"Эдем"

*** Тони тонул в кошмарах. Адские чудовища тянули к нему когтистые лапы, слизистые щупальца опутывали ноги, тянули вниз, в багровую тьму. Холодные, скользкие пальцы душили, забирались в рот, и дальше — в горло, раздирали легкие изнутри. Он задыхался; от ужаса дрожало всё внутри, а сгнившая чужая плоть продолжала рвать его на куски… И тут что-то теплое бальзамом пролилось на лицо, а затем и в надорванное криком горло. Боль смягчилась, и чудовища, ворча, отступили. Солнечный луч, непонятно откуда взявшийся, огладил его лицо, даря тепло. И ласковый голос, как будто ангел небесный, позвал его. — Энтони, проснись. Всё прошло. И Тони смог открыть глаза. *** Всю оставшуюся ночь Азирафель не сомкнул глаз — у Тони начался бред. Он метался, бормотал какую-то жуткую чушь, умолял не трогать его, «нет-нет-не хочу-не надо»… Его бросало то в жар, то в холод. Ази держал парня, не давая тому себе навредить. Обтирал ему лицо теплой водой, и ждал. В мыслях он проклял Денниса тысячу раз — за то, что накачал пацана такой ядреной наркотой. Нельзя же так! Сволочь. Под утро парень затих. Лежал неподвижно, и медленно остывал. Как мертвец. Ази охватил ужас — вот сейчас парнишка умрет у него на руках, и как он потом жить с этим будет?! Он судорожно прижал к себе худое тело, и начал звать парня: — Вернись, Тони. Энтони, всё прошло, ты молодец, просто открой глаза. Быстро согрел воды, сделал сладкий чай с лимоном, и аккуратно выпоил его парню, осторожно массируя ему горло, вызывая глотательный рефлекс. Приподнял его голову, уложил к себе на колени, и снова начал будить. И — о, чудо! — тот открыл глаза. *** В свете единственной свечи, глаза Тони отливали медовым цветом. Его взгляд уперся в склоненное к нему лицо — светлые, почти белые, короткие кудри, серые глаза, доброе лицо. — Ангел… ты же не отдашь меня им?.. пожалуйста. Теплая ладонь ласково легла ему на щеку. — Не отдам. Ты, главное, не засыпай пока. Давай, садись, вот так. Ази прислонил парня спиной к барной стойке. — Посидишь сам, сможешь? — Тот неуверенно кивнул. — Вот молодец. Я сейчас овсянки сварю, жиденькой совсем. Тебе нужно поесть, Тони. И встал. Парень в панике протянул к нему руку: — Нет, нет, ангел, не уходи! Мне страшно! Они всё еще здесь, в темноте! Ази вздохнул — у парня всё еще не прошел бред. Взял протянутую руку, легко сжал. — Я здесь, видишь? Не ухожу, нет. Говори со мной, не молчи. Парень, осознав, наконец, себя, неловко кивнул. — Хорошо. Посмотрел в доброжелательное лицо, вздохнул, выпустил теплые чужие пальцы, и медленно начал: — Я Энтони Кроули, мне двадцать лет. Учусь на художника-оформителя. Не в Лондоне, а в Эдинбурге. Сейчас вот приехал сюда, хочу побывать в Вестминстерском аббатстве, посмотреть витражи. Я специализируюсь по ним. Ази, всё это время быстро варил овсянку, но сейчас обернулся: — Осенью? Даже такой профан в рисовании, как я, знает — нужно хорошее освещение. Кроули кивнул. — Да. Но при свечах, и рассеянном освещении, и с темнотой за окнами — совсем другое впечатление. — Так ты уже там был? — Да, был. Сильно замерз, и решил зайти в паб. «Эдем» — звучит символично. Думал, что повезет… Азирафель как раз снял кашу, помешал, и задумчиво сказал: — Ну, так и повезло. Разве нет? Присел рядом с Энтони, поставил ему на колени тарелку, дал ложку: — Ешь. Тебе сейчас полезно. Проследил, чтобы парень съел всё, забрал тарелку. Встал, опять вскипятил воды, налил Тони чай, а себе кофе. Опять присел рядом. Помолчали. Ази вздохнул: — Напугал ты меня, Тони. Чуть богу душу не отдал. Рисовал бы свои витражи на небе… Парень повернул голову, и впервые, в общем-то, ясно рассмотрел Азирафеля. — А как тебя зовут? Ази улыбнулся. Если любопытство проснулось, значит, не умрет теперь. — Азирафель. — Ну, точно — ангел! Значит, не ошибся. Блондин рассмеялся: — Да у нас всё семейство ангельское, знаешь. Азирафель, Гавриил — мой брат, Сандальфон — тоже брат, но он давно по армейской стезе пошел, мы