Вера
Четвёртый день начался со звона будильника и моего поспешного подъёма. Но по звукам вокруг ничего не изменилось. Всё так же тоскливо тихо. Куда ни глянь, в какую комнату ни зайди, всё равно братьев нигде нет. Четвёртый день, и по моим расчётам они уже должны были вернуться. Хотя бы один из четырёх должен был заявиться. Но нет. Единственным человеком, которого я могла встретить в этом огромном особняке, была Долорес. Но с отсутствием большинства жителей, скуке места никогда не было. Большая территория требует громадного, тяжкого и каждодневного труда. День за днём, а следующий начинался как обычно — с раннего подъёма без возможности полежать хотя бы минуточку. Андре бы убил, если кто-нибудь утром решит лишить его этой возможности, но у меня не было выбора. Есть обязанности и ответственность, что мне, как один, твердили братья. Даже Долорес просыпалась позже меня. В первый же день отсутствия братьев мы встретились на кухне. Я уже натаскала воды в бочки в ванных, в котельную и для собак. При встрече с ней я стирала сотый слой пота со лба и помешивала в огромном чане только приготовленную еду для собак, дабы она быстрее остыла. — Доброе утро, моя помощница. — Ласковый и сонный голос послышался со спины, а за ним моей макушки коснулся нежный поцелуй и поглаживания тёплой ладони. — Доброе, Долорес. Я с улыбкой обернулась к ней и продолжала помешивать. — Ты уже натаскала воду?! — Огляделась Долорес, видя бочки по углам, приготовленные для готовки. Подошла ко мне и растёрла заботливыми движениями поясницу. — Не надорвала? — Нет, я брала пояс для спины Лиама, чтобы давления не было, и понемногу таскала. — У нас была же ещё вода, на сегодня могло хватить, да и мальчики должны приехать, хотя бы один. — Они приедут уставшими, — я тяжело вздохнула. — Не хочу с порога напрягать делами. А в ванной всё равно закончилась вода, которую нам натаскал Лиам. Вот я и увлеклась, почему бы и нет. — Так. — Остановила меня Долорес, взяв за обе кисти, только я решила взяться за чан прихватками и потащить к собакам. — Раскладывай по мискам и неси по две. — Это долго! — возмутилась я, нахмурившись и ставя чан на место. — Ничего страшного, тебя никто не гонит. — Накрыла моё плечо ладонью Долорес и встретилась взглядом с моим. — Побереги себя смолоду, дитятко! Ты хоть и очень ответственная и сильная, но такой тяжкий труд быстро принесёт плоды. Хочешь с больной спиной, как Лиам ходить или как я лишиться возможности подарить этому миру жизнь? От напоминания проблем со здоровьем Лиама и самой Долорес сердце неприятно кольнуло. Но я в который раз была удивлена открытости женщины, стоящей передо мной. Любая другая, пережив такой «приговор», не пожелала бы даже заикнуться о произошедшем. Долорес родилась и выросла в неблагоприятных условиях общины в лесах, но проблемы со здоровьем были первой причиной для поездки в город. Там же после обследования врач уже ни чем не мог ей помочь, ведь единственное, что могло спасти Долорес — операция, после которой она не смогла бы забеременеть. Она пережила это, отдав всю любовь, которую могла вложить в собственных детей, в своего племянника, Вальридера Грубера Третьего, и в нас с братьями. Она же, научившись на своём опыте, помогала другим растущим девушкам в Александрие не подвергнуть риску своё только формирующееся здоровье в условиях жесткой природы вокруг. Долорес по-прежнему борется с последствиями операции, ведь пострадало женское здоровье, питающее своей силой организм. Её гормональный фон нарушен, с каждым годом тело старело совсем не по её возрасту, лишний вес был причиной постоянной отдышки от тяжёлой физической активности, а кожа и волосы были сухими. Но даже такие проблемы не убили в ней настоящую красавицу. Она прекрасна и я напоминаю ей это каждый раз, когда она с печалью глядит на себя в зеркало. Но я ни разу не видела в ней настоящего отчаяния, и она сама искренне говорила, что ни о чём не жалеет. Всё, что она хотела — помогать, заботиться и наставлять любимых ей людей. А всё, что оставалось мне — кивнуть на её напоминание позаботиться о себе, смириться и раскладывать по мискам еду. — Что с тобой? Ты стала очень хозяйственной, на месте совсем не сидишь, — сказала она, начищая овощи. — Братья уехали, а дома много дел изо дня в день. Одни собаки занимают несколько часов. Почва сухая, мы можем лишиться урожая, если пренебречь поливом, а ещё есть готовка и уборка дома. — Последние два пункта мои, я их не отдам, — Долорес перевела достаточно важную часть моих мыслей в последнее время в шутку и рассмеялась, но после не изменившейся серьёзности в моём лице смутилась. — Что с тобой, Вера, тебя что-то тревожит? — Я должна быть ответственной и хозяйственной, — строго ответила я, достав ещё две миски из ящика. — Почему-то я слышу нотки заготовленной речи или того, во что тебя заставили верить, Вера, — предупредила проницательная и мудрая Долорес, намекая, что она меня раскусила. — Конечно, ведь меня не только ты воспитываешь, но и четверо братьев. Каждый из них учит меня, и я с ними полностью согласна. — Вера-а, — неодобрительно вздохнула Долорес. — Кажется мне, что ты слишком близко принимаешь наставления братьев. — Почему это ты так решила? — Потому что я знаю своих мальчиков, — рассуждала она, подкидывая несколько дров в печь и ставя на огонь вариться овощи. — Я знаю, что Мортимер тайком забирал у тебя из рук садовые инструменты и делал твою работу, лишь бы ты не поранилась. Коди и Лиам никогда не наседали на тебя, берегли, но и давали поручения в силу