Логово для чудовища

Эйр осторожно держал стеклянную бутыль с руной-печатью на пробке. Внутри металась в агонии растрескавшаяся душа — призрак девочки, которую звали Тая. Она оказалась здесь, вступившись за брата. Они были из семьи сектантов, поклонявшихся отцу. «Выразили непочтение Покровителю» — один нашалил во время молитвы, другая пыталась защитить, в итоге пошли на опыты. Точнее, Тая пошла. Что было с ее братом, Эйр не знал точно. Но историю дрожащей, еще целой тогда, отважной Таи, забыть не мог. Маленький призрак — девочка, размером с ладонь. Закупоренный сгусток боли, от которого отделяло тонкое стекло. Эйр невольно перепроверил багровую руну на массивной пробке — надежно ли держит заклинание? Как и всегда, все хорошо. Кроме самой Таи. Теперь из провала в ее груди расползались трещины и она вряд ли помнила свое имя и как здесь оказалась. Хотя ее крики не слышны сквозь стекло, Эйр ощущал их кожей. Знал, что если распечатать Таю, боль ослепит, парализует, сведет с ума. Хотелось спасти. Это просто и невозможно одновременно — нужно всего-то вернуть призрачную песчинку обратно, туда, где у Таи когда-то билось сердце. Но Эйр знал, что нельзя, ведь за спиной стоял отец. Он неустойчивый, взрывной, мог запросто отправить в колбу к Тае, если показать слабость. Отец смотрел. Ждал, пока Эйр заполнит журнал наблюдений. Покажет, что он сын, достойный отца. И Эйр писал скупые страшные слова — фиксировал степень распада души, скорость, принятые меры. — Это бесполезно, — заключил отец, и от него разлилась ледяная злоба. — Основа души восстановлению не подлежит. — Мы найдем способ, — утешил его Эйр. — Это вопрос времени. От отца повеяло безумным восторгом. «Ответ верный. Это состояние тоже опасно, но не настолько, как когда он зол». Отец потянулся к пробке, и Эйр поспешно укрепил воображаемое стекло вокруг себя. Стекло, что заслонит от эмоций других. Так учил деда. Почти ощутил, как боль Таи наполнила пещерку из плотного белого тумана. «Стекло» выдержало, но Тая вцепилась в него своими тонкими ручками. «Стекло» треснуло, и сразу стало больно. Пока немного. Эйр с ужасом пытался укрепить, но Тая держала крепко. Она смотрела огромными глазищами будто в самую душу, безумная от боли, с дырой в груди, из которой расходились трещины, и Эйр виноват в этом, виноват… Отец растворился в облаке боли, оставив с Таей один на один. Вернуть песчинку! Но сосуд Таи пропал вместе с отцом. Ее страдания будто точили «стекло» Эйра. Боль становилась все сильнее, захлестывала, отгородиться получалось все хуже. Эйр чувствовал, как по спине потек холодный пот. От основной трещины потянулись маленькие, потом все больше и больше… Эйр наблюдал, тихо паникуя. От перенапряжения рубаха промокла насквозь. На пол капнуло, и стекло с едва слышным звоном разлетелось. Ослепило болью. Эйр проснулся от собственного крика и, всхлипывая, обнял подушку. Он дрожал. Да, лишь сон, но ведь страшно и больно по-настоящему. И это запросто могло случиться наяву. Очень хотелось как раньше спрятаться от кошмаров под одеялом у брата. Его тягучее спокойствие помогало усмирить и свои эмоции. Была между ними связь, что не удавалось объяснить словами. Они с Ниром были вместе, сколько себя помнил Эйр. Делили одну лежанку в раннем детстве, вместе учились читать и писать, и эмоции брата спасали от кошмаров лучше всего. Но Нира в комнате уже не было — пропадал в своем саду. Надо отвыкать, справляться самому. Ведь уже завтра их день рождения, и в этот раз Нир точно уйдет учиться. Будет жить в лесной общине, только приходить на время иногда. Грустно. Эйр достал из ножен тесак и стал полировать тряпочкой. Обычно это приносило облегчение, но