Выжить после...

Тридцать минут спустя... — Я что-то вижу, — говорил светловолосый мужчина, водя руками по контурам тела Достоевского, но не касаясь его. — Что-то, чего быть не должно. — Где? — спросил Осаму, на что эспер ответил, указывая пальцем на живот Фёдора с правой стороны: — Здесь. — Прекрасно, — протянул Дазай, а эспер добавил: — Это странно... — Что именно? — Там есть какое-то затемнение, словно пятно, но оно вроде бы не одно. Все его внутренности, словно нитями оплетены, будто какое-то растение корни пустило в его организме. Дазай нахмурился, затем обратился к Анго, который находился рядом: — Анго, сходи за Йосано Акико. — Ладно, — кивнул тот и вышел из комнаты. Минут через десять Сакагучи вернулся в сопровождении Йосано, за это время Достоевский не проронил ни слова, лишь загадочно улыбался, на что Чуя в какой-то момент зло бросил: — Чего скалишься? — Да так, — ответил тот, а Дазай окинул его подозрительным взглядом, но промолчал. Когда Йосано пришла, и ей объяснили что от неё требуется, она удивлённо посмотрела на Дазая, спросив: — Зачем тебе это нужно? — Долго рассказывать. Но Достоевский должен выжить. Я всё потом объясню, — сказал Осаму. Акико пожала плечами, затем произнесла: — Хорошо. Отведите его в мой номер. — Шагай, — поторопил Достоевского Чуя, и направился вслед за Йосано. Осаму же обратился к остальным: — Оставайтесь здесь или идите к себе. — Дазай, — начал было возражать Анго. — Анго, давай позже всё обсудим, — обернувшись, бросил тот. — Не нужно вам идти с нами. Сакагучи скорчил недовольную гримасу, но всё же послушал товарища и не последовал за ним. Войдя в свой номер, Акико надела на руки резиновые перчатки и кивнула Чуе на стол, стоявший посередине комнаты. Тот, продолжая удерживать Фёдора способностью, подтолкнул его к нему. Достоевский упрямиться не стал, а улёгся на стол, но на его губах снова заиграла загадочная улыбка. — Надо же! У тебя здесь всё почти как в медпункте Агентства, Акико, — произнёс Дазай, входя в комнату и закрывая за собой дверь. — Да, — кивнула она. — Приходится иногда пользоваться способностью. — Устраняешь последствия облучения радиацией? Та снова кивнула, ничего не ответив. Затем извлекла из шкафа саквояж, после чего подошла к Фёдору. Тот вёл себя на удивление спокойно, казалось, его совсем не пугало то, что должно сейчас произойти. С улыбкой маньяка Акико подняла над головой свой тесак, а Дазай вдруг настороженно осмотрелся по сторонам и обернулся к двери. Неожиданно она вылетела, а в комнату метнулась крылатая тень, охваченная голобоватым сиянием. Это произошло настолько быстро и неожиданно, что никто не успел ничего понять, а Чуя был сбит с ног и отпустил Фёдора. Тот же не преминул воспользоваться замешательством эспера и, оттолкнув Акико, бросился к Дазаю. Накахара вновь засветился красным, собираясь нанести удар по противнику гравитацией, однако в номер кто-то снова влетел, правда этот силуэт был без крыльев, и он выкрикнул: — Не надо! Это оборотень. Накахара узнал в нём Рюноске, а тот моментально спеленал лентами Расёмона крылатого монстра, мгновенье спустя они были разорваны, и Ацуши набросился на Акутагаву, норовя его укусить. Чуя перевёл взгляд на Фёдора и Дазая. Достоевский всё ещё находился в человеческом облике, однако не полностью: правую и левую кисти он обратил в огромные лапы с длиннющими когтями, левой рукой обхватил Дазая за шею, а когти правой вонзились в затылочную часть его головы. Чуя бросился к Фёдору, продолжая светиться красным, но тот, посмотрев на него, мотнул головой, быстро произнеся: — Даже не думай. Я уничтожу его мозг, и тогда он точно умрёт. Накахара замер на месте, лихорадочно соображая, что ему делать, а Дазай неожиданно произвёл резкое движение левой рукой, легко вогнав пальцы в живот Фёдора, будто его тело состояло из мягкого масла, а не плоти и крови. На мгновенье на лице Достоевского застыло удивление, а с рукой Осаму начало происходить нечто странное: на ней проступили чёрные прожилки, похожие на тоненькие, разветвляющиеся в разные стороны ручейки, кожа вокруг которых приобрела тёмный оттенок. Ручейки поднимались вверх по предплечью Дазая и ползли выше, а вскоре уже достигли его шеи, устремляясь к лицу. Одновременно с этим Достоевский схватил Дазая за руку, и Чуя заметил, что с ним происходит нечто похожее, только эти ручейки, словно паутина опутали всё тело Фёдора, вздуваясь в некоторых местах бугорками, опадая и снова вздуваясь, устремляясь вниз к руке Осаму, будто какая-то тёмная, но при этом живая субстанция перетекала из тела Достоевского в тело Дазая. Происходящее обескуражило Чую и напугало. Желая разорвать эту странную, пугающую связь между Дазаем и Достоевским, Чуя нанёс удар гравитацией по последнему, но сверкнула яркая вспышка, в комнате будто что-то взорвалось, и Чуя оказался отброшен назад на несколько метров, проломив своей спиной стену и вылетев в коридор; вместе с ним оказались выброшены и вампир с оборотнем, которые всё ещё сражались, и Йосано Акико. — Что это было? — прохрипела Йосано, поднимаясь на ноги и вытирая кровь, струящуюся по виску. — Какого чёрта?! — выкрикнул Чуя, снова бросаясь в номер; Ацуши же взлетел вверх и тут же спикировал вниз на Акутагаву, который, воспользовавшись Расёмоном, отрубил оборотню обе руки, а затем спеленал его своей способностью, пытаясь удержать на месте. В коридоре послышался шум и топот, все сбежались сюда, чтобы посмотреть, что происходит и теперь, разинув рты, с удивлением наблюдали за происходящим. Тем временем Накахара подбежал к Дазаю и Фёдору, видя, что их тела уже полностью оплетены чёрной субстанцией, струящейся под их кожей. Заметив глаза Дазая, Чуя в ужасе отпрянул назад: они были полностью белыми, без зрачков, а затем будто начали наливаться тьмой, становясь всё чернее, глаза же Фёдора наоборот становились всё более блеклыми и белесыми. Чуя, обратившись мутантом, нанёс удар Достоевскому, не применяя гравитацию, пытаясь отбросить его от Осаму, однако ничего не вышло: ни Фёдор, ни Дазай, не то чтобы с места не сдвинулись, но даже не покачнулись, хотя Накахара вложил в этот удар всю свою силу. Тело Достоевского выгнулось назад, он закричал, видимо от боли, и Чуя заметил, что теперь его глаза полностью белые, в чёрных, как сама Тьма, глазах Дазая словно что-то полыхнуло, а по центру, где обычно у людей располагаются зрачки, вспыхнуло яркое оранжевое пламя. Дазай запрокинул голову назад и расхохотался жутким металлическим многоголосым смехом, от которого уши заложило, будто смеялся ни один человек, а с десяток, если не больше. В панике