твоих возможностей. А вот Андре… — А Андре хоть и самый младший, но самый строгий, — договорила я за неё. — Да, дорогая. Подскажи-ка, я рассказывала тебе, почему Себастьян взял и Андре, и Мортимера на пост Консильери? — Они дополняют друг друга, — ответила я, пожав плечами. — У каждого есть очень сильные стороны, которые проигнорировать и не поставить на пост Консильери — огромнейшая ошибка. — Правильно, — удовлетворённо кивнула Долорес. Как только я закончила с мисками, она вручила мне несколько овощей с ножом и доской. Отвела к кухонным тумбам и усадила на стул напротив её стула, на который она уселась, продолжая чистить овощи. — Мортимер вырос в семье верного солдата. И с детства наш мальчик научился использовать свою миловидную внешность, развив навык дипломатии. Он неконфликтный и мастерки находит общий язык с людьми вокруг, решая большинство вопросов, не вытащив оружие из кобуры. Как такого человека не заметить, чья чистая репутация говорит за него, а его мнение — мудрость. Андре же славится пугающей молчаливостью, сложным характером и непредсказуемостью, ведь никогда не знаешь, что от него ожидать. Такого человека нежелательно держать в списке врагов. Андре силён и такой же стратег, как и Мортимер. Он тоже родился в семье солдата Клинка. И знает каждого подчинённого, и даже каждого соучастника и приближённого. Андре путешествовал по всем владениям Клинка, и был готов приложить силу, надавить, когда мирному решению, которого придерживается Мортимер, не было шанса. Андре везде найдёт выход, а в паре с Мортимером они несокрушимы. — К чему ты клонишь? — спросила я, не понимая, какое это имеет отношение к теме нашего разговора. — Мнение каждого из них для тебя приоритетно, потому что свои «чары» они использовали и в общении с тобой. Я это не одобряю. Я только хотела возмутиться, но не стала перебивать Долорес. Знала, на что она намекала, ведь не раз указывала на мою зависимость от братьев. С каждым годом моего взросления в их обществе она отмечала это всё чаще, что, не буду лукавить, ранило меня. Укололо в больное, по неизвестной мне причине, место. Почему мне неприятно это признавать? Это разве так плохо, что мнение братьев приоритетно для меня? Я не понимала, почему Долорес это так настораживает… — И когда я указала на это и попросила больше такого не повторять, — продолжила она, — ведь они не работе, все меня послушали, но Андре всё равно… Как бы это сказать, чтобы ты поняла о чём я… Хм… Андре не силён в дипломатии, как Мортимер, он это сам признаёт и старается скрыть молчаливостью своё неумение правильно разговаривать с окружающими, лишь бы не обидеть. — Он бывает груб, — согласилась я, пару раз кивнув. — Да, Вера, и если он говорит тебе: «Возьми и пойди что-нибудь сделать дома иначе станешь ленивой, безалаберной хозяйкой», — то переведи это в «Вера, помоги, пожалуйста, по дому. Я переживаю, что ты что-то упустишь». — Сложно это с ним… — ответила я, вздохнув и взявшись за следующий овощ. — Когда они уезжали, Андре в грубой форме напомнил мне помогать тебе, а когда они вернутся, он обязательно спросит у тебя и проверит, как я справилась. Долорес рассмеялась и покачала головой. — Думаю, он просто не хотел грустных прощаний и решил заполнить атмосферу отстранённой темой. А предупреждение… Я конечно поругаю его, но и ты прими это, как часть его языка. Как мне сказал Себастьян, Андре с детства рвался решать проблемы самостоятельно, а иногда приходилось пригрозить кому-либо, чтобы тот выполнил свои обязанности. Что ты ему ответила? — Чтобы он не командовал мной. — Если это точно так, как ты сказала, то ты поступила очень правильно, напомнив ему не командовать. Он не на работе, и не с подчинённым разговаривал. Что он ответил? — Ну, тогда у него резко изменилось выражение лица, стало добрее, а затем он поднял мою руку за кисть и поцеловал тыльную сторону ладони. Так он без слов попросил прощения и признал свою неправоту? — Да, я уверена, Андре неглупый мальчик и больше этого не повторится. Он умеет делать выводы из разного рода ситуаций, и даже из этой. Ты же не первый год знакома с мальчиками, и должна была понять каждого, Вера. — Я знаю про каждого, просто Андре и правда самый сложный характером. А иногда бывает так груб, что это сбивает с толку и обижает. — Он поймёт, просто ему больше всех надо времени, чтобы правильно общаться с женщинами, особенно с молодой девушкой, как ты, моя ненаглядная. — Щёлкнула меня по носу Долорес. — Ведь встретили они тебя, когда ты была ещё ребёнком, а сейчас уже девушка. А ещё, могу сделать вывод, что Андре, как и остальные по-настоящему чувствует тебя своей семьёй. А когда мы в кругу близких людей, чаще всего можем не следить за словами, как это делаем с малознакомыми. Своих порой не боимся обидеть, и я уверена, что Андре этим тоже грешит. Он просто привык к тебе и расслаблен, не следит за языком… А хотя-я-я… — помедлила она, приложив палец к губам. — Нет, это больше к Коди подходит. Со своими у него развязывается язык. Мы обе рассмеялись и отложили начищенные овощи. Разговор о братьях напомнил мне то, что я знала, хоть и не решилась приостанавливать Долорес. Мне, конечно же, хватило времени, чтобы знать, кто такой Андре, но Долорес слишком увлечённо об этом говорила, что мне было только на радость послушать и понять, что я сделала правильный анализ о братьях. Ещё одной причиной, по которой я была уверена, что знаю Андре намного лучше Долорес, стало наше общение наедине. Андре словно даже при братьях старался не показывать свою