Жить твоей кровью

От имения Дагбаевых ехали галопом, пока то не скрылось за деревьями. Когда лошади пошли шагом, Олег решился заговорить. Но Серёжа его опередил.  — Значит, так теперь всегда будет, — сказал он. — Меня здесь не примут.  — Алтан молодой и вспыльчивый, помни, что многие вампиры старше его не на один десяток, а кто-то и на сотни лет. И они понимают эту жизнь лучше него. Ваш род больше века занимался этим ремеслом не для развлечений, отчасти, охотники помогают держать наших в узде.  — Но есть много тех, кого коснулись убийства моей семьи. И они хотят мести.  — Убийство вампиром вампира — серьёзное преступление в нашем сообществе. Мы держимся вместе и вопросы решаем разумными путями. Убийства себе подобных — это удел простых смертных, так здесь считают. Но смертная казнь… Она есть и у нас.  — Ладно, — Серёжа смотрел на дорогу невидящим взглядом. — Предположим, ты прав. Какое-то время они ехали молча, каждый размышляя о своём, пока Серёжа снова не заговорил.  — Что он имел в виду, когда сказал «упивайся любовью, пока она не прошла»? Вот и наступил тот разговор, который стояло провести ещё давно. И явно до того, как Олег ответил на поцелуй. По левую сторону от них тянулись поля, принадлежащие Дагбаевым, и Олег никак не мог перестать проклинать того. Пришлось хорошо подумать, как лучше это сказать. Да только суть от этого не менялась.  — Между обращённым и хозяином устанавливается особенная связь. Зависимость. Любовь, если можно так сказать. Обращённый не может ослушаться хозяина. Выполняет его приказы. Страдает, если тот его покинет. Испытывает благоговение. Часто все эти чувства настолько смешиваются и затуманивают голову, что их ошибочно принимают за настоящую любовь.  — Так значит… — Серёжа даже не взглянул на него, глаза всё также на снежной дороге. — Всё, что я чувствую, я обязан это чувствовать.  — Прости, я должен был сказать сразу. Не должен был отвечать на поцелуй.  — Ты знал, но всё равно поцеловал. Использовал меня.  — Это лишь временно, через какое-то время это чувство пройдёт.  — Хорошо, что мне хватило мозгов не переспать с тобой, — с толикой злости и обиды кинул Серёжа, прежде чем громко крикнуть «Но!» и пуститься вперёд. Олег продолжил шаг, не торопясь догонять Серёжу. Он прав, Олег использовал его. Не рассказал об этом сразу, потому что в глубине души надеялся воспользоваться этим чувством. Ради собственной выгоды, утоления собственных желаний. Оправдывал себя тем, что ему необязательно об этом знать, это же такая мелочь… Конечно, мелочь. Человеческие чувства ведь ничего не значат, из-за них не убивают, не страдают годами, не делают великие глупости, не посвящают этому стихи и книги. Идиот. Даже Мирослав не был такой сволочью, а откровенно рассказал о природе чувств и просто использовал их в своих корыстных целях. Поздно ночью Олег снова стоял у окна в гостинице, погасив свечи. Пустые улицы так хорошо описывали его состояние. Вот он снова вернулся туда, где был до Разумовского, к полному одиночеству. Серёжа не разговаривал с ним после, лишь ушёл в свою комнату и не выходил. Он простит, из-за этих же чувств и простит. Но обида вернётся снова, когда магия развеется, и никому не известно, как он себя поведёт. Наверняка покинет его. Олег вернётся к своей обычной жизни одиночки. Потом умрёт Блуд, и он вообще один останется. Если бы был эффективный способ убить себя, он бы наверняка сделал это, но даже если голову себе прострелить, то только на время лишишься возможности ясно мыслить и двигаться. А потом всё восстановится, зарастёт, и ты снова живой. В дверь постучали, два коротких удара зародили надежду. Олег резко обернулся, и дверь приоткрылась. К его удивлению, это был не Серёжа, а лишь Анисим.  — Нашёл меня, — сказал Олег, подходя к кровати и садясь.  — Боялся, что вы уже уехали, но решил попытать счастье. Почему-то сразу подумал, что ты остановишься в гостинице, а не в одном из постоялых дворов.  — Молодец, — сухо сказал Олег, глядя на свои руки. Анисим закрыл за собой дверь и медленно сел рядом. Как бы сильно Олегу не хотелось сейчас отделиться от всего мира, Анисим входил в число тех, кого можно подпустить ближе.  — Я даже подумать не мог, что Алтан узнает его.  — Мы были в минуте от того, чтобы этого не случилось, — Олег почувствовал голову у себя на плече. — Надо было оставить его в гостинице.  — Зато я с ним приятно поболтал, — сказал Анисим. — Он умный парнишка.  — И ненавидит меня, — обречённо ответил на это Олег.  — Почему? Вроде вы прекрасно ладили.  — Алтан упомянул о привязанности к хозяину, и я только после этого рассказал Серёже, что это такое. Рассказал после того, как он меня поцеловал.  — Ого, — чуть громче сказал Анисим. — Думал, после Мирослава у тебя все парни из головы вылетят.  — У меня после него на тридцать лет всё из головы вылетело. А потом он появился. Анисим уложил голову поудобнее.  — Какой он?  — Ты видел его, чего спрашиваешь.  — Нет, какой он твоими глазами? Олег задумчиво посмотрел на дверь, думая, что сейчас, в другой комнате, Серёжа лежит один в кровати. Перед глазами понеслись его образы. Слабого, но готового бороться за свой шанс. То, как он ответил тем недалёким в поместье, говорило о нём больше, чем все их разговоры.  — Он красивый, как разгорающийся рассвет, — задумчиво сказал Олег, вспоминая огненные волосы. — И глаза, как чистое небо. Как и его душа, такая же чистая. Он благороден по происхождению, это видно в том, как он относится к людям. Первое, что он мне сказал, когда понял, кем он стал, это то, что он не хочет убивать людей. Он сильный, пытается восстановить свою независимость, но всегда принимает мою помощь. Рядом с ним я чувствую сердце, которое, кажется, замёрзло за эти годы. А теперь снова бьётся. И когда я чувствую, как бьётся его, мне хочется сжать его в своих руках, закрыть от мира. Он так юн, но в нём большой потенциал. Я хочу быть рядом, не только потому что он мой обращённый. Когда я обратил Арину, помнишь, ту самую девочку пятнадцатилетнюю, что кровью кашляла, я даже с ней не испытывал такого желания быть рядом. Хотя было сложно с ней расстаться. Кстати, как она?  — Осталась работать у меня, — вздохнув, ответил Анисим. — Большая умница, всё на лету схватывает. Занимается моими бумагами по продаже тканей в Европу. Старик, с которым её сосватали, так и не нашёл её.  — Рад слышать.  — Ладно, — Анисим выпрямился и хлопнул себя по коленям. — Давай я с ним поговорю, что ли. Ему сейчас друг нужен, а я могу быть хорошим. Я же хороший друг?  — Чертовски, — усмехнулся Олег. — С бала приехал меня утешать, просто золото.  — А у меня там такие перспективы были, между прочим, — заговорчески сказал Анисим, отходя к двери. — Ладно, загляну позже. Не засни. Кстати, он в которой комнате?.. К Серёже Анисим также постучал, но не стал заходить сразу. Терпеливо дождавшись ответа, он тихо скользнул внутрь.  — Я тут мимо проходил, — сказал он, подходя ближе к кровати, на которой лежал Разумовский. Серёжа тут же сел. Он всё ещё был в парадной одежде, лишь скинул фрак. В комнате тоже было темно, но Анисим отчётливо видел поникшее лицо.  — Как там бал? — без особого интереса спросил Серёжа, садясь на край кровати. Анисим присел рядом с ним.  — Нормально. Правда, многие теперь обсуждают тебя.  — Кто бы сомневался, — пробурчал Серёжа.  — Всё не так плохо. Я поговорил с некоторыми своими друзьями, они, конечно, были удивлены, но осудили действия Дагбаева.  — Спасибо, — кажется, особого впечатления на Серёжу его слова не произвели.  — Я говорил с Олегом, — тогда Анисим решил перейти к делу. — Он рассказал о том, что случилось между вами. Серёжа бросил острый взгляд на Анисима, готовый к любой реакции, в том числе к осуждению. Хотя сил бороться с ним не было. Если бы его сейчас грязью забросали, он бы не пошевелился.  — Что? Ты думаешь, у вампиров мужеложство такая редкость? — Анисим усмехнулся. — Нет, мой хороший. Здесь царит свобода любви. Есть свои противники, но, как правило, с годами они признают, что такая любовь тоже имеет место быть.  — Не то что у обычных людей, — горько заметил Серёжа. — Здесь ненависть не угасает.  — Потому что их век короткий, слишком много забот, чтобы думать о чувствах других и пытаться их понять. В любом случае, знай, что здесь тебя не осудят.  — Я уже привык всё равно. Анисим всем сердцем сочувствовал Сергею, но даже не знал, как выразить это. Он решился лишь на то, чтобы ненадолго сжать его руку и снова отпустить.  — Мне это не знакомо, но с осуждением я привык сталкиваться. Должно быть, тебе было очень тяжело.  — Двадцать ударов плетью — самое слабое наказание, которое я получал. Голод на сутки и молитвы всегда шли рядом. Вот моё осуждение. Разговор оказался не самым простым. Анисим и не ждал, что будет просто, просто не думал, что говорить они будут об этом.  — Ты любил кого-то? — решился спросить он, осторожно подходя к нужной теме. Он поймал тяжёлый взгляд, и Серёжа снова отвернулся.  — Какая разница.  — Я хотел поговорить о любви обращённого к хозяину, — тяжесть разговора навалилась и на его плечи, отчего былой настрой отступил. И захотелось быть откровенным. — Мне есть с чем сравнивать. Знаешь, до обращения у меня была невеста, которую я любил. Я знал это чувство. Оно тяжёлое и похоже на болезнь. За исключением тех моментов, когда голову кружит и грудь разрывается, но так приятно, приятнее всего на свете. Словно из тебя начинают расти цветы, прорывая грудную клетку, как землю. И ты расцветаешь. Вместо того, чтобы что-то сказать на это, Серёжа обнял себя на плечи и согнулся. На секунду Анисим подумал, что ему плохо, но тот лишь тяжело вздохнул и наклонил голову. Волосы упали вниз, закрывая лицо.  — Но потом был Мирослав. И… он стал всем миром для меня. Думаю, тебе знакомо это чувство. Желание быть рядом, касаться его, чтобы он касался тебя. Любая похвала от него — взрыв эмоций, каждая улыбка режет ножом. И он пользовался этим. Отдавал приказы, умирали люди. А потом он вдруг бросал меня одного, куда-то пропадал, не заботясь о том, как я вою от боли в своей комнате. Иногда его не было неделями, он только присылал послания, приказы. Убить того человека. Другого. Убить троих городских и бросить их тела посреди самой оживлённой улицы. Он вёл политические игры, убирал ненужных и запугивал обычных людей. Не знаю, говорил ли тебе Олег, но он хотел создать свою армию и свергнуть правительство. Встать во главе, превратить всех живых в рабов, а вампиров поднять до элиты. Его убила Елена, когда он оступился и раскрыл свою личность. — Он замолчал, вспоминая всё это. В горле встал ком, не дающий продолжить мысль, который пришлось проглотить с режущей болью. — Я это к тому, что Олег не пользуется тобой. Он что-то чувствует, но сам не знает, что с этим делать. После того, как столько людей погибло на его глазах, он стал жестоким и чёрствым, но разве он такой с тобой?  — Он бросил меня волкам, чтобы посмотреть, появились ли у меня силы. Анисим достойно продержался несколько секунд, прежде чем рассмеяться. Впрочем, Серёжа тоже посмотрел на него с улыбкой.  — Узнаю Волкова, — успокаиваясь, сказал он. — Прости, он не очень хорош в этом. В смысле, своих детей я бы с ним не оставлял. Но я уверен, что он сделал это из лучших побуждений, а не чтобы поиздеваться над тобой.  — Допустим.  — Знаешь, срок такой любви к хозяину — в среднем год. Кто-то переживает это проще, кто-то тяжелее. Кто-то, как я, сходит с ума, кто-то, как Олег, держит эмоции в узде. Но это проходит. Однажды ты проснёшься без этого чувства. Но это не значит, что сейчас ты не можешь ими наслаждаться. К тому же Олег ради тебя луну с неба достанет.  — Я просто боюсь поддаваться ложным чувствам, — наконец, Серёжа выпрямился. — Я хочу настоящих.  — За год много чего может измениться. После этих слов Анисим поднялся, поправил рубашку и отошёл.  — Спасибо. За разговор.  — Не за что. У меня была насыщенная жизнь, я многое из неё узнал, и рад поделиться этими знаниями. Прежде чем Анисим успел выйти, Серёжа задал последний вопрос.  — Стой! Ты сказал, у тебя была невеста. Что с ней стало? Он хотел услышать, что Анисим обратил её, или что она осталась жить, как обычный человек, но продолжила любить его… Но вместо этого не услышал ничего. Анисим молча вышел из комнаты. Наутро Олег собрался с силами, представил худшую реакцию на своё появление, и зашёл в комнату Разумовского. Тот стоял спиной к двери, собирая сзади волосы и пытаясь завязать их лентой.  — Как спалось? — Олег попытался сделать вид, что ничего не случилось. Серёжа позволил.  — С момента обращения у меня странные сны, — спокойно сказал он, затягивая волосы лентой.  — Хочешь поделиться ими? — Олег встал сзади и перехватил ленту, чтобы помочь завязать её.  — Ничего такого, что заслуживало бы внимания. Просто бред про жизнь, волков и убийства. Серёжа дождался, когда тот отпустил его волосы, и повернулся. Его лицо не выражало никаких особых эмоций, только усталость да немного отчаяния.  — Ты узнал вчера что-нибудь? — спросил он, в голосе прозвучала надежда.  — Да, я поговорил с одним историком, он навёл меня на интересную мысль. Олег подошёл к стулу и снял с его спинки фрак, чтобы помочь Серёже одеться. С долей неохоты и напряжением, Серёжа повернулся к нему спиной, надел фрак и отошёл на несколько шагов. Он скрестил руки и стал ждать ответа. Конечно, он не забудет и не простит его так просто.  — Тебе о чём-нибудь говорит растение адамова голова? Серёжа непонимающе нахмурился, а потом словно догадался.  — Боже, меня отваром из адамовой головы поили, — он опустил плечи. — Чтобы… избавить меня от… беса. Насколько глупо это прозвучало, Олег не стал комментировать. Он только кивнул.  — В общем, это растение ядовито для вампиров. И, вероятно, эта трава или ещё какая-нибудь не дали тебе обратиться нормально. Повисло тяжёлое молчание. Серёжа осмотрел комнату, словно ища что-то, сделал несколько шагов, развернулся и снова посмотрел на Олега.  — Не может у меня быть нормальной жизни, да? Как человек не получился, как вампир — тоже. Чем я это заслужил? Что такого ужасного я сделал в детстве, что Господь отнял у меня родителей, нормальную жизнь, а потом и всю жизнь. А теперь не даёт мне быть даже… Вампиром! Последнее слово он выкрикнул, срывая голос на незнакомый и грубый. Олег хотел сказать что-нибудь ободряющее, но понимал, что сейчас его слова не будут ничего значить. Особенно после случившегося. Доверие к нему подорвалось. Но ему хотелось сделать что-нибудь, чтобы помочь, чтобы поднять его дух. Тогда в голове всплыла идея.  — Знаешь, — Олег подошёл ближе, но не коснулся его, как хотел сначала. — Нам необязательно сейчас возвращаться домой. Мы можем заехать куда-нибудь. Ты наверняка скучаешь по какому-нибудь особенному месту. Я же видел, как у тебя глаза горели, когда мы ехали по городу.  — Это ничего не изменит, — горько ответил Серёжа.  — Ты давно был на могиле родителей? Похоже, удар пришёлся в нужную точку. Огонь злости и обиды, охвативший его, погас. Серёжа совсем иначе посмотрел на Олега, широкими глазами, в которых раскрылась горечь.  — Это далеко.  — Расстояние не имеет значение. Денег хватит на гостиницы, если придётся — на постоялые дворы. В крайнем случае будем делать перерывы только для лошадей. Серёжа обнял себя за плечи и посмотрел в сторону, не решаясь согласиться. Решив разрушить строящуюся между ними стену, Олег хотел обнять его, это всегда правильный жест поддержки. Но в последний момент он одёрнул себя. Лучше не прикасаться к нему лишний раз.  — Я хочу, чтобы ты знал. Несмотря на то, что я твой хозяин, я не собираюсь использовать твои чувства в своих целях. И я попытаюсь доказать это.  — Я не могу верить тебе. Потому что я совсем тебя не знаю. Но я рад, что теперь знаю природу своих чувств. То, что я ошибочно принял за любовь, это лишь…  — Я понимаю. Где их похоронили?  — В родовом имении. — Там, где жила Елена? — Да.  — Тогда я знаю, куда ехать. Радуйся, что мы не чувствуем боли, иначе ноги отвалились бы от езды. Серёжа усмехнулся, на секунду разбивая образовавшийся в нём лёд. Но лёд до конца не растаял. Смотреть на понурого Разумовского было тяжело, и это ещё мягко сказано. Олег пытался говорить с ним, но на всё получал короткие ответы, если вообще получал. И всё же он видел, как то и дело Серёжа поглядывает на него. Никакая обида и страх не смогут избавить тебя от любви к хозяину. Больно было ещё и от того, что Олег не переставал ставить себя на его место. Когда поездка проходила по пустым дорогам, где им изредка встречались экипажи или другие всадники, Олег глубоко задумывался над его состоянием. Будь он на его месте, ему тоже было бы больно. Ты встречаешь человека, который проводит тебя в новый мир. Ты ему бесконечно предан и верен, у тебя больше никого нет, и ты чувствуешь, как сходишь рядом с ним с ума. Его взгляды, прикосновения — словно благословение для тебя. А потом оказывается, что это всё химия, заложенная природой обращения в вампира. И тебя об этом не предупредили. Складывается впечатление, что тобой пользовались и играли. И у Олега не было достойного оправдания. Быть откровенно честным, он забыл сказать об этом сначала. А потом сам начал чувствовать, как его ведёт от этих глаз. И он воспользовался этим. Теперь оставалось только сожалеть. На второй день поездки лошади заметно замедлились, Блуд вовсе отказывался нормально идти, то и дело вставая, чтобы пожевать вылезшую из-под снега траву вдоль дороги. Было решено заночевать в ближайшем городе. Серёжа только кивнул, хотя и по нему было видно, что он устал. Постоялый двор был заполнен торговцами, которые активно вели дела между собой, уже разгорячённые выпивкой в трактире. А кто-то выпил достаточно, чтобы горланить песни. В главном доме Олег нашёл хозяина, что курил трубку с терпким табаком, от запаха которого рвало горло. Тот указал пальцем в открытую перед ним гостевую книгу.  — Одна комната осталась, — сказал он, не вытаскивая трубки. Для него не было проблемой провести ночь с Серёжей, они вполне ютились в хижине в лесу, но после случившегося что-то подсказывало ему, что Серёжа хотел бы уединения. Он тяжело вздохнул.  — Есть другие дворы в городе? Гостиница? — спросил он. Хозяин покачал головой, выжидающе глядя на Волкова.  — Хорошо, одна — так одна.  — Но за второго человека придётся доплатить, — добавил он. Возражать Олег не стал. Он всё ещё был прилично одет после бала, потому хозяин и почувствовал деньги, спорить сейчас вообще не хотелось. Выложив всю сказанную сумму на стол, хозяин пометил у себя в книге приезд и кивнул в сторону выхода. На улице тот указал на конюшню, проводил Олега до одного из деревянных домов и указал на окно, выходящее во двор на втором этаже.  — Если подумаете остаться ещё на день, завтра доплачивайте, — хмуро сказал он, жуя мундштук. — Доброй ночи.  — Доброй, — также хмуро ответил Олег. Спустя минуту к нему подошёл Серёжа, ведя за собой по обе стороны Марго и Блуда. Мокрые морды говорили о том, что они уже успели найти корыто с водой и хорошенько напиться. Забрав поводья Блуда, Олег направился к конюшням.  — Комната только одна осталась, — сказал он и показал на здание, от которого они отходили. — Второй этаж, та, у которой окно над крыльцом. Серёжа молча кивнул. Как же терзало его молчание, Олег каждый раз чувствовал себя всё хуже. Мимо пробежала девушка с парнем, над чем-то смеясь. Постоялые дворы — центр жизни, здесь даже ночью работает трактир, приветствуя всех прибывших. Особенно здесь людно в небольших городках рядом с большаком.  — Ты иди, а я прогуляюсь немного.  — Пойдёшь охотиться? — без эмоций поинтересовался Серёжа.  — Если получится. Он знал, что получится. Прожив достаточно долгую жизнь вампиром, он прекрасно знал, где и когда нужно ждать жертву, и как всё провернуть, чтобы никто не увидел и не узнал. У ворот конюшни к ним выбежал мальчишка лет десяти. Передав ему лошадей, а заодно вложив в грязную ладошку монету, Олег направился в противоположную от Серёжи сторону. Тёплая кровь всё ещё чувствовалась на языке. Волков осторожно опустил на землю парня, что сегодня помог ему продержаться ещё неделю. На самом деле не было острой необходимости есть сегодня, но Олег смотрел вперёд: Серёжа скоро снова проголодается. Да, с ним непросто, но он больше не мог представить своей жизни без Разумовского, и у него и на секунду не возникало сожаления, что того приходится кормить своей кровью. Выйдя из тёмного переулка между двумя постоялыми домами, Олег ещё раз вытер рот, чтобы ни одной капли не осталось. Он делал так всегда, почти каждый раз вспоминая первую встречу с Мирославом. Кровь бодрила и будоражила, Олег с неописуемым удовольствием смотрел сквозь темноту на веселящихся людей, на спорящих товарищей и одинокую лошадь, бродившую по двору. Резкими картинками в голове возникли воспоминания о вечере, когда он поцеловал Серёжу. Олег остановился и глубоко вдохнул. Его губы были мягкими, поцелуй сжигал все мысли, это было настолько же прекрасно, насколько и ужасно. Нельзя было целовать его, не рассказав о том, что это не обычная любовь. На несколько секунд Олег позволил себе окунуться в воспоминания. Люди обходили его, даже пьяные по непонятной им причине боялись задеть плечом. Столько лет Олег получал тех, кого хотел. Что несложно среди вампиров, кровь всегда немного сводит с ума, да и моральные устои несколько отличаются от человеческих. Но вот он столкнулся с тем, кого не может получить из-за чёртовой морали и добропорядочности. Олег проклинал и благословлял тот случай, который привёл к нему Серёжу. Пройдут месяцы и, наконец, год, изменится ли что-нибудь между ними? Олег двинулся с места, надеясь убежать от этих мыслей. В комнате было почти так же шумно, как на улице. Серёжа лежал на кровати, на столике рядом с ним догорала дешёвая свеча, от которой неприятно пахло. Олег скинул шубу на стул и сел спиной к Серёже, но тот тут же поднялся. Теперь они сидели спина к спине, словно Серёжа отказывался делить с ним постель.  — Знаешь, какую ошибку я сделал с самого начала? — вдруг спросил Серёжа.  — Какую же?  — Я не боялся тебя, — просто ответил он.  — А стоило?  — Стоило. Олег закрыл глаза, слушая тишину и надеясь, что сейчас Серёжа скажет что-нибудь вопреки этому заявлению. Он ждал заветное «но».  — Это ведь невозможно, из-за того, какие чувства испытывает обращённый к хозяину, верно?  — Ты смышлёный. Знаешь, я до сих пор не знаю, сколько тебе лет.  — Девятнадцать. У Олега защемило внутри от такой маленькой цифры. Да, он привык к вампирам, среди которых редко встречаются юнцы. Волков в свои сорок считался ещё совсем юным. Обращать слишком молодых было не принято, потому что те ещё мало понимали, чего хотят от жизни, и в целом в этом не было необходимости. Только в случаях серьёзных болезней это неписаное правило нарушалось, да и то редко. Всего девятнадцать. Ему самому было восемнадцать.  — Я могу рассказать тебе, как меня обратили.  — Почему сейчас? Похоже, лошадь во дворе поймали, до их комнаты донеслось недовольное ржание, кто-то крыл её ругательствами. Олег лёг на кровать, закинув руку за голову, но даже не взглянул на Разумовского. Весь он погрузился в ту ночь, когда это случилось. Он чувствовал запах росы на колосьях среди запаха гари этой комнаты, видел яркую луну в тёмном потолке, чувствовал присутствие Мирослава вместо Серёжи. Чувствовал волнение. Трепет. Страх.  — Я никому об этом не рассказывал. Только Анисиму в ответ на его историю. Хочу, чтобы ты тоже знал. Чтобы видел во мне не только вампира, но и такого же слабого человека, который не просил об обращении. Серёжа протяжно вздохнул и промолчал, готовый слушать. Олег открыл последнюю дверь к воспоминаниям, и горло сжало. Но он всё равно заговорил.  — Я знал Мирослава всего несколько дней. Мы встретились в городе. И я знал, что он вампир, с самого начала. Он был красивым и умел этим пользоваться. Говорил сладко, складно, умело. А я был всего лишь восемнадцатилетним мальчиком, которому хотелось новых ощущений. И я всегда был падок на мужчин. Мирослав сочетал в себе всё то, что я любил. Он предложил встретиться ночью, вдали от чужих глаз, в полном одиночестве. Я уже не думал о том, что он представляет какую-то опасность. Я им восхищался. Слушал рассказы о его жизни и думал, что хочу так же. Он этого и хотел. Той ночью… Я позволил ему пить себя. Без гипноза. Но он хотел не этого, ему была нужна не моя кровь, а моя жизнь. Он решил подчинить меня себе. Он впился в меня, а когда я понял, что он не остановится… Но ты сам знаешь, сила вампира не сравнится с человеческой. Я ничего не мог поделать. Когда у меня не осталось сил, он напоил меня своей кровью. И я стал его собственностью. Потерял покой, потерял семью и друзей, привычную жизнь, меня увезли без возможности попрощаться. Серёжа лёг рядом и повернулся на бок, чтобы видеть Олега. Их взгляды не пересекались, но Олег и так знал, что тот смотрит. Серёжа положил руку ему на грудь и провёл пальцами по ней.  — Мне жаль, — сказал он совершенно искренне.  — Он хотел сделать идеальную армию вампиров, которые будут так же жадны до власти, как он. А меня он хотел сломать и сделать таким. Чтобы я был его самым верным псом. Возил меня везде, рассказывал сказки о прекрасном будущем. Я не мог возражать. Он сделал из меня убийцу, заставляя пить людей до конца. Чтобы другие боялись. Но это его и погубило, по кровавому следу его вычислили охотники. И в один день с Еленой во главе они ворвались в его дом. Серёжа продолжал гладить его грудь пальцами, боясь вздохнуть лишний раз.  — Если выстрелить в сердце или голову, это обездвижет вампира на какое-то время. Чтобы ранить смертельно, необходимо прострелить сердце серебряной пулей, серебро не позволяет нашим раном быстро стягиваться. А сердце для нас так же важно, как для остальных. Ещё можно обезглавить. Рука или нога вырастет снова, а вот голова — нет. Я видел и то, и то. Умирали мои братья и сёстры, ведомые чужими сладкими речами в идеальный мир без страха. Когда добрались до Мирослава… Его смерть почувствовали все. Сильнейшая боль, отчаяние и ненависть. Кто-то уже бился силами слепой мести. Мне было девятнадцать, Анисиму двадцать. В какой-то момент он был готов примкнуть к остальным. Я не дал ему. Держал его силой и молил о смерти. Чтобы всё это закончилось. Но именно перед смертью сильнее всего хочется жить. Вспоминаешь все рассветы и закаты, осенние листопады, которыми ты никогда не отдавал должного. А этот мир так прекрасен.  — Я знаю, — тихо сказал Серёжа, ложась ещё ближе, отчего Олегу пришлось поднять руку, чтобы тот не лёг на неё. Он не хотел жалости, это последнее, чего он хотел. Но он не мог сопротивляться этой близости.  — Уже всё стихло, я подумал, что это конец. Нас не нашли. Дверь открылась. Ты не видел свою бабушку в молодости, но просто знай, что она была прекрасна. Горела огнём, но взгляд был ледяным. Но я смотрел не на неё, а на наставленный на меня пистолет. Я вышел вперёд и замер, готовый уйти. Я надеялся, что она пощадит хотя бы Анисима, он уже успел остыть и просто сидел в углу, совершенно не готовый прощаться с жизнью. Но она опустила пистолет. Олег развернулся на бок и обнял Серёжу обеими руками, не думая о том, что тот подумает и как это будет выглядеть, ему просто хотелось.  — Поэтому я не мог оставить тебя умирать. И я верю, что Елена привела меня к тебе в тот день. Может, это суеверие, но я правда так считаю. Чувствовать его в своих руках было тем, о чём Олег хотел молиться. Он даже не думал, что вызовет такую реакцию. Ему лишь хотелось рассказать правду, показать свою слабую сторону, чтобы Серёжа понял, что ему доверяют самые страшные воспоминания.  — Ничего, что я так близко? — спросил Серёжа, явно не собираясь отодвигаться.  — Нет, — Олег положил голову так, что их лбы соприкоснулись. — Но то, что ты сейчас испытываешь, тоже часть зависимости от хозяина.  — Я хочу закрыть глаза на эту зависимость. Хочу, чтобы это было правдой.  — К сожалению, правда отвратительна.  — Но ты же не должен испытывать ко мне ничего. Так ведь?  — Хозяева ничего не чувствуют к своим обращённым, здесь ты прав.  — Тогда почему? Почему ты не используешь меня?  — Я хочу, чтобы у тебя была нормальная жизнь. И ты не вспоминал бы меня, как чёрта, который пользовался твоими чувствами и телом.  — Иногда мне кажется, что я согласен, чтобы ты пользовался мною. И это пугает. Но я верю тебе. Ты не ранишь меня.  — Никогда.  — Но… Можно мне быть рядом? Так, как сейчас. Хотя бы иногда. Мне это надо. Олег молча положил руку ему на затылок и прижал к своей груди. Больше не было сил смотреть ему в глаза. В отличие от Серёжи, у него были другие люди, которым он мог довериться, с кем поговорить. А у него есть только хозяин, к которому он испытывает смешанные чувства.