиданно помогает. — Мне…остаться с тобой? — немного смущенно предлагает он, прекращая поглаживания. — Да, пожалуйста, — нуждающееся просит Ёнхун и Кью ему вымученно улыбается. Осторожно переползает за спину хёна, потому что помнит — в такие моменты тот любит, когда его обнимают сзади. Укладывается неловко, сцепляет руки в замок на чужом животе и прижимается щекой к плечу — старший выдыхает. Ластится ближе, переплетает их пальцы и вроде как успокаивается. Чанмин наконец тоже. Ему все еще немного неловко, но он топит эту неловкость в объятиях и ему намного легче. — Все будет хорошо, — спустя пару минут тишины, царившей пока они укладывались, обещает он — Ёнхуну или самому себе Кью не знает, но искренне верит в это. … После того их разговора проходит примерно полтора месяца, а по ощущениям около двух лет, причем назад, прямиком в 2018, потому что они с Ёнхуном снова почти вместе и снова почти парочка — Чанмин этому пиздец как рад. Он наконец перестает искать в поведении старшего подвох, сокращает свои сверхурочные тренировки и ночевки в зале для практик и улыбается ярко, не натянуто, как не улыбался уже давно. Сону даже как-то с издевкой подмечает, что старший светится как башня Намсан ночью, но тут же затыкается, стоит Кью подметить, что он сам, между прочим, тоже. И это правда: между ним и Чанхи тоже все наконец нормализуется и Чанмин очень рад этому. Тогда, на следующее же утро после разговора Кью с Ёнхуном, Нью сам признался ему в чувствах к Сону. Рассказал когда, почему и у Чанмина сразу же все встало на свои места. Он обещал обязательно помогать если что и успокоил друга по-поводу того, что тот разбил Ёнхуну сердце — «я ему помогу». И с того самого дня он действительно старался помочь: проводил с ним больше времени вместе, заказывал еду на двоих и звал гулять. Ёнхун сначала лишь благодарил тихо и слабо улыбался, но вскоре наконец ожил и стал сам проявлять инициативу. Дарил Чанмину какие-нибудь глупые и незначительные подарки, будь то собранный с клумбы у агентства маленький букет ромашек или последняя куриная ножка из заказанного ими ужина; звал на свидания, формулируя приглашение именно так, а не просто «погулять вместе», тем самым смущая Кью; утягивал спать в свою кровать настолько часто, что Сону и Кевин теперь использовали кровать Чанмина как шкаф, но тому было вроде как абсолютно все равно. Он таял от такого внимания к себе, терялся и тонул в чувствах к старшему лишь сильнее, хотя казалось бы куда еще. А тот был и не против: обнимал лишь крепче, улыбался тепло, смотрел, словно влюблено, и целовал везде, куда было можно. Но границы не переходил. До определенного момента. Они уже привычно расположились на кровати старшего с ноутбуком на его коленях и чашкой попкорна на чанминовых, когда Ёнхун, спустя примерно час просмотра фильма, неожиданно отставляет на тумбочку вышеупомянутый гаджет и забирает посуду из рук младшего. — Хён? — зовет тот непонимающе и замирает, когда натыкается на чужой взгляд, хищный и черный в почти кромешной темноте комнаты. Но даже так видно, как пристально на него смотрит Ёнхун. Как скользит взглядом по лицу: от глаз к губам и снова вверх и как-будто что-то обдумывает, решается. А потом прижимается своими губами к чужим и Чанмин будто перестаёт дышать: выдыхает задушено и замирает, не в силах ответить. Он не успевает закрыть глаза, так что теперь глупо пялится в темноту ёнхуновых ресниц, пока тот не отстраняется. Небрежно облизывает губы, не отрывая от младшего глаз, и того словно кипятком окатывает с ног до головы — Ёнхун вызванной реакции лишь улыбается и снова наклоняется к чужому лицу. — Скажи, что ты не против, — шепчет он чуть ли не в губы и пару раз едва ощутимо целует доверчиво подставленную шею. Такая близость снова лишает Кью воздуха, его внутренности кипят, а лицо, он уверен, становится пунцовым. Они снова смотрят друг на друга. Это секундное решение, и Чанмин даже не помнит, были ли у него в голове другие варианты. Он притягивает Ёнхуна к себе за затылок и целует на этот раз сам: развязно, не сильно глубоко, но с явным желанием. Старший усмехается довольно, отвечает на поцелуй, раздвигая губы, и Кью тихо стонет, когда чувствует чужой язык на своем. Ким быстро углубляет поцелуй, торопливо ведет языком по чужой верхней губе, кусает нижнюю. Приближается ещё больше, нависая над младшим и вжимая его в кровать, а тот совсем теряется в происходящем. Дышит загнанно, его лицо горит, а в мозгу одно лишь неправильнонеправильнонеправильнонеправильно маячит. Но когда одна из ёнхуновых ног останавливается между двумя его, даже эта мысль вылетает из головы, следом за первым достаточно громким стоном, который старший быстро ловит своими губами. — Мы все еще не одни, малыш. Тебе нужно быть тише, — шепчет он и спускается поцелуями к шее, пока Кью кроет от пресловутого «малыш». Руками Ёнхун тянется к подолу чанминовой футболки, порываясь наконец ее снять, и младший позволяет, вытягивая руки вверх и поддаваясь. Он выгибается дугой и всхлипывает тихо, когда Ёнхун следом целует его шею чуть жестче, касается языком ключиц и оставляет засос где-то под сердцем — Чанмин находит это очень символичным. Ким спускается ниже, ведет языком по подтянутому животу, вызывая табуны мурашек, и нежно целует кожу над резинкой треников. — Могу я..? — осторожно спрашивает он, хватаясь