***
Плагг переживал за него, хоть и не любил явно демонстрировать это, прикрываясь сарказмом. Однако Адриан всегда видел больше, чем казалось его квами. Вот и сейчас Плагг, не сдержавшись, в ужасе расширил глаза, думая, что подопечный этого не заметит. Но Адриан все заметил, не отвлекаясь от своего бормотания, которое по звучанию напоминало молитву. Юноша замер перед статуей матери в саду и вполголоса рассказывал ей, что не чувствует себя таким сильным супергероем, как раньше. Что боится окончательно сломаться и отказаться от Кольца. Что не хочет оставлять Леди, но раз за разом ненарочно подводит ее, то опаздывая на битву, то и вовсе пропуская сражение. Интересно, Плагг уже успел подумать, что Адриану стоит записаться на приём к специалисту? Невольно усмехнувшись своим мыслям, Адриан с грустью взглянул на каменную голову Эмили Агрест. Если мать была бы жива, она, наверное, дала бы сыну легкий подзатыльник и сказала что-то в духе «Слезами горю не поможешь! Я верю, что ты ещё поборешься». А потом обняла так крепко, что Адриан и сам бы в себя поверил. Мама была удивительной — она никогда не сюсюкалась с ним, но при этом находила нужные слова для того, чтобы мотивировать чадо. Мама никогда не сдавалась — и учила этому всех своих мужчин. Но папа, похоже, сдался в тот же день, когда её не стало. Адриан не хотел сдаваться. Точнее, чувствовал, что просто не имеет права вести себя, как нюня и слабак, когда за действиями Кота Нуара наблюдает весь Париж. И за действиями Агреста-младшего — тоже. — Что ты надумал, друг мой? — аккуратно спросил его Плагг. — Ты был прав, — медленно промолвил Адриан, продолжая рассматривать скульптуру мадам Агрест. — Леди Баг — хранительница. Я должен доверять её решениям… И не подкидывать ей новых проблем. — То есть ты передумал закатывать истерику по поводу того, что она кому-то раскрылась, а ты хранишь свою тайну в одиночку? — Ну, у меня есть ты, — Адриан попытался подмигнуть квами, но выглядело это так, словно у него нервный тик. — О, вспомнил про моё существование, — пробурчал Плагг. — Спасибо большое, Адриан Агрест. Только ты тугодум. Смею напомнить, что у Леди Баг есть Сахарок, а значит, счёт у вас не равный. Два — один. Квами будто загорелся идеей подначить Адриана на скандал с напарницей, вот только… не на того напал. В глубине души Нуар давно знал, что ссора с Миледи неизбежна. Что рано или поздно все недомолвки накопятся, как снежный ком, и этот ком разможит ему голову, и он слетит с катушек окончательно, вылив на Баг все свое раздражение. Вот только обрушивать свой гнев на нее он не хотел. Адриан понимал, что какой бы сильной ни была его ярость, ее вспышка когда-нибудь закончится, и тогда Леди взглянет на истеричного, ведущего себя по-детски напарника еще презрительнее, чем раньше. А он просто обомлеет и ничего не сможет с этим сделать. И его ступор — его капитуляция перед голубыми, пронзительными глазами — будет глупее всего на свете. Даже глупее, чем побег от конфликта. — Надо взять себя в лапы, — Адриан потер виски и отошел от изваяния матери. Плагг лишь вздохнул, прячась в кармане Агреста.***
— Ты позоришь меня, — процедил Габриэль, сжав вилку в руке так злобно, словно намеревался ткнуть ею сына в глаз. — Число твоих прогулов растет. Очевидно, я зря заменил домашние занятия китайским на уроки в квартире мастера. Под предлогом похода к своему учителю ты, наверное, развлекаешься с друзьями или занимаешься еще какой-нибудь ерундой? Адриан с большим трудом подавил нервный смех, вовремя притворившись, что поперхнулся салатом. О, если бы отец знал, что под «ерундой» скрываются стычки с акумами и опасные сальто в воздухе! Он тотчас бы посадил сына под семь замков… Хотя нет, семи маловато будет. — Ты меня слушаешь? — Агрест-старший поднял бровь, осознав, что Адриан подозрительно спокойно смотрит в пустоту перед собой и не реагирует. — Извини, — на автомате выдал парень. Если бы Адриан