RED

Бабушка ничего не сказала об инциденте, поэтому Сан тоже ничего не упоминал. Однако атмосфера в воздухе казалась тяжелее. Она знала, но игнорировала. Игнорировала его разбитый подбородок, игнорировала разбитую губу и игнорировала разбитую поперёк бровь. Возможно, Сан бы предпочел чтобы его отругали — такое молчание нагоняло на него тревогу. Изначально он должен был остаться дома только на день, но теперь шёл уже третий, и он пробыл в школе всего около часа. На встречу. Уён был занят учебой, и они хотели поговорить лично, поэтому они подождали, чтобы обсудить темы, которые должны были обсудить, и через три дня после инцидента бабушка собиралась навестить свою подругу на ужин, оставив Сана одного… пока он не пригласил Уёна домой. После долгих объятий они поели, а затем легли в постель для заслуженного сеанса объятий. — Ты разочаровался во мне? — шепотом спросил Сан. Его голова покоилась на изгибе шеи Уёна, ноги закинуты на его бёдра, чтобы сидеть было удобнее. Младший попытался заглянуть в лицо своего парня, но из-за их положения ему это не удалось. — Не буду врать, я немного расстроен тем, что ты позволил им так разозлить тебя, что ты забыл о своих ценностях. Но я знаю, что ты всё равно старался изо всех сил. Всё нормально. — Я не особо-то старался. Мне просто хотелось их ударить. У Уёна были слезы на глазах, когда он захихикал. — Они были грубы с тобой, да? — Я хотел причинить кому-то боль в ответ. Даже если я не должен. — Не делай так больше, пожалуйста. Не позволяй никому размывать границы твоих убеждений. Не позволяй никому изменить то, кто ты есть. — Я пытаюсь, — тихо сказал Сан, вцепившись пальцами в толстовку младшего. Тот ослабил объятия, вместо этого утягивая своего парня к себе на колени, лицом к лицу, так что ноги Сана оказались по обе стороны от него. Уён прижал его ближе, баюкая, как Сан того заслуживал. Его голова покоилась прямо на сердце Уёна. — Тогда я горжусь тобой за это. — Вчера я разговаривал со школьным психологом. Руки Уёна скользнули по щекам Сана, большие пальцы коснулись высоких скул, избегая несколько синяков. Их взгляды встретились, и Сан чувствовал спокойствие от вида искреннего удовольствия в выражении лица младшего. Уён был горд. На нём великолепно смотрелось это выражение. — Серьёзно? — Ага, — пробормотал Сан, отводя взгляд, — думаю, мне это правда нужно. Хва-хён сказал мне, что никогда не поздно стать лучше. Уён улыбнулся. Однако выражение его лица не совсем соответствовало его мыслям. В какой-то части он относился к этому нейтрально. Потому что он уже знал, что Сан нездоров, и изо всех сил старался оказать ему поддержку и помочь ему открыться, когда Сан этого хотел. Но его бойфренд был скрытным, когда дело касалось его травм. Хотя это было совершенно нормально, это всё же мешало Уёну осознавать масштабы всего, и это тоже беспокоило его. Тот факт, что Сан обратился за помощью к специалисту, означал не только то, что он действительно хотел поправиться; это также показывало, что он чувствовал, что заходит слишком далеко. Уён действительно был напуган. Но он не мог этого сказать. Он не мог просить Сана рассказать ему всё, если старший не был к этому готов. "Когда нужно кого-то утешить, есть грань, которую нельзя переступать", — много лет назад сказала Уёну его мама. Речь была об уважении. Уважении чьих-то пределов, уважении чьих-то чувств и уважении чьих-то решений, независимо от того, близки вы с этим кем-то или нет. И никогда, никогда не верить, что у тебя есть право знать о чьих-то личных делах, даже если ты с этим кем-то очень близок. Единственное, что можно сделать, это оказать поддержку. На этом всё началось и закончилось, и Уён был более чем рад возможности подарить это своему парню. — Он прав, Сан. Я горжусь тобой. Я рад, что ты принял такое решение. — Тебе стыдно? — Почему мне должно быть стыдно? — Иметь парня, у которого серьёзные проблемы с психическим состоянием. — Я очень рад быть твоим парнем. Я не мог бы быть более счастлив знать кого-то вроде тебя. Твоё состояние не имеет ничего общего с тем, как я тебя воспринимаю. Я хочу, чтобы ты знал это. — Но это влияет на то, как все