Вера
Конец сентября создавал потрясающие виды за окном, однако среди медленно осыпавшегося золота я замечала нескрываемое увядание. В траве, что стала темнее и сырее, в солнце, которое уже едва пригревало, в освежающем, колющем ветре. И у меня внутри что-то гасло, слабело. Глядя в окно, и не желая вникать в тему последнего урока, я только и думала о скором звонке. Посматривала на часы над доской, где учитель уже завершала задачу, и снова смотрела в окно. Я собрала все вещи в сумку ещё до начала этого последнего урока, чтобы как можно меньше времени тратить после него, когда поспешно суну учебник с тетрадью и покину школу уже спустя минуту. Не хотела вместе со всеми тесниться в гардеробной, задерживаться в наскучивших беседах об осеннем бале, идя вместе с друзьями со школы. Мне совершенно не до этого. Сегодня пятница — тот день, когда у меня уже есть планы после школы. Звонок быстро вывел меня из омута размышлений, а класс наполнился гулом голосов одноклассников, что тут же повставали с мест, не желая слушать и слова лишнего от учителя. Не я одна ждала, пока это всё закончится. Прошёл месяц от начала учебного года, но ни к кому ещё не пришла атмосфера настоящей учёбы, никто ещё не был готов поглощать знания. И всё, что осталось учителю — махнуть рукой и пасть на свой стул, наблюдая, как мы все засуетились, собрали вещи и прошмыгнули в дверь. Я быстро улизнула от ребят в толпе, которая выходила за ворота, и перебежала дорогу, желая скоротать путь через дворы. Улицы Барбадеса оживились одними только школьниками и взрослыми, что ушли на обед и спешили, только бы не потерять лишней минуты. Я была одной из них. Миновав городской рынок, я перешла на центральную улицу. У крыльца уютного кафе работник умело орудовал метлой, очищая брусчатку от осенней позолоты. Туда я и держала путь. Обойдя через уличные столики, я пожелала не тревожить работу мужчины и вошла в кафе, сразу же оглядываясь. Я знала, что брат здесь, ведь у входа стояла знакомая мне машина. Наш любимый столик был уже занят, что огорчило меня. Но прямо за ним, у окна, из которого струился тёплый свет, украшая бледную скатерть, маяком мне стала раскрытая газета, скрывавшая сидящего за столиком. Приехал. С расцветшей улыбкой я быстро прошла к столику, бросив на кресло рюкзак. А за скрипом ножек и газета успела опуститься, прежде чем я обвила шею своего милейшего брата и чмокнула его в щёку. Мортимер отложил газету на стол и приобнял в ответ, подняв глаза на меня. — Привет, — желая задушить его от приступа счастья, прощебетала я и отпустила. В прошлую пятницу у него не получилось соблюсти нашу традицию поедания здешних сладостей, из-за чего мне было ещё тяжелее дожидаться этого дня, ведь неделя шла мучительно медленно. Я не любила, когда братья заезжали за мной прямо к школе, привлекая ненужное внимание. Хотя я искренне желала их встретить, но слухи и без того начинали распространяться. Поначалу братья настаивали, но времена изменились: я повзрослела и не нуждалась в строгой слежке, а обстановка в Клинке стала неспокойной. Хотя, когда она вообще была спокойной?.. Поэтому мы с братьями договорились встречаться подальше от школы, а если они заезжали за мной, то это было недобрым знаком, означавшим, что что-то стряслось и мне надо об этом узнать поскорее, а им — проследить за моей безопасностью. Мортимер старался видеться со мной как можно чаще, учитывая его частое появление в Барбадесе. Он предложил некую традицию, когда мы встречались каждую пятницу в этом кафе и болтали, обсуждая новости, братьев, если они не приезжали вместе с ним, и ели сладости. — Здравствуй, Вера. — Улыбнулся Мортимер и проследил, как я поборола желание потрепать его светлые уложенные волосы и села напротив. — Как школа? — Пока всё спокойно. — Пожала плечами я, сняв плотный вязаный кардиган. — Потихоньку входим в учебный ритм, учителя пока не наседают. Всё в порядке. — Взяла меню и перевернула страницу, ища что-нибудь новенькое. — Ты что-нибудь успел заказать? Давно подъехал? — Только сел, ничего не брал, кроме чая, — ответил он со вздохом и откинулся на спинку, поправив занавеску рядом и глянув на мгновение в окно. — Голодная? Что ела сегодня? В этом весь Мортимер. Мне казалось, что Долорес так не контролировала, что я ем, как брат. Это часть его воспитания. Глория с младенчества следила за питанием своего долгожданного сыночка Мортимера и приучала его следить за режимом и тем, что он ест. Единственное, что он не смог одолеть, так это тяга к сладкой выпечке. В этом мы были похожи, пока остальные братья нас не понимали. Андре передёргивало от сладкого. По его горькому на вкус характеру заметно, правда? Коди и Лиам больше