так никогда и не вышел из дома ни в коллеж, ни на битвы, его словарный запас очень быстро бы оскуднел — за ненадобностью. В отчем доме от него требовались ровно три фразы: «Здравствуй, отец», «Слушаюсь, отец» и «Прости меня, отец». — Кем ты будешь без образования? Я планировал отдать тебя в лучший университет, раз уж ты так хотел социальной жизни. Но заслуживаешь ли ты этого? — холодно поинтересовался Габриэль. Адриан наконец взглянул на родителя — на редкость дерзким взглядом. В случае с Адрианом Агрестом все было предельно просто. Он прекрасно знал, чего заслуживает. Он заслуживает быть самим собой. Отец мог отправить его в любой вуз, надеть на него любой наряд, впихнуть его в любое общество — но везде и всегда Адриан оставался Нуаром. Его полупоклоны, полуулыбки, то и дело употребляемые в речи каламбуры, огонек в глазах и хитринка в голосе уже давно выдали бы парня с головой, если не превеликая магия Камня. Адриан долгое время жил геройством, исключительно им. Даже такая желанная прежде школа не могли принести и десятой доли того удовольствия, которое дарила ему его тайная жизнь. И Адриан думал, что так будет всегда. Что он никогда не почувствует грусти и разочарования в облике Нуара. — Я буду стараться больше, отец. Простите мою безалаберность. Нагрузка в коллеже увеличилась, из-за чего у меня и появились проблемы с китайским. — На домашнем обучении ты все успевал, — заметил Габриэль Агрест, и сердце его сына дрогнуло. А потом смелый взгляд Адриана стал исключительно робким. Юноша даже сгорбился. Отец слишком хорошо знал его слабые места. — Я буду стараться больше, отец, — повторил Адриан, сжимая кулаки. — Пожалуйста, только не домашнее обучение. Прошу! Сглотнув комок в горле, Адриан опустил глаза, не в силах больше вынести пронзительный взор родителя. До него донеслось снисходительно-ледяное: — Если закончишь этот семестр без четверок и больше ни разу не пропустишь китайский — я никуда не стану тебя переводить. Сердце Адриана, кажется, остановилось по-настоящему.***
— Мне не справиться, Плагг. Придется выбирать. Квами ничего не успел ответить на шепот друга: Адриан мягко подтолкнул его во внутренний карман рубашки, заметив, как с крыльца коллежа к нему кое-кто спускается. Остановившись рядом с машиной, где его терпеливо ждал Горилла, Адриан поправил на плече сумку и отдал все свое внимание подошедшей… — Маринетт? Девушка явно была взволнована. Она безжалостно тянула себя за хвостики и покусывала губы. Чтобы успокоить все никак не начинавшую говорить подругу, Адриан мягко взял Дюпен-Чен за запястья и отвел их от несчастных хвостов: — Что случилось? — Я порушила… ой, т-то есть, подслушала… случайно… твой разговор с Нино, — Маринетт вспыхнула до самых корней волос. — Ты ж-жаловался ему, что у тебя появились п-проблемы с метогетрией, тьфу, геометрией… — Да, верно, — грустно улыбнулся Адриан. — И Нино сам в ней плавает, поэтому ничем не может мне помочь. — Зато погу мочь я, — просипела Маринетт. Адриан недоуменно воззрился на девушку, и ей, внезапно побледневшей, пришлось усердно выговаривать: — Зато могу помочь я. — Правда?! — Да, у меня… неплохо обстоят дела с предметами разной формы в пространстве, — голос Маринетт прозвенел как-то иронично, и Адриану показалось, что он только что упустил очень важную шутку. — Давай… давай займемся этим в библиотеке? В смысле, геометрией… — Предлагаю завтра перед парами. У меня сейчас фотосессия, — Адриан снова улыбнулся, на этот раз извинительно. Побелевшие щеки Маринетт тем временем вроде бы возвращали себе нормальный оттенок. — Ты согласна? — Согласна, — просияла Маринетт так, словно они стояли не на улице, а у алтаря. Затем она вдруг обняла Адриана и, испугавшись собственного порыва, бросилась прочь. Адриан растерянно и в то же время удивительно тепло смотрел ей вслед. К странностям подруги он привык — это была лишь одна десятая того, что Адриан принял и полюбил в Маринетт Дюпен-Чен еще очень давно. Вообще Адриану казалось, что он знает эту девушку уже сотню лет. Что он познакомился с ней еще до того, как попал в коллеж и убедил ее в своей непричастности к дурацкой выходке Хлои. Вот только Агрест никак не мог понять, откуда взялось такое дикое чувство. Горилла посигналил ему из автомобиля, и юноша наконец стряхнул с себя наваждение. Наваждение по имени Маринетт.***
