Сказка о найденном сердце

Сяо начинает нервничать через две недели. Две недели прошло с того момента, как Венти должен был стать взрослым, и он до сих пор не пришёл. Нет, он не обязан приходить. Просто… просто почему-то Сяо обидно. Но в этом он, конечно же, не признаётся даже себе. Собственно, в этот очередной вечер якша сидит на крыше постоялого двора Ван Шу и снова крутит, крутит, крутит мысли в голове, перебирает тысячи причин, почему Барбатос всё ещё не пришёл. Почему он вообще ждёт его? С какого момента он вообще начал его ждать? Почему Венти для него теперь стал кем-то незаменимым, несмотря на его яростные попытки отдалиться и не привязываться? И вообще, как бард может быть настолько беспечным, что просто закрывает глаза на карму (!!!) и продолжает из года в год разукрашивать жизнь Сяо в яркие краски? Адепт не понимает, как вообще так вышло? Вот вроде недавно он снова приходил, снова дурачился, снова играл на лире… и всё было нормально. А сейчас сердце так странно болит и колотится. И от мыслей, что он больше не придёт, так страшно-страшно. Одиноко. Сяо боится, что Венти больше не захочет его видеть. И дело вовсе не в кошмарах. Может, он обиделся, что якша так грубо с ним разговаривал? Что пытался заткнуть? И, адепт даже жмурится, довёл до слёз? О архонты, дважды довёл до слёз. Сяо уже даже начинает думать о том, чтобы наплевать на всё и прийти в Мондштадт самому. Правда, передумывает через пару секунд, опасаясь, что только ещё больше разозлит Венти. Якша настолько погружается в свои мысли, что, когда слышит на террасе чьи-то шаги, вздрагивает и исчезает, даже не посмотрев, кто там, но недалеко, просто перемещается на ближайшее дерево и теперь наблюдает оттуда за незваным гостем. Незваный гость крутится на пятках, оборачиваясь лицом к крыше, и прикладывает руку к лицу, вероятно, высматривая там Сяо, но, как мы знаем, его там уже нет. Поэтому гость разочарованно цокает языком, покачивая головой: — Ся-я-яо, я знаю, что ты где-то тут, Верр Голдет мне всё рассказала, выходи-и-и. Якша и бровью не ведёт, наблюдая за Венти, затаив дыхание. А сердце так и колотится в груди, готовое вот-вот выпрыгнуть. «Пришёл». Барбатос тихо смеётся и кивает самому себе: — Значит, сначала отказывался играть в прятки, а теперь захотелось? — подходит к столику и заглядывает под него. — Ся-я-яо, я ему тут подарок принёс, — взмахивает какой-то бумажкой в руке. Якша щурится, пытаясь в темноте разглядеть, что же такое притащил бард, но безуспешно, — а он взял и сбежал, разве это честно? — а архонт будто предугадывает действия адепта и сразу же прячет своё сокровище в карман. — Ладно, ладно, твоя взяла, давай поиграем в прятки, — смеётся, — я обязательно тебя найду. Почему-то последние слова звучат слишком серьёзно для всей этой ситуации. Сяо чувствует себя очень глупо, прячась на дереве, как маленький ребёнок. Он вообще-то ждал его всё это время. Так сильно ждал… а теперь что? Испугался? Видимо, да. Якша внимательно следит за тем, как Венти пару раз обходит террасу по кругу, заглядывает за шторку, под столы и стулья, даже с перил свешивается, высматривая что-то внизу — в этот момент показалось, что бард сейчас просто кувыркнётся в воздухе и разобьётся лепёшкой об землю. — Ну и ладно, — Барбатос обиженно дует губы, топая ногой, — не хочешь, пойду домой, я сдаюсь, — Сяо даже сказать ничего не успевает — янтарные глаза широко распахиваются, короткий звук, так и не превратившийся в нежное: «Венти», срывается с губ, и сердце болезненно стукается об грудную клетку и останавливается. А Венти исчезает. Оставляет после себя только дурманящий запах сесилий — адепт вдыхает его полной грудью, появляясь на террасе, и досадно поджимает губы. Он не хотел, чтобы так вышло, ясно? Даже прятаться не планировал. Оно само… правда, само. Почему же он тогда ушёл? Почему-то хочется плакать от досады. — Нашёл, — хитрый, вкрадчивый шёпот, ласково опаляет жаром шею и заставляет подпрыгнуть на месте. Сяо нервно оборачивается и удивлённо смотрит на довольного Барбатоса, перекатывающегося с пятки на носок. — Почему ты пришёл? — и тут же хочет прикусить себе язык. Вместо этого почтительно склоняет голову, здороваясь. Хотя, учитывая последние минут пятнадцать, приветствие у них как-то изначально не задалось. Барбатос привычно закатывает глаза и фыркает: — Хочешь сказать, что до этого у меня всякий раз была причина, когда я приходил? — удивлённо поднимает брови, окатывая Сяо с ног до головы аквамариново-задорной хитростью. Адепт молча пожимает плечами. — Ох, Сяо, Сяо, — Венти качает головой, шагая ближе к якше, тот усилием воли заставляет себя замереть, а не отшатнуться, — почему ты такой…? — и замолкает, вглядываясь в напряжённое лицо адепта. В глаза, что