пытаясь сообразить, что ему делать, Чуя активировал гравитацию и снова бросился к Дазаю и Достоевскому, занеся руку для удара, однако кто-то схватил его за неё, прокричав почти в самое ухо: — Не трогай их в таком состоянии! Если прикоснёшься, может произойти что-то страшное. Чуя резко обернулся к говорившему и увидел Брэма, который держал в правой руке, обмотанной какой-то тканью, тот самый меч Святого Креста, что ещё совсем недавно находился в его теле, и как ни странно, вампир стоял на своих двоих. — Нужно помочь ему, — произнёс Чуя, решив сейчас не выказывать своего удивления, не до того было. Брэм молча подошёл к Достоевскому и Дазаю и нанёс рубящий удар по правому предплечью последнего. Сверкнула белая вспышка, что-то зашипело и заскворчало, от лезвия пошёл дым, а из обрубка конечности Дазая на пол вытекла чёрная жидкость; обратившись такого же цвета дымом, она поднялась вверх и исчезла в ноздрях Фёдора. Чёрная паутина тоже исчезла, как с тела Дазая, так и с тела Достоевского. Первый упал на пол и потерял сознание, а второй ринулся к окну, однако Брэм в мгновение ока оказался возле него и молниеносно нанёс ему несколько ударов. Достоевский упал на пол, а точнее, часть его: у него были отрублены обе руки и нижняя часть тела. Затем Брэм нанёс ещё один удар, вгоняя меч Святого Креста в обрубок верхней части тела снизу. Теперь Достоевский напоминал самого Брэма когда-то, и он не регенерировал, однако и кровь из его ран не вытекала. С криком: «Дазай!» Чуя бросился к возлюбленному и попытался привести его в чувства, однако тщетно. Рука его не регенерировала, однако, как и в случае с Фёдором, кровь из раны не вытекала, её будто раскалённым металлом прижгли. — Что всё это значит?! — прорычал Накахара, после того, как положил голову Дазая на свои колени, посмотрев на Брэма, множество любопытных глаз с не меньшим любопытством взирали на происходящее из коридора. — Боюсь, это долгая история, — невозмутимо произнёс тот, хватая Достоевского за волосы и кладя его на стол, Чуя неосознанно активировал способность, не зная чего ожидать от вампира, но она тут же обнулилась, растворившись в яркой белой вспышке. — Всё в порядке, — добавил Брэм. — Помнишь? Я на вашей стороне. Стокер посмотрел в сторону Акутагавы и Ацуши, последний всё ещё был в облике мутанта, однако более не пытался нападать на Рюноске. Глаза Брэма на миг сверкнули, и Накаджима принял человеческий вид, после чего обмяк в объятьях Акутагавы. — Кто вытащил меч? — задал Брэму вопрос Чуя, вспомнив, как Дазай однажды сказал, что пока они не смогут доверять Брэму на сто процентов, меч должен оставаться внутри него. — Я, — произнёс Рюноске, отпуская, наконец, Ацуши и делая несколько шагов по направлению к Накахаре, а Накаджима пробормотал: «Что происходит?», после чего осел на пол. — Какого чёрта, Акутагава?! — воскликнул Чуя. — Ты разве забыл, что говорил Дазай? — Я помню, — бесстрастно ответил тот. — Так и знал, что он управляет тобой. — Никто мной не управляет. Ты не знаешь всего. К тому же Брэм нас всех только что спас. — Только от чего, я так и не понял. Что ты знаешь, говори, а главное, откуда?! — Я знаю, кто такой Фёдор, и кто такой Дазай. Брэм показал мне. — Как? — Когда я прикоснулся к нему сегодня, то всё увидел его глазами. — Что же ты увидел? — Дазай был знаком с Брэмом, но это было давно, и сам он об этом не помнит. — Не помнит? Почему? Да, у него была амнезия, но он вроде бы ею больше не страдает. — Страдает. Но не той амнезией о которой ты думаешь, да и сам он тоже. Он полностью забыл всю свою жизнь до определённого момента, будто она была стёрта из его памяти навсегда. — Какого ещё момента? Что всё это значит? Ты можешь нормально объяснить? Хватит говорить загадками. — Ты думаешь, — неожиданно послышался хриплый голос Достоевского, и Чуя перевёл на него взгляд. — Что это я чудовище? — Достоевский усмехнулся, указывая взглядом на Дазая. — Настоящее чудовище — это он. Накахара подлетел к Достоевскому и нанёс ему удар в челюсть с криком: «Заткнись!», а затем кто-то тронул его за плечо, это был Рампо. Чуя поднял на него вопросительный взгляд. — Не стоит, — произнёс Эдогава. — И ты туда же, пророк хренов? Ведь ты не мог не знать, что так будет! Рампо молчал, а Чуя добавил: — Я жду объяснений. — Я тоже, — произнесла Акико, входя в комнату, за ней проследовали босс Портовой Мафии, директор Агентства, Анго Сакагучи, Доппо Куникида и ещё несколько эсперов. — Я тоже ничего не понимаю, и думаю, что не только мне безумно интересно узнать что всё-таки происходит. — Лучше пусть Достоевский расскажет, — проговорил Рампо. — По крайней мере начнёт. — Почему Дазай до сих пор без сознания? — спросил Чуя, посмотрев на Осаму. — И регенерация так и не началась. Казалось, слова Чуи про регенерацию совсем не удивили Брэма, а когда Накахара перевёл на него взгляд, ему показалось, что вампир обо всём знает. — Это шок, — проговорил Стокер. — У Дазая дар обнуления, он прикоснулся к осколку и произошло то, что мы все наблюдали несколько минут назад. Меч Святого Креста — могущественный артефакт, Сила которого нейтрализует всё, что обладает тёмной энергией. Именно поэтому я тоже не мог пользоваться своей способностью в полной мере, пока он находился во мне. Регенерация у меня также не работала. — Это пройдёт? — Да, — последовал короткий ответ. — Почему тогда Достоевский в сознании? — спросил Чуя. — Потому что контакт был прерван при помощи меча. Для организма Дазая это стало шоком, так как в тот момент внутри него столкнулись три совершенно разные Силы, словно могущественные стихии. В случае с Фёдором этого не произошло, так как он не обладает даром обнуления. — Откуда ты всё это знаешь? — Наверное, Брэм это знает, потому что дар у Дазая появился не просто так, — шевеля разбитыми губами, проговорил Фёдор. — А благодаря вампиру. — Что? — не поверил своим ушам Чуя, а Брэм лишь кивнул в знак подтверждения слов Достоевского. — Пожалуй, начну с самого начала, — произнёс Фёдор. — Когда-то очень давно, несколько тысячелетий назад, осколки от обсидиана, в который превратился Тифон, попали на нашу Землю и в другие миры. Один из них угодил в меня. Я помню жуткую боль в районе живота, у меня было ощущение, будто мне на него льют расплавленный металл, а потом я почувствовал холод, словно меня без одежды выкинули на сорокаградусный мороз. Это последнее, что я помню из своей человеческой жизни, потому что я умер, по крайней мере, мне так показалось, а потом вдруг очнулся и обрёл невероятные способности. Сначала то, что со мной происходило, безумно пугало меня. Я сам считал