***
Каннир с нетерпением поднял выпавшее из перстня письмо. — Так быстро! Давно пора было написать напрямую, наследник только тянет! Руки с въевшейся намертво землей развернули листок. Каннир с удивлением посмотрел на строчки — точно не почерк Отступника. У него были простые и понятные руны, без всех этих… как его… каллиграфий. — Ишь, каждую черточку вывел, как в прописях, бездельник! Что за белоручка? Лучше б шел работал, а не бумажки марал энти… «Уважаемый старейшина, я готов прорастить снеженику в междумирье. Риннир» — Папаша одной башкой только вышел, а сынок каллиграфиями балуется. Вижу же по почерку, что не работал ребенок, сидел руны рисовал! Так я и дал ему снеженику! Каннир почесал коротко остриженную бороду. «Пять семян ему из остатков третьего сорта дам, и пусть растит, как хочет». — Эй, Тин! Где ты есть, чучело бесполезное? В огород примчался взмыленный мутноглазый мальчонка. — Скажи этому Яблочному, чтобы лично пришел, понял? Выдам только в руки, — он потряс листком. Тин поклонился и убежал прочь.***
Яблочный объявился очень быстро. Ишь, резервной снеженики захотел! Каннир нахмурился при виде паренька в изумрудной форме уже явно не по размеру. Бездельник! Как работать в таком? Осень скоро, а лицо и шея без капли загара. Да он поля не видел! Расхотелось давать ему семена, пусть даже совсем негодные. — Приветствую, старейшина, — Нир поклонился, и рубашка разошлась по швам. — Здравствуй, сынок, — прогремел Каннир. — Расскажи-ка, как ты работаешь в своем наряде? — Я в нем не работаю, у меня другая рубаха есть. Этот так, если только для визита, чтобы прилично было. Смущенным белокожка не выглядел, разорванную под рукой рубаху поправил только. Каннир разозлился еще больше. «Врет и не краснеет!» — Ну пойдем, выбирать будешь семена. Он широким шагом отправился к складу. Резерв общины — гордость урожайного рода. Не место там бездельникам, эх, не место! Но Каннир спустился в просторный подвал. Белокожий с интересом приглядывался к семенам. Разумеется, любопытно, где же он еще увидит такое, если работать не приучен! — Старейшина, тут подписали неправильно, — указал он. — В мешке не второй, а третий сорт тигроцвета. Каннир присмотрелся и махнул рукой: — А, это перебирать не умеют. Видишь отметочку: «канцелярия»? Мы потом им только из их резервов выдаем. Что принесли, то и получили. «Зоркоглазый какой, отсюда, да еще и в полумраке заметил брак». Белокожка кивнул, и Каннир вдруг обратил внимание, что руки у мальчишки грубые, хоть и отмытые, но с въевшейся землей и травой. — А что у тебя кожа белая такая? Ты хоть на солнышке бываешь, или все за каллиграфиями своими? — Кожа не загорает, сразу краснеет и волдырями идет. Я утром что успеваю, делаю, а потом в междумирье ухожу, в нашем саду вожусь да учусь. «Как у папаши-бездельника кожа». Каннир остановился в ледяном углу и открыл дверь. Дыхнуло холодом. Старые косточки потянуло, захотелось укутаться. Глаза Нира заблестели, и он завертел головой. — Старейшина, да здесь все есть! — Э, на резервные семена клюв не разевай! — осадил его Каннир. — Старейшина, мне бы хоть по семечку, я так мечтал, так мечтал! Хотел возле родника высадить, ледяной уголок сделать! Я все отдам! Каннир поежился — в ледяном хранилище было непереносимо холодно, изо рта шел пар. Но Нир, кажется, чувствовал себя в своей стихии — точно от снежных эльфов кровь. Конечно мечтал о ледяном уголке, как же! — Вот вырастишь снеженику, семена сдашь, тогда о других подумаю. Каннир ссыпал в руку семена третьего сорта с пометкой «канцелярия». Одно, два, пять… Ай, мертвые, что они опять сдали?! — Старейшина… — Нир посмотрел на семечки. — Из этих сам Эрв не прорастит ничего. Вон, треснули — погибли от перегрева. Каннир улыбнулся и ссыпал обратно в мешок. Вспомнилось вдруг, что Отступник искал то одни семена, то другие. С ребенком еще приходил, точно. Может, для сына