***
Междумирье принесло огромное облегчение. Все утро на солнце — поклонись тем, поклонись этим, отдай запрос, попроси, форму на вырост закажи… Голова ныла, кожа горела, тошнило. Теперь хотя бы солнце не тревожило ожоги, в междумирье оно мягкое. Радужный барьер, любимый сад, любимый ледяной родник, умыться… Вода едва успокоила сожженую кожу. Нир вздохнул. Вот бы целиком окунуться! Может, удастся и здесь устроить купальню? Вспомнились мечты о ледяном уголке, и Нир зажмурился. До следующего сезона в Старом Эрве делать нечего. Хотя, быть может, землю дадут. Хотелось свою, хотя и сад в междумирье тоже иметь неплохо. Приблизились легкие шаги отца. — Быстро вернулся, Нир. — Да, пап. Работы нет, Учитель говорит, до следующего года придется ждать. — Ну и ладно. Найдется практика. Отец вытащил из-за пазухи пачку писем в изумрудных конвертах. — Папа! — обрадовался Нир. — Помнишь лекарство для древоцветов и мертвые земли? Можешь регулярно ходить проверять, замеры делать. Мне некогда, а тебе пригодится — нужно исследование, чтобы стать старейшиной в будущем. Наработаешь материал. — Но ведь это придумал ты… — возразил Нир. — Ну и что. Продолжишь дело рода исследователей. Уверен, ты и сам сделаешь немало важных наблюдений и выводов, пока работаешь. А еще сейчас с делами разберемся, и комплексным заклинаниям садись учись. Не знаю, сколько уж мне осталось, но я должен передать труд своей жизни детям. — Что ты как старик, — Нир улыбнулся. — Учись. Я оставлю письма. Почитай, подумай, напиши ответы, покажи мне. До экзамена не трогал тебя, но ты наследник рода исследователей, привыкай. Совсем скоро это станет твоей постоянной заботой. Отец покрутил на пальце увесистый родовой перстень с изумрудным кристаллом. Ходил свободно — у отца совсем исхудали руки. «Когда-то этот перстень буду носить я, — с трепетом подумал Нир. — Такая ответственность! Справлюсь ли я? Папа умный, а я только и умею, что в саду работать, какой из меня исследователь… Даже читаю с трудом. Надо учиться!» Нир поклонился и взял пачку писем. — Спасибо, отец.***
Спина ныла от работы. Вроде всего ничего не было дома, но весь день приводил огород в порядок. Сейчас бы в ледяной источник, как у Учителя… Да, и ледяной уголок рядом. Чтобы снеженика росла, снежноягода, м-м-м… Но источник в саду был совсем маленьким, а потому Нир умылся, потянулся и приступил к волшебной зарядке, которой научила няня Ари. Всего ничего размяться — а сразу легче. Боль уходит, спину легче держать. Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре. И снова. Спина отозвалась благодарностью. Надо было раньше сделать перерыв. В саду опасно долго работать, легко испортить спину, а на спине держится все здоровье, говорила няня. Надо быть здоровым, чтобы были силы работать. Нир умылся снова. «Нет, надо все-таки устроить тут купальню! Дома вода слишком теплая, никакого удовольствия». Он скинул одежду, растерся мокрым полотенцем. «Вот бы в источник Учителя окунуться… Ну ничего. Сад в порядок привел, можно будет и купальней заняться. Ах, еще же письма! После них тогда. Зато дома можно не стирать — мама любит». Нир подхватил грязное и забрался в окошко. Сел на подоконник, спустил ноги. Вот только Эйр сидел за столом и ступне рядом с тетрадкой не обрадовался, посмотрел с осуждением. «Будто сам так не лазил! Не обходить же». — Что-то ты одичал в лесной общине. Голым ходишь, грязной ногой на стол наступаешь. Нир посмотрел на след и обтер ноги тем же полотенцем, которым мылся, след убрал. — Хватит тут своими непотребствами трясти, — проворчал Эйр. — Да что такого! — удивился Нир. — У тебя же все то же самое. — Но я же тебе в нос это самое не тычу! — вспыхнул он. — Так и я не тычу, — растерялся Нир и все-таки слез с окна. — Сейчас оденусь, только помылся… — А если Си увидит? Взял бы с собой одежду. — Увидит и увидит, что такого. Нир закинул белье в корзину, расправил полотенце, чтобы сохло. — Действительно, — прошипел Эйр. — Оденься, не позорь нас, а. — Да что ты все заладил! Нир достал из шкафа свежую рубаху и штаны, накинул, завязал новеньким поясом старшего