любили природные сладости, к которым был у них доступ в Александрии: ягоды, некоторые овощи и фрукты. Лиам обожает яблоки, что заметно в пустующей корзине яблок, стоящей в столовой особняка и в его комнате, где в сезон урожая можно по углам найти как минимум три фрукта. Он постоянно таскал их в карманах и к себе в покои. — Не переживай, — улыбнулась я, глядя на брата поверх меню. — Не пропускала обед в столовой. Знала, что ты спросишь, хотя не была голодна… Я не успела договорить, как к нам подошла официантка Ноан. — Ноан, здравствуй! — обрадовалась я, опустив меню. — Добрый день, красавица. — Подмигнула она мне, ставя чайник на стол, а за ним две чашки. — Выбрали что-нибудь? — Вера. — Кивнул на меня Мортимер, опуская локти на край стола. — Что будешь? — Ну… — Я быстро прошлась глазами по строкам. Меню пестрило фруктовыми булочками, пирогами с вареньем и ягодными кексами. Конечно, сезон же. — Меня так и манит пирог с лесными ягодами. И… да, ещё кекс с тыквой, и всё. — Мне то же самое. — Одобрил мой выбор брат, хотя кекс я добавила только, чтобы он не возмущался, что я не наемся. Ноан кивнула и ушла к стойке, пропав за дверцами кухни. Несмотря на желание спросить про братьев и как обстоят дела, я не стал говорить об этом, позволяя брату задавать житейские вопросы. Заказ принесли очень быстро, хотя, мне кажется, что время летело только из-за приятной беседы с Мортимером. Я была готова к тому, что в первую очередь он будет спрашивать меня об учебе. Не отрицаю, что старалась учиться на «отлично» только ради собственного достоинства и гордости в лицах братьев, когда они слышали о моих успехах. Сами результаты и их влияние на будущее меня не волновали. Ну, ещё я старалась ради отсутствия скучных вечеров в одиночестве в квартире. За это я и не любила учебное время и ждала каникул или зимнего времени года, когда таких как я переводили на домашнее обучение. Как я и говорила, меня и ребят из деревень устроили в школу по специальной программе, но из-за зимы и заснеженных дорог из деревень они не имели возможности посещать занятия. У меня другие условия, ведь я живу в Барбадесе, но как только выпадал первый снег, Себастьян подписывал заявление и о моём переводе на домашнее обучение на пять месяцев: с ноября до начала апреля. Только в Барбадесе я на самом деле, как и другие ребята, не появлялась до весны. Разглядывая Мортимера, я уже отметила, что выглядел он прекрасно, но ярче всего в его образе была усталость. — Ты выглядишь уставшим, — отметила я, откусив кусочек пирога. Для Мортимера строгий стиль в одежде был частью его самого. Он всегда был «как с иголочки». Опрятный, в отглаженном новом костюме, чаще всего это был костюм-тройка, и в идеальной рубашке под ним, застегнутой до последней пуговицы у воротника. Строгое чёрное пальто добавляло мужественности и шарма в прохладное время года. Такой же аккуратный вид был и у Андре, но, для меня лично, к нему добавлял некой грубости сам характер брата и его необычное обаяние. Лиам и Коди обязаны носить костюмы, но они терпеть не могли подолгу носить неудобные пиджаки. Часто закатывали рукава рубашек и расстёгивали верхние пуговицы, что добавляло свободы и непринуждённости их виду. Скорее всего, я уделяю этому внимание из-за разницы в возрасте и явного влияния братьев на меня. Мои ровесники не такие — совсем несерьёзные ещё. Но, смотря на своих братьев, я вижу настоящих мужчин. И мне это нравится. — Что-то случилось? — спросила я, когда брат промолчал, примкнув губами к чашке чая. — Просто не выспался, — коротко ответил он, пожав плечами. — Много работы. Он сказал всё, на что имел право в людном месте. А мне большего и не нужно было. События этим летом изменили слишком много, и я верила, что это не вина моих братьев. Годы в их обществе и Клинков, когда я не по своей воле рано начала взрослеть, научили меня правилам этого мира. Согласитесь, всем нам до последнего хочется верить в правильность помыслов окружающих, наивно верить в безопасность и закон. Но происходят такие события, в которых понимаешь, что всё, что ты видел и во что верил — иллюзия. Что на самом деле мир, как и люди очень жесток. Нет справедливости. И что никто тебя может и не спросить, когда ты будет не в то время и не в том месте, став жертвой обстоятельств и чужих действий. Я знаю, что это такое. Так я и осталась сиротой. Мне, когда я была ещё ребёнком, хотелось верить, что все люди добрые. Что мир полон всего самого доброго. Но один день изменил всё. Меня вырвали из кокона наивного детства, заставив повзрослеть. И Клинок показал мне, как велика «преступность» во всех смыслах этого слова. И что нет правды и справедливости. Есть выживание, а жизнь — поле боя, где все оружия хороши. Клинок и мои братья — моя жизнь. Правда, в которую я буду верить безоговорочно. Мнение и честь моих братьев — приоритет для меня, а кто против них — мой враг. Мне рассказали про Джагеров всё, что я хотела или что должна была знать из всей гущи событий. Бизнес — воплощение жесткости и отсутствия честности. Однако не мои братья сделали первый шаг к этой войне двух бизнес-империй. Не мои близкие точили зуб на чужое имущество, не следя за собой и убивая солдат, тем самым объявив войну. Мои братья бы не жили в таком стрессе, когда им и без того забот хватало. И виделась бы я с ними намного чаще. Август и сентябрь стали проверкой на прочность для нас и я была обязана быть сильнее. — Эй… — Большая, тёплая ладонь накрыла мой сжавшийся кулак на столе, а пальцы Мортимера натирали кожу на пульсе. — Ты чего? Я сама не заметила, как до скрипа зубов сжала челюсть из-за размышлений и уткнулась взглядом в чайник между нами. Я подняла взгляд в светло-зелёные глаза брата, чувствуя успокоение от одного его вида передо мной. — Скучаю по вам всем, но понимаю, что так надо. Вы работаете… Но Коди… Это несправедливо. Я поверить не могу в срок в тридцать пять лет. Прошло два месяца, а ощущение, что уже три года. Я так давно его не видела, и вас… — Сегодня я забираю тебя в Кайлас, — тихо произнёс Мортимер, поддавшись вперёд и касаясь моей щеки. — Мы поедем на машине, и как минимум следующую неделю ты пропустишь. Это приказ Себастьяна, но я всё равно не стал забирать тебя прямо из школы. — Правда? — Уставилась на него я, пока улыбка сама поползла по моему лицу. — Я увижусь с Себастьяном, Лиамом и Андре? — Не знаю, но с Себастьяном точно. Лиам и Андре не вернулись, когда я был в Кайласе, но возможно в эти выходные они заедут. Так что не печалься так… — Когда мы поедем? — Доешь сначала, — улыбнулся Мортимер, кивнув в мою тарелку. — Потом заедем к тебе, соберёшь немного вещей, и отправимся. Я больше не задавала вопросов. И никогда так быстро не поедала еду, практически не пережёвывая.***
Небо заливало закатное солнце, мы практически добрались до Кайласа. Пережёвывая омлет из тарелки, которую держала на коленях, я подняла ещё одну вилку, аккуратно поднося её ко рту Мортимера и придерживая снизу второй ладонью. Он на долю секунды опустил взгляд на поданную еду и обхватил вилку губами, взяв омлет в рот. Не отрывался от дороги. — Ну, вкусно же, скажи? — улыбнулась я, подтерев ему уголки губ салфеткой. — В дороге сойдёт. — Подарил он мне полуулыбку. — Привереда… — сдалась я, доедая очень даже вкусный омлет. — Надо было тогда остановиться на ужин где-нибудь. — Ни за что, я не собираюсь есть чёрт пойми что и травить нас. — Какой нежный! — Да и времени у нас нет. Если бы остановились, то пришлось бы после заката остаться где-нибудь, а выехать только на рассвете. — Ладно, значит, уже сегодня мы приедем, — довольно промурлыкала я, сунув последний кусочек в рот, и убрала тарелку в пакет. — Нам ещё ехать пару часов, можешь перебраться назад и прилечь, — сказал Мортимер, когда я зевнула. — Ага, — я ещё раз зевнула, — сейчас… Протискиваясь через сиденья назад, я потянулась за спинку за небольшой подушкой, которая всегда была в машине Мортимера, но наткнулась на неё и что-то ещё под ней, вытаскивая всё вместе. — Фу! — Что там? — Увидела я через зеркало, как Мортимер нахмурился и попытался обернуться, но не мог оторваться от дороги. — Это… презерватив! — Использованный?! — запаниковал он, снова пытаясь обернуться. — Нет, целый в упаковке, — поморщилась я, закидывая его обратно. — Лиам брал мою машину, — цокнул брат. — Но это было пару недель назад, я не заглядывал за спинку сиденья. — Он ездил в бордель?! — Может быть, — пожал плечами Мортимер. — Вы отвратительны… — Прожгла я самым убийственным взглядом затылок брата. — Почему это «вы»? — Потому что… — весь мой ответ, когда я взялась за ещё одни бумажки. — Ой… тут ещё… — Что? — перебил меня Мортимер. — Вау… Какие красивые девушки… — Вера, что там? — потребовал он. — Вырезки из ваших журналов для взрослых, м-м… — Улыбалась я, разглядывая чёрно-белые фотографии девушек в очень даже привлекательном белье и без него. — Вера, убери это откуда взяла, сейчас же. — Ой… тут… какие-то фотографии слиплись… Повисла такая неловкая пауза, что я еле сдержала смех от побледневшего лица Мортимера в зеркале заднего вида. — Э-э… Чёртов Лиам… — запинался он, сжимая руль и проклиная брата за положение, в которое тот его загнал. — Да ладно тебе! — звонко рассмеялась я. — Шучу! Не слиплись. Но откуда это всё? — Это шуточки Лиама, думаю, он не рассчитывал, что ты это найдёшь… Ты ещё маленькая, убери обратно. Я тебя прошу, — умолял