сейчас не помогло. Тесачок Тарк был подарен отцом и сейчас жег руки даже сквозь загрубевшую мозолистую кожу. Отдавался болью в срощенных костях. Выливался горькими слезами, хоть и нельзя. Нельзя плакать. Но как еще пережить болезненные тренировки, чудовищные эксперименты и мерзкий гадкий страх перед отцом? Страх не давал ни остановиться, ни сбежать, ни сказать и слова против. Заставлял ненавидеть себя. И хуже всего было осознание, что это повторится снова. Эмоции копились, и хотя тренировки помогали их выплеснуть, не могли освободить от них насовсем. Сколько раз Нир выручал? Сколько раз обнимал и утешал тем, что просто молчал рядом, сам не понимая того? Как он мог уйти? Эйр зло смахнул слезы — мужчины не плачут. Нельзя всю жизнь полагаться на брата. У него свой путь. Он справится. Тарк отразил бледную кожу и отросшие черные кудри. Как у отца. Захотелось вдруг обрезать волосы, уничтожить любое сходство. Но отражение подсказало, что стрижка не решит проблемы — те же ненавистные черты. И такой же худой, сколько бы ни тренировался. «Эх, даже ростом не вышел. Зато глаза в деду, теплые, ореховые. И большие, как у мамы». Эйр тихо вздохнул. Если уж родился чудовищем, нужно идти до конца, бороться, а не прятать голову в песок. Иначе можно пострадать, как Нелари. Пусть Эйр не смел назвать ее матерью, но любил, хотел помочь, избавить от кошмара и ее, и себя. А для этого нужно стать сильным. Эйр стянул волосы алой лентой и кривенько ухмыльнулся своему отражению. Сходство с отцом усилилось. «Вот так и выглядит чудовище, все правильно. Зачем плакать? чудовища живут неплохо. Надо тоже им стать, и все будет хорошо. А пока…» Эйр бросил взгляд на ровно застеленную постель брата и поморщился. Стоит привести в порядок свою, а то старик снова начнет нудеть. Эйр не знал, почему называл опекуна в расцвете лет стариком, не помнил даже, когда это началось. Опекуну не было еще и двух из отведенных элькринам пяти сотен лет. Так уж повелось у них, старик и старик. Может, потому что душный. Может, потому что больной. Может, потому что старик, и все этим сказано. Но старику вечно все было не так! Кровать не застелил, книги на столе забыл, вещи в шкаф не сложил. Казалось бы, мелочь. Но ведь в комнате два стола, один шкаф и две кровати. И почему-то у родного сына, Нира, книги на полку возвращены, на столе порядок, вещи в шкафу, и даже кровать такая, будто на ней ни разу никто не спал! А приемный Эйр нет-нет, да забудет то одно, то другое. Эйр посмотрел на свой стол — книг нет, тетради в ящиках, кисти тоже. На ковре ничего не забыл вроде. Вот и славно — последний день с Ниром не хотелось тратить на стариковские лекции. Тарк в ножны, ножны на пояс, смятую простыню расправить, одеяло, темное покрывало… Ну вот, все в порядке. Кроме Нира. Но и о нем не стоит волноваться. Нир станет друидом — Покровителем жрачки, как хотел, а Эйр — чудовищем. Каждому свое. И чтобы добиться своего, нужно набраться сил и найти союзников, а не мечтать, как старик. Вот только где ж их взять? Эйр не знал. От кошмара еще потряхивало, и все-таки очень хотелось найти хоть кого-нибудь. Эйр перемахнул через подоконник в сад. Вечная обитель «Покровителя жрачки» — огородик в окружении пышных кустов с багровыми листьями и алыми ягодами, душный жасмин вокруг. За кустами на грядках виднелась светлая макушка владыки грядочных земель. И не жилось ему здесь? Эйр вздохнул и посмотрел на толстое узловатое древо с привязанным бруском — место для чудовища в этом торжестве жизни. С веток свешивались спелые и не слишком красно-желтые плоды — таким особенно неприятно получить по макушке. Потом не отмоешься от липкой светлой мякоти. Под