Валька, включи головешку!

      О том что Валю бросил парень, Эдик узнает в пять утра по реву в трубке.              — Эдя, мне… — шмыг носом, — плохо.              И Эдя едет. Ворчит, обещает, что это в последний раз, больше он вообще трубку с вызовом от Вальки не возьмет. Но едет. Лет пятнадцать уже на постоянке как верный рыцарь мчится по зову. Сначала во дворе или на игровой площадке на разодранную коленку дуть и подорожник приклеивать. Потом в школе, чтобы отлупить Евсеева из параллели, потому что задирал и звал Валю девчонкой за красивые волосы по плечи и милую мордашку. После, уже в универе, тоже мчится по душу Евсеева, с которым тогда Валька, вот те на, встречался — в школе ведь, оказывается, не обижал, в школе он, понимаешь, заигрывал и внимание привлекал, еще сам не понимая, что это значит. Только методы у Евсеева с возрастом не поменялись, и когда однажды так же в ночи Валька заявился домой к Королёву с фингалом, Эдик окончательно Евсееву вбил на долгую память, притом очень буквально, что за Валю Меньшова было, есть и будет кому заступиться.              Валька, конечно, после школы вымахал, в плечах раздался, так что Эдик ему макушкой едва достает до подбородка теперь, да только по характеру так и остался девицей в беде. И Эдя снова едет подтирать сопли и слезы.              Затормозив у дома Вальки, Эдик сбрасывает емкое сообщение: «Выходи». И ждет снаружи, прислонившись к водительской двери. То ли от недосыпа, то ли потому, что погода еще не разгулялась в такую рань, Эдик передергивает плечами, еще и оделся слишком по-летнему для конца мая. А Меньшов как назло возится, марафет наводит небось, будто Эдик его зареванного, с красными глазами и распухшим носом никогда не видел. В итоге вываливается из дверей подъезда минут через пятнадцать в простой черной футболке, джинсовых шортах и с поясной сумкой по-модному через плечо, а уж Эдик ждал как минимум костюм-тройку.              — А зачем машина? — удивляется Валька. Ну да, живут через дом, тут идти минут десять, да и то если пятиться.              — Гулять едем, отмечать твое расставание, — язвит Эдик, отталкиваясь от двери.              Но тут же цыкает, закатив глаза. У Вальки снова губешки дрожат, выгибаются подковой и глаза мутнятся. Эдик молча тянет его за руку и обхватывает за пояс, когда Меньшов всем нехилым весом на нем виснет и начинает сопли в плечо пускать.              — Эдь, я никому не нужен, — хнычет Меньшов.              — И поэтому ты мне в пять утра в трубку ревешь, да? — не может удержаться от колкости Королёв. А сам ладонями поглаживает по широкой спине, впору уже баюкать, чтобы дитятко унялось наконец.              — Потому что только ты меня не бросаешь, — оправдывается Валя.              — А стоило бы. Всё, садись в машину, у меня уже коленки подгибаются тебя держать, — ворчит Эдик и пытается Вальку отпихнуть. — И сопли вытри.              Валя проводит пятерней под носом, убирая влагу, и обходит авто, чтобы забраться на пассажирское сиденье.              По пути затариваются в круглосуточном сэндвичами, чипсами, глазированными сырками, от которых Валька сразу становится на пару оборотов счастливее, и огромными стаканами кофе, а потом Эдик выруливает на пригородную трассу.              — Мы куда? — лопая сырок, интересуется Валя, растекшись по сиденью так, что колени упираются в бардачок. Отрастил конечности.              — На природу, — расплывчато отвечает Эдик, но Меньшова, кажется, устраивает.              По пути, задобренный двумя сырками, Валька вполне спокойно рассказывает, как его теперь уже бывший хахаль, который Эдику с самого начала не нравился и доверия не вызывал, объявил Вале, что собрался жениться и вообще, кажется, ошибочно думал, что по парням.              — И вы что, прям в пять утра разбежались? — уточняет Эдик. Откусывает кусок сэндвича, запивает кофе, а потом с полунабитым ртом продолжает: — Или ты нарочно ждал, чтобы мне романтично позвонить на рассвете?              — Нет, — Валька вздыхает. Хоть бы только рыдать не начал опять, думает Эдик. — Я проснулся, в туалет захотел, а потом время проверил на телефоне. Смотрю, а там новое сообщение, ну, от него. Так и так, Валечка, спасибо, прости, прощай.              — То есть этот мудак тебя даже не лично кинул? — возмущается Эдик. Вот же гандон, думает, надо было сначала к нему нагрянуть, по-мужски перетереть, если б знал, а потом уже за Валькой ехать.              Валя смотрит в окно, проводит пальцем по стеклу и снова вздыхает.              — Потом и лично.       — В смысле? — не догоняет Эдик.       — Я к нему домой поехал поговорить.       — Ночью?       — Ага.       — И что сказал?       — Ударил.              Эдик, только хлебнув новый глоток кофе, прыскает, так что капли летят на колени и руль.              — Серьезно?              Валя разворачивается и важно складывает на груди руки.              — Думаешь, я не могу?              — Думаю, я просто не видел никогда, как ты дерешься, но с удовольствием бы поглядел на это зрелище, — смеется Эдик.              Валька пихает его кулаком в плечо.              — Пф, да моя бабуля бьет сильнее, — подстебывает Эдик, понимая, что с комплекцией Вальки, если тот и правда со злости двинет, хоть это и сложно представить, мало не покажется.              — Еще бы, видел я, как Зоя Михайловна ковры выбивает на площадке, у нее явно удар с правой поставлен как у боксера, — парирует Валя, и по салону разносится общий смех.              А Эдик радуется: раз Валька улыбается и шутит, значит, не все так уж и плохо, особенно с учетом, что тот впервые, кажется, сам до рукоприкладства дошел, а об остальном Эдик позаботится.              На реке с узкой полосой песчаного пляжа, куда он их привозит, тихо и пусто. Хотя «пляж» сильно, конечно, сказано — так, выход к воде, зато о нем мало кто знает, если не искать специально, потому они с Валькой и другими парнями летом частенько приезжают сюда на шашлыки или просто искупаться в жару, пока остальные трутся боками на главном городском пляже.              — О, наше место, — радуется Меньшов, вылезая наружу, и любуется. — Красота.              Над речкой уже желтеет рассвет, подсвечивает ясно-голубое небо почти без облаков, хотя воздух все еще недостаточно нагрелся, а возле реки и вовсе свежо.              — Пойдем водичку проверим, — зовет Валя и хватает Эдика под руку, таща за собой.              — Да не прогрелась еще.              Эдик упирается, но все-таки плетется рядом. Ладно, они ж грусть-печаль Валькину развеять приехали, отвлечься. Хотя тот уже вполне бодр. Такая любовь была, видимо — впрочем, Валя о своих высоких чувствах к бывшему особо и не упоминал, только больно горько слезы поутру лил. Нарочно, что ли, на жалость давил? Думал, иначе Эдик не клюнет? А вот это обидно тогда.              Возле кромки воды Валя шустро сбрасывает кроссовки и первым шагает в реку. По телу тут же пробегает дрожь. Эдик хмыкает, ну-ну, мол, а я что говорил. Но Валька мгновенно лыбится и рукой машет.              — Эдь, давай ко мне.       — Неа, я пас, — мотает головой. — Сам плескайся.       — Эдя-я-я, ну, — дуется Валька, брови домиком состроив.              Парню двадцать с лихом, лосина под метр девяносто, а все дите дитем. Но у Эдика функция «отказать Меньшову» не то что барахлит, а напрочь уже заржавела и отвалилась за ненадобностью. На голой вредности сугубо сопротивляется.              — Не нукай, я не конь, — фыркает Королёв.              Валька, прищурившись, смотрит недолго, а потом загребает ногой и плещет в Эдика.              — Тоби пизда, Меньшов, — цедит сквозь зубы Королёв, пока по лицу, футболке и треникам сбегает вода, мгновенно впитываясь в одежду.              Валька ржет и пятится опасливо, хотя Эдик еще даже с места не сдвинулся. Закатывает штанины на трениках, скидывает кеды и медленно вступает в воду. Ладно, не ледяная, но мурашки, однако ж, мгновенно разбегаются по хребту.              — Лялик, иди-ка обниму, пожалею, — зовет Эдик, грозно наступая на Валю. Тот башкой мотает и ретируется дальше, следя за каждым движением Королёва. — Солдат ребенка не обидит, не ссы.              Валька заходит глубже — ну, с его-то ножищами можно и реку вброд перейти, не замочившись, — и замирает, как кот перед прыжком, а потом снова, улучив момент, резко собирает ладонями в «лодочку» воду и окатывает Эдика.              — Когда утоплю тебя, скажу теть Соне, что ты сам утонул по дурости, она поверит, — ехидно обещает Королёв и, наплевав уже на и без того промокшее шмотье, срывается к Вальке.              Меньшов, улепетывая уже по колено в воде, пускает брызги во все стороны, так что сам теперь по уши мокрый, и попутно умудряется снова окатить Эдика.              — Ты меня не тронешь! — горланит Валька с задором.       — Спорим?.. Ой бля! — тут же матерится Королёв, напоровшись ступней на камень.              Тормозит, подтягивает ногу: кровит, зараза, хоть и едва заметно.              — Эдь, чего там? — резко меняя настроение, тревожится Валя и шагает обратно.       — Да фигня, саданул чуток, — отмахивается Эдик.       — Дай посмотреть, — озабоченно просит Меньшов.       — Забей, даже не больно.              Опускает ногу обратно в воду, но Валя уже равняется с ним.              — Забирайся, — поворачивается спиной, — я тебя до машины донесу, чтобы грязь в рану не попала.              Эдик отпихивает его.              — Еще чего? Может, МЧС сразу вызовешь? Валь, да царапина, серье…              Не успевает закончить, как Меньшов, поддерживая за пояс, отрывает Эдика от опоры, но, не рассчитав маневра, оступается.              Вроде хорошо, что стояли неглубоко — Эдик лишь едва хлебает воды через нос. Зато, приземлившись на дно, весьма ощутимо отбивает задницу. Зыркает молча на Вальку, у которого на лоб налипла белобрысая челка. Тот лишь пялится виновато в ответ, а потом прыскает и нагло ржет.              — Пиздюшонок, — лягнув его ногой, ругается Эдик, но и сам усмехается.       Пофиг. Зато Вальку развеселил, ради этого можно и помокнуть.              Оставляя за собой на берегу влажные следы, шлепают бок о бок к машине.              — Раздевайся, — командует Эдик, сам живо снимая прилипающую к телу футболку. — Я тебя мокрого в тачку не пущу.              — Так я весь промок. До трусов, — уточняет, как для тупого, будто Эдик рядом не такой же с ног до головы насквозь стоит.              — Ой, а то я твою голую жопу не видел, — фыркает Эдик. Сам уже, прыгая на одной ноге, стаскивает вторую штанину.              Пока Валька устраивает молчаливый стриптиз, Эдик заводит авто, и по радио сразу врубается какая-то веселая музычка.              — Погодь, у меня в багажнике есть тряпки старые, мать давала машину мыть. Чистые, — уточняет Эдик, заметив опасливый взгляд Меньшова. — Оботремся хоть.              К счастью, в пакете даже находится просеченное полотенце: кухонное, вафельное, размером разве что лицо промокнуть, но остальная ветошь тоже не сильно шире.              — Печку включил, ща погреемся, — сообщает Эдик, когда оба, подсушившись, наконец усаживаются сзади, чтобы удобнее.              Он открывает пакет с чипсами, протягивает Вальке. Тот сидит нога на ногу, писюн прячет. Эдик хмыкает: скромняга, блин, хотя и себе на причиндал то самое полотенце-крохотулечку кинул, сугубо ради тепла, ну а чего стрематься-то?              Хрустят в тишине минут пять, тепло, хорошо, хотя вещи вряд ли быстро высохнут — это плохо.              Валька внезапно укладывается Эдику головой на плечо и вздыхает в который раз за утро, драматично так — обратите внимание на мои страдания.              — Ну чего опять? Снова накрыло? — уточняет Эдик, ероша на Валькиной макушке влажные волосы.              — Почему так, Эдь? Почему у меня не складывается, а? — ровным тоном, даже больно для Меньшова серьезным.              — Потому что таких парней выбираешь… ненормальных, — выносит однозначный вердикт Королёв.              — Ну а что делать, если только ты один и есть нормальный? — вопрошает Валя разочарованно.              — Меня, значит, и выбрать! — внезапно бесится Эдик, аж сам опешивает. Прорвалось…              Ну всё, пошла пизда по кочкам.              — То есть как тебя? — растерянно уточняет Валя. С плеча поднимается и пялится в замешательстве на Эдика.              — Как-как… Жопой об косяк! — восклицает Королёв. А чего теперь заднюю давать, раз спалился. Но лучше, чем нападение, тактики защиты еще не придумали, кроме разве что рукопашной. Если что, всечет Меньшову, будет эффект неожиданности. — Валька, бля, ну включи наконец головешку! Я за тобой со школы таскаюсь, неужели неясно?              — Ну так по-дружески, по-братски же.              И глаза как у срущей кошки.              — Я на тебя лет с четырнадцати дрочу, так себе братство, знаешь ли, — саркастично хмыкает Эдик, качнув башкой.              — Так чего тогда молчал?! — восклицает Валька, рассерженно хлестнув его по голой ляжке. — И вообще ты… ты же с девчонками встречался!              — Потому что ты тоже встречался, с Колей там или с Ваней, или еще хер знает с кем, — злится Эдик. — А ко мне бежал, лишь когда тебя кидали в очередной раз. А потом снова влюблялся в мудака нового, а я слушал, как ты, блять, счастлив! Ты на меня сам в таком ключе не взглянул ни разу!              — Да потому что я думал у меня и шанса нет! — возражает Валька, от возмущения аж голос звучит выше. — А терять тебя как друга я не хотел!              — Вот и додружились, — всплеснув руками, криво усмехается Эдик. — Нравится?              А Валька, развернувшись в пол-оборота, молча лупится. Так отвлекся, что письку вон прикрывать забывает, светит богатствами.              — Эдя… — Ой, не нравится Королёву этот сердобольный тон. — Так ты что, любишь меня?              — Конкретно сейчас ты меня бесишь, аж всечь хочется, — бросает Эдик, не врет даже почти.              — Ну а в целом?              И кладет ручищу Эдику на бедро. Нарочно-нет, неясно. Но кожа горячая — видимо, печку пора вырубать, думает Эдик, а то самого что-то лихорадит уже нездоро́во.              — Да хоть в целом, хоть пополам. Люблю тебя, переростка тугоумного, — признается Королёв и тут же иронично усмехается: — Сколько ж раз я тебя нахер послать хотел с очередным твоим хахалем, но слушал, как идиот, как вы там развлекались, миловались, потому что знал: слезы лить все равно придешь потом именно ко мне.              — Радовался, да? — спрашивает Валька тихо.       — Да, — не юлит Эдик.       Даже если Валя обидится, врать ему не станет. Но Меньшов вместо этого берет его за ладонь и переплетает их пальцы.       — А сам-то почему не признавался?       — Потому что тупость заразна, от тебя вот и подхватил, — бурчит Королёв, избегая смотреть на Вальку, но за руку держится крепко.       — Эдь?       — Ну что? — все-таки поднимая голову и встречаясь с другом взглядом, дерзит Эдик.       — Заткнись уже и иди сюда.              Пока Эдик в замешательстве в ответ на такую наглость подбирает слова, Валя хватает его за шею и вминается губами в рот. И целует сразу по-хозяйски так, языком шурует внутри. Эдик упирается ладонью ему в широкую грудь, сухую и теплую, но не отталкивает. Ни сил нет, ни желания. Он, блин, со школы мечтал Вальку засосать, не говоря уже о том, чтобы тот первым начал.              Не отрываясь, Валя всем телом заваливается на Эдика и прижимает спиной к сиденью.              — Че, прям трахаться сразу будем? — острит Эдик и нервно сглатывает от того, какие у Вальки глаза шальные. Будто всю придурь из него враз выдуло. Дите ушло на перерыв, пост занял похотливый мужик. Эдик отчетливо ощущает животом, как у Меньшова в паху налилось, затвердело и фамилии в размерах ой как не соответствует.              — А чего откладывать? — реально удивляется Валька. Фига скорый.       — А чего ты на меня так пялишься? На жопу мою уже нацелился? — напрягается Эдик и смотрит так с прищуром сомнительно.       — Хотел бы, — честно выдает Валя раздосадовано. — Но ты не готов.       — Ой, а у тебя там прям зал ожидания, — зачем-то спорит Эдик.       — Ну мне привычнее.              А Эдика осеняет, что он понятия не имеет, как Валя предпочитает, с какой, так сказать, стороны. Валька о таком не распространялся, а Эдик не стремился выспрашивать, даже представлять тошно было Вальку с кем-то или того хлеще — под кем-то.              — Да черт с тобой, трахаться так трахаться, — произносит Эдик и сам тянет к себе Меньшова, чтобы поцеловать.              В тачке, конечно, перепихнуться та еще акробатика. Эдик прежде не пробовал, но теперь убеждается, что это только в кино красиво и страстно, а на деле Валька, словно забыв о росте, бьется башкой о крышу, усаживаясь ему на бедра. Пока Эдик вставляет, даже со смазкой, которая у Вальки «случайно» с презиками завалялась в сумке (Эдик зарубку ставит этот факт отдельно попозже выяснить), Меньшов на полусогнутых коленях едва стоит, пока одна нога не соскальзывает на пол. Зато у Эдика входит сразу по самые яйца, и он впервые слышит от Вальки порцию лихой матерщины.              — Может, наоборот? — предлагает Эдик, пока Валя, пыхтя, упирается ему в грудь руками и сам насаживается на член, так и забравшись на сиденье лишь одной ногой.       — В смысле, чтобы все-таки я тебе вставил? — вздернув бровь, уточняет Валька.       Эдик щелкает его по лбу.       — Дурень. Ты на спину ложись, а я сверху.       Оба кряхтят, меняясь местами, а Меньшов, опять забыв о габаритах, сталкивается башкой с крышей.       — Только окно не выбей, — шутит Королёв, когда Валя разводит ноги и закидывает одну за сиденье прямо к заднему стеклу.              Разместившись поустойчивее, Эдик наконец пристраивается к заднице Вальки и начинает толкаться. Тот поскуливает, чуть жмурится, хотя повторно член входит заметно легче. Для отвлечения Эдик берется за Валькин ствол и начинает дрочить, стараясь двигать кулаком в такт собственным движениям. Видимо, не зная, куда деть руки, Валя закидывает те за голову, но мешает дверь. Хватается за спинку сиденья, шкрябнув ногтями по обивке, но тоже, кажется, неудобно. В итоге складывает на груди — цветок в пальцы добавить, ну вылитый жмурик в гробу.              Эдик скидывает его руки и ложится сверху.              — А теперь за меня держись.              Валькины ладони тут же шлепаются поверх задницы и впиваются в мякоть, когда Эдик опять засаживает поглубже.              Поздно спохватившись, что печку так и не выключили, Эдик чувствует, как по спине катится пот, а кожа липнет при каждом толчке. Да плевать. Валька под ним уже в голос стонет, раскраснелся, губы блестят влажно, так что Эдик снова впечатывается ему в рот, глотая протяжный скулеж, когда бьется внутри по самой чувствительной точке. Задница у Вальки, что бы тот ни говорил, узкая, горячая, сжимает так, что Эдик в шоке, что с ходу не спустил, как присунул.              — Эдя-Эдя-Эд-я-я! — вопит Валя, лягаясь ногой, и тут же кончает. А Эдику почти похер, если тот ему и правда стекло вынесет, так обалденно сейчас.              Сам толкается еще два раза и кончает вслед за Меньшовым, а затем рухает Вальке на грудь.              — Эдь, я тебя тоже люблю, — еще не отдышавшись, произносит Валя, обнимая Эдика за плечи.              — Я, в общем-то, и так уже понял, спасибо, — усмехается Королёв.       — Ну я ведь вслух не сказал.       — Зато показал, — сыто отвечает Эдик, слушая, как у него под ухом Валькино сердце бухает. — Ты же понимаешь, что теперь никаких больше других мужиков?       — А тройничок можно?       — Ага, давай, и я тебе член откушу тогда, — грозится Эдик.       Валька хохочет.       — Ладно-ладно, шучу. Я еще твою попку не попробовал.       И мацает за задницу, скользя пальцами прям по серединке.       

~~~

      Домой не собираются, даже когда опускаются вечерние сумерки. Вместо обеда и сразу после второго захода под ворчание Эдика «Да чтоб я хоть раз ещё согласился на секс в машине» успевают пару часов вздремнуть. Валька, решив позагорать голышом, умудряется спалить нос — «Скажи спасибо, что не член», издевается после Эдик. А когда голодное урчание двух животов заставляет разлететься птиц из близлежащей лесополосы, заказывают еду доставкой.              Курьер, которого Эдик вызвал на N-ый километр трассы, при оплате посмотрел на него как на блаженного — благо одежда уже практически высохла, и Эдику не пришлось переться к дороге в мокром, — но вежливо пожелал приятного аппетита и хорошего вечера, особенно получив сверху на чай.              Вернувшись к реке с пакетом, из которого просачивается аппетитный аромат, Эдик видит, как в закатном свете Валька медленно и вальяжно покачивается на воде, но увидев Королёва на берегу, улыбается — до чего ж красивый зараза — и кричит:              — Эдь, присоединяйся, тепло уже, честно.              И тут же носом шмыгает.              Эдик привычно качает головой, но а толку ломаться — сам выбрал такого дурного. Ставит еду на землю, снимает штаны с голой задницы — труселя так и валяются где-то в машине — и бежит к Вальке в реку.