Вкус волшебства

Сара всовывает ноги в тапочки, натягивает теплую кофту, закутавшись в нее поплотнее, и идет к окну. По уму, на праздники положено выглядеть празднично, но она решила, что соблюдения правил с нее хватит и на Рождество дома, а сегодня она будет делать что угодно. Например, праздновать в пижаме в цветочек, тапочках и вязаной кофте. Сара распахивает окно и вдыхает прохладный воздух: в Луизиане все еще непривычно тепло даже посреди зимы, но все же она чует острую звенящую ноту холода в ветре, и все же нужно одеваться теплее, чтобы выглянуть на улицу. За окном простирается самая длинная ночь в году. И кажется, что она должна быть еще и самой темной, но сегодня полнолуние, и все вокруг залито тихо мерцающим серебром. Луна, круглая и по-зимнему белая, висит над кампусом, над деревьями, льет свет широкой полосой прямо Саре на подоконник. Вокруг очень-очень тихо, и в комнате тоже: Бесси уехала на выходные к семье, помогать им готовиться к праздникам. А Сара осталась, хотя ее тоже приглашали. Потому что сегодня, за несколько дней до Рождества, наступает Йольская ночь, которую она будет отмечать здесь. Она протягивает руки вперед, окунает их в лунный свет и чувствует, как он струится по пальцам, по рукам до самого локтя, зачерпывает его полной горстью, проводит ладонями по лицу и волосам, оставляя на них сияющие серебристые капли и искры волшебства. На ум идут слова мистера Окоро о том, что Сара «захочет колдовать по-другому». Интересно, что он тогда знал, проницательный старик, сколько понимал и видел?.. Разумеется, Сара захотела по-другому, потому что есть только один учитель, который ей подходит, и все остальные были бы совсем не то… Серебристый свет струится через окно к ее ногам, Сара вдыхает его полной грудью, впитывает кожей. Полная луна дает много силы видеть и ощущать все ясно. Даже в совершеннейшей темноте. Самая долгая ночь – тоже не о тьме, а о свете, который зажигается в самом ее сердце. Это очень важный день, особенно в этом году. Сара опирается руками о подоконник, высовывается наружу по пояс, окунаясь головой в лунный свет – и ждет. И, конечно, пропускает нужный момент: совы летают совершенно бесшумно. Она замечает светлый силуэт только когда он оказывается прямо перед ней и влетает в окно, слегка мазнув крылом по ее макушке. Сара не оборачивается, пока Джарет не подходит сзади не обнимает ее рукой за талию, уткнувшись носом в затылок. Ей просто очень нравится, когда он так делает. – Хорошая ночь, – говорит он вполголоса. – Красивая, – соглашается Сара и смотрит на него вполоборота. Джарет, разумеется, одет вполне подходяще для праздника: в длинный лиловый сюртук с опаловым отливом и широченными рукавами. Ну да кто бы сомневался, что он не упустит повода одеться еще умопомрачительнее, чем обычно. – Волшебная. И, между прочим, удобнее вот так… У него в руке появляется хрустальный шар, который тут же превращается в высокий бокал на витой ножке с острыми, тонкими гранями. Джарет окунает его в лунный свет, зачерпывает и делает глоток. – У меня так не получается… – жалобно тянет Сара. – Он слишком… легкий. – Это несложно. – Он переворачивает бокал, выплеснув весь свет обратно в лунную дорожку и отдает его Саре. – Не пытайся собрать его рукой или бокалом, собирай его волшебством. Оно такое же легкое. Сара очень сосредоточенно вздыхает, протягивает вперед бокал, по которому пробегает пара голубых искр, медленно опускает его в лунный свет – и зачерпывает его почти столовую ложку. Он плещется и переливается на дне, а Сара завороженно смотрит, как в первый раз удивляясь, что у нее получилось. – Видишь, я же говорил: несложно. Куда проще призыва, а он у тебя отлично выходит. – Ну уж! Тоже не каждый раз… – Тогда можешь потренироваться прямо сейчас. – Я думала, мы будем праздновать, а не учиться. – Так у тебя же каникулы еще не начались… Сегодня хорошая ночь, колдовать намного легче. Было бы досадно упускать такую возможность. – Ладно… – кивает Сара, ставит бокал на подоконник и прикрывает глаза, чтобы лучше ощутить ночную жизнь, притаившуюся там, в темноте. Ей почти сразу удается почуять енота, бегущего в кустах по своим делам, но она не хочет заставлять его карабкаться на второй этаж. Как и будить дневных птиц, рассевшихся спать на соседнем дереве. Наконец ей удается ощутить того, кто вполне подойдет – и она протягивает к нему от себя тонкую невидимую нить, наполненную магией. Главное – рассчитать усилие. Если слишком резко дернуть, он испугается, если недостаточно – не почует. Сара осторожно тянет нить к себе, поднимает руку ладонью вверх, и спустя полминуты к ней на пальцы садится большой серый