яблоньками рядом с деревом сидела сестра, разложив на коленях книгу. Рядом с ней спала Ни, мама Нира, в окружении кошек. Золотистые локоны обеих смешались. Похожи даже. Только у Ни прямые, а у Си вились. И Ни полная, а Си худенькая. И платье у Си наряднее. «Почему у меня не могли быть такие волосы? Такие черты лица? Почему Си меньше похожа на отца, чем я?» Хотя быть похожим на маму, наверное, не очень хорошо. Она, как и Ни, была наполовину лесной девой, а этот народ считался не очень разумным. Даже бабушка Арха при воспоминаниях о матери брезгливо морщилась: «Нелари — лесная дева, она уже и не помнит, что у нее дети есть». Ни тоже была глупой, но старик говорил, что это оттого что заболела. Где правда, Эйр не знал. Да и внешность изменить не мог. — Братик, почитай! — попросила сестра голоском, напоминающим эхо. Тоже как у Ни. Си росла, но толком не менялась — все так же просила почитать ей сказки. Большая уже, сама умела, но все равно любила послушать. Сидела ровно, расправив юбки — играла во взрослую, подражая девам из своих сказок. Не как раньше, когда лежала как попало и грязными чулками болтала. Позади зашелестело. — Кон, ты опять корешок искал! Я же только поправил все, — запричитал Нир, вытаскивая черного кота из серебристой травы. — Мне теперь заново высаживать, понимаешь? Кот виноватым не выглядел, только вылизывал блестящие розовые подушечки на лапе и умывался. — Арха, ты ему хотя бы скажи! Белая кошка устроилась на раскрытом справочнике с непричастным видом, и отвечать не планировала. — Эх вы, двое… Одни проблемы от вас, негодники! — вздохнул Нир. Он выпустил кота и хотел было взять Арху, но кошка поднялась и гордо ушла с помятого справочника сама, будто ничего и не было. А Нир остался один на один с разрытыми серебристыми ростками. Эйр с тоской подумал, что он похож разом и на своего отца, и на Ни. Вроде в стариковскую породу — светлые непослушные волосы, снова выбившиеся из короткого хвостика, лапы крупные, высокий. Все их предки были такими. Их портреты висели в коридоре — Эйр знал. Но сам Нир был пухловат, как Ни, и глаза будто от двоих — то ли зеленые, как у старика, то ли изумрудные, как у Ни, не разберешь. Эйр бы тоже так хотел, но был похож не на старика с Ни, а на своего отца. Нир не спрашивал о различиях и считал Эйра своим настоящим братом, а Си — сестрой. Эйр был благодарен ему за это. А еще очень хотел заниматься бестолковыми «правильными» вещами, как брат, и быть счастливым от этого. «Почему я не мог родиться таким же тупеньким? Любить жрачку, растить ее, в огороде копаться…» — Любят же кошки траву эту! Надо поправить, а то опять эксперименты отцу сорвут… Нир запричитал и принялся копаться в земле, расправляя серебристые ростки. Сдалась эта трава грез старику! Отрава та еще, что ее изучать? Или он торчит? В общем-то неудивительно, если и так. Никто и не заметит разницы, если начнет употреблять — старик и так не от мира сего. — Ну что, почитаешь? — напомнила о себе Си. — Хорошо, — согласился Эйр и сел к сестре. Она прислонилась гладким платьем, обдав жасминовым ароматом, раскрыла книгу и указала на сказку про фею: — Вот эту. Почти взрослая, а все сказки да сказки. Кто поверит, что герой с прекрасной девой вытащили из старого мира счастье и подарили его всем? Лично Эйр счастья не ощущал. Радости в глазах старших от воспоминаний о разрушающемся старом мире — тоже. Но это лишь сказка, хоть сюжет и похож на жизнь. Если Си нравится думать, что так бывает, — пусть верит. Лучше, если маленькой останется подольше, а то взрослые прекрасные девы замуж выходят и покидают своих братьев. Нир и так собрался уходить, потерять еще и Си точно лишнее.