чувствительную и добрую натуру. Когда мы все вместе, он молчалив и довольно холоден. Но со мной наедине он намного добрее и ласковее. Я понимаю, какой семьёй бы мы ни были, они все работают вместе, имея свою репутацию. Но мне не понять мужские принципы, что даже при семье они стараются держаться отстранённо, словно это ранит их репутацию. Для меня это глупая точка зрения, но братьев мне не переубедить. Всё, что они мне ответят так это то, что я ничего не понимаю в их работе и в понятиях в кругу Клинка. Пусть будет так. Я согласна с ними, что мало знаю о Клинке. — Чего загрустила? — коснулась моей щеки Долорес, пока я задумалась о своём и потеряла связь с реальностью. — Скучаю… по ним… — Поджала губы я, опуская голову. — Без братьев плохо. Без активности Лиама, который мог перевернуть весь дом от своей рвущейся из тела энергичности. Мне не хватает нашей души компании по имени Коди. Я скучаю по уюту и объятиям Мортимера. С ним можно говорить о чём угодно, без стеснений и на самые откровенные темы, хоть я девочка, а он уже мужчина. И Андре, который хоть и не любит болтать, но всегда рад меня слушать. А ещё с ним можно просто молчать и это даже не добавит неловкости обстановке. Пока он боится показывать свою любовь словами, ведь может выразиться неправильно, за него говорят его заботливые действия… Я переживаю за них. — Они взрослые мужчины, Вера. — Вытирая влажные руки о фартук, Долорес забрала миску с начищенными овощами и унесла их промывать в тазу. — У тебя каникулы, так отдыхай, пока есть время. У них столько свободного времени нет, поэтому всё, что остаётся, так это ждать их возвращения. — Ладно. — Я встала с места, поднимая две миски для собак. — Пойду, отвлекусь от ненужных мыслей работой. — Побереги себя! — крикнула мне вслед Долорес. — И ты себя!.. Зная, что ловушек на пути к псарне нет, я вышла через главный вход и повернула направо, двигаясь по тропе, которая становилась всё уже. В паре шагов от одноэтажного деревянного здания собаки услышали меня, и разнёсся радостный вой и лай. — Иду, иду, мои хорошие! — Не могла сдержать улыбку я, разделяя все те эмоции, которые чувствует Коди, находясь с собаками. Ключ внутрь висел на гвозде под крышкой, вырезанной когда-то из старого резинового ботинка. Будто это было вчера, помню, как Коди смутил мой звонкий смех от увиденного. Он махнул на меня рукой, говоря, что я ещё не привыкла к сельской местности, и дал мне три попытки угадать, почему ключ и сам амбарный замок прикрыты резиной. Я так и не смогла угадать, и Коди ответил, что под резиновой «крышкой» замок не проржавеет. А ключ висит прямо рядом с ним, чтобы тот, кому нужно войти, не ходил в поисках того, в чьей связке находится ключ. Здесь нет соседей, воровать никто не придёт, но иногда собак надо запирать, потому дверь нельзя держать просто открытой. Отставив миски на землю и сняв ключ с гвоздя, я оторвала себя от тоски по брату и приложила силу, чтобы сдвинуть тяжёлую дверь. В нос ударил запах псины из высоких и свободных вольеров по обе стороны, сена, которое хранилось на открытом чердаке и трав, которые сушились при входе. Каким бы хозяином наравне с братьями я ни была, всё равно в псарне считала себя гостем на территории Коди. Рядом стоял накрытый тканью верстак и стойка с разными садовыми инструментами, мимо которых я сразу же прошла. Собаки уже были голодными, энергично просили еды, становясь на задние лапки и мило протягивая две передние лапки у мордочек. Все девять собак были обучены разными командами, всегда понимали Коди. А вот я всё равно побаивалась. Проходя коридор между вольерами по обе стороны, я установила две миски на стойку, которую Коди сам вырезал из дерева. Собаки, видя еду, ещё сильнее завыли и перебежали ближе ко мне, становясь на задние лапы и упираясь передними в сетчатый забор. — Сейчас, сейчас, всем принесу! Так я натаскала все девять мисок и проверила механизмы на дверях в вольеры. Коди знал, что мне страшно выпускать всех самостоятельно, поэтому придумал для меня один из вариантов открытия вольеров. Привязав к защёлкам верёвки, я поднялась на чердак по хлипкой лестнице и дёрнула за верёвки. Двери отворились и все девять собак выбежали к стойке, чуть ли не сбивая друг друга. По этой же причине я боялась открывать самостоятельно и оказаться у них на дороге, хоть и Коди заверил, что у собак нет пищевой агрессии. В любом случае, они охотничьи и сторожевые псы, большие упитанные собаки. Мне по-прежнему сложно привыкнуть, но есть обязанности. Все они остановились, опуская морды к мискам и ожидая команды. — Умнички, — прошептала я, спускаясь к ним. Как только я проверила, что каждый нашёл своё место я дала команду: — Можно! И девять собак начали быстро и жадно хватать куски мяса, овощи и отваренные яйца из мисок — всё то, что Коди написал для меня в списке, в котором была подчёркнута строчка «уделить каждому внимание, прежде чем выпускать в сады». Этим я и занялась, когда они доели, а миски я отнесла обратно. Как я и отметила, собак девять, и у всех кличка — его номер. Нечётные, например, как Первая, Третья, Пятая, Седьмая и Девятая — самки. А чётные — самцы. У всех есть ошейники, со своим номером. Первые четыре номера были пойнтерами, а остальные пять породы гампр. Когда собаки разошлись на свои лежанки, переваривать съеденное, я села на табурет у входа и подозвала к себе Девятую. Она неохотно вышла из открытого вольера и подошла ко мне. Ещё большеватый для нового щенка ошейник смешно болтался на ней. — Умничка. — Дала я ей лакомство и увидела, как