себя монстром: случайно убил как-то раз своего лучшего друга, потом ещё нескольких человек, так как обращался в чудовище спонтанно, к тому-же физическая сила стала невероятно велика. Я ненавидел себя и пытался умереть, однако у меня ничего не выходило. Меня невозможно было убить, хотя многие пытались, да я и сам перепробовал сотни разных способов самоубийства, но всё было тщетно. Шло время, и я смирился с тем, кем стал и уже не боялся убийств. Иногда я совершал их в порыве ярости, а порой для того, чтобы достичь своих целей. Наверное, эти осколки со временем меняют мировоззрение человека, а может быть, его меняет ощущение безнаказанности и вседозволенности, ведь Сила и власть развращают, как известно. Шли годы, проходили десятилетия, а я больше не менялся с тех пор, как в меня попал тот осколок: не старел и не был подвержен земным болезням, если не считать непреодолимой тоски, из-за одиночества, но и она со временем прошла. Минуло много веков, даже не могу вспомнить сколько точно, а однажды у меня появилось странное ощущение, будто бы где-то неподалёку находится моя вторая половинка, родственная душа. И она звала меня, я постоянно слышал в своей голове этот зов и ощущал непреодолимое желание её отыскать, оно было настолько сильным, что я не мог с ним совладать. Я отправился на её поиски и нашёл однажды спустя несколько лет, но не я один её искал, как выяснилось позже, кто-то нашёл её раньше меня: я находился достаточно далеко от своей цели, но ощущал её, и знал, что это она, а точнее он. Это был молодой темноволосый парень, а затем я увидел мальчишку. Он подошёл к тому человеку, которого я искал, как я потом понял, тот тоже был осколком, потому меня и тянуло к нему. Так вот, этот мальчишка был лет восми-девяти на вид, и он одним лёгким движением руки вспорол живот тому парню и что-то извлёк из него, после чего по его лицу и на открытых участках тела проступили чёрные прожилки, похожие на причудливые ветви деревьев или паутину. Я сам не понимал, что со мной происходит, но меня вдруг потянуло к нему, к этому мальчику. Я смотрел в его тёмные, почти чёрные глаза и не мог отвести взгляда, они будто гипнотизировали меня, а потом я сам начал приближаться к нему, хотя всё моё существо кричало: беги! Но я не мог. Я подходил всё ближе и рассмотрел, наконец, то, что он держал в руке: это был какой-то блестящий чёрный предмет. Однако чёрным он оставался недолго, с каждой секундой меняя свой цвет на более светлый, а также меняя свою структуру, он терял блеск и становился всё более шероховатым. Будто его цвет и структура перетекали в того мальчишку. Он смотрел прямо в мои глаза, а предмет в его руке стал совсем белым и прозрачным, затем мальчишка сжал руку в кулак и предмет рассыпался, обращаясь в прах. Глаза его вспыхнули ярким оранжевым цветом, словно в них запылало адское пламя, и мне стало страшно, впервые после того, как я обрёл Силу, но я не мог противиться его гипнотическому взгляду и всё подходил, и подходил ближе. А потом кто-то налетел на меня, сбил с ног и быстро утащил прочь, возможно, на сотни километров, не знаю. Я был будто во сне, а пришёл в себя лишь тогда, когда меня отпустили, и я упал на землю. Прямо над ухом раздался голос, возможно, я не смогу передать дословно все наши диалоги, поскольку с тех пор прошла не одна тысяча лет, но смысл был таков: «Спокойно, я на твоей стороне, и я хочу тебе помочь». «Кто ты?» — спросил я. «Меня зовут Брэм Стокер», — представился тот, кто меня спас, и только тогда я обратил внимание на его странный вид. Я думаю, вам не нужно объяснять, как выглядел вампир в то время? Впрочем, он почти не изменился, несмотря на то, что с тех пор прошла пара тысячелетий, плюс минус несколько веков. Чуя с непониманием посмотрел на Брэма, а тот произнёс: — Это правда. Да, и в то время мы с Фёдором действительно находились на одной стороне. Мир был другим, и Достоевский был другим. — Я продолжу? — произнёс Фёдор. — Я тебя очень внимательно слушаю, — ответил Чуя. — Я спросил Брэма о том, что это было, и кем являлись те люди, на что он ответил: «Осколки, такие же, как и ты, точнее, нет, не совсем такие». «Что ты имеешь ввиду?» — спросил я. «Пойдём, — произнёс Брэм и подал мне руку, помогая встать. Я принял помощь и огляделся по сторонам, заметив неподалёку огромное деревянное строение. — Это мой замок. Поговорим там». Брэм отвёл меня к себе домой, где оказалось множество слуг и, пригласив за стол, произнёс: «Наверное, ты уже понял, что я вампир, — я кивнул, а он продолжил: — Мне известно кто ты, я давно наблюдаю за подобными тебе. Тот парень, которого убил мальчишка был таким же». «Убил, но разве можно убить такого, как я?» — спросил тогда я. «Можно, если извлечь осколок и уничтожить, — ответил он. — Но тот мальчик не уничтожил его, а поглотил. Теперь он стал ещё сильнее». Брэм рассказал мне о том, что таких, как я было на Земле сорок семь, помимо меня и того мальчишки, но если они оказывались в опасной близости друг от друга, то притягивались и сливались воедино, превращаясь в нечто новое и становясь сильнее, однако этот мальчик обладал какой-то иной Силой: его не притягивало к осколкам, хотя он сам легко мог отыскать любой из них, видимо, как-то чувствовал их на огромном расстоянии, зато осколки тянуло к нему с невероятной силой. Но он просто убивал носителей. Однако не только в этом состояла проблема. Там, где появлялся этот ребёнок, не оставалось ничего живого. Он нёс разрушение и смерть: нападал на людей, обращаясь в огромного монстра, терзал их тела, пожирая плоть, сжигал дома, не щадя никого. Не понимаю, зачем он это делал. Нам вовсе необязательно было питаться плотью, по крайней мере, не требовалось столько жертв. Наверное, он убивал ради удовольствия. Чуя угрюмо молчал, временами кидая взгляды то на бесчувственного Дазая, то на Брэма, а Фёдор продолжил: — Брэм говорил потом, что не знает, что за Сила была у того мальчишки и почему он другой, не такой как мы — остальные осколки, но предполагал, что он как-то научился контролировать себя и других так, чтобы лишь вытягивать Силу из кусочков обсидиана, возможно, потому что осколок находился у него в голове. «Я прозвал его Охотником, — сказал тогда Брэм. — Для того, чтобы осколкам, находившимся на Земле, слиться, нужно было время, причём немалое. Ведь прежде им необходимо было отыскать друг друга, а они оказались разбросаны по всему земному шару, но мальчишка находил осколки гораздо быстрее и забирал их Силу. Ты последний остался, всех остальных он уже убил». «Откуда ты всё это знаешь?» — спросил я. «Я вампир, и мне