Дюпен-Чен воодушевленно рисовала в своей тетрадке конус и параллельно что-то отчаянно разъясняла, но Адриан не слушал. Из-за своего решения таки сходить на китайский, а не на сражение, которое показалось ему легким и относительно безопасным для Леди Баг, он страдал все утро. Битва неожиданно затянулась, и Леди позвала на помощь целую толпу «однодневок», которые уже постепенно выходили из разряда таковых. Скорее, «однодневкой» рисковал стать Нуар, который опять балансировал между двумя жизнями и опять сделал неправильный выбор. — Адриан, у тебя все хорошо? Парень поднял на Маринетт затуманенный взгляд, честно пытаясь сфокусироваться на подруге. Точнее, на ее объяснениях. — Извини, я сегодня… не очень-то выспался, — ляпнул первое, что пришло на ум, Адриан. И даже не соврал. — Тогда я… попробую рассказать все с начала? — неуверенно предложила Маринетт, но внезапно подпрыгнула на месте и ударила себя по лбу ладошкой. — Подожди, Адриан. Я дуреха! Сейчас вернусь, а ты пока отдохни. Я снесу, то есть принесу тебе кофе! Прежде чем Адриан Агрест успел вставить хоть слово, его новоявленная учительница скрылась за книжными полками. Впрочем, в одиночестве Адриан не остался — буквально через секунду за его спиной кашлянул до боли знакомый голос: — Здравствуй, Адриан Агрест. Парень подскочил, как ужаленный, и резко обернулся, чтобы прямо-таки впиться взглядом в ту, что желал видеть меньше всего на свете. — Лила Росси, — вместо приветствия бросил он. Все его тело заполонил гнев. Еле сдерживаемый, сжигающий изнутри гнев — то единственное, что итальянка могла вызвать в нем. — Ты что, сидел тут с Маринетт Дюпен-Чен? — проговорила Лила с плохо скрываемой брезгливостью, откинув с плеч за спину тяжелые волосы. — Она помогает мне, — спокойно ответил Адриан, не позволяя своему голосу дрогнуть из-за злости. — Так вот зачем ты с завидным упорством возвращал ее в коллеж, Адриан… Чтобы она решала за тебя геометрию? — усмехнулась Лила, дотронувшись до тетрадки Маринетт, и в усмешке ее промелькнуло что-то лисье. Нет, шакалье! — Это чужая вещь, положи на место, — процедил Адриан, вырвав тетрадь из цепких ручонок Росси. — Маринетт не решает за меня, а лишь объясняет материал. Не волнуйся, я не совсем отупел. Усмешка Лилы стала еще шире. — О, Адриан, я в тебе и не сомневаюсь. Ты все такой же сообразительный, красивый и привлекательный, как и до моей поездки в Италию… — Жаль, ты не осталась там на подольше. Все-таки твоя родина, — сказал Адриан нарочито любезно. — А я думала, ты по мне скучал! Но это не беда, мы наверстаем упущенное в нашем турне. — Каком турне? — Адриан почувствовал, как холодный пот бежит по спине, стекает по позвоночнику. — Дома Agrest, конечно же, — торжествующе просияла Росси. — Мы уже все обсудили с твоим отцом. Адриану стоило невероятных усилий держать лицо. Он почувствовал себя одновременно преданным, разочарованным и разбитым. Замечательно, к проблемам с учебой и супергеройством теперь можно прибавить еще и внеплановую командировку. «Спасибо, пап». Как же ему это все опостылело. — Чего напрягся, Адриан? — жизнерадостно промолвила Лила. — Боишься оставлять свою помощницу Маринетт? Думаешь, ее еще кто-нибудь из коллежа выпнуть попытается, если тебя рядом не будет? Адриан всегда гордился своей стойкостью. Своей уравновешенностью. Своими манерами, в конце концов. Но сейчас все манеры были забыты к Бражниковой матери, потому что от выпада Лилы Кот без маски по-настоящему озверел. — Даже не думай, слышишь, — он вдруг двинулся на