мотылек. – Привет, малыш! – Сара улыбается ему и подносит руку ближе к лицу. И правда совсем легко вышло! Волшебная ночь… Она так увлекается разглядыванием мотылька, что аж слегка вздрагивает от неожиданности, когда ее шеи касаются теплые губы. Стоит потерять концентрацию – и он срывается с пальцев, взмахнув крыльями, и растворяется в темноте. – Профессор Оберон… – возмущенно вздыхает Сара. – М-м-м?.. – очень довольно тянет Джарет и осторожно кусает ее за ухо. От этого по всей шее растекается волна горячих мурашек. – Вы мешаете собственной ученице сосредоточиться. – Это все оттого… – Еще один поцелуй в шею. Сара тихо вздыхает и прикрывает глаза. – …что она слишком красивая, когда колдует. – Это все оттого, что ты – буйный и непоследовательный фейри, – ворчит Сара, поворачиваясь к нему лицом. – А, да… Точно, – немедля соглашается Джарет и целует ее в губы, ухватив пальцами за подбородок. Сара думает, что сейчас, когда он так благостно настроен, хороший момент, чтобы затеять очень сложный разговор, который она собиралась… И одновременно ей малодушно хочется не начинать его вообще и не портить им праздник. Но она решительно берет себя в руки и, когда поцелуй заканчивается, мужественно сообщает: – Мои родители хотят с тобой познакомиться и очень надеются, что ты заедешь к нам на Рождество. – Скажи им, что я скоропостижно умер, – без заминки заявляет Джарет, и Сара с тоской понимает, что у него в принципе нет столько благодушия, чтобы спокойно воспринять эту новость. – Ты бессмертный. – Они этого не знают, потому что считают меня недавно уволившимся профессором литературы. – Я не собираюсь скрывать от них свои отношения! – Ладно, отношения можешь не скрывать. Достаточно скрывать от них меня. – Всего на один день… можно даже на один ужин, – Сара пытается состроить самое жалобное лицо, на которое только способна. Хотя вовсе не уверена, что это сработает. Но ей очень нужно познакомить отца и Ирэн с Джеймсом Обероном, чтобы они перестали донимать ее дурацкими разговорами на этот счет. Он наверняка произведет на них приятное впечатление – и они успокоятся и отстанут от Сары. Объяснить это Джарету, разумеется, крайне трудно: в его нечеловеческое сознание просто не вмещается концепция проблемы. Сам факт наличия проблемы. – Профессор Оберон – ужасный зануда. – Замечательно! Моей мачехе точно понравится, она обожает все занудное. – Я совершенно не настроен изображать профессора Оберона. – Тебе придется его изображать так или иначе, потому что ты постоянно появляешься здесь среди бела дня в учебное время. – Здесь достаточно со всеми вовремя здороваться, а у тебя дома я этим явно не отделаюсь… – Мне очень нужно тебя с ними познакомить, – решает Сара совершить героическую попытку все-таки что-то объяснить. – Иначе они будут подозревать, что ты – пожилой маньяк, который хочет меня похитить и грязно надо мной надругаться. – То есть, составят обо мне абсолютно верное впечатление. Чудесно! – радостно провозглашает Джарет и немедля снова целует ее в шею, одновременно скользнув рукой куда-то под пижаму. Сара чувствует, как по коже пробегают искры магии, и как от него начинает струиться гламор, делающий его настолько… неотразимым, что спорить с ним становится очень трудно. – Прекрати это! Все равно на меня не действует… – И зачем я тебе рассказал, что делать, чтобы не действовало?.. – он с досадой вздыхает ей в ключицу. – Затем, что наши отношения построены на честности и взаимном доверии! – О! Между прочим, врать твоим родителям, что я – профессор литературы, не очень честно и доверительно. – Это разные вещи – доверительные отношения с тобой и с родителями. – Почему на тебе так много одежды?.. – Вообще-то у окна холодно… – Значит, его нужно закрыть. – Не переводи тему! – Хорошо, вернемся к теме: раздевать тебя значительно приятнее, чем ужинать с твоими родителями. – Сколько тебе лет?.. – Две тысячи пятьсот… шестьсот?.. Не помню… И, между прочим, во времена моей молодости ведьмы являлись на праздники сразу обнаженными! – А иногда кажется, что лет четырнадцать… – Я всегда молод душой. Лунный свет затекает в окно второго этажа, подхватывает слова спора – и несет их вниз, на дорожки, на газоны между деревьев. Но сейчас их особо некому услышать, кроме енота, шуршащего в кустах. И двух фигур, сидящих на скамейке, непонятно с чего решивших прогуляться посреди ночи по территории кампуса. Долговязый чернокожий мужчина запрокидывает голову, прислушиваясь к разговору, и выразительно хмыкает. – Любовь, – задумчиво произносит он, поправляет свой цилиндр и обнимает за плечи сидящую рядом женщину в пышной красной юбке, – удивительная штука. Да, Бриджит?..