сверкают в ночи ярким янтарём с переливами усталости. Горят жёлтым полумесяцем, таинственным и загадочным свидетелем тяжких ночных преступлений и так и подталкивает совершить что-то безрассудное. — Какой? — Сяо моргает. Сбрасывает наваждение, освобождая Венти, и тот сдерживается, сглатывает мысли и неловко отводит взгляд, выбираясь из этого омута, всё ещё не понимая, что он давно не просто увяз, а потонул, сам приковал себя ко дну золотистой цепью. — Невероятный, — дразнится, корчит лицо, ветром проскальзывая мимо адепта, за его спину. — Невероятный, — якша глупо повторяет, бездумно пялясь в пол. Рассматривает свою обувь, безумно интересно, знаете ли. А в голове бьётся, пульсирует: «Кто из нас ещё невероятный…» — Именно так, — поддакивает Барбатос из-за спины, и Сяо наконец-то оборачивается. Немигающим взглядом смотрит, как бард изящно облокачивается на перила локтями, откидывая голову назад: косички медленно стекают по плечам за спину, открывая вид на острые ключицы, взгляд плывёт ниже, натыкается на полурасстёгнутую рубашку, будто бард собирался в спешке и не до конца оделся. От этого янтарь мутнеет, затягивается дымкой, голова тяжелеет, наливается свинцом. И воздух вокруг густеет, клубится сесилиями и чем-то ещё, непонятным, но очень желанным. Сяо почти пьянеет и судорожно отводит взгляд. Барбатос копошится руками в карманах: — Смотри, какая прелесть, — протягивает ладонь, не глядя, и якша осторожно забирает… фотографию? С медленно закипающим в душе смущением рассматривает самого себя, сладко сопящего на траве и Венти, что так доверчиво прижимается к адепту и безмятежно улыбается, разметав свои косички на груди якши. Фыркает, морща нос, и отдаёт её обратно. Барбатос заливисто хохочет: — Что, не понравилось? А я почти душу продал, чтобы выпросить её у Люмин. Она боялась, что я её уничтожу, представляешь? Но, как я могу уничтожить фотографию с моим очаровательным Сяо? Да я эту фотографию буду хранить как зеницу ока, даже сердце своё хранить так не буду, как её, — якшу замыкает ещё на фразе с «моим очаровательным Сяо», замыкает и никак не хочет отмыкать. Он лишь чувствует, как ток короткими импульсами бьёт под кожей, течёт по венам и тщетно пытается завести сердце. Только вот оно настолько сильно разогналось, что перегрелось, и система дала сбой. — Сяо? — Барбатос очаровательно склоняет голову вбок. — Сяо, приём, — машет ладошкой у него перед лицом — адепт переводит свой задумчиво-бездумный взгляд, полный расколотых янтарей. — Что? — хрипло спрашивает, и у Венти мурашки идут по коже, и будто по затылку битой прилетает от его глубокого, мурчащего голоса. Барбатос недовольно шипит и трёт лоб, сетуя на самого себя. Адепт удивлённо вскидывает брови. — Ничего, ничего, — отмахивается бард, — мы просто так давно не виделись, что я забыл, — кусает губу, отворачиваясь в сторону, — как трудно держать себя в руках рядом с тобой, — бормочет-шепчет себе под нос. — Что? — Ничего, забудь, — снова отмахивается, неловко посмеиваясь, — я вообще-то говорил о том, что ты просто очаровательно ревновал меня к Чайлду, — пихает локтем в бок. — Я не- — Ещё как ревновал, даже не отнекивайся, — смеётся архонт и тянет за собой с террасы, — ты бы своё лицо видел, когда он на руки меня поднимал, ещё чуть-чуть и от предвестника бы ничего не осталось. Сяо решает не спорить. Ревнует? Ну и пусть, Барбатосу виднее, якша всё равно не разбирается во всех этих чувствах. — Но, — бард спускается по лестнице и буквально тащит адепта за собой, вцепившись в его запястье, как в спасательный круг, — скажу по секрету, — на ходу мельком оборачивается к Сяо, подарив ему мимолётно-хитрую улыбку. От этого адепт уже не идёт, а плывёт за ним: ноги ватные и в голове туман. И такое чистое, искреннее недоумение. Что происходит? Что это за реакция? Когда это началось? Почему он заметил это только сейчас? — Ты мне нравишься намного больше Аякса, — Сяо замирает на месте, вынуждая Барбатоса развернуться к нему и задорно рассмеяться, — чему ты так удивляешься? Это же очевидно! — Зачем ты это сказал? — сокрушённо спрашивает якша, сдерживаясь, чтобы не прислонить руку к груди, защитить своё сердце от ещё больших нападок. — Просто так, — а архонт легко пожимает плечами и идёт дальше, насвистывая какую-то воздушную мелодию. У Сяо от этого просто душа на части от непонятных чувств разрывается. — Куда мы идём? — Спать. Якша краснеет. Точнее, он не уверен. Но лицо так сильно горит, что он не может сделать никакого другого вывода. Хоть бы Венти не обернулся, хоть бы не… — О, пришли, — бард замирает перед закрытой дверью и поворачивается к адепту, — открыва… ты чего? — испуганно замирает. — Тебе плохо? — Нет. — Ты красный. — Да что ты говоришь… — фыркает якша, прикрывая своё