и просил? — Золотой глазок! Каннир достал из дальнего угла бархатный мешочек с надписью: «Резерв Старого Эрва» и сломал печать. Нир затаил дыхание — еще бы. Вскрывать неприкосновенные резервы — преступление. Но там лучшие семена. Как раньше. Каннир достал одну льдинку с печатями времени и семечком внутри и вручил Ниру. — Расти, золотой глазок. Только попробуй загубить, — он потряс кулаком прямо перед носом, завязал и запечатал мешок снова. «— 1», — подписал размашисто, с трудом удерживая в огромных, убитых работой руках маленькую кисть. Нир низко поклонился. — Благодарю, старейшина! Я не подведу! Белокожка с каллиграфиями, но глаза золотые. Дай священное древо, и руки зелеными окажутся. Приятный ребенок, и Отступник присмотрит всяко. Предчувствие хорошее.***
Золотое кривое подобие круга дрогнуло и рассыпалось искорками. Снова! Наивная надежда от обещаний старика сменилась обессиливающим разочарованием. Долго тренироваться не получалось — было больно и почти не меняло результата. Эйр с трудом в принципе поддерживал энергию хотя бы в отдаленно похожей на что-то форме. О заклинаниях речи даже не шло, с простейшими элементами бы разобраться. Это угнетало. Сильно. И вот, кривой и косой «круг» дрогнул и развеялся. В который раз? — Хватит, передохни, — напомнил старик. Эйр шмыгнул носом, утер слезившиеся глаза. — Я точно научусь? — Обязательно. Уже стабильнее получается. Главное регулярность, не перенапрягайся, коротких тренировок хватит. Эйр снова утер все льющиеся слезы, хлебнул чаю. Легче не стало. В слова старика уже верилось не особо. Но что поделаешь? Заниматься делами да тренироваться иногда, вот и все. Сколько у него времени? Покосился на старика — вроде бодрый, приступов пока нет. К сожалению, только пока. Внутри, особенно в спине, сильно ныло. Эйр посмотрел на свои чуть подрагивающие руки, сжал кулаки. Надо бороться. Пути назад нет, даже если болит. — Мяу, — Арха потерлась о руки старика. — Соскучилась? — старик потрепал по башке. — На ручки пойдешь? Лекарство хочешь? Арха на ручки не захотела, но лекарство слизала охотно. Тяжело вздохнула и меланхолично побрела в сад. «Как элькрин вздыхает». Плохо ей было отчего-то, но Эйр не понимал, почему. — Ей что-то дурно, старик. — Старенькая уже, — кивнул он. — Пойдем посмотрим. Но мне кажется, Эйр, что скоро Арха уснет уже. И дело не в лекарствах, пыхтит в последние дни, а это к смерти. Попрощаться пришла, наверное. Старик поднялся, вышел в сад. Арха лежала белым клубочком на холмике под клубничными грушами, прикрыла хвостом нос. Уснула, кажется? Эйр не смог разобрать ее эмоции, видимо, не снилось ей ничего. Сел рядышком, погладил. От Архи донеслась боль, она прижалась к руке. А потом эмоций не стало. Эйр погладил светлую шерстку, вздохнул. Наверное, странно было называть кошек именами Ловов. Но с другой стороны, хотя бы кошкой Арха прожила полноценную жизнь. Может, Нелари хотела этого, когда дарила котят старику? Почему она их так назвала? Как бы там ни было, похоронить надо. Эйр принялся копать. Как назло, Си прошуршала платьем рядом. — Арха! Эйр почувствовал, как голова заныла. Что сказать? Старенькая уже была Арха. Да и другие кошаки не вечны. — Ей снятся хорошие сны, — уверил старик. — Маму уведешь, хорошо, золотце? Не надо ей это видеть. — Мамуля сладкоягоду ест, — Си обернулась. — Вряд ли оторвется. Она села, прошелестев платьем, погладила Арху. — Спи спокойно, — прошептала Си дрожащим голосом. Эйр закусил губу, отошел от ямы. Старик золотым потоком опустил Арху, присыпал гниль-травой. — Что посадим, Си? Но Си только всхлипнула. — Цветочки белые можно, Нир приносил, — предложил Эйр, закапывая. — Красивые, да, — шепнула Си. — Хорошо. Давайте тогда их. Старик покосился в сторону Ни. Зря беспокоился. Ни ела и никаких холмиков, к счастью, не замечала. Действительно, зачем ей несъедобные мертвые кошки, когда живот пуст?