брат, что я снова рассмеялась. — Ну уж нет. Я не хочу слышать такое от человека, в чьих рядах нормально водить на четырнадцатилетние в бордель! Я хочу знать и совсем уже не маленькая! Что бы ты там не думал, но у меня есть ещё три брата, двое из которых поразговорчивее тебя и любят пообсуждать ваших дамочек, — последнее слово я выговорила как можно противнее, — не думая, что я могу быть рядом. А ещё я знаю про эти ваши четверги! — Боже… — Говори! Откуда это? Ваши шлюхи такое выдают? Подобие каталога девочек?! — Вера, — предупреждающим тоном заговорил Мортимер. — Никогда не называй их так. — Ой, ну да, прости. Вы же пользуетесь их услугами, и совесть не позволяет их так называть, да? Почему это я не могу называть их шлюхами? Или вы корчите из себя воспитанных? Не ври мне, что вы не употребляете это слово. — Мы употребляем его, ты права, но совсем не к таким женщинам, — спокойно говорил Мортимер, несмотря на мой резкий тон. Обожала его за спокойствие, когда любой другой из братьев, а особенно Андре, уже бы повысили тон в споре со мной. Мортимер всегда наши перепалки с Андре называл «как кошка с собакой». — Мы не корчим из себя воспитанных, а те девушки, кого мы можем назвать шлюхой, того заслуживают, поверь. — Ясно, — отрезала я. — Ты не ответил на мой вопрос. Откуда эти фотографии? — Как ты и выразилась, из борделя. Там такого «пруд пруди». — Каталог девочек? — Да… — Ясно. — С громким хлопком откинула я листки обратно за сиденье. — Почему ты так реагируешь? — спросил брат, косясь на меня в зеркало заднего вида. — Никак я не реагирую, всё. Я скрыла своё раскрасневшееся от злости лицо, пав на подушку, которую положила на невидимую для него зону кресла. Накрылась его пальто, которое лежало рядом, вдыхая парфюм Мортимера. Его я могла узнать из тысячи. — По тебе не скажешь… Поговорим об этом? — Нет! — рявкнула я. — Я хочу поспать… Можно? — Да, Вера, засыпай. — Разбудишь, когда заедем в город? — Угумс… Спустя пару минут я уже засыпала, прогоняя всю необъяснимую даже для меня злость. Я не могла понять, почему так реагирую, но искреннее считала, что имею на это право. — Мортимер… — тихо обратилась я, глядя на кресло перед глазами, на котором сидел брат. — М? — Прости… — Ничего, мой бушующий подросток. Я услышала улыбку в его голосе, а через мгновение моей лодыжки коснулась его рука, которую он в удобный момент перекинул ко мне назад. Пару раз помассировав её в успокаивающем жесте, словно говоря «я понимаю», он вернул её обратно к себе. Мой добряк. Я крепче сжала край его пальто, поджимая под себя ноги.***
Открыла глаза я уже в том момент, когда меня подняли на руки, крепче обворачивая в пальто. Во сне я обхватила шею Мортимера и позволила понести меня в здание, только пробубнив себе под нос: — Не разбудил… Грудь брата задрожала от тихого смеха, а его губы и нос прижались к моей макушке, дыханием согревая от ночного холода. Борясь со сном, я пыталась открыть глаза, проснуться окончательно и встретиться с братьями как можно скорее, но проиграла в этой недолгой борьбе. Мортимер знал, что я любила наблюдать за видами Кайласа из окна машины, потому и просила разбудить, но ещё тогда подозревала, что мой сон для него в приоритете. Я не знала, сколько времени прошло, стоило мне проснуться от надоедливых, не замолкающих мужских голосов поблизости. Открыла я глаза, лёжа в одном из номеров отеля «Клинок» на просторной кровати. Накрытая одеялом, я поднялась в сидячее положение и обнаружила свою обувь на прикроватном коврике. Сумки стояли на небольшом угловом диване, которые я подняла и отправилась в ванную, дабы поскорее умыться и привести себя в порядок после долгого пути в машине, длившегося два дня. Выйдя из номера как можно скорее, я поприветствовала всех мне знакомых подчинённых, что расступались и указали мне, где сейчас находится Консильери и сам Глава. Я спустилась на нулевой этаж, уже слыша чьи-то вопли. — Мисс, вам туда нельзя, — встал передо мной Фрэнк. — Я хочу увидеть Себастьяна, — строго произнесла я, задирая голову и глядя ему в глаза. — Сейчас же. Мужчина нахмурился, но я даже не пожалела о своём грубом тоне, хоть и никогда не говорила так с Клинками: всегда была дружелюбна, мила и воспитана. Мне запрещено говорить о «братьях» при всех, хотя именно они были причиной моей спешки. Но имя Себастьяна открывало передо мной все двери владений Клинков. Мало кто не знал об обстоятельствах моего знакомства с Главой. Фрэнк отошёл в сторону, а я прошла дальше по коридору, где ещё двое солдат не стали мне задавать вопросов, ведь предыдущий меня пропустил. Истошный крик становился всё отчетливее, пока я не приблизилась к приоткрытой двери, заглядывая внутрь. Тусклый