Третья подняла голову и следила за мной. — Что? Я ничего плохого твоему ребёночку не сделаю, не переживай. И к моему удивлению, Третья снова подтвердила мнение, что собаки всё понимают, и расслабилась, опуская голову на свои лапы. Так я поигралась и нагладила каждого. Удивительно, но такие сторожевые и охотничьи псы были только рады ласкам. Скорее всего, это воспитание Коди. Он старался сделать их дружелюбными к обитателям дома. Брат целыми часами пропадал с собаками, разговаривал с ними, учил командам, игрался. Каждый нечётный или чётный день недели брал гулять с собой собак с нужными номерами. В любой чётный день я знала, что за Коди с полудня до заката хвостом будут бегать самцы. И даже если брат приляжет подремать, они лягут вокруг него. С нечётными днями была та же история. Так они привыкали к дому, учились следовать за хозяином и отучаться от агрессии к другим домашним. Как бы Долорес ни ругалась на Коди, что собаки могут занести в дом грязь, брат был неумолим. — Собаки — часть семьи! — всё, что он отвечал, и всем приходилось смириться. Эти споры закончились в первые годы нашей совместной жизни. Сейчас все привыкли. В первое время я переживала, что какая-нибудь собачка точно угодит в ловушки, расставленные в садах перед особняком. Но брат заверил, что они покрыты смесью лавандового масла, перца, табака и цитрусов, которым он регулярно их смазывает. Даже меня порой спасала эта вонь на пути, когда я могла вот-вот угодить в ловушку. А собаки со своим чутьём тем более обходят их стороной от такого яркого запашка. Последняя на очереди к ласкам была Пятая. — Ух! У тебя уже такой животик! Ещё немного и ты принесёшь нам щеночков, да, красавица? — Наглаживала я животик и набухшие молочные железы собаки. Она перелегла на бочок и приподнимая лапки, давая мне простор для ласк. — Тяжело, наверное, да? Ничего, скоро родишь, и всё будет хорошо. Оставив поцелуй на мордочке и потискав за ухом, я встала с места, а Пятая вместе со мной. — Ко мне! — Дала я команду и всё девять собак собрались рядом со мной. — Я вас выпущу, в два часа ещё раз накормлю и после ужина запру, поняли? Всё… Гуляйте! Собаки выбежали в открытую дверь из псарни, но несколько в дверях обернулись на меня, виляя хвостами. — Нет, мои хорошие. — Поняла я, почему они остались, ведь если вчера брат других брал с собой, то настала их очередь гулять за ним. — Я не Коди, хоть сегодня и чётный день, но я вас с собой не поведу в огород, вы всё перетопчите. Идите. Оставшиеся собаки неторопливо вышли за двери, а я тихо рассмеялась. — Всё вы понимаете… В тот же день, когда я зашла в комнату и собралась в душ, дабы смыть с себя грязищу из огорода, из окна донёсся до дрожи знакомый и громкий гул рупора. Такой тяжёлый и низкий. Осведомляющий, что мы с Долорес уже не одни. Я бросила всё, что держала в руках, и молниеносно выбежала из комнаты. Перебегая по широким коридорам и спускаясь в главное крыло, я столкнулась с Долорес, которая вытирала все поверхности в зале у главного входа в здание. Она бросила тряпку в таз и уже вытирала руки от влаги, чтобы начать быстро искать блокнот в ящиках главного круглого стола, который встречал каждого человека на входе. — Он у меня! Я подняла увесистый и плотный блокнот с перетянутой кожей обложкой. — Мортимер сказал, что он заполнил его и оставил в кабинете братьев. Забрала по пути. — Я глянула в окно, вытирая вспотевшую от волнения ладонь о брюки. — Я пойду. — Справишься? — удивилась Долорес. — Да, Андре тысячу раз мне напомнил перед отъездом, что делать. — Ладно, ступай. Перебегая через кусты, срезая путь через сады, я увидела у кромки высокого леса дорогу, по которой легко выехать с территории. Она не так прокатана, как привычная, по которой приезжают братья. Да и сделана она совсем не для нас… Отдышавшись, я перепрыгнула деревянное ограждение и приземлилась обеими ногами на траву, перемешенную со щебёнкой. Скрытые густыми деревьями ворота были уже открыты, а передо мной остановилось три повозки. Из первой спустился мужчина, при виде которого я сразу упала на одно колено, отбросив блокнот и сцепив руки за спиной. Тёмное одеяние почти скрывало поданную руку, но я всё равно подняла голову, касаясь холодной кожи и касаясь губами тыльной стороны крепкой ладони. И поднялась на обе ноги, подняв блокнот. — Здравствуйте, Бенджамин. Передо мной стоял самый старший из четырёх Глав. Бенджамин Кингстон. Как бы я ни пыталась не смотреть в глаза от волнения, я всё равно столкнулась с его взором, пропитанным добротой. Его длинные едва поседевшие волосы спадали на плечи, которые не мог спрятать даже глубокий капюшон. Мужчина скинул его с головы и с приятным удивлением осмотрел меня. — Доброго дня, Вера, — сказал он своим самым доброжелательным, бархатистым голосом. Паутинка из морщин только добавляла его вечно добрым глазам некого отцовского обаяния, но физическая подготовка и тренировки ему не давали постареть. Ещё несколько лет назад встретившись с ним, я заметила, что на вид он был самым приятным из всех четырёх Глав Тьмы. Даже Себастьян, что был мне ближе всех остальных из них, не сравнится с тем уютом, который приносил Бенджамин, только появляясь рядом. От Себастьяна веет строгостью из-за его мужественного вида. Свою роль сыграла и репутация Главы мафии, когда я даже лично не успела с ним познакомиться. Я уже понимала, что непростой человек придёт ко мне знакомиться. — Ты одна? — спросил Бенджамин. — Да, братья уехали вместе с Себастьяном. Сегодня Вас встречаю я. — Похвально. То, что было