Росси, которой не оставалось ничего другого, как вжаться в спинку стула, на котором Адриан до этого сидел. — Не стоит придумывать новые каверзы против Маринетт. Проси у меня, что хочешь, а ее не трогай. — Что хочу? — Лила аж облизнулась. — А если я… Она потянулась к его шевелюре, намереваясь запустить ладошку в шелковистые локоны, но Адриан схватил Росси за запястье и грубо отодвинул ее руку от своей головы. Запястья Маринетт вчера он сжимал бережно, аккуратно. Запястье же Лилы Росси он сжал так, что девушка вскрикнула и дернулась. — Не люблю тактильный контакт с посторонними, — выдал Адриан таким бездушно-официальным тоном, каким непременно гордился бы его отец. Бросив на блондина полный ненависти взгляд, Лила круто развернулась на каблуках и, уязвленная, поспешила к выходу из библиотеки. А за спиной Адриана что-то грохнуло. Или грохнулось? Нахмурившись, Адриан медленно отошел от письменного стола и заглянул за книжные полки. Перед ним во весь рост растянулась та, что, оказывается, опять решила порушить… то есть подслушать чужой диалог. Маринетт, застонав, поднялась на локтях, при этом все еще лежа животом на полу. Рядом с ней валялся стаканчик, из которого вылился кофе — об этом свидетельствовала лужица на полу. — Это ж надо было так споткнуться, — искренне ужаснулся Адриан, присаживаясь перед ней на корточки. — Давай я помогу тебе встать? — Нет, сначала мне нужно еще немножечко полежать. И сгореть со стыда, — пробормотала Маринетт, рухнув вниз — лицом на руки, которые она специально положила на пол перед собой. — Маринетт, — Адриан как можно ласковей коснулся плеча одноклассницы и почувствовал: девушка напряглась. Смутившись собственного жеста, Адриан неуклюже спросил: — Маринетт, что ты слышала? — Всё, — Маринетт подняла лицо, и щеки её были ярко-алыми. Но этот румянец делал девушку лишь еще краше. Адриан залюбовался ею, но быстро пришёл в себя: — Ну, всё так всё. Давай вставай. Он помог ей подняться, а потом… аккуратно взял Маринетт за предплечья, пока она, уже пунцовая из-за всего происходящего, выпрямилась и опустила глаза в пол. — А я все гадала, почему Лила придумала новую ложь, чтобы оправдать меня, — после недолгой паузы прошептала Маринетт, наконец направляя взгляд прямо на Адриана. — Спасибо тебе. — Это пустяки. — Нет, не пустяки. Ведь ты — человек, который сам очень боится… однажды не попасть в коллеж. И ты прекрасно понимал, каково мне было… тогда. И ты помог мне, как никто другой. Маринетт замолчала, но на этот раз она, кажется, уже не чувствовала себя неловко. Всю её застенчивость как ветром сдуло. Прекрасные голубые глаза горели решительностью, и Адриана пронзило странное чувство дежавю. — Ты мой герой. Маринетт приподнялась на цыпочки и легонько, почти невесомо коснулась губами его щеки. Она уже однажды целовала его в щёчку, но тогда в этом стандартном французском жесте не было неоднозначности. По крайней мере, для Адриана. Сейчас губы Маринетт Дюпен-Чен прямо-таки обожгли его кожу, затуманили разум, вызвали целый табун мурашек по телу. Когда Маринетт отодвинулась, Адриан кое-что осознал. Он пытался геройствовать и в гражданской ипостаси. Пытался все успевать, всем помогать, везде блистать. Такое рвение лишь еще больше усложняло его жизнь, однако… Были люди, ради которых он примерял на себя амплуа героя легко. Очень легко. И первой в этом списке стояла Маринетт. Девушка, которую он называл «Леди Баг нашего класса». Девушка, которую он без колебаний прикрывал своим телом перед стаей акум — вместо того, чтобы побыстрее убежать в место для трансформации. Девушка, одна улыбка которой поднимала ему настроение на весь день. Девушка, которая сейчас поцеловала его очень… особенно. Адриан не мог подобрать другого слова. Но за пару секунд он почувствовал, как лёгким прикосновением Маринетт выразила сильное чувство. Что-то сильнее простой благодарности. Она все еще смотрела на него — храбро, уверенно, проникновенно, и