Шарф

      — Он получал подсказки от секунданта, который кашлял! Вы все слышали, как он кашлял! — надрывается Трампер, откровенно играя на публику, но Анатолия эта фраза почему-то цепляет. Цепляет настолько, что он даже интересуется у неизменно спокойного Молокова, все ли с ним в порядке.       Тот морщится от этого вопроса и небрежно бросает: "Конечно, и не вздумай опоздать на встречу с Трампером".       Анатолий выкидывает этот диалог из головы до того момента, когда в таверне встречается взглядом с Молоковым, дежурящим на открытой площадке у таверны и поглядывающим за происходящим внутри. Александр внезапно давится кашлем, не выпуская сигареты изо рта.       Правду говорят, курение убивает.       Когда Трампер уносится, все еще разозленный и раздосадованный, Анатолий почти падает за столик. Как же хорошо, что этот человек-эмоция наконец ушел. Как бы он не восхищался талантом соперника, тот начинал действовать Сергиевскому на нервы. Флоренс, кстати, тоже — эта невыносимая женщина все увивалась вокруг него, очевидно, рассчитывая на скорое продолжение вечера в ее номере.       Анатолию стоило бы больших трудов отказаться от возможности почувствовать ее губы на своих, так что он попросту поддается ей и ее ласкам — и не жалеет об этом до того момента, как она оказывается у него на коленях, вся распаленная и взволнованная.       — Завтра матч, — он уворачивается от ее пылких поцелуев, — но его победитель ведь получит свою награду?       Она хихикает.       — Какая самоуверенность, товарищ русский чемпион.       — Ты будешь ждать меня в одном белье? — шепчет Анатолий ей на ухо самым неприличным образом, на который он способен, и Флоренс вся вспыхивает. — Хорошая девочка. А теперь иди, мне надо сосредоточиться на матче.       Флоренс слезает с его коленей, дарит Анатолию прощальный поцелуй и исчезает за дверями в начинающемся снежном буране. Анатолий устало откидывается на спинку стула.       Она не слишком-то ему нравится, но ее интерес может помочь ему с его планом насчет получения визы и политического убежища... Если он выиграет, то сможет получить все: и женщину, и деньги, и дом. Светлану он и так планировал оставить в прошлом, так почему бы не превратить это увлечение в нечто большее? Но как быть с Ваней, вот вопрос...       Его ход мыслей разрушает сиплый кашель, и он поднимает голову, чтобы увидеть Молокова. Александр выглядит неважно: на лице пробивается испарина, а сам руководитель советской делегации сливается цветом лица со снегом на его плечах.       — Ну как девчонка? Воспользовался моим советом, погляжу? — он снова кашляет, и Толя ясно понимает, что это не связано с курением. — Один глинтвейн, пожалуйста!       Анатолий извиняется, встает и догоняет официантку.       — Замените на чай с имбирем, — негромко просит он. — Если есть.       Он возвращается к столику. Молоков так и не снимает пальто, пытаясь согреться.       — Вам было необязательно приходить, вы знаете? Я не подвел бы вас, — Анатолий вздыхает, глядя в воспаленные глаза Молокова. — Все хорошо, Трампер согласен продолжать и весьма деморализован моим флиртом с Васси. У нас передышка до завтрашней игры.       — Это моя работа, — хрипит Молоков и снова кашляет, пока официантка ставит перед ними поднос. — И завтра мне придется быть в форме. Или пытаться.       — Смотрите, как бы ваша простуда не стала причиной международного скандала. Кстати, чай — это вам вместо глинтвейна, пейте. Куда лучше, чем алкоголь.       — Заделался трезвенником? — морщится Молоков, но послушно делает несколько глотков. — Ну-ну. В любом случае, мне жаль, что так вышло. Но выходка была в его духе. Трампер любит шутить... но не думал, что он решится сегодня.       Его речь сбивчивая, и Анатолию вновь становится его жаль. Этот человек — единственная причина, по которой ему непросто предать родную страну.       Ваня и Светлана — это другое. Они поймут, простят, забудут. А вот сидящий рядом друг? может поплатиться головой за подобную дерзость. И как жестоко будет с его, Анатолия, стороны бежать, пользуясь слабостью надзирателя. Насколько он знает, между награждением и окончанием игры будет около пяти часов — Молоков наверняка пойдет подремать, если Анатолий усыпит его бдительность.       Они знакомы уже десять лет, и все эти годы Молоков на правах старшего товарища направляет его, учит, помогает ухаживать за женщинам, объясняет человеческую психологию... Конечно, во многом они не сходятся. Например, в вопросах политики — Александр и правда верит, что в Союзе есть справедливость.       И все же, говорит себе Анатолий. И все же. Ваню он вытащит ради лучшей жизни. Как — неважно, придумает. Светлана — балласт, ее можно оставить. Но запереть себя навеки в клетке Советов ради Александра Молокова? Нет, немыслимо.       Чашка звякает о блюдце.       — Я вас отвезу, — хмыкает Анатолий. — Если вы доверите мне управление служебной машиной, конечно.       — Я доверяю тебе свою карьеру и судьбу, — тихо и как будто уже в бреду бормочет Молоков в ответ, и Анатолий хмурится. Точно отвезет.       На улице еще похолодало, и Молоков поднимает ворот пальто повыше, втягивая голову в плечи. Открытое сиденье канатной дороги обдувает пронизывающий ветер.       — Где ваш шарф? — тоном типичного родителя интересуется Анатолий.       — Кажется, забыл в аэропорту. Это явно была ошибка.       Анатолий протягивает ему свой: черно-белый, шерстяной и плотный.       — Поберегите свои голосовые связки до конца этого чемпионата. У меня шарфов несколько, жена подсунула в сумку.       Жалкая попытка прикрыть симпатию ложью, холодностью и Светланой, понимает он запоздало, но Молоков послушно заматывает больное горло и вдруг сжимает руку Анатолия.       — Не подведи меня, Толя. Прошу.       Кресла спускаются до спасительной нижней станции, и Анатолий не отвечает.       Заводя машину, он чувствует себя последним предателем.