остальные будут воспринимать меня. Это... нормально? — Другие не имеют никакого отношения ко мне и к тебе. Я просто хочу, чтобы тебе было комфортно, Сан. Я хочу, чтобы тебе было комфортно с самим собой. Глаза Сана, которые раньше были совершенно сухими, наполнились слезами, когда он услышал эти слова. Уён просто обнял его. — И если ты хочешь мне что-то сказать, я выслушаю, хорошо? К череде всхлипов добавились рыдания, медленно переходящие в тихие стоны. Сану стало неловко из-за пятен своих слёз и соплей на толстовке младшего. Уён их даже не заметил. Заключенные в объятия, которые казались вечностью, их тела сливались воедино, как кусочки головоломки, они вдыхали ощущение того, что они вместе. — Я так боюсь отпугнуть тебя, Уён. Ты даже не представляешь. Слова ничего не могли доказать. Действия, однако, могли показать больше. Поэтому он крепче обнял Сана. — Я не знаю, что со мной не так, У. Возможно всё. Психолог сказал, что это будет долгая дорога. Что сразу было сложно поставить диагноз, потому что прошло столько лет. Я не знаю, что это всё значит, но я просто знаю, что нужно столько всего разрешить. Пальцы младшего перебирали пряди волос Сана, приглаживая их и успокаивая своего парня. — Я доверяю тебе, только тебе я настолько доверяю, но я так боюсь сказать что-нибудь о своих чувствах. — Не позволяй страху останавливать тебя, Сани. Я никуда не уйду, и твоё прошлое не является твоим настоящим, если ты не позволишь ему им быть. Раздалось ещё больше рыданий, ещё больше секунд тишины, и ещё больше слёз, смочивших толстовку Уёна. Последовало неловкое ожидание со стороны обоих. Послышался прерывистый выдох. — Я ненавижу свою семью, Уён. Это было честное заявление. Искреннее. Казалось, это сказанно искренне. Это казалось неправильным. — И я могу быть плохим сыном из-за этого, но ненавижу их всех троих. Я ненавижу то, что они так легко сделали меня таким. Каким слабым они меня сделали. Я ненавижу то, что они, вероятно, прямо сейчас едва вспомнят моё имя. Я ненавижу, что мне пришлось так долго жить с ними в одном доме, и что им плевать на меня. Я ненавижу, что моя сестра оставила меня одного. Что она обещала мне ложь, — выплюнул он, его слова сквозили разочарованием. Дверь в его сердце была открыта, и закрыть её казалось невозможным. — Я ненавижу, что они, кажется, так легко сдались, и что я не был достаточно важным для них, чтобы заставить их стараться сильнее. Я ненавижу, что никогда не говорил им, насколько они невыносимы. Я ненавижу то, что я всё еще боюсь снова оказаться со своей матерью. И я ненавижу, что не забочусь о них. Я ненавижу, что мои травмы навязаны мне моими же родителями. Ненавижу, что я обречён с этой дерьмовой генетикой и дерьмовым опытом, который они мне дали. Я ненавижу то, что я стал так принимать нормальность, которую они создали для меня. Я ненавижу, мне всё равно нужно их любить. Что они как-никак моя семья, что я ничем не лучше их. Что я на самом деле ещё хуже. Я так сильно всё это ненавижу, ты не представляешь. Уён ничего не мог ответить. Не было слов, которые могли бы передать то, что чувствовал Сан. То, в чём он только что признался. Можно было сказать только: — И ты имеешь на это право. Старший лишь слезливо хмыкнул, пытаясь согласиться. Вместо этого он решил держаться нейтрально. Он не хотел тяготить Уёна своими тревогами, травмами и внутренней борьбой. Тем не менее, другому мальчику, похоже, не было противно слушать, как Сан говорит о своих проблемах: он гладил поясницу под футболкой Сана, разделяя с ним ещё немного тепла, тихо мыча, как бы давая возможность продолжить. Сан решил воспользоваться моментом, который предлагал ему его парень рассказать ему больше и дать ему понять, потому что он знал, что Уён хочет его понять. И он умирал от желания показать, насколько доверяет ему, несмотря на страх. И если бы только Сан знал, как сильно его парень был благодарен за это. — Когда моя сестра умерла, я подумал, что она уснула. Голова Сана вдруг стала тяжелой на груди другого. — Она сказала мне, что с ней всё в порядке, что она просто немного устала, и что ей нужно отдохнуть. Помню, она была очень бледная, это