за пояс штанов. — Да, да, пожалуйста, — шепчет младший, потому что голос уже подводит его, и откидывается на подушки, не в силах смотреть вниз. Ёнхун на это лишь усмехается и тянет чужую одежду вместе с бельем вниз, немного, лишь для того, чтобы освободить от ткани полу-возбужденный член — Чанмин наконец выдыхает с облегчением. А потом давится собственным стоном, когда старший неуверенно целует головку — Ким снова победно ухмыляется. Крепко держась за его бёдра, касается губами нежной кожи еще несколько раз, ведет языком к основанию, и Чанмин слишком громкий, слишком грязные ругательства срываются с его губ, даже когда он прикусывает их, чтобы сдержаться. Ёнхун никогда никому раньше не делал минет, да и назвать это минетом сложно — он не берет в рот даже половины, — но похоже, что это неважно, потому что младший одобрительно дёргает бёдрами, а пальцы болезненно держат за волосы. Он знает, что Кью близко, когда его тело слишком сильно трясётся и он хнычет бессмысленное: — Хён, пожалуйста, пожалуйста. Поэтому Ким быстро отрывается и поднимается к чужому лицу. Они сталкиваются зубами, когда Ёнхун целует его снова, и Чанмин думает, что перестанет дышать в любую минуту, потому что чужая рука движется уже к ёнхуновым штанам, быстро справляясь с завязками и высвобождая член. Ему мгновенно становится страшно, но Ким это словно чувствует — целует чуть мягче, успокаивающе и осторожно обхватывает оба их члена своей рукой. Кью стонет в чужие губы от соприкосновения кожи с кожей, всхлипывает слабо, когда Ёнхун делает первое движение рукой. Поцелуи на шее становятся более грубыми, и Кью дрожит. Хватается за широкие плечи, целует первым, тут же отрываясь и переходя ниже, к шее, ключицам. Шепчет что-то не разборчивое вроде «быстрее» и «хён» и «пожалуйста», и Ким слушается: двигает рукой резче, подается бедрами вперед и дышит хрипло над чанминовым ухом, пару раз слабо прикусывая мочку. И этого видимо становится достаточно. Чанмин кончает, тело сначала сильно напрягается, а потом расслабляется, стон тонет в чужих губах. Его глаза закатываются, кожа горит красными пятнами, челка липнет ко лбу и он в принципе выглядит как олицетворение слова «затрахханный», что доводит уже Ёнхуна. Он позволяет себе рухнуть сверху. Им нужно несколько секунд, чтобы восстановить дыхание. Между ними стоит тишина, пока они возвращаются с вершин удовольствия. После появляется стыд, поскольку вес их действий, наконец, оседает. И страх — животный, неприкрытый страх: Чанмину пиздец как страшно. Но потом Ёнхун мягко обнимает его, поглаживает кончиками пальцев ребра и касается губами ключицы и все это рассеивается. Кью улыбается, целует невинно по сравнению с тем, что было до этого, заставляя Кима растянуть губы в ответной улыбке. Он перекатывается на другую сторону кровати, впяливаясь в потолок. Они все еще молчат, и младшего эта тишина путает лишь сильнее, поэтому он первым начинает разговор. — Это было…неожиданно, — шепчет он куда-то в темноту. Ёнхун усмехается. — Да, согласен, — отвечает он — Чанмин слышит, как тот поправляет штаны, — Но тебе понравилось? — Да. Очень, — честно признается Кью, переведя взгляд на старшего, и снова мягко улыбается. — Рад слышать. Мне тоже, — отвечает тем же Ким. И все. Ни объяснений своего поступка, ни ситуации между ними. Долбанное Н И Ч Е Г О. Младший вперивает взгляд в потолок — у него дурное предчувствие. Он уверен, что все это закончится плохо, в глазах против его воли собираются слезы и хочется просто забить и плыть по течению всего того пиздеца, что ему уготовила судьба, потому что пусть уж лучше все будет так, чем совсем никак, но нет — он должен знать. Он обдумывает свои слова слишком долго, несколько раз глупо открывая и закрывая рот как рыба, но, наконец набравшись смелости, решается: — Единственное…Мне интересно. Что теперь будет? Ну, между нами? Чанмин снова поворачивает голову. Ёнхун молчит и это лишь сильнее напрягает, заставляя тревожно скручиваться внутренности. Где-то в груди зарождается паника, сдлвно сдавливая легкие, и тогда Ким наконец поварачивается к нему. Подпирает голову рукой — его грудь мерно вздымается под футболкой — и смотрит словно равнодушно. — Мы просто иногда снимаем напряжение друг с другом. Никаких чувств, так ведь? И у Чанмина серце разлетается на тысячи мелких осколков. Поверить только. Все эти ночные разговоры по душам, теплые объятия и поцелуи, любовь в чужом взгляде, возможность взаимности — все — было гребаной фантазией. Идиотским плодом чанминового воображения, которое лишь загнало его в угол, стоило ему хотя бы допустить мысль о возможных ответных чувствах. Боже, какой же он дурак. Доверился, открылся самому дорогому человеку, а тот взял и просто уничтожил его, растоптал его чувства и плюнул в самую душу, посмеявшись напоследок — в голове никак не укладывалось, что Ёнхун вообще способен на такое. Но факты говорят сами за себя, и Чанмину становится мерзко. Ему очень хочется отмыться от всего этого, поэтому он, собрав остатки своего самообладания в жалкую кучку, сквозь слезы шепчет мерзкое «конечно», натягивает довольную улыбку и встает с чужой теперь постели. Находит на полу у кровати свою футболку, рядом с валяющимися там остатками гордости, самоуважения и верой в светлое будущее, и уходит в ванную, где наконец позволяет себе тихо разрыдаться.