необходимо спросить, слишком сложно вытянуть из себя. Но сглатывая ком в горле, я всё же произнесла: — Мне надо записать… Кто выехал и причину поездки. — Да, конечно. — Взмахнул рукой, мужчина и указал на повозки за собой. — Урожай выдался на славу в этом сезоне, — подметил он, пока я разглядела надписи на ящиках и стала записывать перечень товаров, которые вывозили на продажу на рынках. — У вас как? — Эм… Всё хорошо, засуха правда, но мы принимаем меры, чтобы сбор был лучше прошлогоднего. — Чудно! Мужская ладонь аккуратно потрепала моё плечо, пока я с натянутой улыбкой записывала в блокнот. Компания Бенджамина была приятной, но единственное, что настораживало меня — такое раннее появление Банджамина и его людей. Братья уезжали и заверили меня, что никто не планировал покидать Александрию, но на всякий случай напомнили мне, что делать, если услышу гул рупора. Товары в повозках были ответом на графу «причина поездки» в моём блокноте, но количества было явно недостаточно, чтобы совершать такой путь. Раньше выезжало около десяти повозок, а сейчас только три. И чёрт меня дёрнул глянуть в самую первую. Там под навесом я увидела двух черноволосых детей. Они были младше меня, но я не могла понять, кто они, хотя были достаточно знакомы мне на вид. От их позы, в которой они прижимались друг к другу, склоняя голову и подрагивая, мне стало слишком неуютно. И пока я задержала на пару секунд на них свой взгляд, взор одного поднялся прямо ко мне. Я была готова вскрикнуть от злобного взгляда и забитого внешнего вида девочки. На её правой скуле виднелся фиолетовый синяк, в волосках брови была запёкшаяся кровь, скрывая рану. В первую долю секунды она словно обвиняла меня своим взглядом, но в следующую секунду я увидела самый настоящий страх. Страх за себя и за того, чью кисть она так крепко держала. Её брат-близнец поднял голову следом за сестрой и от его разбитого лица по мне прошёлся холодок. Оба глаза парня распухли, но сейчас выглядели лучше, чем, как я предполагала, днями ранее. На вырезе тёмного одеяния я видела кровавые бинты, они же выделялись сквозь одежду своими толстыми слоями. «Помоги», — умоляли меня их глаза, а я замерла на месте, не имея сил даже открыть рот или хотя бы моргнуть. Я поняла, что вся причина — отгрузка товаров — лишь фальшь. А настоящая причина — вывезти на приём к врачу этих близнецов. Они выглядели очень плохо, что мне хотелось разрыдаться и хоть как-то помочь. Я с трудом, но узнала их. Инна и Изуро Китч. И вспомнила, кто их отец. Ведь сразу же, как они оба то ли от испуга, то ли по реакции опустили головы и прижались друг к другу ещё сильнее, я встретилась с пугающими глазами. Тристан Китч. Ещё один Глава Александрии, чью репутацию домашнего тирана знал не каждый. Только тот, кто часто бывал внутри коридоров Тьмы или имел в кругу близких, кто там бывает, знали слухи. Слухи о том, как он часто прикладывает силу к воспитанию своих детей. В редкие случаи встречи с близнецами, я все равно находила следы побоев: разбитые губы, синяки на руках от хлыста или грубой хватки отца. Да он даже не боялся бить их по лицу с неведомой жестокостью, что многие знали и слышали, как кричал Изуро, когда ему вправляли челюсть после удара отца. Но на все побои было одно оправдание — дети Тристана участвуют в тренировках среди солдат Тьмы, так один из них станет наследником, а точнее Изуро. Я знаю не понаслышке, какими они могут быть жестокими и беспощадными. Никого из солдат не щадят, особенно наследников и наёмников. Но тренировки — совсем не та причина, по которой сейчас их вывозят. Тристан словно прожёг меня своим грозным взглядом, и тогда я только поняла, что должна поклониться. Пав снова на одно колено и сцепив руки за спиной, я также быстро встала на обе ноги. Но когда снова глянула на детей, то взор мне перегородила упавшая шторка. Я хотела спросить Бенджамина о том, что сейчас увидела, но не имела право. Поэтому быстро дописала в своём блокноте и кивнула, опустив взгляд в землю. — Готово, — тихо выдал мой печальный голос, пока я пыталась сдержать слезу от сострадания. — Благодарю, Вера, — ответил Бенджамин и направился к лошади. Я проводила повозки, стоя на одном колене в знак прощания, и дала волю слезе, которая быстро прокатилась по моей щеке. Инна, Изуро… Обещаю, я что-нибудь сделаю… Долорес я не стала ничего говорить, так как она ничем не сможет мне помочь. И только отговорит, когда узнает, что я собралась поговорить об увиденном именно с Себастьяном. Чувство вины и беспокойства терзало меня ещё два дня, я не забывала и отметила в своём дневнике «Поговорить о близнецах с Себастьяном. Помочь». Почти на закате третьего дня снова пронёсся гул рупора, только звонкий, оповещающий, что строй возвращается. Встретила я их на том же месте, но как бы ни старалась, я всё равно не смогла разглядеть близнецов в повозке. Скорее всего, они остались в больнице, так как выглядели слишком болезненно. Каждый солдат в строю выглядел обеспокоенно, Бенджамин с первых секунд попросил меня предупредить Долорес, чтобы именно она вышла их встречать на следующий день, когда они снова отправятся в город. В шесть утра. И вот четвёртый день, когда до сих пор ни один из братьев не явился, а просьба Бенджамина не оставила мне выбора. Я предупредила Долорес, как он и просил, но проснулась, чтобы подслушать их встречу. Я хотела успокоить себя, но даже не думала, что сделаю только хуже. Чем обернётся моё любопытство… Зная каждую скрипучую половицу, я последовала прямо за Долорес и спустилась через