свет пыточной на пол бросал тень одного, что скрывался в невидимой для меня стороне. Посредине помещения, привязанный к стулу и вопящий, мужчина прощался с фалангами пальцев. Хирургической пилой их срезал Андре, одетый в безобразно залитую кровью одежду. Он весь был в крови, даже на голове я видела слипшиеся кровью пряди. Спиной ко мне, рядом с ним стоял Себастьян, безмолвно наблюдая за пыткой и скрестив руки на груди. Я сама не заметила, насколько мне было безразлично. Слух резали крики мужчины, а к горлу едва подобралась рвота только из-за яркого запаха крови в воздухе. Но от лицезрения я почувствовала толком одно ничего. За годы в Клинке я повидала столько трупов, пыток, останков людей и наших подчинённых. Замечала кровь на руках братьев, которую сложно отмыть. Она же была на их одежде, когда они возвращались, а я ждала их у окна часами. Видела снимки, которые ненароком братья оставили у себя в кабинете. Тогда я тосковала по братьям ещё сильнее, чем сейчас, ибо была слишком привязана и не понимала слово «нельзя». Сейчас я понимаю множество обстоятельств нашей разлуки, но тогда у меня было одно «хочу». Я искала братьев и зашла в их кабинет в особняке, увидев на столе снимки расчленённых людей. Только тогда меня спасла чёрно-белая печать фото от крови, которой, я уверена, пестрил весь снимок, был бы он цветным. Тогда меня стошнило прямо на пол, а на крик от шока прибежали братья. Они знали, почему я сразу поняла, что на этом снимке, осознала, что изображено. И они знали, в какое больное место ударило увиденное. Единственное, от чего меня по-прежнему воротило — трупы животных, которых приносили с охоты и разделывали в амбаре. При мне же зарубали скот, что я старалась не видеть перед глазами, когда на следующий день Долорес подавала вкуснейшее мясо. Выживание, твердила я себе, напоминая условия общины. Когда ещё одна фаланга упала на пол, я увидела, что Лиам, стоящий позади мужчины, воткнул лезвие в его щёку. И дёрнул, разрезая её до губ, оставляя разорванную кожу висеть. Толкнул в затылок, опуская голову мужчины, чтобы тот не захлебнулся в собственной крови, и выпрямился. И тут наши глаза встретились. Я видела не своего любимого брата, а настоящего головореза. Взгляд безумца, охотника, каким он был. Я успела себе сказать, что это мой Лиам, а напоминанием об этом стала медленно опустившаяся безумная улыбка с его лица, пока он смотрел на меня. Андре, как и Себастьян, обернулся ко мне, отбросил с металлическим лязгом пилу в сторону. В этот момент я безразлично глянула на рыдающего мужчину, поражаясь, как он со своими ранениями ещё не потерял сознание. А потом заметила его одежду. Бордовый костюм, пропитавшийся тёмными пятнами крови, с вырванной тканью на лацканах, где должна была быть золотая брошь Клинков. Я всё поняла в тот же миг, сложив факты перед собой, пока время словно замедлилось. Андре, олицетворяя настоящего головореза Себастьяна, больше месяца пропадал в поисках предателя, из-за которого план с Джагерами провалился. Я не видела его дольше всех. Лиам столько же времени с остальными людьми Бенджамина занимался подготовкой к зимовке, к которой готовятся заранее из-за множество забот. Нужно обеспечить всем нужным, пока не поздно. Когда выпадет первый снег, мы отправимся в особняк, где будет отрезаны заснеженными дорогами от городов. Но сейчас оба брата здесь. Андре был пугающе суровым, а Лиам выглядел настолько безумно, что я едва видела в нём его настоящего. Они оба здесь ради мщения за Коди. Я успела распахнуть дверь перед тем, как меня бы вытолкнули в коридор, лишь бы я не видела происходящего, и шагнула внутрь. Меня тут же оттянул назад Мортимер, который и был тем мужчиной, что скрывался от меня в невидимой части пыточной. Его одежда была чистой, говоря, что он не принимал участие в пытке, но остался наблюдать, как и Себастьян. — Выйди отсюда, — рявкнул Андре, стоя рядом, а Лиам остался стоять за мужчиной, держа за волосы на затылке. — Это он, да? — заговорила я, бегая глазами от одного брата к другому, и борясь с хваткой Мортимера на своих плечах, утягивающей к двери. — Это из-за него посадили Коди?! — Вера, пойдём, — тихим и добрым голосом обращался брат, не желая делать мне больно, но настойчиво утягивая к двери. Лиам по-прежнему молчал, наблюдая за нами, а Андре своим грозным взглядом карих глаз осуждал за сопротивление. Я знала, была бы его воля, и не стоял бы он в крови — лично бы закинул на плечо и унёс. — Мортимер, — обратился своим суровым голосом Себастьян, поднимая ладонь. Нехотя брат отпустил меня и остался стоять рядом. — Вера, — сказал Глава, спокойно встречаясь взглядом с моим. В этот момент я не понимала, почему