лицо ладонью. Вот вечно он так. Ляпнет, не подумав, а Сяо потом страдает и мучается. Бард удивлённо наклоняет голову вбок, взволнованно хмуря брови. И медленно краснеет вместе с ним. — Я… — открывает рот, ошарашенно округляя глаза, — я… — прячет лицо в своих ладонях, — я имел в виду, что ты будешь спать, а я играть и, чтобы тебе, ну, кошмары… я, — бубнит. Адепт смотрит на всё это с плохо скрываемой насмешкой и устало вздыхает. Отпихивает барда в сторону, открывая дверь в комнату, — … не имел в виду ничего, просто ты… — Венти, успокойся, — проталкивает архонта внутрь и захлопывает дверь. — О, — Барбатос отмирает, удивлённо оглядываясь, — ладно! — пружинистым шагом подходит к кровати и садится у изголовья. — Ложись, — хлопает по подушке ладошкой, — буду читать тебе сказки и петь колыбельные. Адепт как-то опасается подходить. — Венти, — осторожно, будто спугнёт сейчас, — зачем? — Что зачем? — Ты это делаешь? — Делаю что? — Это, — якша беспомощно разводит руками в стороны. — Это комната, — бард закатывает глаза, откидываясь спиной на кровать, — и её делал не я. — Венти. — Что? — Зачем? — Просто так, — выдыхает, — зачем искать причину там, где её нет? — Венти. — Ну правда, просто так, — приподнимается на локтях, недовольно хмурясь, — если я могу облегчить тебе жизнь, то я это сделаю. — Зачем? — Что зачем? — Облегчать. — Ты дурак? — Что? — Дурак, спрашиваю? Адепт поджимает губы, телепортируясь прямо к кровати. Венти, явно этого не ожидавший, испуганно подскакивает и уползает подальше. — Стой, — якша хватает его за ворот рубашки и притягивает к себе, — объясни. — С-сяо, — Венти нервно улыбается, отклоняя голову подальше. Хватается ладонями за кулак адепта и пытается его разомкнуть, — давай только без драк. — Я не собираюсь тебя бить. — А, да? А по тебе и не скажешь, — неловко смеётся, — выглядишь так, будто собрался придушить меня моей же рубашкой. Сяо слегка ослабляет хватку: — Зачем? — Зачем душить меня? Не знаю, это у тебя надо спрашивать, я же не хочу себя придушить. Якша хмурится, разглядывая расслабленно улыбающегося барда. В глазах пляшет радость и предвкушение — надо же, как ему нравится выводить Сяо из себя — они горят в темноте лисьей хитростью, нежностью, немного нервозностью, пока руки судорожно сжимают кулак адепта, словно он действительно способен вырваться из этой железной хватки (ему просто не позволят, но архонт, в принципе, не особо против). Рассматривать Барбатоса чревато последствиями. Может стать плохо и голова закружится, поэтому Сяо просто в очередной раз выдыхает: — Венти, — требовательно, любой другой уже давно сдался бы и выложил всё как на духу. — Что Венти? Венти, Венти, — но Барбатос — не любой другой, поэтому он лишь морщит лицо, качая головой — знаю я, что я Венти, от того, что ты меня десять раз позовёшь, моё имя никак не изменится. — Барбатос. — О, ещё одно вспомнил. Вау, оно такое древнее, что я почти забыл, как оно звучит, — кусает губы и отводит взгляд, — Бар-ба-то-о-ос, м-да, — цокает языком, — дурацкое всё-таки имя, не жалею, что поменял. У адепта мутнеет в глазах. И непонятно, почему. То ли из-за опьяняющего запаха сесилий, что щекочет нос и забивается под кожу, прорастая маленькими белыми бутонами, то ли из-за тёмного, бездонного с нотками волнений и тонной хитрости взгляда, что высасывает душу и выкачивает воздух из лёгких. В итоге, он просто глухо рычит — у Венти от этого голова свинцом наливается и в горле першит от сухости — и опрокидывает барда на кровать, грозно нависая сверху. — Ммм, — архонт даже не знает, как оценить всю эту ситуацию. Десять из десяти, всё прекрасно, продолжайте или ноль из десяти, спасите, он меня сейчас убьёт? — Сяо, — задирает голову, растерянно вглядываясь в залитые чернильной тьмой глаза адепта, — всё идёт не по плану, это я должен укладывать тебя в кровать, а не ты меня. — Помолчи, — накрывает его губы своей ладонью, и Венти давится воздухом. Сяо хмуро всматривается в его шокированно-обиженное лицо и налитые румянцем щёки, судорожно пытаясь понять, как до этого вообще дошло? Отвлекают от мыслей раздражающие косички, что так бесстыдно обтекают ключицы, лезут под рубашку своими бирюзовыми кончиками — за ними хочется проследить не только взглядом, но и рукой, и, слава архонтам, что обе они заняты: одна, как бы странно это не звучало, ртом Венти, вторая же помогает якше удержать равновесие и не свалиться прямо на барда. А бард что-то бубнит ему в руку, и это так до бабочек в животе приятно, что Сяо хочется плакать от собственных чувств. Как, хиличурл его побери, до этого дошло? Он же просто… просто хотел узнать, зачем Венти к нему таскается. Он не хотел дрожать от того, что этот дурацкий архонт провибрировал ему его собственное имя в