другой выход, чтобы улизнуть через кусты и высокие заросли, уходящие в сады. Когда она дошла до места встречи, каждый из солдат опустился на одно колено. Даже Бенджамин, ведь перед ним стояла племянница Александры и сестра Вальридера Грубера Второго. Я успела в этот момент улизнуть за кусты поближе, когда головы каждого были опущены к земле. Но тревога уже затаилась в сердце и терзала голову догадками, так как с Бенджамином были непростые солдаты. Это были наёмники. Весь строй из двадцати человек забран из Александрии. Любые проблемы Клинок старался решать самостоятельно, до последнего, но если Тристан отпустил всех своих людей, то только по просьбе Себастьяна. Значит… они не справляются самостоятельно… даже братья-головорезы бессильны в ситуации в которую попали и которую будут теперь решать наёмники. От того, как быстро сложились пазлы в голове, мне не стало легче, только тревожнее. Бенджамин примкнул губами к ладони Долорес и поднялся на обе ноги, дав сигнал солдатам отойти обратно к повозкам. Я воспользовалась моментом и подобралась ещё ближе, прячась за кустами и выглядывая через листву. Я не видела их полностью, только половину Долорес и повозки. — …Я оставлю трёх солдат… — тихо говорил Бенджамин, что я еле-еле могла его расслышать по кускам. — Так как неизвестно, когда появится Себастьян… а головорезы не вернутся в ближайшее время… Мне было поручено дать помощников. — Ч-что случилось? Показалась рука Бенджамина, и из повозки с навесом вышли двое мужчин с печалью в лицах, которые я никогда на них не видела. Йен Рид и Джошуа Бейкер, отцы Коди и Лиама. Два лучших друга с детства, вырастившие прекрасных мальчиков, ставших мне братьями, выглядели такими встревоженными, что совсем не было на них похоже. Лиам и Коди — копии своих отцов-весельчаков. В их домах всегда царил смех, жизнерадостность. В той же атмосфере они вырастили своих сыновей, наделив их такими светлыми качествами, которые не смогла затмить ужасающая жизнь Клинков и тяжёлые условия в общине. Братья не потеряли себя настоящих. Но вместо привычных улыбок на лицах этих мужчин, я видела только уныние и нездоровую бледность от того, что однозначно терзало их изнутри. Я хотела выбежать из укрытия и подбежать к отцам мои братьев, в их такие же тёплые объятия, ведь они всегда были рады мне и ждали в гости. Но меня отвлёк шум листвы прямо за спиной, на который я с ужасом обернулась. — Тебя видно. Облокотившись на дерево, передо мной стояли два мальчика, лица которых я едва видела в тени капюшона. Одного я знала, это был Тобиан. Парень лет десяти, с которым мы встречались на тренировках и в Александрие. Но второго я ни с кем не могла спутать, так как знала единственную семью с такими яркими чертами лица, как у него: янтарные яркие глаза и смуглая кожа. Я хорошо знала старших членов семьи Святых, но детей видела редко, так как большинство пустило корни в городах. Однако одного мальчика с ранних лет воспитывали наёмником в стенах Тьмы на закрытых учениях. Также он всегда слонялся в обществе отца и дяди, большую часть свободного от службы времени пропадая с ними. Я училась в одной школе с александрийцами, куда по связям их и меня пристроили под видом детишек из дальних деревень по программе «Образование каждому». Там же был и Тобиан. В школе я большую часть времени общалась именно в компании Александрийцев, что держалась дружно и подальше от «городской» шпаны и задир. Словно корнями вросла в землю, я глядела на мальчика лет пяти, стоящего рядом с Тобианом, вспоминая имя… И спустя пару секунд испуга, и боязни, что меня увидят, я очухалась, вспомнила его имя, а они остались стоять с невозмутимыми выражениями лиц, но скрылись от солдат за деревом. — Тобиан, Эдриан, не сдавайте меня… — прошептала я, поднимая ладони в умоляющем жесте. Они в течение пары секунд молчали, пялясь на меня, а затем Тобиан присел на корточки, прошмыгнув ко мне. — Эдриан, возвращайся к отцу. Ничего не говори, только скажи, что я отлить отошёл! Эдриан совсем не походил на пятилетнего. Скорее всего, своё дело сделали гены семейства Святых и образ жизни его отца. Мальчик уже выглядел, как будущий солдат Тьмы. Он слегка нахмурился, от чего дёрнулись его пухлые щёчки, но кивнул и ушёл обратно к повозкам. Я выбрала одежду под цвет листвы, но Тобиан всё равно распахнул свою тёмную и широкую накидку, под полы которой я спрятала лицо, как поступил и он. — Что ты здесь делаешь? — обеспокоенно прошептал парень. — А ты? Что ты делаешь среди наёмников? А Эдриан? Он же ещё совсем мал! — Он всегда с отцом… — смутился Тобиан, но вернул строгое лицо. — Меня накажут, если нас увидят. Никому нельзя подслушивать разговоры Глав! — Мне нужно узнать кое-что, понимаешь? Про моих братьев… Ты… знаешь Коди, Лиама, Андре и Мортимера, да? Тобиан кивнул и ещё чаще стал поглядывать в сторону повозок, словно вот-вот сдаст меня. — Это очень важно, я переживаю… Я быстро рассказала ему, что поняла из происходящего. И на моё предположение, что что-то случилось в Клинке и там нужна помощь наёмников, парень кивнул. — Расскажи… пожалуйста… — молила я. — В ночь с субботы на воскресенье, — тихо заговорил он, на секунду выглянув из полы накидки и вернув взор на меня, — план свержения каких-то Джагеров провалился. Лиама подстрелили… Кровь отхлынула от моего лица в тот же миг. Я словно не могла вздохнуть, а уши заложило, чему я старалась противостоять, лишь бы услышать облегчающие слова. — Лиам жив, но ему срочно нужна кровь. С места происшествия его везли Андре и Мортимер в другую часть