Логово для чудовища

Личинки оказались мельчайшими, полупрозрачно-буроватыми, едва заметными глазу. Подросли уже. Нир смотрел, как гусеничка обнимала колосок, скользила по зернышку. Пряталась и ела потихоньку. А вот жужик прилетел, крылышки расправил грозно, заметил гусеничку… Только сел — и уже нету гусенички. «Быстро он ее! Давай, жужик, еще ищи!» А вот с ядом для личинок не задалось — они ели все, казалось, даже землю, и ничего им не было. Ну и ладно. И чары их почти не пугали. От пронзительного визга заложило уши. Нир выпрыгнул в окно, морщась, и увидел Си, отбросившую книгу в траву. — Что случилось, Си? — почти не слыша себя и потирая уши, спросил Нир. — Т-там… Она замялась и покраснела, опустила голову. На землю капнули крупные слезы. «Что же там такое-то?» Нир наклонился над книгой и увидел изумрудного ползучка — видимо, заблудился. Или захотел не грядки рыхлить, а за гранит науки взяться. Хотя какая тут наука, сказки… Тогда, может, захотел о любви почитать. Нир снял ползучка пальцем и вернул книгу Си. — Ползучок хороший, грядки рыхлит. Не бойся, не кусается. Но Си не хотела дружить с ползучками, прижала к груди книгу и убежала в дом. «И что это она?» Ползучок извивался на пальце, осматривался. Красиво переливался от черного к изумрудному и обратно. Путешественник попался, надо в огород его вернуть. Нир поднес палец к грядкам с огнелистом, и ползучок вернулся домой, затерялся среди стеблей. Нир залюбовался. Огненно-рыжие стручки выделялись среди зеленых листьев с багровыми прожилками, новый сорт огнелиста. Чуть дальше колосилась грядка таких же, но с фиолетовыми листьями. А еще через одну — с алыми, как в Старом Эрве. А дальше… Огород сильно разросся, конца и края не видно. Надо бы обойти, наблюдения в журналы записать. «Опять полдня на бумажки уйдет! Хотя потом пролистать приятно, сразу видно, сколько удалось сделать. И папа говорил, что в общине пригодится, когда вклад буду оформлять, лучше сразу хорошо записать, потом переделать сложно». Нир подошел к окошку, заглянул — Эйра нет. А раз нет, значит некому ворчать, что через его стол опять забирались. Нир перемахнул и взял сумку с журналами со своего стола, стоявшего по соседству. Увесистая стала. Ну ничего, скоро с огнелистом закончит, поменьше станет. Или нет?

***

Ветки с серебристыми листьями покачивались на ветру, показывая еще неспелые голубоватые ягоды. Хотелось протянуть руку, тронуть листики. Но как бы сильно ни дул ветер, ветка не дотягивалась до окна — обрезана так, чтобы не стучать. «Чтобы не отвлекала», — как говорила хозяйка дома. «Но от чего тут отвлекать?» Матушка отправила в дом вредной старухи поучиться манерам. Здесь, в горах, было очень непривычно, и хотелось исследовать все: камушки рассмотреть, трещины, сильные росточки прямо из них, близкое небо с пушистыми облаками, до которых казалось, можно дотянуться рукой. Но можно только смотреть в окно украдкой, пока старухи нет. «Точно, надо же дописать лист…» Ки хмуро посмотрела на листки перед собой. Прописи. «Вот «здорово» сидеть здесь время тратить! Кому нужны эти ровные руны? Подписала семена и хорошо. Главное, чтобы понятно было». Хотя прописи далеко не самое страшное здесь. А вот уроки манер, как сидеть, как говорить и думать — уже точно лишнее. «Ну зачем это в поле? Эх, сейчас бы выйти, пробежаться по горной тропе, найти полевые цветы. Как в первый день». Но нельзя. Если сбежать, снова заставят сидеть будто статуя за древним столом весь день. Ки потерла ноги, вспоминая, как быстро они затекали, если сидеть, как требовали. Нет, что угодно, но не это снова! За спиной послышались шаги, и Ки поспешно выпрямилась, подобрала ноги, как положено. — Покажи, что написала, Киин, — со вздохом попросила хозяйка. Ки протянула полупустой листок. — Снова все криво. Постарайся хоть немного. «Да я стараюсь! И не так уж и криво!» — внутренне воспылала Ки, но лишь послушно ответила. — Да, учитель. — Сейчас разминку, после обеда снова сядешь за прописи. Ты совсем скоро станешь взрослой. Благородная девушка должна быть прекрасна во всем, Киин. Хотелось закатить глаза, и Ки поспешно поклонилась, чтобы спрятать скуку. — Благодарю за наставления. Если не вести себя хорошо, не уйдет ведь. А так хотя бы шанс есть. Ладно хоть разминка не так уж и плоха, лучше прописей. Немного подвигаться, потянуться… — Киин, изящнее. Смотри в зеркало. Ки встретилась с отражением замученным взглядом. — Улыбнись. Не так сильно. «Да что тебе все не так!» — Киин, хотя бы улыбнуться-то попытайся! Киин хотелось плакать. Как можно было испортить самое нормальное, что было в распорядке дня? Всего лишь разминка, и то столько придирок. Вот бы спрятаться в траве, как дома! Посмотреть рассвет, промочить платье в росе, пробежаться. Забавного Нира встретить на дороге и всякую ерунду ему порассказывать. Он все слушал всегда даже полную чепуху так внимательно, будто узнавал самое нужное и интересное. «Эх, Нир…» — А мальчиков тоже так учат? — задумалась Ки. — Как мальчиков учат быть достойными мужами не дело благородных дев, — холодно отчитала хозяйка дома. Киин посмотрела на старушку с прилипшей к лицу благостной маской. Ухоженная, морщин почти не видно, а самой под четыреста, наверное. «Красивая, воспитанная, но какая ты скучная! Сама потом у Нира спрошу!» Повторить выражение лица старушки удалось легче, чем в первый день. Но держать лицо застывшим в полуулыбке так тяжело! Да и неестественно получалось. Старушке шло, вписывалось в образ, казалось почти естественным выражением. А Ки пока не могла скрыть, что улыбка вымученная. Даже перед зеркалом. — Работы много, Киин, но ты обязательно справишься, если постараешься. До брачного возраста есть время. От меня еще ни единая девица не уходила без манер. «Серьезно что ли до самого дня рождения здесь торчать? Это год почти! А как же урожай? Нет, надо поскорее обучиться всему, может, тогда отпустят. Что мне, сложно улыбнуться, что ли? Или сесть с прямой спиной? Или ровно написать строки?»