у Адриана перехватило дыхание. Кажется, впервые из них двоих больше смутился он. — Маринетт, ты нужна этому коллежу, — очень глупо просипел он. Девушка в ответ лишь мягко улыбнулась, и Адриан понял, что пропал. Его вдруг потянуло к ней. Как пишут в ванильных романах, «словно магнитом». Захотелось коснуться её щеки в ответ, а затем плавно перейти на уста — и поцеловать уже их. Агрест зачем-то вспомнил, как однажды видел у Маринетт в руках вишневую помаду. Наверное, она очень вкусная? — Адриан… Парень понимал, что завис, что выглядит со стороны настоящим кретином, но ничего не мог с собой поделать. Он увидел Маринетт Дюпен-Чен в новом свете, и это шокировало его. Это было чем-то абсолютно резким и в то же время абсолютно правильным. Он словно не был готов к этому совершенно — и одновременно готовился к этому всю жизнь. — Адриан? — повторила она, начиная паниковать, и тогда юноша не выдержал. Он притянул Маринетт к себе, остановившись буквально в паре миллиметров от ее губ, и мысленно чертыхнулся. Нельзя вот так брать и поддаваться животным инстинкам — он выше этого! Он джентльмен! Он… герой, в конце концов. — Адриан, — в третий раз ее голос прозвучало то ли испуганно, то ли жалобно. Агрест втянул в себя носом воздух и сделал шаг назад, выдыхая. — Прости меня, — настала его очередь краснеть. Маринетт кивнула, торопливо отвернулась, а потом засеменила к столу с оставленной на нем тетрадью. Девушка благоразумно не стала дожидаться, когда же у Адриана повалит дым из ушей.***
Адриан удовлетворённо хмыкнул, лежа на кровати и разглядывая потолок. Пришлось разыграть трагедию чуть ли не шекспировского масштаба, но оно того стоило. Адриан долго и упорно притворялся великим больным, так что даже стальной Габриэль Агрест не выдержал и сломался. Он вызвал доктора в очень удачный час — у Адриара как раз мощно скакнуло давление (парень вжился в роль и разнервничался). Врач заявил, что отвратительное самочувствие Агреста-младшего связано с переутомлением, и настоятельно рекомендовал пациенту постельный режим, несколько дней покоя. Отцу пришлось внять голосу разума и оставить Адриана в Париже. Лила Росси, которая по поводу турнэ уже нарисовала себе в голове яркие планы, была в бешенстве. По крайней мере, она написала Агресту «Выздравливай» с холодной точкой на конце, а не целой сотней скобочек, которые так любила ставить при хорошем настроении. Адриану правда было стыдно перед работниками модной индустрии, которые из-за обещаний отца ждали его-модель. И все же он не мог не злорадствовать. В кои-то веки отец не заставил его плясать под свою дудку. — Надо же, какие мы хитрые. Ты бы так на битвах соображал, дохлый. — Я это ради битв и делаю, — резонно заметил Адриан. — Больного Нуара никто не беспокоит, а значит, он в любой момент сможет удалиться на деловую встречу с марионеткой Мотылька. — Ага, а твой отец поседеет ещё больше. Мало ему по-настоящему больной Натали. — С Натали все будет хорошо, — сказал Адриан, пытаясь скорее успокоить себя, чем угомонить квами. — Она поправится. Ну а что насчёт отца… я бы в жизни не договорился с ним иначе, и ты это знаешь. — Знаю, знаю, — вздохнул Плагг, и в дверь спальни неожиданно постучали. Чёрный котенок юркнул под кровать, а Адриан воскликнул: — Войдите! На пороге расцвела Маринетт. Она, как нежный подснежник, возникла среди вечной мерзлоты — стен особняка. И принесла в комнату такое тепло, какое, наверное, не мог принести ни один костёр посреди зимнего леса. Адриан быстро вскочил с кровати, позабыв о всех играх. Сейчас парень точно не был больным. Напротив, он неожиданно ощутил, как каждая клеточка его тела наполняется энергией, с которой можно даже горы свернуть. — Как ты пробралась мимо моего отца? — выпалил Адриан, от радости даже позабыв о приветствии. — Сказала, что мне нужно срочно вернуть тебе тетрадь по геометрии, которую ты якобы забыл, — усмехнулась Маринетт. — А на