многое известно, в том числе и о ведьмах, и о людях со сверхспособностями. У меня есть связи. А также эсперы, которые способны видеть сквозь время и пространство». — Эсперы? — переспросил Чуя. — Да, — ответил Брэм. — Именно я придумал это название для людей со сверхспособностями. Эсперы, как я однажды выяснил, являлись потомками тех людей, в которых попали осколки обсидиана, в отличие от ведьм и вампиров, существовавших с момента сотворения мира. К сожалению, последних человечество, так или иначе, почти истребило. Эсперы же были совсем, как обычные люди, лишь обладали некоторыми способностями, но они не бессмертны или полностью неуязвимы, как их предки. Некоторые обладали регенерацией, например, как Ацуши Накаджима. Но их сверхъестественные силы не всегда передавались от родителей к детям по наследству. Нередко дети одарённых не обладали способностями, они могли проявиться через несколько поколений или же их дар мог быть не таким, как у родителей. — Вот оно что! — Чуя хмыкнул. — Но как же я? Выходит, я не эспер? В меня ведь дар был вложен искусственно. — Обществу было удобно называть всех людей, обладающих сверхспособностями, эсперами. На тебя действует дар Дазая, впрочем, как и на меня, а значит, эсперами можно назвать и нас с тобой, хотя я не являюсь потомком одного из носителей осколков. Видимо, дар Дазая нейтрализует всё сверхъестественное. — Но не дар Лавкрафта. — О, тут как раз всё очень просто, Лавкрафт не из нашего мира. Он — нечто иное, не человек, и пришёл он сюда тоже в поисках Фёдора. Это один из примеров, во что может превратиться человек или иное существо при слиянии десяти и более осколков. Но я забегаю вперёд. А чтобы тебе и другим стало понятно и о том, кто такой Лавкрафт, и о том, кто такой Фёдор, и том, кто такой тот мальчишка, я должен рассказать сейчас именно о нём. Однажды я видел своими глазами, как происходит слияние осколков, а потом встретил того мальчика, о котором говорил Фёдор и видел, как он поглощает их Силу, и как убивает ни в чём неповинных людей. Как-то раз я даже пытался ему помешать, но мне пришлось отступить, так как я не смог его одолеть, и сам чуть не погиб при этом. Я не ангел и тоже многих лишил жизни за века своего существования, но он был кровожадным демоном, иначе не назовёшь, никто не мог его остановить, и он становился всё сильнее, с каждым поглощённым им осколком. — Ладно, допустим, — перебил Брэма Чуя. — Но ведь он так и не отнял Силу у Фёдора. Что произошло с тем мальчиком? — Один эспер, по моей просьбе, открыл проход в другой мир и забросил туда этого мальчишку. Мы жили спокойно на протяжении многих веков, почти совсем позабыв о нём, но потом в нашем мире снова появились осколки: они как-то нашли проход и, видимо, пришли сюда за Фёдором, так как он оставался единственным на Земле в ком находился осколок в то время, к тому же Достоевский не желал слияния. Я помогал ему скрываться от них на протяжении столетия. Но кое-что произошло почти пятнадцать лет назад... — Брэм сделал паузу, а Чуя, видя, что она затянулась, не выдержал: — Что произошло, Брэм? — Мальчишка... Он отыскал проход в наш мир и пришёл за Фёдором и теми, кто тоже его искал. Я был уверен, что этого дьяволёнка не одолеть никому. Извлечь осколок не представлялось возможным, так как я точно не знал, где он находится, хотя мальчишку пытались просканировать эсперы на расстоянии, но осколок не смогли увидеть или как-то почувствовать. А отправлять его снова в иную вселенную не имело смысла, ведь он нашёл сюда путь и сделал бы это снова, на этот раз гораздо быстрее, я был в этом уверен. Отыскав одного одарённого, который мог прикосновением передать любому сверхъестественному существу, даже вампиру, проклятье, я попросил его о помощи. На каждом, к кому он прикасался с этой целью, проклятье срабатывало по-разному: лишало Силы или подвижности, превращая человека в инвалида, вводило в кому, из которой он больше не выходил, но чаще всего оно убивало. Всё зависело от того, чего именно хотел добиться эспер. Его звали Харуки Симадзаки, дар назывался «Нарушенная заповедь». К сожалению, он погиб, после того, как проклял мальчишку. Узнав о том, кто он на самом деле, Харуки сказал, что у него не хватит Сил, для того, чтобы наложить на него проклятье, и я усилил его дар своей способностью, обратив Симадзаки в вампира. Всё получилось, однако он не выжил. Использование дара всегда лишало его сил и энергии. А когда он прикоснулся к мальчишке и пытался передать ему проклятье, то израсходовал на это все свои жизненные силы, и даже моя способность не спасла его от смерти, он просто высох, обратившись прахом. Перед смертью Харуки успел сказать мне, что связал проклятье со мной, и если я погибну, оно перестанет работать, а демон вновь получит свободу. Однако, каким образом сработала способность Симадзаки, я не знал, ведь он не успел мне рассказать о том, что именно сделал. Хотя позже я понял, в чём заключалось проклятье. — И в чём же? — спросил Чуя, а в груди что-то болезненно сжалось от нехорошего предчувствия, и он сам не знал, хочет ли слышать продолжение этой истории. — Правительство иногда использовало Харуки, если требовалось избавиться от какого-то сильного одарённого, и чаще всего, как я уже говорил, проклятье убивало того, на кого было обращено, — продолжил свой рассказ вампир. — Убивало быстро и болезненно, вызывая внутри объекта конфликт: способность будто сходила с ума, выходила из под контроля и уничтожала носителя, но с мальчишкой этого не произошло. Проклятье, полученное им, заблокировало Силу осколков, которые находились внутри него. Он получил дар обнуления. — Что? — будто находясь во сне, пробормотал Чуя, так как боялся услышать именно эти слова, а Брэм добавил: — Да, тот мальчишка и есть Дазай. Осколок всё ещё внутри него, но дар обнуления нейтрализует его Силу даже несмотря на то, что она очень велика. Я не могу представить сколько осколков он поглотил, точнее, перекачал из них Силу, но для него это проклятье, ведь он всемогущ, и Сила всё ещё в нём, но пользоваться ею он больше не способен. Хотя, как показывает практика, осколки из вне могут её пробудить и, возможно, он способен освободиться от проклятья, если перекачает в себя Силу одного из них. — Не может быть, я не верю. Дазай же теперь не ребёнок, но вы с Достоевским рассказываете, что тот... тот... — Чуя не находил слов, и Достоевский закончил фразу за него: — Монстр? — Чуя молчал, с ненавистью глядя на Фёдора, а тот продолжил: — Да, он монстр, похлеще меня будет. Но в тот момент, когда он получил эту способность, то перестал им