сейчас я помню, но будучи ребёнком я этого не заметил, не понимал, что это значит. Той ночью родители, казалось, ругались сильнее, чем обычно, и я помню, как засунул голову под подушку, чтобы не слышать, что они говорили. Я не знал, что они на самом деле плакали из-за смерти моей сестры. Мой отец подошёл ко мне несколько часов спустя, и он, скорее всего, был под кайфом или что-то в этом роде. Я попросил его повторить, потому что его слова были такими невнятными. И когда он сказал это снова, я сказал ему, что сестра разозлится, если услышит, что он лжёт, потому что она обещала мне, что с ней всё в порядке. Когда я ложился спать, мне снились кошмары, поэтому я пошёл в её комнату, чтобы она успокоила меня. Голос Сана задрожал. В груди болело. Пальцы болели от того, как сильно он сжимал толстовку своего парня. — Я наступил в её кровь, Ёна. Родители тогда ещё не убрали её. Чёрт, их даже не было дома. Может, они ходили в больницу за какими-то бумагами или типа того. Я без понятия, где они были, я просто знаю, что я даже не понял тогда, что это кровь. Сан почувствовал отвращение к себе. И стыд тоже. Ему казалось, что он на самом деле не изменился, как будто он остался таким же, как тогда. Как будто он поверил бы ей и наивно доверился, даже если бы это случилось на много лет позже. — Я буквально касался её остывшей крови. Я влез в неё руками. И когда я понял, что это было, я побежал в спальню родителей. Вообще-то я бегал везде, но дома никого не было. И мне было страшно. Сосед пришёл, потому что я был очень громким. Наверное, я тогда подумал, что мои родители тоже умерли. Я больше ничего не помню, помню только то, как мне было страшно. Бессознательные слезы всё ещё тихо текли по щекам Сана. Он так много рассказал. Больше, чем он признавал за последние несколько лет. И в каком-то смысле это было здорово. Но это была только одна ночь, которая вспомнилась среди множества других. Это действительно было одним из худших воспоминаний, но это было далеко не единственным тяжелым воспоминание — или травмой, как назвал их психолог, — преследовавшими его. — Мне было так страшно, что этот страх засел во мне. До сих пор. Думаю, он всегда будет. Пальцы Уёна смахивали его воспоминания и вытягивали его из лап всяких образов в голове, теперь Сан плакал, только сосредоточенный на чём-то другом. На виске остался поцелуй. — Нет ничего плохого в том, чтобы бояться, Сан-а. В страхе нет ничего детского или трусливого. — А ты? — Чел, я едва не обсираюсь от насекомых, — беспечно пошутил Уён. Сан хихикнул, шмыгнув носом и тыча младшему в живот. — Конечно же. — И я боюсь потерять тебя. — Почему? — спросил старший, нахмурившись. — Потому что я тебя люблю. — Да, хорошо, но почему ты боишься? — Разве я не должен? — Не знаю. Он никогда не задумывался о том, что, возможно, Уён тоже боялся. Иногда Сан чувствовал, что он был только обузой для него, и он просто отбрасывал мысли о том, что Уён тоже может не хотеть его терять. И теперь, когда он на это намекнул, мысль задержалась в голове. Если они и были бойфрендами, то только потому, что Уён тоже любил его. Не то чтобы Сан никогда этого не слышал, но услышать что-то и понять это — две совершенно разные вещи, и Сан, наконец, почувствовал тяжесть на сердце, с каждым ударом становящуюся всё сильнее. Это была приятная тяжесть. Захватывающая. Как тёплое, успокаивающее объятие. — Правда? — Конечно, Сани. — Но ты не выглядишь испуганным. — Думаю, потому что я не боюсь, когда я с тобой. Сан выпрямил спину, поднял голову и чмокнул Уёна в уголок губ, как всегда предельно нежно. Слова не были нужны. Когда он снова положил голову на плечо своего парня, он не стал прятать лицо в изгибе его шеи. — Спасибо, что доверяешь мне. Спасибо, что рассказал мне. И за то, что позволил мне быть рядом с тобой, — сказал Уён сладким и нежным, как мёд, голосом. — Спасибо, Ву, это так много для меня значит. Прижавшись щекой к теплой коже и толстовке другого, Сан вздохнул, глядя на фотографии, висящие на стене над столом. Он никогда ни с кем не был так близок. Он никогда не чувствовал такой связи ни с кем другим. Это было чудесно. Затем его взгляд упал