и не видимся уж. Сестра есть — Михаил, она в медицине, тоже отдельно живет. Маму звали Лилит. Так что нет, не ошибся. Кроули улыбнулся. — Вот это да. И устало зевнул. Ази насмешливо фыркнул. — Ну вот, теперь и нормально поспать можно. Давай кружку, быстренько приберусь. — Сполоснул посуду, и, повернувшись, протянул руку. — Вставай. Сейчас пять утра, часов до девяти нас будить не будут. Кровать, правда, одна. Не боишься? Кроули стоял, немного пошатываясь от слабости, но упрямо мотнул головой: — Тебя не боюсь. Пойдем, ангел. Гавриил утром заглянул к брату в комнату, и увидел их двоих, лежащих в обнимку на кровати. Широкоплечий Ази лежал на спине, а стройный Тони обвил его руками и ногами, как Эдемский змей. Широкая ладонь брата в защитном жесте прижимала Кроули к груди. Гейб только головой покачал. *** Им дали поспать до десяти часов утра. Гейб и Вельзевул навели лоск, и ничего не напоминало о вчерашнем происшествии. — У вас всегда так весело? — спросила Вельз, протирая бокалы сухим полотенцем. Гейб, домывая пол шваброй, пожал плечами: — Частенько. Сюда же не благородные девицы приходят. И драки приходится разнимать, и парочки ссорятся-мирятся, чего только не бывает. Мы стараемся все вопросы решать сами, без полиции. Легче жить. — Это точно. — Девушка задумчиво посмотрела бокал на свет, нашла пятнышко, и опять начала тереть стекло. — А вам официантка, случайно, не нужна? Я работала немного. Сверху раздался бодрый голос: — Вообще-то, нужна, да, брат? Гейб оперся на швабру, и ухмыльнулся: — О, соня проснулся. Как там твой рыженький? Оклемался? Следом за Ази спустился Тони. — Всем привет. Меня зовут Энтони, — и ручкой помахал, наглец. Гейб расхохотался: — В норме, вижу. Ази, не обессудь, накормитесь сами, мы еще не закончили. Блондин только кивнул. — Вы-то сами ели? Может, омлет на всех сделать? Гейб кивнул: — Сделай, лишним не будет. Вчетвером сидеть за одним из столиков было непривычно — обычно они завтракали вдвоем. Кроули задумчиво смотрел на белую стену, куда падал солнечный свет из окна. На улице, после ночной метели, было солнечно и морозно. И Тони единственный, как истинный шотландец, был готов к морозу, даже шапка была в рюкзаке. Помявшись, он все-таки спросил: — Парни, а можно, я вам на стене витраж нарисую? В благодарность? Он красиво впишется вот сюда, в солнечное пятно. Ази мягко улыбнулся: — Я — за. Гейб ошарашенно уставился на Тони: — Ты что, художник, что ли? Тот только кивнул. Не дожевав, вылетел из-за стола, побежал наверх. Вернулся с рюкзаком. Порывшись в нем, вытащил папку: — Моё портфолио. Хорошо, что вчера не украли. Вельз быстро убрала тарелки, и вытерла столик. И Кроули бережно положил раскрытую папку. — Чем ты рисуешь? Не пойму. — Ази осторожно перебирал листы. — В основном, восковыми мелками. Они дешевле красок, а цвета яркие. Но, вот, смотри, парочка и маслом есть. А вообще, люблю карандашом рисовать. Гейб и Вельзевул молча перебирали рисунки. Некоторые были как бы заключены в оконные рамы — величавые девы, ручные львы, святые… А были такие, как будто из тумана проступает горный пейзаж, или домик с садом… А простым карандашом Тони писал портреты. И очень удачно, стоило заметить. Гейб, помолчав, сказал: — У тебя талант, Тони. Это очевидно. Кроули просиял: — Так могу я?.. Гейб кивнул. — Конечно. Я так понимаю, будет что-то церковное? Тони кивнул. — Точно. Как раз к названию. И весьма символично — ангел восточных врат, с огненным мечом, и яблоня. Азирафель прыснул: — Тогда и голубку не забудь — благая весть, сам понимаешь. 1 Энтони разулыбался: — Так и сделаю. Побегу в гостиницу, возьму краски, деньги, и вернусь. Я мигом! Побежал наверх, и быстро вернулся в куртке и шапке, заматывая красный шарф. Солнечно всем улыбнулся: — Чао! Оставшись втроем, переглянулись. Гейб, допивая чай, обронил: — Если остаешься, Вельз, сегодня же и начнешь. Открываемся через полчаса. *** 1 — архангел Гавриил принес Марии благую весть.