быть, скорее всего, на время. Осколки, которые находились внутри него, больше не имели Силы, а ещё дар обнуления лишил его памяти. Он забыл обо всём, что происходило с ним до того момента, как получил способность. Дар не только заблокировал его Силу, а обратил в обычного человека, который мог расти, взрослеть, меняться. Наверное, если бы ты не заразил его вирусом, однажды бы он состарился и умер, как и все прочие смертные. Хотя, что в этом случае могло произойти с осколком, я даже представить боюсь. Спроси об этом лучше мистера Всезнайку. — Я спрошу, но прежде ответь: зачем ты всё это устроил? — Сказать честно, я рассчитывал перехватить инициативу и, конечно, не позволить кому-либо заполучить осколок, находившийся во мне. С этим мне помог ваш оборотень, хотя и неосознанно. Там в лаборатории ему ввели вирус, использовав кровь заражённого с нулевым резус фактором, а также препарат, который заблокировал его способность на время и замедлил мутацию, чтобы она не произошла раньше времени, и вы ни о чём не догадались. Однако уже тогда он был под полным моим контролем, хотя и не понимал этого. Я позволил ему уйти, предполагая, что его помощь мне вскоре понадобится. Нападение мутантов на катер было лишь для отвода глаз. В мои планы входило уничтожение угрозы полностью, то есть Дазая. Но чтобы осуществить этот план, необходимо было попробовать перекачать всю Силу осколков в себя, как делал это он. Я знал, что дар обнуления не позволит нам слиться воедино, как происходило с другими носителями, но всё же я не справился со своей задачей. Я хотел вырвать осколок из него, предполагая, что он находится в его голове: так утверждал Брэм, а он достаточно хорошо изучил Дазая. К тому же, Дазай ни раз лишался тела, а если бы осколок был в ином месте, мы бы уже это поняли, столкнувшись с последствиями. Однако, как ни странно, я не смог его найти, хотя ощущал его Силу, чувствовал, как она струится по его венам. Но Дазай оказался быстрее: вспоров мне живот, он нашёл осколок. Потом я ощутил себя странно, будто кровь вместе с жизненными силами покидала моё тело. Было ужасно больно, просто нестерпимо, я давно не испытывал ничего подобного. А затем появился Брэм, я слышал его голос, а потом почувствовал, как боль уходит. Я был не в состоянии в тот момент с кем-то сражаться, поэтому решил бежать, но Брэм всё испортил. Кстати, Брэм, зачем ты это сделал? Ты ведь понимаешь, что Дазай — Зло. Как думаешь, что он сделает, когда всё вспомнит? А теперь он вспомнит. — Дело в том, Фёдор, — произнёс Брэм, посмотрев в фиолетовые глаза. — Что ты изменился за те века, что мы были знакомы. Мне известно, что это ты устроил ядерную войну, а всё для чего? Для того, чтобы уничтожить Охотника, так как боялся его, но я ведь тебя заверил, что опасность от него больше тебе не угрожает. Ты предал меня, сговорился с Фукучи, просто подставил. А он сделал из меня марионетку. Это ты устроил апокалипсис. Даже Дазай до этого не дошёл. Жаль, что меч только один. Передо мной стоял выбор, кого остановить тебя или его, и я сделал этот выбор. Фёдор усмехнулся. — Довольно странный выбор, учитывая, кто такой Дазай. Там, откуда я родом, есть поговорка: «Из двух зол выбирают меньшее», не думаю, что в нашем случае, Дазай — это меньшее Зло. — Может, ты и прав, и если бы я знал где меч раньше, то воспользовался бы им против Дазая ещё пятнадцать лет назад и, возможно, я сделал бы это сегодня, если бы не Рампо, который сказал мне, что тебе необходимо помешать, а ему я доверяю, поскольку хорошо его знаю, и мне известно на что он способен. — Даже зная человека многие века, нельзя быть полностью в нём уверенным, — улыбнулся Фёдор. — Ты прав, чёрт возьми! — ответил Брэм. — Но именно поэтому мой выбор пал на тебя. Ведь Дазай сейчас в большей степени человек, чем ты, Фёдор. Шокированный Чуя смотрел то на Достоевского, то на Брэма, то на бесчувственного Осаму, затем его взгляд встретился со взглядом не менее поражённой Акико и в конце он перевёл его на Рампо. — Ты знал? — спросил он. — Да, — ответил тот. — Знал. Но всё должно было произойти именно так. Пришло время всем узнать правду и ему тоже. Дазай многое сделал для нас, для людей в целом, неважно кем он был в прошлом и какие дикие зверства совершал, сам не ведая что творит. Дазай повзрослел и сейчас он другой человек. — Я бы не был в этом так уверен, — ввернул Достоевский, но Чуя пропустил его слова мимо ушей, вместо этого он спросил, обращаясь к Рампо: — А если бы я не вколол ему тот вирус? Что бы с ним произошло? — Он бы умер, из-за своей способности, ведь она блокировала Силу осколка внутри него, из-за чего регенерация была невозможна. Иногда я вижу несколько вариаций будущего, и в одной из них я видел чудовище, которым он мог стать. После смерти человека дар исчезает, и если бы Дазай погиб, его человеческая оболочка, сознание, то настоящий Тифон получил бы свободу. Сила осколков была бы высвобождена и сделала своё дело: произошла бы регенерация, но уже после смерти носителя, что могло привести к катастрофе. Тифон мог возродиться, пусть даже и не обретя всей Силы, потому что Дазай впитывал её на протяжении тысячелетий, и не только тут на Земле, но и в иных вселенных, никто не смог бы его одолеть. — Да как вы могли такое скрывать? А ты, — Чуя обернулся к Фёдору. — Зачем ломал комедию, если знал о том, кто такой Дазай на самом деле? — Я не знал, — ответил тот. — Я помнил его мальчишкой. После той нашей встречи прошло много веков, и его образ почти стёрся из моей памяти. А потом Брэм сказал, что он снова здесь, пришёл за мной. Мне было страшно, и тогда в голову пришла безумная идея о ядерной войне, как о спасении от него. Я надеялся, что Охотник погибнет, ведь я не знал, как он сейчас выглядит, даже предположить не мог, что он больше не ребёнок, Брэм мне и слова об этом не сказал, лишь однажды упомянул, что он в Йокогаме и не помнит о том, кто он на самом деле. Позже я действительно хотел использовать вас с Дазаем для защиты от Охотника и подобных ему, но даже тогда не предполагал, что Дазай он и есть. Иначе убил бы его, по крайней мере, попытался. — Ты и пытался, — ввернул Чуя, а Фёдор кивнул, произнеся: — Верно. О Дазае мне, вообще, было мало, что известно, и это настораживало. Ведь наши с ним интересы постоянно пересекались: он слишком часто становился у меня на пути. Но единственное, что мне удалось выяснить о нём — это то, что в возрасте девяти лет он попал в приют. Никто не знал кто он и как его зовут, так как он сам не помнил не то, что своего прошлого, но даже имени. Дазай Осаму — это имя ему дали в приюте, а