самом деле я принесла тебе свою. Ну, то есть… это новая тетрадка. Я в ней специально расписала все, что ты не очень понимаешь, и как можно подробней. Если будешь себя лучше чувствовать, можешь полистать… как, кстати, ты себя чувствуешь? — Хорошо. Лучше всех. Только никому не говори, — выдал Адриан заговорщическим шепотом и подмигнул. Маринетт хихикнула, прикрываясь ладошкой. — А еще… я тут принесла тебе пару гостинцев. Алья с Нино тоже свою лепту внесли. — А почему они сами не пришли? Боятся моего отца? — Адриан засмеялся, но Маринетт почему-то не поддержала его смех, а отчаянно заморгала и полезла в сумочку, копаясь там явно дольше, чем того требовал поиск спрятанных вкусняшек. — Кажется, Алье надо посидеть с сёстрами, а ты ведь знаешь, как она это дело «любит». Нино ее поддерживает, — наконец пробормотала гостья. — А вообще да, твоего отца не боюсь только я, — Маринетт позволила себе улыбнуться. — Я вообще никого не боюсь. Это прозвучало одновременно смешливо и с вызовом. Адриан снова заметил в васильковых глазах ту решительность, что так покорила его вчера. Что-то изменилось между ними. Как будто Маринетт перешагнула тонкий, невидимый Адриану барьер, который все это время возводила сама, то и дело краснея от смущения. Раньше Адриану казалось, что Маринетт то избегает его, то боится, а то и вовсе ненавидит. А сейчас ему было легко рядом с ней — так легко, как в то самое мгновение, когда он протянул девушке зонтик в надежде получить в ответ её дружбу. — Прости, что заявилась без приглашения. Я очень хотела сделать сюр… Он не дал ей говорить. Адриан порывисто обнял Маринетт, чувствуя, как девушка легонько дрожит в его объятиях. Неужели все же боится? Нет, быть не может, она же сама вызвалась помочь ему с геометрией, сама пришла сюда. — Знаешь, я соскучился, — сказал он, удивляя самого себя. Он и правда успел соскучиться. Всего за несколько часов, что они не виделись. Раньше так быстро и сильно он мог скучать только… Только по Леди Баг, возвращаясь с одной битвы и уже предвкушая следующую. — Адриан, я… я… — только у Маринетт цвет лица мог так стремительно меняться с розового на белый и обратно. — Как представитель класса я… поговорила с учителями. Те работы, которые ты пропустишь, можешь потом не сдавать. — Это как? Маринетт отстранилась от Адриана, чтобы поднять голову и улыбнуться ему не только губами, но и глазами. — Тебе вполне хватит контрольных в мае, поверь мне… а портить тебе картину сразу после больничного никто, хвала Франсуа-Дюпону, не собирается. У всех преподов обнаружилась совесть. — Маринетт, это же читерство. Весь остальной класс мне обзавидуется. — Ну и пусть, — улыбка девушки стала лукавой, почти нуаровской, что, конечно, безумно понравилось ее собеседнику. — Адриан, договориться с учителями — это меньшее, что я могу для тебя сделать. — Ты ничего не должна для меня делать. — Сказал человек, который как раз ничего мне не должен, но вернул меня в коллеж. Маринетт была его спасительницей. Проблему оценок она решила. Проблему дополнительных занятий Адриан решил сам, поклявшись отцу восполнить все пропущенные на больничном уроки после выздоровления. Оставались только битвы, на которые Адриан собирался пойти с новыми силами. С внезапно открывшимся вторым дыханием. Жизнь постепенно налаживалась. То, что казалось неразрешимым, больше не мучило Адриана Агреста. Он снова верил в себя. В конце концов, наверняка в этом огромном мире были тысячи людей, которым было много хуже и тяжелее, чем ему. И он не имел никакого морального права — по крайней мере, не чувствовал его, — жалеть себя. Да, он устал. Но любая усталость проходит. — Маринетт, я… — Не надо меня благодарить, — девушка положила ему на губы палец, затем вспыхнула и поспешила отдернуть руку. Она словно пугалась собственной смелости, а Адриан все пытался понять, почему. Он не хотел, чтобы барьер возникал между ними снова. Только не сейчас, когда его