города к нашему врачу. Дядя Джошуа даст свою кровь сыну, у них одна группа, а у Себастьяна нет времени на поиски донора эльдийской крови с совпадающей группой. — К-коди? Ты сказал про всех… а он? — Он… в плену у Джагеров, дядя Йен едет на разговор с Себастьяном. — Его… убьют?! — чуть не вскрикнула я, но быстро надавила ладонью на губы, как в тот же момент ещё сильнее надавил мальчик своей ладонью поверх моей. Я видела, что он уже пожалел, что начал рассказывать, но зашептала мольбы прямо в его руку, лишь бы он договорил. — Пожалуйста… скажи… — Они, — Тобиан указал в сторону повозок, — так не считают, но готовимся к любому исходу. У Себастьяна есть свой человек в рядах Джагеров, который передавал информацию, но сейчас… я не могу заверить в чём-то. Я мало знаю. В этот же момент я зажала рукой свой рот, лишь бы не выдать себя нахлынувшими рыданиями. Я хватала ртом воздух, которого не было из-за давления ладони, веки сводило от горячих слёз, которые я не могла сдержать от своего самого страшного и свершившегося кошмара. — Я больше ничего сказать не могу, так не знаю… — Тобиан накрыл моё плечо ладонью, сочувствующе сжимая его. — Мне надо возвращаться, улизни, пока не заметили, иначе тебе несдобровать. Всё будет хорошо, я уверен. Наёмники должны помочь спасти твоего брата… — Спасибо… Спасибо, Тобиан…***
Мортимер
Ожидание, пока отчаяние берёт верх — худшая пытка, которую я испытывал. Мы сидели, как на пороховой бочке. А мне казалось, что она точно подорвётся. Я безмолвно наблюдал, как в кабинет вошли отцы Коди и Лиама. Брат сидел на диване под присмотром врача, и впервые за эти дни улыбнулся. И то, приложив силу. Джошуа подошёл к сыну, с печальным и одновременно облегчённым видом аккуратно приобнимая его, как фарфоровую куклу. Я с ними обменялся лишь приветственными рукопожатиями и опустил взгляд обратно в пособие по юриспруденции. — Как ты, сын? — тихо спросил Джошуа Лиама, а Йен сел рядом со мной, когда я оповестил его, что Себастьян скоро подойдёт. Мне нужно было отвлечься, сосредоточиться на строках, но от недосыпа они не собирались в единую поданную мысль. Я просто бегал глазами по абзацам и возвращался обратно, чтобы не упустить информацию. Спустя пару минут, в коридорах послышались приветствия Главы. Голова Андре показалась в дверном проёме. — Мортимер, — подозвал он меня и кивнул отцам братьев. Мне было не до разговоров. Я не хотел уделять внимание каждому встречному подчинённому в коридоре, пока мы спускались в подвал. Не пытался сохранить лицо, хотя обязан был. Я ничего не хотел, кроме хоть каких-то хороших новостей на тему, в какую задницу мы попали. Как нам вытаскивать Коди. Мы вошли в пыточную, с одним источником света в виде тусклой лампочки на потолке. И там же в тёмном углу стоял Хью. Стукач из рядов Джагеров, который дал нам всю информацию об офисе, в котором всё пошло наперекосяк. И он же подвёл на мысль, что и в наших местах появился предатель, который прознал про план и предупредил Джагеров. Себастьян ходил из стороны в сторону, изнеможённый последними событиями. Упираясь руками в бока, он опустил голову к полу, пока я ожидал итога переговоров. — Чем же нам вышла попытка избавиться от Дугласа? — вздохнул Андре, закрывая за собой дверь и примкнув к ней спиной. — Почти погибшим головорезом и взятым в плен вторым, — говорил Себастьян. — Коди жив, но в ужасном состоянии из-за пыток, — продолжил Хью. — За эти три дня ему выбили несколько зубов, нанесли глубокие ранения ножом, а затем зашили на живую, вырвали ногти рук и ног и возможно переломали пальцы. — Он что-то выдал? — спросил я, хотя ответ мне и не требовался. Я знал, что нет. Как мы поняли, его оставили в живых, чтобы выпытать информацию и соучастников. Но всё, что ответил им Коди, как сказал до этого Хью, так это послал и раздражал пытающих своим смехом, пока не вырубался из-за болевого шока. — Нет, он по-прежнему молчит. Время шло, а труп брата нам так и не подкинули, хотя, по словам Хью, Коди перестали пытать этой ночью. В переговорах нам было отказано. Джагеры затаились и корчили из себя страдальцев. Также у офиса Дугласа подозрительно часто начали мелькать полицейские. — Мы можем забрать его штурмом, — предложил Андре. — У нас прибыли наёмники. — Коди передал сообщение, — ответил Себастьян и махнул Хью. — Говори. — Ты смог до него добраться? — Его увели в камеру и снова вызвали врача. Я попал в ряды тех, кого приставили охранять. И в подходящий момент, взялся за еду, которой приказали накормить… Он передал, чтобы ни в коем случае вы не пытались его вытащить. Никак. Коди попросил не участвовать в событиях, которые будут в скором времени и не вестись на провокации Адама. Всё, о чём он вас просит, это остаться в стороне. — Спасибо, — кивнул Себастьян и махнул в сторону Андре. — Ты. — Я узнал, что штаб-квартира уже как месяц не принадлежит Джагерам и продана государству. У Дугласа в администрации висит ещё не готовый договор и сделка. Сразу говорю, дело тёмное, подвязанное на взятках и договоре на производство на тех землях. Возможно махинации с недвижимостью, но итог один — земля не Джагеров и уже под ответственностью власти. В пожаре пострадала большая часть имущества и территория, на месте был взят Коди, как совершающий преступление… Мне уже и не нужны были последующие объяснения брата. Всё в моей голове встало на свои места. Голову закружило от усталости и тягостных предположений, что мне пришлось ухватиться за стену. — Чёрт, дело дрянь… — Мортимер, что ты знаешь? — потребовал Себастьян. — Они