потом над ним взял опеку Мори Огай. Я и не подозревал, что он тот самый Охотник до определённого момента, а Брэм утаил от меня информацию. Только я так и не понял с какой целью. Охотник представлял угрозу не только для меня. — Мы были знакомы с тобой не одну тысячу лет, — проговорил вампир, — и я видел, насколько ты изменился. Я опасался, что ты можешь попытаться отнять у него Силу, перекачав её в себя, так же, как делал когда-то он. Из этого не вышло бы ничего хорошего. — А это правда было возможно? — спросил Фёдор. — Мой план мог сработать? — Теоретически. Хотя я не уверен в том, что бы произошло. Но рисковать я не мог. Дазай был чудовищем до того, как получил проклятье, а ты им был и остаёшься до сих пор, Фёдор. Рампо прав: Дазай стал другим, потому что получил шанс повзрослеть и избавился от влияния осколка на свой разум. Я думаю, что Тифон так легко подчинил его себе именно потому что он был ребёнком и не мог бороться, но ты — другое дело. Всё, что ты творил, делал осознано. Фёдор ничего не ответил, лишь скривился, а Чуя, повернувшись к нему, спросил: — В какой момент ты понял, кто такой Дазай? Когда сбросил его с моста? — Нет, но Дазай был достаточно подозрителен, чтобы уже только за это попробовать избавиться от него. Видишь ли, я ненавижу всё подозрительное, всё, чего я не могу понять, а его я понять не мог никогда с тех пор, как мы с ним познакомились. А потом он попал в тюрьму и оказался в соседней со мной камере, что ещё больше настораживало. — Значит, тогда ты понял, кто он на самом деле? — Нет, я начал догадываться позже и тогда решил проверить свои подозрения. А они у меня появились, когда я понял, что вирус работает на Дазае не так, как на других, но даже тогда у меня не было уверенности. А потом Дазай живой и невредимый предстал передо мной, после того, как в него попала моя кровь и после того, как ты убил его. В тот момент я уже не сомневался в том, что мои догадки верны. Мой план был достаточно прост, но всё вышло из-под контроля. — Но заключался он ведь не только в том, чтобы перекачать в себя всю Силу осколков, Фёдор, — проговорил вампир. — А в чём же ещё? — с невинной улыбкой поинтересовался Достоевский. — Ты, — Брэм посмотрел на Чую. — Коснулся бы непосредственно осколка рукой или Достоевского с Дазаем в тот момент, когда происходило слияние, но Сила Арахабаки и Тифона вызвала бы конфликт способностей, отчего произошёл бы мощнейший взрыв. Ты ведь видел, что случилось, когда ты просто ударил гравитацией по Федору. Ты мог стать источником нескончаемой и неконтролируемой сингулярности, потеряв контроль над ситуацией, как когда-то Верлен. Это могло уничтожить и тебя, и Арахабаки, и Дазая, теоретически, хотя дар обнуления мог его спасти. Впрочем, я слышал о том, что когда Верлен стал нескончаемым источником сингулярности, Дазай считал, что его дар ему не поможет, поэтому я склоняюсь к мысли о том, что он всё же мог погибнуть. Таким образом Фёдор избавился бы и от Дазая, и от тебя, а заодно и от меня. Ведь я его достаточно хорошо знаю, что делает меня опасным для него. Чуя посмотрел на Фёдора, и тот улыбнулся, проронив: — Раскусил. Я предвидел подобный поворот событий, и скажу честно: избавиться разом от столь опасных противников, было весьма заманчиво. Если бы Дазаю удалось извлечь из меня осколок, я бы схватился за него рукой и произошла бы похожая ситуация. В любом случае, я знал, что молча наблюдать за происходящим ты, Чуя, не станешь, а непременно вмешаешься. Вызвать конфликт трёх способностей, две из которых имеют божественную основу, и было моей истинной целью. Физический контакт с тобой в тот момент, если бы ты ударил меня, применив гравитацию, позволил бы Арахабаки прорваться наружу независимо от твоего желания. Сила одного божества, как магнитом притянула бы к себе Силу второго, обнуление сработало бы, но не справилось с такой мощью из-за влияния на носителя осколка из вне, произошёл бы колоссальный выброс энергии и взрыв. — А как же ты? Разве тебя бы это не уничтожило? — спросил Чуя. — О нет, не думай, что в мои планы входило сегодня умереть. Эта Сила слишком долго находится во мне, и я хорошо знаю на что она способна. Она дала бы мне некоторую защиту на время, а поскольку только я был бы в курсе происходящего, не думаю, что ты или взрыв успели бы меня остановить. Я рассчитывал, что мне хватит времени для того, чтобы убраться отсюда, но Брэм спутал мне все карты. Ведь я считал, что он на моей стороне, и, в худшем случае, если и применит меч, то против Дазая, а не меня. — Но мир был бы уничтожен окончательно. — И что с того? Мне известно о червоточинах, которые ведут в иные вселенные. Они образовались после того, как осколки проникли в наш мир. Через них и попадали сюда те, кто приходил за мной. Червоточин ровно столько, сколько было осколков, но я знаю точное расположение одной из них, ведь она появилась рядом с тем местом, где в меня угодил осколок. Я собирался убраться отсюда, воспользовавшись ею. — Всё, что вы говорите, больше похоже на безумие, — произнёс Чуя, его сознание отказывалось воспринимать эту новую реальность, в которую его ввергла жестокая правда, и сейчас он готов был цепляться за соломинку, лишь бы найти хоть какие-то противоречия в том, что только что услышал от этих людей. — Я не верю, тем более, что сейчас вспоминаю: Мори-сан делал Дазаю МРТ головного мозга, после того, как я нашёл его в Сурибачи, неужели он не сказал бы о том, что в его голове что-то есть? Вы врёте, Дазай не может быть им... — Там ничего не было, — проронил босс Портовой Мафии, и Чуя перевёл на него взгляд. — В его головном мозге не было обнаружено каких-либо отклонений или затемнений. — Вот видите! — воскликнул Чуя. — Не было! Значит, вы ошибаетесь. Может, тот мальчик был вовсе не Дазай! Брэм покачал головой, произнеся: — Это он, без сомнений. Я это точно знаю, да и Рампо может подтвердить. Возможно, дар обнуления, как-то скрывает этот осколок, поэтому его невозможно обнаружить при помощи рентгена или МРТ, хотя и эсперы, к которым я обращался ещё до того, как он получил дар, тоже не смогли его увидеть. Я не знаю с чем это связано. Только он сам знает, где этот осколок и почему он скрыт. — Что ты задумал? — прошипел Чуя и сделал несколько шагов по направлению к вампиру. — Для чего вы всё это устроили, что вы хотите с ним сделать? Вы же не зря здесь все собрались? И ты, и Рампо, и Акутагава, вы обо всём знали, но позволили ему прикоснуться к осколку! — Чуя, успокойся, — произнёс Акутагава, подходя к эсперу и кладя руки на его плечи. — Мы не лжём, всё это правда. Я сам был в