опять «примагничивало» к ней, когда он тщательно осматривал ее и старательно искал что-то в таких знакомых чертах. Что именно, он и сам не смог бы сказать. Молчание затянулось, но Адриан все никак не отрывал от девушки взгляд. И, похоже, взгляд этот был на редкость гипнотическим — Маринетт даже вздохнуть боялась. Адриан вспомнил то мгновение в библиотеке, когда чуть не поцеловал ее. Почему, черт его побери, почему он так хотел этого? Она же всегда была его другом, а еще какое-то время — заодно и девушкой Луки. Адриан точно не посмел бы думать о ней что-то… неприличное. За все их общение Маринетт ни разу не намекала, что Адриан может нравиться ей иначе, чем представитель мира моды. Или же Адриан просто чего-то не понимал? Не замечал чего-то значимого в силу «выдающихся» навыков коммуникации? Проклиная свои беды с социализацией, Адриан Агрест сглотнул: — Все равно спасибо тебе, Маринетт. За все спасибо. За учителей, за еду, за то, что пришла сюда. И… «И ещё скажи, пожалуйста, ты случайно не влюблена в меня?» Он, конечно, не решился спросить это вслух. Еще неделю назад он бы боялся получить утвердительный ответ и разбить подруге сердце. Сейчас же он не знал, чего боялся: услышать «да» или… услышать «нет». Возможно, последнего он боялся больше. Маринетт сияла. С каждым его словом она сияла все больше, и от этого Адриан чувствовал в области живота странный трепет — словно Бражник вселил в него целую стайку бабочек, и те отчаянно рвались наружу, задевая тонкими крылышками внутренности Агреста. Когда Адриан строил отношения с Кагами, он разрывался на части. Чувствовал вину перед Леди Баг, прекрасно при этом осознавая, что Леди его не любит и осудить за выбор другой девушки не может. Он так и не поцеловал Кагами, потому что каждый раз с ужасом представлял, как, забывшись, шепчет в губы Цуруги геройское имя напарницы. Кагами правильно его презирала. Он никогда не встречался с ней по-настоящему, потому что мысленно оставался с Леди. «Всегда и навечно» — услышал он в каком-то сериале красивую фразу. И запомнил её, чтобы описывать свои чувства к Баг. Вот только… бабочки в животе все продолжали трепетать, Маринетт продолжала улыбаться, а парень продолжал стоять истуканом. Вечность, посвящённая прекрасной Леди, вдруг показалась Адриану Агресту не такой уж и вечной.***
Когда Адриан вернулся в коллеж с больничного, его предсказание насчёт всеобщей зависти действительно сбылось, но лишь отчасти. Хлоя, обычно вешающаяся ему на шею, обиженно отворачивалась, Аликс и Ким небрежно фыркали в его сторону, а Нино то и хлопал «бро» по спине с излишней силой. Но все это как-то меркло на фоне Маринетт. Лед между ними треснул окончательно. Маринетт спокойно болтала с ним, смеялась его шуткам, то и дело целовала его в щеку — теперь не в качестве «спасибо», а на прощание. Адриан чувствовал себя абсолютно счастливым. Он все еще был Котом Нуаром, выполнял свой долг так старательно, как только мог, и ловил каждый одобрительный жест Леди Баг. Он все еще оставался верен своей Леди. Верен как напарник, но не как мужчина. Уж слишком часто он заглядывался на Маринетт Дюпен-Чен, чтобы доказывать Плаггу, что все еще безнадёжно сохнет по Баг. — Довольно неожиданный выбор, — коротко прокомментировал Плагг, наблюдая за тем, как Адриан листает страницу Маринетт в Instagram. — Почему неожиданный? Напротив, у меня явно прослеживается любимый типаж, — усмехнулся Адриан самоиронично. — Смелые брюнетки с широкой душой. — И широкими бёдрами. — Ах ты извра… Конец фразы потонул в хохоте квами.***