серьёзно решили оставить его живым и не мстить, подкинув расчленённый труп? — спросил я. — Да, — ответил Хью, подходя ближе. — Также они не смогли выпытать у него информацию о соучастниках и причине нападения… — Я выпрямился и зашагал в сторону, взявшись за стул и устало присев на него. — Мы знаем Коди… Он не пытался удрать самостоятельно? — Нет, — покачал головой Хью. — Значит, он что-то узнал, возможно раскрыли свой план прямо ему в лицо во время пыток, чтобы он сдался… Но он больше ничего нам не передал и просит остаться в стороне… Здание продано, а значит правительству нужны будут объяснения и… — рассуждал я, сцепив руки в замок и опуская голову. Надеялся, что присутствующие опровергнут мои предположения, но они молчали и слушали меня, как знающего правопорядок и будущего адвоката. — И им нужно будет наказание самого преступника, ведь он взят живым. — Ты считаешь, что его сдадут полиции? — догадался Себастьян. — Всё складывается. Мотивы у нас в руках. Повторюсь, здание государственное, преступник есть и жив. Коди просит не вмешиваться, у Дугласа есть связи, друзья политики… — Туз в рукаве, которого у нас нет, — прошипел сквозь зубы Андре, в последнее время он кипел пуще прежнего и устал не меньше меня. — И он знает, что Коди наш человек. Просто ему нужно было устное признание, которое Коди не дал и не сдал нас. Но состав преступления есть… — Я печально хмыкнул. — Что может быть лучше, чем звонкая пощёчина Клинкам в виде тюремного заключения нашего человека? Мы хотели убрать Дугласа, но, посадив Коди, он всё равно нагадит нашей репутации. Андре громко выругался, угодив кулаком в металлическую дверь. — Он в любом случае выходит победителем, хоть и не смог дать полиции наводки на нас. Они в сговоре. Так, блять, и выходит! Коди должен был передать нам гораздо больше информации. Но он молча соглашается на приговор, как гласит омерта, не сдав нас. — Дуглас, возможно, знает о принципе несодействия властям и мог шантажировать Коди. Его могли оправдать, если бы он согласился на сделку со следствием, — добавил Хью. — Но он не стал доносить. — Так и выходит, — согласился Себастьян, глубоко вздохнув и покачав головой. Накрыв ладонью лицо, он отступил. — Дождёмся новостей… И ждать они нас долго не заставили. Тем же вечером нам пришла новость, что Коди сдали полиции. И пороховая бочка под нами всё-таки подорвалась.***
Здание суда окружила дюжина полицейских. Но на каждого полицейского пришлось по три наших солдата. Мы окружили здание, не скрывая решительного настроя. Ни для кого не было секретом, кого судят в этот день. И все понимали, по какой причине мы здесь. Нас бы скрутили прямо на месте, но нет причин. В лицо нам никто не решился выдать обвинений, просто поглядывали. Как бы то ни было, страх и шаткое в обществе положение правоохранительных органов не позволили даже полицейским здесь отнестись к нам неуважительно. Они расступились, как гиены ожидая приказа применить силу. Мы не добились разрешения присутствовать на заседании, но войти мог только Себастьян. Я, Андре и Лиам остались ждать у здания в машинах с другими парнями. Йену мы не позволили даже приблизиться к суду, дабы в случае стычки с полицией и его не забрали. Лиам, еле передвигаясь и держась на трости, потребовал быть вместе с нами в этот день. В последнюю неделю он выглядел ужасно, а если быть точнее, погибал от гнёта вины. Никто уже не разбирался и не судил его за попытку выполнить часть плана. Он чувствовал себя обязанным довести дело до конца, но пуля, вонзившаяся ему в бедро, решила иначе. В любом случае, я бы поступил на его месте точно так же. Мы всегда должны пытаться доводить дело до конца. Субординация. С Коди мы так и не смогли связаться, но поведение было совсем не в его характере. В первые дни мы надеялись, что такой боец, как он вырвется или хотя бы попытается. Но, как и сказал Хью, он даже не вступал в драку с Адамом, пытающим его, и просил нас лишь не ввязываться. Что-то он задумал, а я пожалел, что не обладал телепатией. Подтверждением зреющих планов стало его решение на суде защищать себя самостоятельно, о чём мы узнали прямо на входе. Последние дни я провёл в изучении всех имеющихся у меня источников, документов и книг, чтобы найти хоть какую-то возможность помочь. Я множество раз пожалел, что не поступил на юриспруденцию годами раньше, ведь сейчас бы имел образование и стаж работы, при котором мог защищать Коди. Но прошлого не изменить. Спустя два часа Себастьян вышел к нам, а выражение его лица не сулило ничего хорошего. — Ну что? — Подорвался с кресла машины Лиам, хватаясь за трость. Но как только услышал ответ, брат медленно осел обратно на сиденье, хватаясь за голову, и первый раз за эту неделю срываясь от отчаяния. Добро пожаловать в государство, где настолько негуманная система правосудия, что ты можешь воровать, убивать, насиловать, и тебя могут даже не посадить или отделаешься минимальным сроком. Общество погрязло в преступности, но на это так прекрасно закрываются глаза или накрывается пеленой глупых послевоенных оправданий. Очень умно и правильно. Но если ты позаришься на владения государства, если даже сорвёшь колосок из полей ржи без разрешения — готовься к жесточайшему наказанию под названием «справедливость суда». Дуглас знал, что у Коди нет шанса на помилование. А суд возьмёт это дело, как показ перед обществом могущественного правосудия над преступником. Чтобы другим неповадно было. Коди приговорили к тридцати пяти годам тюремного заключения. Это была настоящая публичная порка.