ладонь. — Молчи, — раздражённо шипит, и Венти замолкает, ошарашенно распахнув глаза, — просто молчи, ничего не говори. — Как будто я могу, — недовольно бубнит архонт и тут же жалеет, потому что взгляд у Сяо становится совсем диким. — Зачем? — в. очередной. раз. спрашивает. Как будто от этого Венти ему ответит. Хотя бард весьма выразительно смотрит на Сяо и опускает взгляд ниже, на его ладонь, практически умоляя. Адепт сомневается в том, что, когда Барбатос откроет рот, из него польётся что-то, кроме воды. — Сяо, — Барбатос хмурится и… И Сяо испуганно отдёргивает руку, глядя на архонта, как на умалишённого. — Что? — ворчит бард. — Ну облизал я твою ладонь, и что? Ты вообще-то мне рот закрыл, а я, между прочим, архонт! — пытается оттолкнуть от себя адепта за плечи. Адепт что-то не отталкивается. — Архонт, понимаешь? А ты так неуважительно, ай, ай, ай, — качает головой, старательно избегая взгляда Сяо. А Сяо плавает где-то в космосе, пытаясь снова собрать мысли в одно целое. Но они упорно растекаются слаймовой слизью по сердцу и неустанно напоминают о том, что он бесстыдно прижимает архонта к кровати. — Ответь, — уже почти умоляет. Ещё чуть-чуть и заплачет. Зато будут квиты! Довели друг друга до слёз. Бард тяжело вздыхает: — Может, для начала слезешь с меня? Якшу как ведром с ледяной водой окатывает. Сдувает на другой конец комнаты моментально. Венти кряхтит, усаживаясь на кровати и легко улыбается Сяо, мол, всё хорошо, ты только что не сделал ничего постыдного. Нет, сделал, конечно, но, не то чтобы он был против, типа, всё в порядке, хорошо? — Зачем? — гневно вопрошает с другого конца комнаты, сжимая кулаки в ладони от негодования и обиженно мерцая своими янтарными глазами, и это так умилительно смешно, что Венти не выдерживает и тихо хихикает. Адепт реально готов заплакать. — Прости, прости, прости, — машет руками бард, — я же сказал, — откашливается, — просто так. И смотрит, главное, так честно и искренне, что Сяо почти верит. — Не ври. — Но я не вру! — Венти обиженно взмахивает руками. — Не вру я! Не вру! — на секунду якша буквально видит перед собой ребёнка, с которым возился целых три дня, непонятно зачем. — Почему ты мне не веришь?! — обиженно складывает руки на груди, отворачивается. Сяо молча удивлённо моргает на насупившегося Барбатоса. Тому, видимо, было недостаточно маленького всплеска негодования, поэтому он, недолго осуждающе помолчав, хватается за подушку и швыряет её в якшу. После этого обижается окончательно, сворачивается на кровати калачиком и снова отворачивается. Адепт настолько ошарашен, что просто замирает, удивлённо распахнув рот. Смотрит на обиженную спину Венти и недоумевает ещё больше. Он серьёзно кинул в него подушку? Ну, хоть не вихрь наслал, облегчённо думает якша, можно сказать, легко отделался. — Венти? — осторожно шагает к кровати, боясь, что тот снова вскочит и кинется колотить его. Венти не отвечает. Сяо садится на край кровати и тянет руку к его плечу. — Венти, — снова зовёт. Снова тишина, — ответь. — Зачем? — недовольно ворчит, и якша облегчённо вздыхает. — Просто. — Нет, ты скажи, зачем, — пародирует Барбатос, поворачиваясь к Сяо лицом, — зачем? А? Зачем? — поджимает губы, двигаясь ближе к адепту и несильно бьётся лбом об его ладонь. — Зачем? — почему-то шепчет. — Зачем ты остался тогда со мной, а не отправил меня к Люмин? — и устало прикрывает глаза. Сяо кусает губы и сжимает руки в кулаки. К такому вопросу он точно не был готов. — Что, — хмыкает бард, — тоже не хочешь отвечать? — Я не мог оставить тебя с предвестником, — находит Сяо весомое оправдание. — Ты мог найти Люмин, — умело парирует Барбатос, — мог не соглашаться сидеть со мной в первый день, мог не играть со мной во второй, мог не беспокоиться в третий, мог не… — Не мог. — Что? — Не мог. — Почему, — бард устало перекатывается на спину и закрывает лицо ладонями, — почему не мог? — Ты же меня не оставляешь, — адепт пожимает плечами, разглядывая свои руки. — Если ты про то, что я иногда к тебе прихожу… — Но приходишь же. — Сяо, — Барбатос вздыхает, — если ты делал это только из чувства долга, то… — Нет, — якша хмурится, переводя свой янтарно-золотистый взгляд на Венти. От него у Барбатоса в очередной раз идут мурашки и вздохи застревают в горле, — не из чувства долга. Венти подносит руку к лицу, кусает тыльную сторону ладони. Хочет заставить сердце остановиться, но у него, какая жалость, не получается. Поэтому оно продолжает остервенело биться, практически оглушая барда. — Тогда зачем? — Хотел. — Настолько сильно, что пытался меня заткнуть? — смеётся Барбатос, усаживаясь на кровати. Опирается спиной об изголовье и смотрит так устало, и так нежно, что у Сяо ком к горлу подкатывает. — Прости. — Давай не надо, — Венти