Три слова

       — Где у нас следующий концерт, мужик? — спросил Крис. У Криса светлые — серые? синие? — глаза, светлые волосы и какое-то знакомое упрямство в каждом его поступке. Джеймс достал его из мусорки, куда Криса бросили, ограбив и избив. — Ты не думай, — говорил Крис, прикладывая к глазу замороженный горошек, — я не беспомощный, да, я мелкий, но не беспомощный. Ты б меня видел, когда я на клавишах! А еще я стихи писать умею. Джеймс, который писать стихи не умел, только покивал. Он уже пару раз прикидывался музыкантом, выступал в провонявших мочой и пивом барах, заодно разрушив ближайший объект Гидры в пятнадцатиминутном перерыве. Вот только песен своих у него не было. Было прозвище “Солдат”. Была гитара. Было что-то страшное, что рвалось наружу в песнях. Но своих песен не было. Джеймс мало говорил и его слова в песни не складывались. А вот у Криса с этим проблем не было. Он сказал только: — Расскажи мне... что-то. Джеймс хмурился, не зная, как рассказать, не напугав. Потому что слишком много. Слишком страшно. Слишком… больно. Так появилось правило: три слова и Джеймс может делать всё, что хочет, чтобы эти три слова сказать. Он всегда выбирал важные слова, носил их днями в своем горле, а потом выдыхал, точа нож или чистя пистолет. Крис смотрел своими светлыми глазами, слушал, иногда просил повторить, но редко. А потом он закрывался на пару дней в номере и писал. Музыку они потом накидывали с Джеймсом, но стихи были Криса… а то, что за ними крылось — словно вынуто из души Солдата. Это был хороший дуэт. А потом он нашел Бэт. Заканчивался перерыв. Солдат закончил с конспиративной квартирой Гидры и, честно, собирался отлить в переулке и без того пахнущим мусором и мочой, когда понял, что куча у мусорки… человек… девочка. Темноволосая, симпатичная, метиска с индейцами, кажется. У нее было разбито лицо, разодраны колготки и… — Я не по избитым девочкам, — сказал Джеймс, когда девчонка попыталась вырваться из его рук. — Расслабься. Надо к врачу. Кто ты? За что тебя? — Я Бэт… За что?.. За то, что я по девочкам, — фыркнула Бэт, потом спрятала лицо ему в плечо и разрыдалась так отчаянно и безнадежно, что Джеймс… узнал в этом себя. Джеймс… не понимал. И злился. И ненавидел. И хотел что-то сломать, уничтожить, свернуть кому-то шею. — Я их найду, — сказал Джеймс. — И убью. Бэт ему тогда не поверила. Концерт был немного сорван. Джеймс нашел женщину-врача и притащил ее в гостиничный номер. — Мне придется заплатить неустойку, — зажимал переносицу Крис. — Но об этом поговорим завтра. Как она? Джеймс пожал плечами, глядя в закрытую дверь номера. Крис посмотрел на него, нахмурился, а потом попросил: — Скажи мне три слова. — Непонимание, жестокость, — начал Джеймс, а потом посмотрел на Криса и сказал растерянно: — Зачем?.. Крис потом написал про это песню. А сейчас он сказал: — Мужик. На дворе восьмидесятые. У власти всё ещё стоят те люди, которые предлагали лечить гомосексуальность лоботомией. А еще… она красивая. А есть те, кто считают, что имеют право получить всё, что слова “нет” для них не существует. — У меня есть для тебя еще слова, — сказал Джеймс. — Они все умрут. Крис ему тогда тоже не поверил. В тысяча девятьсот восемьдесят первом Зимнего Солдата решили перевести из советского отделения Гидры — Левиафана — в Штаты. Транспортировали на корабле. Капсула вышла из строя. Тот корабль затонул, потому что Солдат очень быстро просчитал, что с ним сделают там, в Штатах, где всё ещё был жив Зола. Солдат не помнил своего имени, своего прошлого, не знал, что ему делать. Но Золу он помнил и точно знал одно: он не станет его