почувствовала некое уважение с его стороны. Манера поведения Себастьяна как Клинка и Главы состояла из минимума слов, а за него говорил язык жестов. Я поняла, что сейчас он просит показать, чего я хочу, выжидающе глядя на меня и не мигая. Проходя мимо брата, я остановилась рядом с Андре, едва глянув ему в лицо. А затем опустила взор на мужчину, которого отпустил Лиам, уходя в тёмный угол пыточной, словно пытаясь спрятаться от меня и не показывать себя таким. Мстительным, хладнокровным безумцем. — Он предал Клинков? — спросила я, не отрываясь от хныкающего и кашляющего мужчины. — Да, — ответил Мортимер позади. В этот момент я почувствовала то, что чувствовали братья. Необузданный прилив ярости. Такой всепоглощающей, что был бы у меня в руках нож — я бы не сдержалась и воткнула его предателю прямо в сердце. Прокрутила и наблюдала за его последними секундами жизни, упиваясь местью. За Коди. Я не сдержалась и с размаха ударила его в висок сжавшимся кулаком, что стул покачнулся и был готов завалиться на бок. Андре вовремя поднял ногу и надавил на подлокотник, ставя стул в исходное положение, а затем убрал ногу, становясь в исходное положение и наблюдая за мной. Я чувствовала его взгляд на своей макушке, как и Мортимера, смотрящего мне в спину. Себастьян наблюдал со стороны, а Лиам вовсе отвернулся к стене. Я поддалась вперёд, склоняясь ниже и хватая предателя за воротник. Пачкаясь в его крови. — Сдохни, грязная тварь, — прошипела я, глотая подступившие слёзы и видя, как он повёлся на мою миловидную внешность, словно я его спасение, несмотря на удар секундами ранее. — Я хочу… — дрожал мой голос, — чтобы ты мучился каждую секунду своей жизни, пока мой брат сидит в тюрьме. — Я не боялась говорить о связи с мужчинами рядом, ведь скоро предатель умрёт. Мы все знали, что ему не жить. Братья выпытали из него всё, что желали, осталась вендетта. — Хочу, чтобы мои братья доставили тебе столько боли, сколько заслуживаешь, ведь из-за тебя мучается наш человек, ибо ты предал Себастьяна и всех Клинков, до единого. Рывком отпустив воротник, я снова ударила мужчину, услышав хруст в его шее, когда его голова от удара откинулась в сторону, а предатель завопил от отчаяния и боли. Мои силы были на грани, потому я быстро развернулась и вышла из пыточной, хлопнув дверью. Слёзы от печали, от тоски по Коди стекали по моим щекам, пока я мылила и мылила свои руки, стараясь смыть кровь. Я не считала, что убежала, как трусиха. Не хотела видеть братьев такими безжалостными, какими застала. Да, я знала, кто они такие. Но, несмотря на время, я не могла до сих пор сложить образы заботливых братьев с головорезами, какими они являлись. Даже Лиам, словно стыдясь, до последнего стоял лицом к стене. Пусть это останется в пыточной, и ко мне, спустя час или два, вернутся мои братья. Настоящие, а не безумцы, выращенные в них за годы службы в Клинке. Я выбежала с гордо поднятой головой, оставив братьев подумать. Себастьян всё понял ещё давно, только до братьев долго доходило. Я напомнила даже себе. Повзрослела. Осталось им обсудить произошедшее в коллективной беседе, где они осознают, кто я такая. И я уже не та девочка, за которой им нужно был приглядывать и позаботиться о последствиях того рокового дня. Я их названная и повзрослевшая сестра, что повидала слишком много, чтобы оставаться в коконе их всеобъемлющей заботы. Я тоже Клинок.***
Той же ночью меня к себе вызвал Себастьян, но даже не стал причитать о поступке в пыточной. Он понял и не скрывал, что доволен мной. Указав на диван у стены, он прошёл к своему сейфу, а я безмолвно села на край кожаной обивки. Мужчина высунул один конверт и прошёл ко мне, протягивая его. Я взяла его, немного поклонившись. — Спасибо, Себастьян, — поблагодарила я, несмотря на то, что он не одобряет такие слова из моих уст. В конверте деньги на жизнь, которые он мне выдавал каждый месяц. Их хватало на всё, даже на глупые прихоти и ещё оставалось, что я откапливала, не зная даже на что. Себастьян с первого раза предупредил, что я не благодарила за деньги, объясняясь, что это его обязанности. Он, как и братья, чувствовал на себе вину за моё сиротство, но я даже не давала им повода там мыслить. Они не виноваты в произошедшем, а виновные давно мертвы. Но по сей день Себастьян заботится обо мне в финансовом плане, даря всё, о чём я даже мечтать не могла. Подарил другую семью, чувство защищённости и тепла, когда я лишилась всего. Он также всегда готов меня выслушать и поддержать, стать названным отцом, но почему-то я чувствовала именно свою вину в некой пропасти между нами. Слишком огромная благодарность и уважение к этому мужчине не позволяли мне переходить грань, что