шоке, когда Брэм показал. Ты знаешь, как я отношусь к Дазаю, и я никогда не позволю причинить ему вред, если только он останется прежним, таким, каким я его знал. Но мы не можем быть уверены, пока что. — А что вы сделаете? — неожиданно послышался голос откуда-то снизу, и все посмотрели на Дазая, рука которого на глазах начала регенерировать, а сам он открыл глаза и обвёл присутствующих своими красными глазами. — Дазай! — Чуя бросился к Осаму, но Акутагава, а затем и Брэм, оказавшийся рядом в мгновение ока, удержали его. — Отвалите! — выкрикнул эспер, пытаясь сбросить с себя чужие руки, а затем засветился красным и откинул от себя обоих вампиров. Дазай сидел на полу и наблюдал за происходящим с лёгкой улыбкой на губах. Чуя всё-таки подбежал к нему и дотронулся до его руки. — Ты как? — спросил он, но Дазай не ответил, а встал на ноги и подошёл к Достоевскому. Протянув свою руку, он почти коснулся того места, где у него внутри располагался осколок, но рядом с ним вырос вампир и схватил его за запястье. Дазай перевёл взгляд на Брэма, затем дотронулся до тыльной стороны его ладони второй рукой и посмотрел в глаза вампира, заметив в них смятение. Осаму усмехнулся и прошептал: — Сколько раз ты мне мешал, Брэм, помнишь? — О да, ещё бы не помнить, дьяволёнок! — Брэм резко вскинул голову вверх, встретившись взглядом, в котором больше не было каких-либо эмоций, с Дазаем. — Но я не жалею об этом и повторил бы всё, что сделал сотни раз! Можешь убить меня, ведь теперь ты наверняка знаешь, что освободишься: я усилил дар эспера, который наложил на тебя проклятье обнуления, и теперь оно связано с моей жизнью. Убив меня, ты обретёшь свободу. — Дазай! — выкрикнул Чуя. — Что он творит? — прошептал кто-то из наблюдавших за происходящим эсперов. — Да, знаю. Потому что вернул память, благодаря осколку Фёдора, — с расстановкой проговорил Дазай, продолжая смотреть в глаза вампира немигающим взглядом. — Я не смог предусмотреть всего, но с другой стороны, я тебе всё же благодарен, Брэм. — За что же? — За то, что дал возможность увидеть мне жизнь с другой стороны. Ведь я был восьмилетним ребёнком, когда в меня попал этот осколок, и для меня всё это было лишь игрой. Тысячи человеческих жизней, загубленных мною, я не воспринимал всерьёз. Для меня эти люди были словно деревянные солдатики на игрушечном поле боя, и их жизни ничего не значили и не имели ценности, значение имела лишь Сила, которой я обладал. Ведь у вампиров тоже есть правило: не обращать детей, так как нет никого более жестокого и кровожадного, чем обращённые дети, верно? — Верно, — ответил Брэм. — Из-за того, что не могут повзрослеть и остаются детьми, несмотря на прожитые годы и даже тысячелетия, они не развиваются и не понимают, какое зло творят. — Я благодарен тебе, Брэм, — продолжил Дазай, — за то, что дал мне возможность повзрослеть, — сказав эти слова, Дазай отдёрнул руку, развернулся и вышел из комнаты, при этом все расступились, пропуская его, Чуя же бросился за ним, однако кто-то схватил его за предплечье, это был Рампо. — Он должен принять себя таким, — произнёс Эдогава, — если же не сможет, это сведёт его с ума и тогда всё закончится очень плохо для всех. — Да пошёл ты! — прошипел Накахара, вырываясь и пытаясь догнать Дазая, однако тот шёл слишком быстро. — Дазай, стой! — выкрикнул эспер, но Осаму продолжил свой путь. Чуя, наконец поравнявшись с ним, схватил его за руку и развернул лицом к себе. — Куда ты идёшь? — Ухожу, — последовал ответ. — Почему? — Потому что так нужно. — Кому? — Мне. — Я не понимаю. Может, объяснишь? — Нет, — коротко ответил Дазай, выдёргивая руку и снова направляясь к выходу из отеля. Чуя снова схватил его за запястье и развернул лицом к себе. — Я не позволю тебе просто так уйти. Я хочу знать правду. — Какую? О том кто я на самом деле? Но ведь тебе уже рассказали и Брэм, и Фёдор, я слышал о чём они говорили, будто сквозь сон, пока был в отключке. Дазай посмотрел в глаза Чуи, затем приблизил к нему своё лицо и произнёс: — Всё, что они сказали — правда. Я — чудовище. — Нет, это не так. Ты не чудовище. — Чуя обвил Дазая за шею руками и коснулся его губ своими, а затем прошептал: — Мне всё равно кто ты, кем был, и что совершил. — А другим тоже всё равно? — поинтересовался Дазай. — Я не знаю. — Знаешь. Ведь они смотрели на меня так, будто у меня две головы выросло. — И поэтому ты уходишь? — Нет. На самом деле мне плевать на то, что они обо мне думают. Я давно смирился с мыслью о том, что они не примут меня таким, каков я есть, ещё после заражения. — Тогда куда ты идёшь и почему? — Мне нужно привести мысли в порядок. Всё обдумать и кое-что сделать. — Что ты хочешь сделать? — Тебе не нужно об этом знать. — Но я хочу это знать. — А мне кажется, что ты хочешь знать насколько я себя контролирую. Задай уже правильный вопрос. — Хорошо. Я задам вопрос, который меня действительно интересует. — Я слушаю. — Ты действительно не знал об этом? — Я не помнил, кем был. Лишь коснувшись осколка, я вернул себе память. — Что ты намерен делать дальше? Теперь твои планы поменяются? — Нет. Я всё ещё хочу защитить этих людей, но сейчас мне нельзя находиться так близко к осколку. Даже несмотря на свою способность я его чувствую и борюсь с непреодолимым желанием вытянуть из него Силу. Но если я это сделаю, то снова обрету всю свою прежнюю мощь, и, боюсь, не смогу бороться, она лишит меня разума, я стану чудовищем, которое убивало всех, кто попадался на его пути, потому что ощущало ненависть ко всему живому и жаждало крови. — Это не ты ощущал, это он. — Чуя, ты ещё не понял? Я и есть — он, — Дазай отступил от Чуи на шаг. — Именно поэтому я должен уйти, и с тобой находиться рядом мне тоже нельзя. — Я не понимаю. Что ты хочешь сказать? — Как думаешь, почему слияние прочих носителей осколков происходит иначе, чем со мной? — Понятия не имею. Но если ты знаешь, расскажи. — Не потому что мне в голову попал осколок, хотя это действительно так, Брэм прав в какой-то степени; а потому что этот осколок из его головы, основной, так как она у него не одна; во мне находится маленький кусочек сознания тёмного божества. В тот день, когда он попал в меня, я стал не просто осколком, как Фёдор, я стал частью Тифона, причём одной из тех, которая обладала контролем над прочими. Ты хотя бы представляешь сколько я выкачал Силы из этих осколков за тысячи лет? — Сколько? — машинально спросил Чуя. — Я поглотил Силу более пятисот осколков, разбросанных во вселенной, ты можешь представить, что это за мощь? — Более или менее. — А можешь представить, что произойдёт, если она