пленником снова. Первым он убил куратора с Книгой. В Книге были коды и команды. Книгу он сжег. Наверное, нужно было пощадить команду, но после первого ранения Солдат просто начал убивать — быстро, просто и эффективно. Да, уродов, что посмели прикоснуться к Бэт, он убил. Один из немногочисленных плюсов бытия Зимнего Солдата — убиваешь без терзаний. — Я отплачу! — сообщила Бэт, и это прозвучало угрожающе. — Сделаешь так, чтобы нам не пришлось платить неустойку? — перебил собравшегося отказаться Джеймса Крис. Бэт прищурилась… и сделала. Их следующие концерты организовывала она. Куда бы не хотел отправиться Джеймс, Бэт находила им место, где можно было петь. — То есть, погоди, — попросила Бэт. — Это ваша музыка? Ваши песни? Да я “Падение” наизусть знаю. Значит… это вы?.. — Это он, — хмыкнул Крис. — Его жизнь. Мои тексты. Наша музыка. Бэт смотрела на них как… как… как Стив на Дороти Гейл, когда картинка на экране стала цветной. — Кто такой Стив? — спросил Джеймс, хватаясь за виски. — Его сейчас отпустит, — пообещал Крис. — Не лезь к нему. Помнишь “Забытого”? Я просто надеюсь, что однажды он вспомнит, кто такой Стив. Бэт тогда смотрела странно, с надеждой о чем-то несбыточном, и Джеймс запомнил этот взгляд. Когда Крис в следующий раз попросил у него три слова, он сказал: — Мечта о чуде. Бэт дала им имя. Их группе. — “Павший Солдат”? — повторил Крис. — А ничего. Звучит. — Иди нахер, — сказал Джеймс. — Была, там неинтересно, — сообщила Бэт. — Бросьте. Вам нужно было имя. Вы давно играете. У вас есть песни, гитара, пианино. Что вам еще нужно? — Барабанщика бы, — нахмурился Крис. — Достанешь? Это было в Лос-Анджелесе. Через три дня Бэт притащила щуплого ребенка — светлокожего, темноволосого с огромными испуганными карими глазами. — Ти-Эс, — представила Бэт. — Тут… всё сложно. Надо сбежать. Ударник хороший. — Мальчик, тебе сколько лет? — уточнил Крис. — Мне пятнадцать, но эмансипация пройдена, — сверкнул зло глазами ребенок. — Нужно было, чтобы у меня было право подписи. Хуй им, а не моя подпись! — Выберешь подходящий в секс-шопе, девочка, — оборвал Джеймс. — Барабаны есть или нужно достать что-то? Ти-Эс посмотрела на него из-под длинной челки оценивающе, а потом кивнула: — Барабаны есть. Но они сейчас у друга. Они забрали барабаны у друга. Друг смотрел на Джеймса внимательно, но не зло, а потом как-то устало попросил: — Пусть она звонит хотя бы раз в неделю. И не давайте ей много работать. И кормите хотя бы изредка, потому что нет, она не умеет заботиться о себе. Она может собрать оружие массового поражения из скрепок и резинок, но не умеет заботиться о себе. — И ты так просто отпускаешь ее с нами, — сказал Джеймс. С ним, с убийцей без памяти и прошлого. Друг посмотрел с внезапной веселостью и уточнил: — Ты же понятия не имеешь, кто она, да? — Ребенок, — пожал плечами Джеймс. — Ребенок, — повторил друг. — Меня зовут Роудс. И я хочу, чтобы Таша была с теми, кто считает ее просто сбежавшим из дома ребенком, а не… — Не той, кто может собрать бомбу из офисной канцелярии? — сощурился Джеймс. И Роудс просто кивнул. Ти-Эс нужно три дня, чтобы понять, что она попала в группу “Павший Солдат”. — Да иди ты, — сказала она. — Это просто отвал… всего. Я сейчас жалею, что Джарвиса пришлось оставить в лаборатории, потому что… вау. Я бы хотела рассказать это ему. — Джарвис, — повторил Джеймс больше из вежливости, хотя, может, и потому, что он машинально собирал данные о новой подопечной. Ти-Эс посмотрела на него внимательно, словно оценивала, достоин ли он ее тайны, и это было так… странно. Смешно, но не зло, нет, в этом светлом и смешливом