морщится, — я не злюсь, ясно? И мне не обидно, это вполне ожидаемо было, что ты будешь не в восторге от того, что на тебя сбагрили ребёнка. — Но этим ребёнком был ты. — И что с того? Сяо давится воздухом. — В смысле? — Что с того, что это я? Хочешь сказать, что любого другого ты бы сбагрил на, не знаю, Аякса? — Барбатос склоняет голову вбок и едва заметно улыбается. — Другого я бы не заметил, — довольно честно отвечает Сяо. — А меня заметил, поразительно, — восхищённо выдыхает бард и внезапно смеётся. — Ты заметный. — Безумно, — кивает, соглашаясь, — ну, заметил, и что? Кто не дал тебе пойти и найти Люмин? — Ты, — ещё один честный ответ. — И ты взял и послушался маленького ребёнка, — Венти прикладывает руку ко лбу, осуждающе качая головой, — поразительно! Я узнаю о тебе всё больше и больше, даже спрашивать страшно, почему ты вообще не взял меня за шкирку и не увёл с постоялого двора Ван Шу? — Ты архонт, — Сяо хмурится и недоумевает. Как он может так обращаться с божеством? — А, ты вспомнил, что я архонт, — досадно поджимает губы, — а пятнадцать минут назад, ну, когда прижимал меня в кровати и затыкал мне рот, ты даже и не вспомнил об этом, — хитро, задорно улыбается, а Сяо просто хочет провалиться сквозь землю. Лишь бы не видеть это жутко довольное лицо, — да даже если и архонт, я же не Моракс. У тебя с ним контракт, не со мной, ты ничего мне не обязан. — Ты тоже. — Что? — Ты тоже не обязан, — Сяо хмурится, вглядываясь в лицо Венти, — но всё равно помогаешь. Барбатос удивлённо открывает рот. Надо же, его только что уделали в словесной перепалке. — Я должен помогать жителям Ли Юэ, — у Сяо открывается второе дыхание, — ты был в Ли Юэ, так что… — Поразительная логика, — восхищённо перебивает бард, — Сяо, да ты просто мать Тереза! — всплескивает руками и смеётся, — о архонты, если ты действительно сейчас на полном серьёзе утверждаешь, что помог мне только потому, что я был в Ли Юэ, то я заплачу, — качает головой, приложив руку ко лбу. — Не плачь, — моментально реагирует Сяо, взволнованно хмурясь. — Да почему не плакать-то? — Венти встаёт на колени и подползает ближе к якше. Упирается ладонями в его плечи и беспомощно заглядывает в янтарные глаза, — не плакать, не разговаривать, может, ещё и не приходить к тебе, Сяо? Скажи, что мне ещё не делать? — Не, — адепт отклоняется назад, — не сиди так близко. Барбатос недовольно стонет, роняя голову ему на плечо. — Серьёзно? — тихо смеётся. Получается как-то отчаянно и грустно. Сяо так сильно хочется его обнять, что руки чешутся. Но Барбатос, вы знаете, он такой… такой, что никогда не поймаешь. Сейчас он тут, а через секунду стоит на полу и настойчиво укладывает адепта в кровать: — Просто забудем об этом разговоре, ложись. Я сыграю тебе на лире, тебе же снова снятся кошмары, да? — грустно проводит рукой по сине-изумрудным волосам — якше становится тепло от того, как нежно и ласково это ощущается. — Это неважно, — бубнит, невольно подставляясь под невесомые касания архонта. — Нет, важно, — отрицает бард, — если тебе снятся кошмары, то ты не высыпаешься. Как ты собираешься спасать свой драгоценный Ли Юэ, если не выспишься, а, герой? Вот так прыгнешь на хиличурла и уснёшь, пока будешь лететь, он же умрёт от испуга, — смеётся, доставая из воздуха лиру. — Но умрёт же, — шепчет Сяо, переворачиваясь на бок, чтобы наблюдать за Венти. — Неправильно мыслишь, — Барбатос пробегает пальцами по струнам, — о себе тоже нужно заботиться, ясно? — Зачем? — Чтобы о тебе не беспокоились другие, — назидательно отвечает архонт, — хочешь доставлять беспокойство другим? — Кому обо мне беспокоиться? — Люмин, — бард словно ждал этого вопроса и с поразительной скоростью начал перечислять, загибая пальцы, — Паймон, Моракс, даже Верр Голдет, между прочим, она так переживала за тебя, когда ты пару лет назад пришёл весь в крови и еле живой, знал бы ты, чего мне стоило её успокоить, — прикрывает глаза, качая головой с лёгкой улыбкой на губах. — А ты? — Сяо поражается своей смелости. Он вообще весь вечер только и делает, что поражается. — Что я? — А ты беспокоишься? Барбатос удивлённо моргает. И смотрит ещё так обиженно, что адепт начинает нервничать и уже хочет ехать с темы. — Ты ещё спрашиваешь? — возмущается Венти. — То есть я к тебе хожу, отгоняю твои кошмары, забочусь, вношу краски в твоё бренное существование, а ты спрашиваешь, беспокоюсь ли я? Зачем, спрашивается, тогда я это делаю? — Ты сказал просто так, — пожимает плечами Сяо. Венти осекается и испуганно замолкает. — Ну, — неловко начинает, — забудь. Я действительно беспокоюсь, и поэ… — Почему? — Что почему? — вымученно давит из себя бард, откладывая лиру в сторону. Видимо, сегодня он не поиграет. — Беспокоишься? Барбатос молчит, обдумывая