Человеку нужен человек

— Привет, зайчонок. Занята? Ком проглоченных слез скатился в грудину. Я подтянула колени и уткнулась в них подбородком. — Пап? Здравствуй… Что-то случилось? — Я должен звонить тебе, только когда что-то случилось? — беззлобно удивился папа, но что-то в глубине его голоса подсказало мне: да. Случилось. Осталось нащупать, что. Я огляделась, не находя опоры глазам. — Нет, просто… — Просто ты не ждала, знаю. Воцарилась сухая тишина. Я высчитывала уместность своих вопросов, папа — наверное, давал мне время. Он всегда знал меня, как облупленную. — Как мама? Я услышала, как он цокнул языком. — Всё хорошо. Нет, правда, всё хорошо, стабильно. Без изменений. Мне очень хотелось вставить, что «без изменений» — не значит хорошо, но я знала, что ему мои слова были бы как царапина бритвенным лезвием. Бесполезно и больно. — Чем занимаетесь? — Знаешь, мы тут недавно щёлкали кабельное… Я захохотала, закрыв лицо рукой. — Папа, боже мой! Мог бы с места в карьер спросить, а не терзать меня отговорками. — Я не хотел тебя обидеть, зайчонок. Это ведь он… Выпрямившись, я медленно встала. Кроме вина во мне ничего не было, и мир медленно, в ритме полонеза, стал наворачивать обороты. — Джим Мориарти? Тот, кого великий и ужасный Шерлок Холмс назвал преступным гением современности? Пап, поверь, со мной этот гений вёл себя очень прилично, со всем возможным человеколюбием. Черт его знает, почему, кстати. Под молчание я выползла из спальни и, показав язык лестнице, потопала в библиотеку. Папа вдохнул воздух, как будто собирал силы и слова. — Милая, я не это имел в виду. На всех каналах сейчас говорят о Себастьяне. Он… — Нет. Тихое, сухое и узкое, как деревянная дощечка. Понятия не имею, для чего такие стругают. Я вросла в пол босыми ногами и продолжила, роняя занозы и необтесанную грубость: — У нас уговор, помнишь? Ни слова. Ни одного. — Алиса, не ты одна тогда потеряла дорогого человека, а теперь, когда… Пришлось повысить голос: — Я помню, что он был вам как сын! Табу на его имя мы придумали все вместе, помнишь? Или мне ещё раз напомнить, из-за чего у мамы началась эта чертова мания? — Алиса… — Никогда не упоминай его имя, иначе я больше не приеду. Мне тоже больно, но только так я могу жить. Если бы мы говорили живьём, я бы сгорела насмерть от его взгляда. Когда-то Двенадцатый Доктор сказал, что объятия — это способ спрятать лицо, но звонки тоже прятали всё на свете. — Я не доктор психологии, зайка, но метод лечения ты избрала явно хреновый. Он редко бранился, но делал это метко и вкусно. Я засмеялась плачущим усталым смехом. — Это был единственный, что работал. Почти как у мамы. Папа вздохнул. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. — Смотрите телик поменьше, советую как врач. Книги, киношка с Бингом Кросби и прогулки — залог здоровой психики. — А если в наш дом решат наведаться журналисты? — Можете закидать их дровами. Папа засмеялся. — Зайчонок, не обижайся, ладно? Мы лишь надеемся, что ты знаешь, какую игру ведут люди вокруг тебя. Я обхватила ладонью шею и посмотрела на белый проем окна, истыканный полупустыми ветками. — О, поверь мне, это самая запутанная игра, с которой я сталкивалась. Но легче разбираться не в том, в какую именно игру играют люди, а что это за люди. — А в этом ты, разумеется, мастер. — Разумеется, — тихо повторила я, не веря ни отцу, ни самой себе. *** Теории синхроничности плодились в последние годы, но когда Шерлок принялся рассказывать о внезапном звонке родителей, нарушившем его планы, я действительно задумалась о том, что вера в связи всего со всем — больше, чем забавное развлечение. — Почему вы не объяснили им, что заняты? — Я объяснил! — он прибежал с какого-то расследования и, очевидно, был страшно голодным, потому что смёл полтарелки печенья разом. — Вы сами пробовали что-то объяснить родителям, Алиса? Помедлив с ответом, я улыбнулась. — Семейные отношения — одни из… — О, хватит проповеди, вы не пастор! Я задал вопрос. — Да и нет. Да, я часто пыталась объяснить что-то родителям. Нет, они не всегда меня понимали. Но нам повезло: у нас было время, чтобы услышать друг друга. — В каком смысле? — он не донёс охапку печенья до рта и взглянул на меня косо, ещё рогато, но эти разговоры, на которые он находил время и силы, сняли с него шелуху неприязни. — Если кто-то кого-то не понимал, мы пытались разобраться, что не так. Вы читали Чехова? Нет, простите, я знаю, не читали. У