не было злости, только непривычное и приятное тепло. И Джеймс улыбнулся Ти-Эс, а она застенчиво сказала: — Джарвис. Искусственный интеллект, который я создала в память о нашем дворецком, Джарвисе, который заботился обо мне больше, чем оба родителя. Я оставила его. У нее были родители и дворецкий. И эмансипация ради ее подписи. Джеймс долго кивнул и предложил: — Украдем его через три месяца, когда тебя перестанут искать так активно? Ти-Эс посмотрела на него большими глазами, а потом засмеялась и вскинула руки, выкрикивая что-то восторженно-детское. Джеймсу понравилось. Следующими тремя словами, что он сказал Крису, были: — Радость, детство… потеря. Крис посмотрел на него и кивнул: — Ти-Эс сильно тебя зацепила. Джеймс не стал спорить. А через три дня помог Ти-Эс покрасить волосы в красный, потому что “это круто”, а он слишком убийца Гидры, чтобы оценивать, что круто, а что нет, и его рука крута, но он определенно не даст в ней покопаться, нет.. И да, он был у того автомата, из которого Ти-Эс звонила домой. И ее ломкое: “Мама, я жива”, — долго еще звучало в его ушах. Крис написал об этом песню. Группа “Павший Солдат” кочевала из города в город, Зимний Солдат зачищал объекты своих бывших владельцев, Крис писал песни, Бэт всё организовывала, а Ти-Эс… Ти-Эс пришла к нему через месяц и сказала: — Значит, в сороковых Кэп Гидру не добил? И посмотрела с нехорошим прищуром. Лгать ей? Глупо. И Джеймс рассказал. Ти-Эс кивала каждому его слову, что-то записывала, хмурилась, а потом посмотрела на него оценивающе и сообщила: — Вот с этим мы уже можем идти к тетушке Пэггс. Джеймс должен был поспорить, но… отчего-то не хотел. От мысли, что кто-то другой возьмет на себя миссию по искоренению Гидры становилось… легче. Кажется, он устал. “Тетушка Пэггс” открыла дверь резко, уставилась на Ти-Эс возмущенно и выдала знакомым голосом с британским акцентом: — Таша, мелкая нахалка, как ты смеешь заявляться ко мне домой после того, как я и мои агенты искали тебя по всем Штатам?! — Плохо искали! — фыркнула Ти-Эс. — Или я хорошо прятал, — сказал Джеймс, стоящий точно за спиной Ти-Эс. Тетушка подняла на него возмущенный взгляд и выдохнула резко. Она смотрела с таким удивлением, с таким недоверием, но и с надеждой, что Джеймсу даже неловко стало. — Баки… Сержант Барнс… ты ведь… упал. — Ага, он “Павший Солдат” и Зимний Солдат, а еще Баки Барнс, — кивнула Ти-Эс. — Мне не показалось. Спасибо, тетя Пэгги. А сейчас мы можем зайти в дом? Потому что жив не только сержант Барнс, но и Гидра. В следующий час говорила Ти-Эс, Джеймс только изредка поправлял, а Пэгги смотрела на него странным тоскливым взглядом, но в конце твердо сказала: — Я разберусь. И Ти-Эс увела Джеймса из ее дома. А еще через месяц Гидра практически перестала существовать, потому что Маргарет Картер была неоставима и ужасна в своем стремлении к справедливости и мести. — А еще она надеется, — сказала Ти-Эс, сидя на крыше их очередной машины. — Надеется найти в лабораториях Гидры Кэпа. Если выжил один парень-из-Бруклина, почему не мог выжить другой, да? Она смотрела странно, чуть грустно. Джеймс кивнул и спросил: — Я из Бруклина? Ти-Эс уставилась на него удивленно, словно спрашивая: “Ты серьезно сейчас”? — Я ничего не помню, — пожал плечами Джеймс. — Ты ничего не помнишь, — повторила Ти-Эс. — Тогда я расскажу. Говард помешался на том, чтобы найти Стива Роджерса, и о вас, парнях-из-Бруклина, я знаю слишком много. В этом Джеймс убедился лично. — Она знает меня, — сказал он Крису. — Это твои три слова? — поднял бровь Крис. — Нет, — покачал головой Джеймс. — Да? Не знаю. Но она знает