варианты ответа, которые не будут звучать, как «я тебя люблю». — Потому что, — кусает губы, — потому что… — Ты пытаешься соврать, — адепт пресекает его попытку на корню. — Хорошо, — кивает Барбатос, — просто послушай и не перебивай, ладно? — Ладно, — моментально соглашается. Бард глубоко вздыхает, будто собираясь с мыслями: — Ты постоянно жертвуешь собой, и это так раздражает, что иногда мне хочется разорвать Моракса на мелкие кусочки, но, — поднимает руку, затыкая Сяо рот, — если я это сделаю, то ты разорвёшь на мелкие кусочки меня, поэтому я сдерживаюсь, — шумно втягивает воздух носом, набираясь смелости, — ты постоянно говоришь о том, что это твой долг, ну, и дальше там про карму и прочее, ты понял. Это ужасно раздражает тоже, потому что ты не обязан никому ничего. Да, у тебя контракт, но что-то я сомневаюсь, что в его условиях прописано, что ты обязательно должен страдать, — досадливо качает головой, — но знаешь, что раздражает меня больше всего? — бросает задумчивый взгляд на притихшего адепта. — Что ты отказываешься принимать чужую помощь, ищешь во всём скрытый подвох и даже представить себе не можешь, что люди могут, нет, должны испытывать благодарность, что они могут беспокоиться, что они могут любить тебя и желать лучшего, — тыкает пальцем в лоб якши, — тебе. Для тебя это просто что-то невероятное и вообще не правда. Но это так, я… — замолкает, неловко жмурясь, — столько лет к тебе хожу, а ты, — смеётся, — всё это время думал, что мне что-то от тебя нужно. Но я просто хотел помочь, ясно? Просто, потому что ты мне… дорог, понятно? И не надо спрашивать меня, почему. Просто вот так вышло, просто дорог, не надо искать причину там, где её нет. И знаешь, это вообще-то больно, когда дорогой тебе человек на протяжении нескольких веков старательно отталкивает и отфыркивается на каждое предложение о помощи, — у Сяо уже голова кружится, а Венти всё не замолкает. — Вот скажи, — смотрит так аквамариново-выразительно, что в горле пересыхает, — тебе обязательно делать всё в одиночку? Обязательно жертвовать собой? Почему просто нельзя хоть раз положиться на кого-то? Позволить помочь и указать дорогу? Замолкает так внезапно, что Сяо ещё секунд тридцать молчит, прежде чем начать говорить, думая, что Барбатос снова продолжит свой словесный понос. — Моя карма… — Хватит, — Барбатос затыкает уши ладонями и откидывается на спину прямо поперёк Сяо, — я не хочу ничего слышать про твою карму, не хочу! Сяо послушно замолкает и просто вглядывается в серый потолок. В голове так пусто, что даже страшно. — Венти, — зовёт. — М? — Я тоже беспокоился. — Чего? — Барбатос поднимается на локтях, удивлённо рассматривая адепта. — Я тоже беспокоился о тебе, — якша отворачивает голову, избегая взгляда архонта, — и мне нравилось, что ты приходил, — ненадолго замолкает, — и я ждал тебя всё это время, — прикрывает глаза, шумно выдыхая, — так сильно ждал, — шепчет, кусая от отчаяния пальцы. — Вот так откровение, — удивлённо присвистывает бард. За это хочется его стукнуть, но всё тело такое ватное, что Сяо даже пошевелиться не может, — Сяо, — смеётся, — успокойся, я чувствую, как колотится твоё сердце. От того, что ты мне сказал, ещё никто не умирал. И ты не умирай, хорошо? — сползает с адепта и укладывается нормально, разглядывая его затылок и красные-красные уши. — Хорошо, — ворчит в ответ якша. Ни черта не хорошо, у него реально сейчас сердце остановится. — Правда ждал? — помолчав, тихо спрашивает Барбатос, с такой искренней надеждой разглядывая удивлённое лицо повернувшегося адепта. Сяо молча кивает, прикрывая глаза: — Очень. — Прости, — Венти легко смеётся, упираясь лбом в грудь якши — адепт застывает, даже вздохнуть боится, — что не приходил так долго, просто, — сминает простынь в кулаке, — ммм, после снадобья Альбедо меня немного лихорадило… — поднимает взгляд на Сяо, — две недели, — выдыхает, — как только пришёл в себя, сразу пошёл к тебе, даже, — улыбается, качая головой, — рубашку криво застегнул. Адепт смотрит так по-щенячьи виновато, что вину теперь чувствует Барбатос. То есть Венти было плохо? А он столько всего надумал… Ужасно. — Ты не виноват, — тут же, будто читая мысли, шепчет бард, — ты же не знал, всё хорошо, — мимолётно касается щеки адепта — Сяо прикрывает глаза, наслаждаясь прикосновением. — Ну вот, мы выяснили, что оба беспокоимся друг о друге, — Венти так резко отодвигается и тыкает якшу пальцем в плечо, что тот вздрагивает — снова будешь играть со мной в молчанку? — Нет. — Хорошо, спать будешь? — Ммм, — Сяо прикрывает глаза, переворачиваясь на другой бок — так спокойнее для сердца — пытается понять, а уснет ли он вообще сегодня? — не знаю. — А ты узнай, — задорно отвечает бард, — и подай мне мою лиру, пожалуйста, она