его героев часто случается провал коммуникации: то родитель не слышит ребёнка, то ребёнок не хочет слышать родителя, то кто-то просто молчит. — Вы любите русскую литературу? — не понимая, к чему я веду, поинтересовался Холмс. Скука, смертная, ядовитая, серебрила его взгляд. — Да, она очень психологична. Это я к тому, что мало просто объясниться. — С Джимом вы говорили о родителях? Осечка. Это должно было случиться — так было на каждой сессии. Он становился нетерпеливым и топорным, резал, рубил, махал спешными выводами и ковырял мои раны. Я растянула губы в стеклянной улыбке: — Мы договаривались, Шерлок. — Значит, не говорил, — заключил он, и, в общем-то, был прав. Джим действительно не касался родителей. Нетрудно было догадаться, что с ними были проблемы. Он говорил о детстве, о своих чудачествах и играх, но никогда, даже словом, мельком, не упоминал тех, кто дал ему жизнь. Или воспитал — вполне могло быть, что родителей у него не было, или были приемные, или он рос в детдоме… От множества вариантов у меня кружилась голова, и я думала, как с таким перманентным головокружением живет Шерлок Холмс. Я встала и принесла коробку печенья, замерла рядом с ним. Не знаю, что за дело он вёл, но растрепанные кудри и мятый воротник рубашки, запрятанный за ворот пальто, выдавали его с головой — он наверняка не спал. — Может, сделать вам кофе? Он глянул искоса, остро и гладко, как будто отблеск света скользнул по лезвию ножа. — Пытаетесь дедуктировать? Вам не пойдёт. — Я пытаюсь быть полезной, Шерлок. Кофе? Он отобрал у меня коробку печенья и высыпал сразу всё на тарелку. — Да, пожалуйста. Крепкий, если можно. — И прибавил с опозданием: — Спасибо. Я отошла к кофемашине и запустила капсулу. Холод пробирался в кабинет медленно, подступал к Лондону и держал осаду в пригороде — ночью там были заморозки, сообщила секретарша. У меня чаще стали мёрзнуть руки. Я вспомнила, как пару дней назад в этом кабинете рыдала Молли, потому что Шерлок при коллегах сделал замечание о её новом платье (конечно, она выбрала платье для него). Как Грэг учился переживать вспышку агрессии, рождённую дедукцией Шерлока относительно его развода с женой. — Участие и внимание к другим — не дедукция, — негромко сказала я, наблюдая за медленной струей кофе, хлынувшей в чашку. — Мы обращаем внимание на тех, кто нам важен. Потому что так можно без слов помочь чем-то. Вы знаете, ваша наблюдательность могла быть очень кстати в ваших отношениях с друзьями. Он принял чашку с оторопью непонимания. — Что вы имеете в виду? — Ну, скажем, выбрать верный подарок кому-то на день рождения, такой, о котором человек мечтает. Или помочь в том, о чём он не просит помощи. Люди обычно ценят такое. А я не могла выкинуть из голову ту ночь, когда он, закинувшись дрянью, пришёл ко мне. Впервые в том доме дышал кто-то, кроме меня. Я любила свой календарь, а он вырвал из него страницы, мне пришлось выкинуть лилии. Это была не обида, все чувства о его приходе уже схлынули. Но это был ключ. Один из множества ключей к Шерлоку Холмсу и его великому уму, спрятавшему сердце под один из замков. — Я это всё к тому… Свою наблюдательность вы можете использовать на благо. Вы ведь прекрасно знаете, как зовут девушку Джона, каждую из них, но путаете имена нарочно. — Даже если я заменю имена, суть останется той же самой — невероятно глупые особы, — поморщился Шерлок. — Люди выбирают партнеров не за ум, в большинстве случаев. Да, конечно, мозговитость привлекательна, но если есть только она — никаких отношений не получится. — А за что меня выбрал Мориарти? — ни с того ни с сего спросил Холмс, тише и серьёзнее, чем всё до этого. Это не была попытка проникнуть в тайну наших разговоров, нет. Это было размышление. Я склонила голову к плечу. — У вас уже есть гипотеза. — Да. Равный противник, способный избавить его от скуки. — Скука, — повторила я задумчиво. — The illness with which he'd been smitten should have been analysed when caught, something like spleen, that scourge of Britain, or Russia's chondria, for short; it mastered him in slow gradation… Холмс хмыкнул. — Это Пушкин, кстати. Вам нравится? — Неплохо. — Вы сами часто страдаете от скуки? Шерлок откинулся на спинку дивана. Как будто расслабился, когда разговор вышел на темы отвлечённые. — Если нет достойной загадки — да. Мой разум мучается без работы, как путник в пустыне без воды… Или наркоман без дозы. Этого я, конечно, вслух не произнесла.