меня. Я не помню. Но она помнит за меня. Это… странно. — Ты говоришь, — хмыкнул Крис. — Это всегда странно. Когда они репетировали новую “Помнить за него”, Ти-Эс постоянно странно посматривала на Джеймса. Но ничего не говорила. Зато сказала Бэт: — Мужик, ей шестнадцать три дня назад исполнилось. Ты чего творишь? — Я? — посмотрел на нее Джеймс. — Я сделал что-то не так? Он хотел спросить, не сделал ли он что-то нечеловеческое… но как о таком спросить? Бэт смотрела на него внимательно, хмурилась, потом осторожно заметила: — Ты не понимаешь, да? Ты… Ти-Эс рассказала, но… я не совсем понимала. Ла-адно. Я лучше с Ти-Эс поговорю. Видимо, поговорила, потому что вечером Ти-Эс пряталась в номере Джеймса, учась правильно точить ножи. И это было… комфортно. С ней было комфортно. Ее хотелось оберегать. Защищать. А она, увязав отросшие волосы в хвост, сказала: — Мне пора возвращаться. — Домой? — спросил Джеймс. — Да, — кивнула Ти-Эс. — Я не хочу. Но надо. Я могу бежать с вами — бежать вечно. Но… там, в моей старой жизни, есть люди, которых я люблю, и дела, о которых я должна позаботиться. — Тебе всего шестнадцать, — напомнил Джеймс. — Мне уже шестнадцать, — поправила Ти-Эс. — И я всегда была слишком умна для своего возраста. Она сыграла с ними еще два концерта — и ушла. Легко и просто. Словно всё это ничего не значило, словно она не стала одной из подопечных Джеймса, словно… словно она не знала его. Бэт пыталась найти нового барабанщика, но они не приживались, потому что “Павший Солдат” — это те, кто реально пал и смог подняться, это Джеймс понял, когда ушла Ти-Эс, когда их группа продолжила свой путь без нее, а в очередном захудалом клубе кто-то из зала крикнул: — Эй, а где барабанщик? Джеймс посмотрел в зал устало, обхватил ладонью микрофон и сказал хрипловато: — Она ушла, чтобы взлететь. А мы остались, и подхватим ее, если она упадет. И начал петь “Падение” — вот так, без гитары, без клавиш, просто голосом, просто отстукивая ритм пальцами по микрофону, закрыв глаза и отдавшись песне. На следующем концерте у него практически требовали петь без музыки. Ну. Он мог. Он спел. Почему нет? Потому что Гидры больше не было. Серьезно. Их не было. Когда Джеймс заявился на очередную базу, она оказалась вычищена, а на входе стояли агенты ЩИТа. — Что такое “ЩИТ”? — спросил он, когда Пэгги открыла дверь. — Я покажу, — кивнула она. В большом просторном здании Академии ЩИТа стоял мемориальный памятник. Первое имя — “Джеймс Бьюкенен Барнс”. Джеймс смотрит на него. — ЩИТ начался с тебя, — сказала Пэгги. — С того, что ты притащил к Стиву парней, которые не прижились бы в армии… полностью. Они все были особенными, и их уникальность делала их прекрасными агентами. Мы строили ЩИТ, равняясь на вас, на Ревущую Команду. — Я не он, — сказал Джеймс. — Я не он. Нет. Он ушел. Пэгги не держала. — Где у нас следующий концерт, мужик? — спросил Крис. — Где угодно, — прикрыл глаза Джеймс. — Я… закончил свои дела. Я отомстил. Отомстил. — За кого? — спросил Крис тихо. — За того, кем перестал быть очень давно, — ответил Джеймс, не открывая глаза. — Он был солдатом. Он любил жизнь. А потом… его сделали мной. И я отомстил за него. Да, остались еще те, кому я могу мстить, где-то там, за океаном… но… я устал. Я вернул его тело домой. Да, его больше нет. Но он… дома… хотя от его дома больше ничего не осталось. — Эй, — тихо окликнул Крис. — Скажи мне три слова, а? — Не могу, — покачал головой Джеймс. И ушел. Он не попрощался с Бэт, не взял гитару, просто ушел. И шел-шел-ехал-шел-бежал полгода. А потом он сидел в паршивом баре в Бруклине, потому что кто-то соврал