была между нами. И вот, я снова держала сумму на ближайший месяц. Раньше Коди занимался моими финансовыми проблемами и через меня деньги практически не проходили. Но год назад я настояла, чтобы их хотя бы выдавали мне лично. Хотела распоряжаться деньгами, оплачивать жильё, что осталось от родителей и жить именно в той квартире, где и жила до нашего знакомства с Себастьяном, пока он настаивал купить мне новую квартиру, чтобы я не сталкивалась с прошлым. Каким бы суровым, строгим мужчиной ни был Себастьян, ко мне он всегда был мил, уступчив, всепрощающим, пока многим было непростительно идти против его приказов. От него веяло отцовским уютом. — Мортимер сказал, что я на неопределённый строк не буду появляться в Барбадесе, — произнесла я, пока Себастьян глядел на меня, молча спрашивая: «У тебя есть какие-то вопросы ко мне?». — Есть определённые обстоятельства, при которых тебе лучше находиться под нашим присмотром, — ответил он, усаживаясь в кресло напротив. — Хорошо, — я кивнула, поджимая пальцами конверт. — Я не против… — Со школой не будет проблем, я навещу твоего классного руководителя, как только появится возможность. — Угу… — Вера. — Себастьян опустился на локти, упираясь ими в колени. — Тебя что-то тревожит… — Я хотела попросить о помощи, Себастьян, — вздохнула я, встречаясь с ним взглядом. — Ты знаешь, я помогу тебе, чем смогу, только скажи. — Помощь нужна не мне… К этому разговору я готовилась несколько месяцев, но начинать его оказалось намного сложнее. Хотела сделать это намного раньше, но даже не могла просить о чём-то, пока Себастьян и братья были по уши в проблемах, связанных с работой. Я бы их ещё сильнее напрягла, а шансы на согласие с моей просьбой были бы минимальными в нынешних условиях. — Близнецы Китчи, — выдала я, а выражение лица Себастьяна уже ничего хорошего не сулило. — Их постоянно избивает отец, надо спасти от него. — Вера, они его дети. — Но их избивает, Себастьян, вы же знаете. Как можно на это закрывать глаза? Все знают, что Изуро будто пытает собственный отец, называя это закалкой. Инна попадает под руку, когда пытается защитить его! Себастьян покачала головой, но не стал меня перебивать. — Я видела собственными глазами побои. Их вывезли в больницу, а вернули обратно только две недели назад. Они были в городе больше месяца. Не просто так, да? Себастьян, вы же знали это всё, ведь так? — Я ничем не смогу помочь им, Вера, — сказал Глава, от чего печаль начала отзываться покалыванием в веках и в непрошенных, подступивших слезах. — Совсем? Себастьян… Ну как же так? — Это дети Тристана, не мои. Изуро — наследник. И что же ты хочешь, чтобы я сделал? — Забрать их, вывезти из Александрии, чтобы… — Нет, — перебил он, не желая даже слушать моё предложение до конца. Я опустила голову и плечи, закрывая глаза, чтобы не дать волю слезам. Нет. А если Себастьян ничего не сможет сделать, то и братья тоже, и я… Слёзы прокатились по моим щекам, и я закивала, говоря этим, что у меня больше нет вопросов. Разговор можно считать закрытым. Себастьян поднялся с места, уходя к окну, а я с ним, обходя кресло и ступая к двери. — Я поговорю с Тристаном, — тихо вздохнул он. — Забрать детей из Александрии — исключено, но я постараюсь вразумить их отца. Я обернулась к нему, держась за ручку. Печальная улыбка потянулась по щекам, а лёгкое облегчение защемило внутри. Захотелось подбежать к Себастьяну и благодарно, крепко обнять, но я сдержала себя, понимая, что после этого мы почувствуем неловкость. — Правда? — улыбнулась я. — Да, я постараюсь, но это всё, что я могу сделать. По крайней мере, пока что. — Спасибо, Себастьян. Я у Вас в долгу. — Не за что ещё, — улыбнулся он одним уголком губ в ответ и кивнул на дверь. — Ты должна выспаться. Завтра у нас с твоими братьями состоится важный разговор о планах на ближайшие полгода…***
Выбираясь из кареты и взявшись за поданную руку Андре, я прикрыла пальто, спасаясь от холодного октябрьского ветра. Перед нами распласталось поле с зыбкой почвой под ногами. Толпы Клинков собрались в ряды, окружая территорию, беря в кольцо. Меня просили не выходить, пока всё не будет готово, лишь не мёрзнуть. Хотя, нет. Меня не простили. Это был приказ Андре, с которым я не имела право спорить. Он крепко держал меня за руку, переплетая свои крепкие пальцы с моими и прижимая ладонь к моей. От этого странного, непохожего на него жеста у меня раскраснелись щёки, чего я сама не поняла и попыталась скрыть за платком, перевязанным на голове. Не глядела на него, лишь бы не столкнуться взглядами и окончательно не превратиться в помидорку. — Ты замёрзла? — Заметил Андре, как я ссутулилась. — Нет, всё нормально, — улыбнулась я, так и