на зеркало, где он увидео трещну на их отражении, прямо в углу. Ему повезло, подумал он. О нём заботятся. Они долго оставались неподвижными, разговаривая о всяких случайных вещах, так и не нарушив пузырь спокойствия, в котором они находились. И тут Сан вспомнил, что ему есть о чем поговорить. — У Сонхва есть пистолет. Реакция была немедленной: тело Уёна напряглось, дыхание сбилось. — Что? Не может быть такого! — Я видел. — Должно быть, это была игрушка... Да ладно, Сан, ты правда думаешь- — Не принимай меня за идиота, я твой парень, — сказал он, хотя в его словах не было язвительности. Уён забыл, как дышать, и Сан выпрямился. — Блять, Сан... — Теперь я тоже в деле — Ч-что? Глаза Уёна бегали по чертам его лица, как будто нос Сана мог сказать о том, насколько он серьёзен. Он осторожно взял лицо старшего в свои ладони, чтобы не задеть несколько ранок. — Нет, ты не можешь, — прошептал он, в его тоне нарастала лёгкая паника. — Я да. С этого дня. — Нет! Нет, Сан. Я отказываюсь, чтобы ты был частью этого. Я не хочу, чтобы ты был в этом, ясно? Так что ты не в деле. — Почему? Что за проблема со мной? Почему вы двое так себя ведёте? В любом случае, Сонхва согласился. — Это не ты, Сан. — Тогда что? — Это не похоже на тебя — делать это. — Ну, это не похоже и на тебя, У. Младший вздохнул, его губы дрожали, а руки тряслись. — Ты не понимаешь... И я попал туда не потому что так сильно этого хотел. Хва был в хреновой ситуации, поэтому я решил помочь ему. Вот и всё. Я бы не участвовал в этом, если бы он не попал в передрягу. — С каких пор? Хмурое выражение на лице Уёна усилилось, зубы стиснулись сильнее. Он уткнулся лбом в плечо Сана, откинувшись назад и прислонившись спиной к стене. — Около полутора лет. — Так долго? — Ага. — И это всё ещё для того, чтобы помочь ему? Ему всё ещё нужна помощь? — Это не так. Как только вы войдёшь, ты не сможешь уйти, Сан-а. — Тогда позволь мне быть там с тобой. — Дедушка бы этого не хотел, понимаешь? — Я тоже не хотел, чтобы он умирал. — Сан... — Не используй моих бабушку и дедушку против меня, Уён. Ты лучше всех знаешь, что этого лучше не делать. — Прости... прости. Тем не менее, я всё ещё остаюсь при своём мнении. Тебе не нужно тоже это делать, ладно? — Это не тебе выбирать. Сан пожалел о своих словах, но он говорил искренне. Теперь Уён дрожал в его руках. Старший пытался успокоить его нежными поглаживаниями. — Мой выбор уже сделан, и ты это знаешь. На что Уён усилил хватку, держась за него как за спасательный круг. Они услышали, как открылась и закрылась входная дверь. — Сан-а, я дома! — объявила бабушка снизу. Двое парней вздохнули, и Уён поднял голову, ещё раз заглядывая в тёплые глаза своего парня. — Не бойся так, Ён-а. Я знаю, во что ввязываюсь, — нежно сказал он. Шаги медленно поднимались по лестнице. — Всё в порядке. Почему что-то должно быть не так? Тебе не нужно ничего бояться. Всё будет хорошо. Уён поцеловал его, словно скрепляя обещание своего парня. Это была опасная работа, но они с Сонхва умели оставаться в безопасности. Так что, действительно, всё было в порядке. Бабушка постучала в дверь спальни. — Хорошо, — прошептал Уён Сану в губы, позволяя заключить себя в ещё одно крепкое объятие. Бабушка открыла дверь и улыбнулась им. — О, я не знала, что ты будешь здесь, Уён-а! Не ложитесь слишком поздно, мальчики, завтра в школу, — сказала она, прежде чем выйти. Двое подростков не говорили о работе всю оставшуюся ночь. Атмосфера комфорта, что была раньше, вернулась к ним с более легкими разговорами. Когда они выключили свет, прижавшись друг к другу, тишину нарушало только их дыхание. Так было до тех пор, пока Уён не заговорил настолько тихо, что Сан едва расслышал его. — Обещай мне, что никому не позволишь изменить тебя, Сани. Даже демонам в твоей собственной голове. Старший надеялся, что предложенного им поцелуя будет достаточно. Он надеялся, что того, как он обнимал Уёна, было достаточно утешительным. Он надеялся, что Уён не будет волноваться. Он надеялся, что не станет обузой. Сан молча согласился с тем, что сказал младший, но не сказал этого. Обещания должны были быть выполнены без всяких сомнений.