ему, что на сцене будет группа “Павший Солдат”, и это ведь невозможно, потому что он здесь, он не будет петь, он просто решил посмотреть, кто пытается соврать и стать им. А на сцену вышла Ти-Эс. У нее волосы отрасли, но концы всё еще были красными. — Эй, — хрипловато сказала она, — не судите строго, мы просто пытаемся поймать нашего павшего солдата. Она пела “Помнить за него”, а на гитаре играла Бэт. Крис вступил после паузы, как и должен был, но всё было… другим. Джеймс всегда пел эту песню немного иначе. Потому что эта песня была о нем, но не его. Это была Ти-Эс. Она помнила за него. — “Я буду помнить за него”, — пела чисто и светло она. А ему бы промолчать. Ему бы уйти. Не ответить в ту крошечную секунду тишины: — Помни за меня. Она безошибочно нашла его взглядом, вспыхнула вся изнутри, протянула ему руку, и… Он не смог уйти. Публика орала, бесновалась, а Ти-Эс допела, а потом вцепилась в него накрепко — не отодрать. Он и не пытался. Обнял осторожно в ответ, чувствуя ее быстрое дыхание, замер, не зная, что будет дальше, а Ти-Эс сказала едва слышно: — Поймала. И не поспоришь. У них требовали песен. И он пел вместе с Ти-Эс, с Бэт, с Крисом. У него был этот вечер, а потом всё, конечно, оборвется, станет иным, и это правильно, так и должно быть. Он пел, чтобы мстить. Он отомстил, а его поймали собственными песнями. У него были… друзья? Так и вышло. Крис и Бэт продолжили выступать. Он писал и исполнял песни, а она организовывала концерты. Ти-Эс… воевала. С собственной семьей за право не производить оружие. — Потому что с баз Гидры ты приносил те пистолеты, которые я придумывала в тринадцать, те автоматы, которые я практически сама создавала в пятнадцать, — объясняла ему Ти-Эс. — И они убивали этим оружием хороших людей. А я так не хочу. Что же, Джеймс плохо воевал словами, но он был солдатом, и мог стать за ее плечом, защищая. — Говард, — сказала Ти-Эс. Ее волосы всё еще были немного красными, а за ее левым плечом стоял Зимний Солдат, в котором узнавали Баки Барнса. — Барнс! — выдохнул Говард. — Но ты же… упал. — “Павшие солдаты иногда встают”, — привычно почти пропел Джеймс. — И они тоже против оружия с нашим логотипом, — кивнула Ти-Эс. — Так что… отец. Поговорим? Говард не смог ей отказать. Ей и тому, кого всё еще видел в Джеймсе. У Ти-Эс получилось вытребовать себе целую отрасль разработки — чистая энергия, леса, экология. — Со временем мы еще прихватим искусственные интеллекты и робототехнику, а потом докажем, что сможем вытянуть СтаркИн без производства оружия, — говорила Ти-Эс, входя в свою лабораторию. — Эй, Джарвис, ты согласен? — Полностью, мисс Старк, — мягким голосом отвечал созданный Ти-Эс искин. Джеймс тоже был с ней согласен, но он молчал, потому что он любил молчать, потому что… что ему говорить? — Эй, — позвала Ти-Эс, переплетая его пальцы со своими. — Скажешь мне три слова? — Всё будет правильно, — сказал Джеймс. И уточнил: — Если ты не будешь разбирать мою руку. Ти-Эс что-то возмущенно фыркнула. Но не отпустила его. Поймала. Не то, чтобы он был против. И да, было сложно, иногда страшно, часто — болезненно, грустно, больно, но… но… всё равно, спустя двадцать четыре года Джеймс скажет: — Всё было правильно. И Стив улыбнется ему в ответ и кивнет: — Хорошо. Я рад. И в его глазах появится надежда на то, что и у него в жизни всё случится правильно. Но это будет потом, спустя годы, а здесь и сейчас у Джеймса была одна задача — не дать Ти-Эс упасть с этой чертовой стремянки, на которую она забралась, прикидывая, как лучше модернизировать лабораторию. Кстати, он всегда справлялся со своими миссиями. Всегда.