около твоей головы. — Не нужно играть на лире. — Почему? Обиженные нотки немного заставляют нервничать, и Сяо спешит объяснить: — Достаточно того, что ты рядом. Венти восхищённо выдыхает за его спиной. — Мне, конечно, приятно, — осторожно касается плеча адепта, — но, кошма… — Нет, — даже головой мотает, устало прикрыв глаза, — достаточно того, что ты рядом. Они не будут сниться. — Так дело не в моей музыке? — удивлённо спрашивает Барбатос. — Да. — Это просто я крутая панацея, — бард хихикает и утыкается лбом в спину Сяо. У последнего ползут мурашки и болезненно ёкает сердце. — Да, — обречённо соглашается, — те цветы, — замолкает, раздумывая, продолжать или нет. А то этот бард сейчас вознесётся от гордости до Селестии уже во второй раз — Тейват это не переживёт, — тоже помогали. — Сесилии? — Барбатос даже садится от недоумения, — а они тут причём? — Ммм, — Сяо ещё ничего не сказал, но уже жалеет, — они пахнут тобой. Венти не смеётся. Венти ошарашенно распахивает глаза и открывает рот от неожиданности. — Хочешь сказать, что тебе достаточно просто… — Да, — что бы он не хотел сказать, просто да, помолчи уже, не усугубляй ситуацию, и так неловко. — Ммм, хорошо, — Венти аж жмурится от удовольствия, — тогда повернись, я ещё кое-что тебе принёс, но всё не знал, как и когда тебе отдать, — когда Сяо оборачивается, то машинально ловит рукой что-то маленькое, что швырнул ему архонт. — Это… что? — рассматривает странную шахматную фигурку у себя на ладони. От неё волнами исходит странное тепло, и — якша недоуменно моргает — она ощущается, как маленький… Венти? Ну, как будто его держишь за руку, или за шкирку, или за ногу вверх тормашками… — Моё сердце бога, — Барбатос так беспечно пожимает плечами, что адепт думает, что тот шутит. Прикалывается, как обычно. — Чего? — Сердце бога, — довольно повторяет. — Его у тебя украли, — так, на всякий случай напоминает. — А, — Барбатос смеётся, неловко почёсывая затылок, — я, ну, немного предвидел эту ситуацию…? Создал муляж, его и украли. Вот смешно будет, когда Царица поймет, что её обвели вокруг пальца, — хихикает в кулак, мерцая своими аквамариновыми глазами от восторга. Адепт даже не удивляется. Это Венти, тут удивляться противопоказано, а то однажды рискуешь умереть от удивления. Но на душе становится легче от мысли, что сердце бога всё-таки не украли. Что оно не в руках у Фатуи, которые обязательно бы осквернили его. — А мне оно зачем? — недоумевает. — Будет освещать твой путь, — как метафорично, Сяо даже не растрогался, лишь больше нахмурился, — только не затопчи. — Забери, — якша качает головой. Он, что, совсем умом тронулся? Какое ещё сердце? — Нет, — серьёзно отвечает Венти, — не заберу, я оставляю своё сердце тебе, — тыкает пальцем в грудь якши, — так я всегда буду с тобой. Сяо обречённо вздыхает: — Если ты из-за кошмар… — Не-а, — склоняет головок вбок, — не только, — щурится, — я подумал, что так будет романтичнее, — смеётся, — я отдаю тебе своё сердце, — а адепт будто на эмоциональных качелях катается. Сколько можно переключаться с шутливого на серьёзный тон и обратно? Сяо не успевает соображать, — чтобы ты всегда помнил о том, что есть те, кто беспокоится о тебе. И что ты не один, — складывает руки на груди, — и чтобы не рисковал собой так безответственно. А то умрёшь где-нибудь в лесу и похоронишь там ещё и моё сердце. Якша сглатывает от навалившейся на него ответственности. — Забери, — требует, настойчиво пихая его Венти. Барбатос обхватывает ладонями его сжатую в кулак руку и прислоняется к ней губами. — Не заберу, — улыбается, — боюсь, что если за ним снова придут Фатуи, то я не справлюсь. А так хоть не я тумаки буду получать, — хитро сверкает глазами в ответ на молчаливое недовольство Сяо. Тот старательно делает вид, что его руку не поцеловали, и вообще всё хорошо. И сердце не колотится, как бешеное, и кровь не кипит, и воздух тут вовсе не тяжёлый, и его вполне достаточно. — Ты можешь просто позвать меня по имени, и я… — Сяо, — Венти недовольно хмурится, — я буду звать тебя по имени только тогда, когда захочу тебя увидеть, когда захочу поговорить с тобой, только тогда, когда ты рядом. Ну и, иногда, когда очень соскучусь, хорошо? Но никогда, чтобы ты пришёл и защитил меня от страшных и ужасных Фатуи. — А следовало бы наоборот, — обречённо вздыхает якша. И почему этот бард такой упрямый? — Сяо, — Барбатос отпускает его руку и осторожно обхватывает ладонями лицо, — Сяо, — наклоняется ниже, адепт думает, что так красиво его имя ещё никто не произносил. Ещё никогда оно не ложилось горячим дыханием ему на губы, — просто забери уже моё сердце и пойми, что я люблю тебя, дурак ты, даже не понял, что я просто пытался тебе в любви признаться. Всё забери, забери… да оно