адепта. Эйр сидел спиной, писал что-то. Рядом с листком по столу растекся пушистой рыжей лужей Гай, любимец Эйра. Спал себе мирненько. Старый уже стал. Нир посмотрел на свой стол со стопкой изумрудных конвертов. Предвкушение от заданий «настоящего наследника рода» смешивалось с нежеланием читать. Но дело есть дело. — Даже голову не помыл, — бросил Эйр. — Грязная же. — Да что ты цепляешься! — вздохнул Нир. — Помою вечером. В саду родник мелкий, мыться неудобно. Купальню хочу там сделать. — Ты что, постоянно в саду будешь мыться?! — А что такого? Эйр окинул взглядом и покачал головой. — Одичал. — Попробовал бы сам раз купнуться, так хорошо! — Нет, спасибо. — Нет и нет. Нир развернул конверт и увидел настолько кривые руны, что читать расхотелось еще больше. И устал к тому же. Но надо, надо… Нир зашевелил губами. Руны неохотно складывались в слова, смысл доходил тяжело. — Не бубни! — возмутился Эйр. — Да все тебе не так! — Нир отложил письмо с досадой. — Да ты перечитываешь одно и то же по пять раз! Нир взял стопку конвертов и вышел. «Почему Эйр стал таким раздражительным? Он же не был таким…» Библиотека встретила вкусным запахом книг. Светло. Пусто. Пыль уютно танцевала в лучике. Нир сел за стол у окна и снова взял письмо. «Древо… Древоцветы… Древоцветы заво… завоняли? А, завяли! Ох…» Нир отложил письмо и посмотрел в окно. Свет окрашивал туман, светлые цветы сада, плоды в рыжеватый цвет. Красиво. По-домашнему тихо. Только тихий звон лазурных бабочек и слышно, никакой возни с листьями, шорохов, чавканья, трелей, чик-чириков, хлопанья крыльев, стрекота и тонкого писка насекомых. Нир и сам не заметил, как привык к шуму мира. Он казался незаметным, но теперь, когда его не стало, пустота междумирья казалась нереальной, ненастоящей. Маленькое торжество жизни — рукотворный сад и огород, принесенные бабочки, вот и все. Так не бывает. Этот сад — чудо, прекрасное и странное в сплошном тумане. Туман вдруг показался чистым листом, на котором можно написать что угодно. Или нарисовать. Или создать. Нир выглянул в окно, но вечерней прохлады, как в мире, не почувствовал. Он вдохнул густой аромат цветов. «Даже воздух здесь не такой. Душный, что ли? Безжизненный? Ладно. Это все от усталости. Надо поспать и все пройдет, да и читать будет легче». Нир вернулся, но в комнате сидел Эйр и ложиться не собирался. «Наверное, ему нужен свет, шторы не задернуть. Может, пока посмотреть на закат? Эх, через окошко тоже с Эйром не вылезти…» Пришлось идти в обход, через дверь. Нир заварил вечернего чаю и сел под яблонькой. Но заката в междумирье не было — густой туман скрывал солнце. И все равно по саду плыли поалевшие клубы тумана. Красиво. Хорошо. Чай ароматный. Звон бабочек стих — они застыли лазурными листочками на клубничных грушах. Захотелось прилечь. Посмотрел в окно — темная макушка все там же, еще и лампу зажег. «Эйр же раньше не сидел по ночам за столом! Может, в саду лечь?» — Иди спи, — донеслось из окна, и лампа потухла. Нир сполоснул чайничек, кружку в роднике и оставил сушиться. Посмотрел в сторону окна. «Можно ли залезть? Или Эйр снова будет ругаться? Ой, будет и будет». Нир залез и с облегчением увидел, что Эйра за столом уже не было. Он перед зеркалом завязывал серый плащ на древний манер — объемно, скрывая фигуру. — Ты куда? — спросил Нир. — Прогуляться. — Ночью? — Почему бы нет? — Снова сунешься невесть куда… — Нир зевнул, потер глаза, устраиваясь спать. — Сальные патлы свои так и не помыл! Обрил бы, если лень. — Завтра, — пообещал Нир, сонно прикрывая глаза. — Воняет же. — Сильно? — спросил Нир, не открывая глаз. — Да. Как от животного. Отсюда чую. — Это новое мыло так пахнет, Эйр. Пушистой толстожопкой, — пробормотал Нир. — Не мойся им больше! Я пошел. Эйр перемахнул через подоконник. Шаги такие тяжелые, хромает до сих пор. Чем он так ногу повредил? Тварь болотная покусала? Ядовитая, наверное. Но Эйр разберется сам. На нем все мигом заживает обычно. Спать надо. Под бок приткнулся толстяк Гай и сладко зевнул. Спокойной ночи, говорит. Никакие толстожопки его не смущают, а Эйру воняет все.