не подняв на него глаза, но чувствуя его взор на себе. Мы прошли сквозь расступившуюся толпу, останавливаясь рядом с дядей Йеном и дядей Джошуа. — Как ты, Вера? — спросил отец Лиама, словно забирая меня из рук Андре, когда он оставил меня с ними и прошёл к Главе, стоявшего поблизости. — В порядке… Мужчины встали с обеих сторон, глядя вместе со мной, как лопаты вскинули на край свежевырытой ямы и оттуда вылезли подчинённые, кивнув Главе. Из кареты рядом Лиам грубо вытянул хныкающего предателя. Я заметила, что все ножевые ранения на нём зашили, чтобы он не истёк кровью раньше времени, а руки были перебинтованы от кончиков пальцев по локти. С отвращением бросив его лицом в землю, Лиам еле сдержал себя, чтобы не ударить его и отступил к нам. Я без слов взяла его под руку, а Себастьян в это время подозвал к себе дядю Йена. Опустив щёку на плечо брата, я наблюдала за предателем, которому оглашали приговор. Андре вышел из кареты, держа в руках лупару. Он передал её в руки Йена и отошёл к Главе, становясь по левое плечо, пока Мортимер стоял по правую сторону. Я хотела запечатлеть этот момент во всех красках. Как огласили приговор, как рыдал этот кусок дерьма, пока его заставили встать на обе ноги. И как дядя Йен поднял оружие, совершая виндетту за своего сына. Выстрел прогремел на всю округу, а предатель пал спиной прямо в яму, которую начали сразу же закапывать, пока он хрипел и корчился в последних секундах своей жизни. Нас всех сразу же увели. Только Себастьян, Андре, Мортимер и дядя Йен стали ждать последнего взмаха лопаты, а предатель останется гнить под землёй. За Коди, за честь, за Клинков.***
Ноябрьский дождь хлестал по ткани зонта, прикрывающего моё тёмное одеяние. Такое же чёрное, что и на каждом присутствующем на городском кладбище. Я глядела только в землю под ногами, не желая поднимать глаза на могильную плитку. Слышала слова о горькой утрате, соболезнованиях. Цепляясь пальцами за пальто Мортимера, я желала поскорее убраться подальше. Только не это. Только не его могила. Но я должна была стоять, вытерпеть. Когда прощание подошло к концу, а гроб закопали, я всё-таки посмотрела на могилу.Коди Рид
02 июня 803 г. — 9 ноября 830 г.
Солдат, не сдавшийся даже в клетке
Солдат, переродившийся в война
Зажмурившись, лишь бы не видеть этих строк, я отвернулась, глядя через плечо и замечая карету, остановившуюся рядом с нашими машинами. Со мной обернулись все присутствующие, а из открывшейся дверцы вышел мужчина. В другой руке, которой я держалась за Лиама, я почувствовала, как он поддался вперёд, но я сдержала его и он сам очухался. По всем описаниям, что я слышала, этот мужчина — Адам Джагер. Держа голову высоко, он прошёл мимо наших солдат, зная, что по нашему кодексу чести кладбище — мирная территория. Никто здесь на него не нападёт и он этим пользовался. Держа в одной руке раскрывшийся зон, а в другой букет бледных цветов, он прошёл мимо нас, пока я провожала его взглядом до самой могилы. Он опустил букет к десяткам другим, и неторопливо прочёл строки на надгробии. Я умоляла Лиама, взяв его за подбородок и заставляя смотреть на меня. Только не на Адама. Оно того не стоит. Пожалуйста. Адам медленно поднялся и отступил, остановившись на пару секунд рядом с Себастьяном. Оба, в течение пары секунд, смотрели друг другу в глаза, не обмолвившись ни словечком. А после Адам ушёл, садясь в карету и уезжая прочь. Через три дня выпал первый снег. И мы отправились в особняк к чёрту на рога, зимовать, прощаясь с городами до весны.***
Апрель 831 год
Тюремный надзиратель в лёгкой походке прошёл пост и вошёл в коридоры тюремного блока. Подбрасывая ключи из руки в руку, он спустился в подвал, где встретил товарища и направился вместе с ним к самой дальней камере. Петли тяжёлой двери заскрипели, как только ключ провернулся в замочной скважине. Кромешная тьма создавала иллюзию пустоты, словно и нет там заключённого. И не должно быть его там, ведь он мёртв. Одна тьма: нет ни окон, ни лишней мебели, кроме ведра в углу и тонкого матраса вдоль стены помещения три на три метра. — Выходи, Рид, — приказал сотрудник, махнув рукой. Из дальнего угла послышался шелест тюремной робы о стену. Силуэт, что привык к темноте, медленно проскользнул по стене, поднимаясь на ноги, а голые ноги тихо зашлёпали по бетону. — Что… — заговорил тихий хриплый голос, — уже прошло тридцать пять лет? Первое, что показалось, когда заключённый приблизился — акулья улыбка от уха до уха, с блеснувшими золотом вставными клыками и жевательными зубами. Тёмные коротко стриженные волосы едва слипались от пота, словно недавно мужчина успел потренироваться, лишь бы размять затёкшее тело. — На выход, воскресший…