уже давно у тебя, глупый, — легонько стукается лбом о его лоб, — просто ты почему-то в упор отказывался это видеть. Сяо молчит. Только руки бьёт лёгкой дрожью, и кончики пальцев покалывает, и, кажется, что это какой-то дурацкий, но чертовски приятный сон. Так на свете не бывает. Не бывает, чтобы просто слова дарили ощущение свободы и полёта. Сяо не верит. Так не может быть. — Я, — вздрагивает, когда ненароком касается чужих губ своими, — я… — Ты, ты, — кивает Венти, — не переживай, я знаю, что ты не любитель поговорить, — смеётся, и этот смех оседает тёплым воздухом на коже — у Сяо кружится голова. — Прости, — вздыхает, — я ужасен. — Я тебя сейчас ударю, — Барбатос хмурится, — не говори так, это больно слышать. — Нет, — Сяо мотает головой, крепко жмурясь — боится, что, если откроет глаза, окончательно потеряется в бурлящем океане чувств, — послушай, — хватается руками за плечи барда — сердце бога падает на простынь, но это никого даже не волнует, — я ужасен, — повторяет, — ты… постоянно приходил, а я так… грубо… отталкивал и вообще, — переводит дыхание, — не понимал, что ты хочешь от меня. И боялся… наверное? Но, когда ты стал маленьким, — улыбается, вспоминая этого несносного ребёнка — Венти замирает от восторга, — я осознал, что ты мне дорог. Очень дорог. Прости, что так долго этого не понимал, это, наверное, больно, — прижимает Барбатоса к груди, крепко-крепко, будто тот сейчас снова исчезнет, растворится в воздухе, — я тоже люблю тебя, — шепчет в макушку и так облегчённо выдыхает, будто с этими словами огромный груз с плеч падает, разбивается на части и дарит свободу. Это так… приятно. Венти что-то довольно мурлыкает ему в плечо. Сяо на это слабо и вымученно улыбается и ещё крепче сжимает барда в своих руках. — Я не исчезну, — будто предугадывает его мысли бард, — у тебя моё сердце, не забыл? Я всегда буду с тобой, — улыбается, — и в го-о-оре и в ра-а-адости, — распевает. Сяо морщится: — Помолчи, — Венти хихикает. — Вот так, значит? Молчать? — хмыкает. — И это после того, как ты бесстыдно прижимал меня к кровати? Затыкал мне рот? Отталкивал и грубил несколько столетий? Сяо, не знал, что у тебя нет совести, — наигранно осуждающе качает головой. Якше хочется его стукнуть, но он сдерживается. — Ты глубоко ранил мои чувства, я почти свадебную клятву произнёс, — поднимается, грозно нависая над спокойным, как удав, адептом, — а ты, ты взял и растопт- Сяо его поцеловал. Нет. СЯО ЕГО ПОЦЕЛОВАЛ! Венти чуть не закричал от радости, счастья, удовольствия — его буквально распирает изнутри столько чувств, что физически больно сдерживать их в себе. Вместо этого он обессиленно сползает обратно на кровать, позволяя якше снова бесцеремонно подмять его под себя. Тонет и захлёбывается, задыхается, но, о архонты, как долго он этого ждал! Кто же знал, что для этого просто нужно погеройствовать, сделаться маленьким и надоедливым и поприставать к нелюдимому адепту. А ларчик просто открывался, блин, сколько же Венти ломал голову над тем, как открыть Сяо глаза на такие простые истины… — Сказал же, — якша отстраняется, тяжело дыша, — помолчи. — А ты всех так молчать заставляешь, или это я такой особенный? — лениво тянет Венти, растекаясь по кровати. Перед глазами плывёт, и во всём можно справедливо винить Сяо. Он виноват, да. — Нет. — Ох, какой ты серьёзный, — бард слабо улыбается, вплетая пальцы в волосы якши, — шутка же, шут-ка. — Знаю, — кивает якша, опираясь лбом в лоб архонта. Переводит дыхание — Венти почему-то каждый раз активно пытается его сбить. И у него прекрасно получается. — Так ты примешь моё сердце? — Барбатос игриво вскидывает бровь и смеётся, когда адепт в ответ вскидывает на него недовольно-смущённый взгляд. — Приму. — Только не растопчи, — качает головой, — а то как-то грустно будет повторять знаменитую легенду. Я же всё-таки не герой, и спасаю только тебя, понял? Ты же такой… как слепой котёнок, если не покажешь, куда идти, то обязательно собьёшься и будешь плутать во тьме, озлобленно шипя на каждого встречн- Сяо снова его целует. Снова, потому что заставить Венти замолчать очень трудно. А этот метод ему действительно нравится. Да и Барбатос не особо против — деланно недовольно мычит в поцелуй, но сам тянется, жмётся ближе сердцем к сердцу, чтобы бились в унисон. Сяо так нравится. Ему вообще весь Венти нравится, начиная от глупых, снова растрепавшихся косичек, заканчивая этой дурацкой привычкой болтать, шутить в абсолютно любой, даже не располагающей к этому ситуации. Нет, не нравится — любит. Любит всего, целиком и полностью. Только слёзы его не любит. Но больше плакать он ему не позволит. Пусть только смеётся — Сяо даже этого будет достаточно для счастья. — Не растопчу, — улыбается, отстраняясь, — никогда.