высвободится? — Да. — Тогда мне не нужно тебе объяснять, почему я должен уйти. Дазай снова направился к выходу и вскоре покинул отель, но Чуя всё же догнал его на улице, вновь схватив за руку. — Нет! Этого я как раз понять не могу. — Рампо сказал мне, что видел, как Арахабаки вырвался на свободу, — произнёс Осаму, — получив над тобой контроль, после чего произошёл мощнейший взрыв, который уничтожил всё. Я теперь понимаю, что это было за видение. Нечто подобное могло произойти сегодня, и я не хочу допустить повторения ситуации. Я боюсь, что то, что было в видении Рампо связано именно со мной, а не потому что Арахабаки каким-то образом подчинил тебя себе. Поэтому мне лучше держаться от тебя подальше. — Но ведь всё было нормально, до этого момента. — Тогда я не знал правды. А сейчас эти воспоминания и воспоминания демона сводят меня с ума. Я не знаю, что произойдёт через минуту, и как я себя поведу. Ведь всё что мне нужно, чтобы получить эту Силу, это вновь прикоснуться к осколку или убить Брэма. — Ты не можешь быть уверен в своих предположениях. Вдруг Рампо прав, а ты ошибаешься? Ты совершишь непоправимую ошибку. Если то, что было в видении Рампо произойдёт, только ты сможешь остановить Арахабаки. К тому же, теперь я знаю, что может случиться, и если это будет зависеть от меня, я не допущу ситуации, которая могла произойти сегодня. — Да, но всё может выйти из-под контроля в самый неподходящий момент, и я сам не знаю, не стану ли я причиной катастрофы. — Не станешь, — уверенно заявил Чуя, поглаживая Дазая по руке и глядя на него с нежностью. — Я знаю тебя, ты справишься. Мы через многое прошли, и мне кажется, что я уверен в тебе даже больше, чем в себе самом. Ты всегда знал, что нужно делать даже в самых безвыходных ситуациях, и ты по-прежнему контролируешь себя несмотря ни на что. Ведь ты мог убить любого в той комнате и высвободить тёмную энергию божества, однако не сделал этого. Ты всё тот же Дазай Осаму, которого я однажды полюбил, а то, что таится внутри тебя, заперто навеки. Ты должен принять себя, как я принял тебя. Всё будет хорошо. Поверь, я знаю, что говорю. — Да ладно, Чуя! — усмехнулся Дазай. — Не ты ли всегда называл меня садистом и считал маньяком? Кого ты хочешь обмануть? Может быть, я был таким, как раз из-за этого осколка и во мне больше от демона, а не от человека? — Это не правда. Ты изменился. И я знаю, что как бы там ни было, ты на стороне добра. Я ведь тоже не ангел, но мы не желали уничтожения этого мира. Ты сильная личность, и я уверен, что даже, если тебе предстоит вести внутреннюю борьбу с самим собой, ты победишь. Ведь когда я вколол тебе вирус, ты тоже вёл эту борьбу и подчинил себе новую Силу, взял её под контроль. Ты не стал терзать и убивать людей без разбора, ты справился с голодом и не лишился рассудка. А я ведь знаю на собственном опыте насколько это тяжело. — Я убивал, и тебе это известно. — Да, изначально, пока не взял Силу под контроль. Тебе удалось выйти победителем из этой битвы, и если бы не ты, то остатки людей на этом острове уже перестали бы существовать. Я понимаю твои сомнения, я бы тоже сомневался, да кто угодно сомневался бы. Но если кому и победить этого демона внутри себя, так это тебе. Я бы не смог, возможно, никто другой не смог бы, но ты справишься. — Ты не понимаешь. Ощутив однажды в себе эту мощь, ты не можешь устоять перед соблазном, вновь почувствовать её внутри. Я борюсь с собой из последних сил, прилагаю максимум усилий, чтобы не высвободить её. Мне очень хочется это сделать. Меня тянет к осколку, как наркомана к наркотику. Потому что бывших наркоманов не бывает. Даже будучи в завязке, наркоман снова вколет себе эту дрянь, если размахивать ею перед его лицом. — Хорошо, я тебя понимаю, — Накахара кивнул, приобнимая Осаму. — Тебе действительно нужно время. Но я не позволю уйти тебе одному. Мы пойдём вместе и справимся с этой проблемой, как и с другими справлялись, вдвоём. — Может ты и прав, — задумчиво проговорил Дазай. — Но, как я уже сказал, мне нужно прежде кое-что сделать. — Что ты хочешь сделать? — Необходимо удостовериться в том, что в городе не осталось мутантов, иначе они придут за Достоевским. — Кстати, о мутантах: а как же оборотень? Он ведь теперь один из нас. — Я думаю, с ним всё будет в порядке. Брэм вместе с Рампо решат эту проблему, у них есть Достоевский и его кровь. Думаю, что Ацуши не грозят последствия после ядерных взрывов из-за его регенерации, поэтому обращать в мутанта его снова нам не придётся. — Ладно, тогда пойдём, — сказал Чуя и направился к одной из машин, Дазай медленно поплёлся за ним, а когда они сели в автомобиль, к ним подошёл Акутагава. — Вы уезжаете? — спросил Рюноске, положив руку на опущенное стекло двери со стороны пассажира. — Да, — ответил Дазай. — Прости, — вдруг произнёс вампир, затем добавил: — что усомнился в тебе. — Тебе не за что извиняться, Акутагава. — Но я почему-то чувствую себя предателем. — Глупости. Возвращайся в отель и не бери дурного в голову. Лучше за Ацуши присмотри. Ему сейчас нелегко. — Хорошо, — Рюноске кивнул, а Дазай добавил: — Не знаю, известно ли Брэму и Рампо о том, что кровь Достоевского способна полностью нейтрализовать вирус в организме человека и дать ему иммунитет против него. Думаю, они знают, но всё же скажи им об этом. — Я скажу. Дазай кивнул, а Чуя завёл двигатель, и автомобиль тронулся с места. — Дазай, — произнёс Чуя, и тот повернулся к нему лицом. — Ты говорил, что впитал Силу более пятисот осколков. — Верно, — ответил Осаму. — А где остальные? Такие, как ты ещё есть? — Вероятно, есть. И они тоже могут когда-нибудь прийти сюда. — Что произойдёт, если кто-то из них отыщет тебя? — Не знаю. Я не встречал таких, как я, но наверняка смогу теперь ощутить их приближение заранее, точно так же, как я чувствую Фёдора. — Сколько всего было осколков? — Более пяти тысяч. — Я вот всё думаю: Рампо обо всём знал, но позволил тебе прикоснуться к осколку. Почему? Ведь это было очень рискованно. К тому-же он сказал странные слова, если ты слышал... — Да, слышал, он говорил о том, что пришло время всем узнать правду, и мне в том числе. — Как думаешь, что он имел ввиду? Что означали эти слова? — Да чего уж проще? — с улыбкой проронил Осаму. Чуя немного сбавил скорость и с удивлением посмотрел на возлюбленного: — Не понимаю. — Я могу их чувствовать теперь, поскольку ощущаю осколок Фёдора несмотря на то, что его Силу блокирует меч Святого Креста, и мой дар обнуления снижает эти ощущения в десятки раз. А слова Рампо означают только одно — они придут за Фёдором и за мной, думаю, очень скоро.