Кажется, волшебный костюм защищал не только от ран телесных, но и от ран душевных. Другого объяснения тому, что Кот Нуар так часто и легко признавался Миледи в чувствах, прекрасно зная, что от него просто отмахнуться, не имелось. Сейчас же на Адриане волшебного костюма не было, и он вдруг понял, что отчаянно трусит. Парень мялся на крыльце, высматривая среди идущих к коллежу учеников обладательницу двух неповторимых хвостиков, и репетировал про себя признание. «Маринетт, ты мне очень нравишься. Мяужет, мы попробуем встречаться?» — Чертов каламбур, — процедил Адриан, помотав головой. Нет, конечно, Маринетт смеялась его шуткам, даже те, что были уж слишком подозрительно похожи на нуаровские. Но сейчас-то ему не хотелось, чтобы она смеялась над его словами. Или над ним самим. Агрест сжал-разжал кулаки, пытаясь успокоиться. — Бро, ты какой-то серый, — с убийственной прямотой заявил Нино, подходя к другу и тормоша его за плечо. — Из-за контрольных переживаешь? Брось, нам всего две недельки осталось. Сейчас быстренько домучаемся, а потом — долгожданные каникулы! Лето! Красота… — Привет, ребята! К ним подплыли Алья и Маринетт. Алья быстро помахала Адриану, схватила Нино за локоть и оттащила в сторону, напоследок многозначительно подмигнув Маринетт. Маринетт лишь закатила глаза, а затем обернулась к Адриану: — Здравствуй, мой герой, — после того, как Маринетт узнала подробности своего возвращения в коллеж, она любила называть так друга. Это одновременно смущало Адриана — и очень тешило его нуаровское эго. Плагг однажды довольно резко сказал, что Адриан влюбился в Маринетт так сильно и внезапно лишь потому, что она, в отличие от требовательной Леди Баг, была готова боготворить Агреста-младшего даже за самые маленькие «подвиги». Адриана это разозлило, и он несколько часов объяснял квами, что помогает Маринетт не ради её похвалы, а только ради её самой. Что он восхищался ею ещё до того, как влюбился в неё. И что влюбился он, потому что… А почему он вообще должен объяснять Плаггу, как влюбился в Маринетт? Это казалось Адриану таким же естественным, каким безумным казалось самому квами. — Здравствуй, — выдавил из себя Адриан, очень надеясь, что он сейчас не лыбится, как идиот. С Леди все было намного проще. После очередного «нет» Нуар мог отвлечься на то, чтобы набить противнику морду, спрыгнуть с Эйфелевой башни или угодить под случайную атаку акумы. Сейчас же отвлекаться было не на что. Для него существовала лишь Маринетт — и в случае её отказа хрупкий мир Адриана, возможно, просто рассыпался бы, как карточный домик. Они только-только преодолели все смущение, всю неловкость, они наконец стали по-настоящему близкими людьми — а теперь из-за его спонтанного желания признаться могли снова отдалиться друг от друга. — Акума! Помогите, акума! Мимо коллежа вдруг пробежал сразу десяток людей — дети, пожарные, полицейские и бабушки вперемешку. Все кричали, махали руками; одна старушка так паниковала, что случайно заехала клюкой по затылку мимо бежащего месье Ренкомпри. — Ой, мне срочно нужно… в туалет! — всполошилась Маринетт и, бросив Адриана следить за мракобесием в одиночестве, унеслась в коллеж. — Не удалось признание? — ехидно поинтересовался Плагг, слегка высовываясь из кармана, но Адриан одним движением руки запихал его обратно. А затем с откровенной ненавистью проводил глазами орущую толпу. Моль появился как никогда вовремя, напоминая Адриану, что он, прежде всего, Нуар. Нуар, который пытается усидеть на двух стульях сразу. Нуар, который однажды уже облажался по полной, занявшись своей «личной жизнью». Адриан сам выбрал это. Выбрал быть сильным, выбрал геройствовать, отчаянно лавируя между битвами и учебой, Бражником и отцом. Значит, теперь нечего ныть. И нечего мечтать. — Она заслуживает кого-то нормального, Плагг, — обречённо прошептал Адриан собственной рубашке. — Почему ты сразу не настучал мне по голове? Как я вообще посмел лезть к ней, когда моя жизнь такая… двойная? Квами, конечно же, не ответил. Агрест зажмурился, однако по его щеке все-таки скатилась одинокая слеза. Впрочем, юноша быстро взял себя в руки и вытер лицо. Адриан напомнил себе, что главная его задача — при любых обстоятельствах защищать Париж. А значит, защищать и ее. Защищать Маринетт, которую он любит по-настоящему.