RED

— Кажется, вам нравится разрисовывать свой стол, мистер Чхве. Думаю, вам также понравится его мыть, верно? Сан замер, зависнув карандашом над несколькими каракулями на столе. — Верно? — настаивал учитель предупреждающим тоном. Подросток кивнул, вздохнув, размазывая графит ластиком, стараясь изо всех сил стереть свои проступки с поверхности, которая, казалось, впитала их. — Когда я разговариваю с тобой, я ожидаю вежливого устного ответа, а не неуважительного молчания, Чхве Сан. Я надеюсь, что тебе понравится мыть все парты на втором этаже школы сегодня вечером, так как ты, кажется, не возражаешь. Он выругался себе под нос, но, кажется, одно только движение его губ разозлило учителя ещё больше. — Отвечай мне, когда я с тобой разговариваю! Сан был поражён, съёжившись от того, насколько громким был этот человек. — Извините. Я помою свой стол. — Не только свой. — Я п-помою все парты на втором этаже сегодня вечером после школы, — дрожащим голосом заявил он. Все его одноклассники смотрели на его фигуру, прожигая в нём дыры. Его собственный взгляд был прикован к своим рукам, сжатым в кулаки и впивающими ногти в ладони, когда он умолял какое-либо божество, которое было там, не заставлять его краснеть. Что также было полнейшим провалом. — Здорово. Теперь я уверен, что ты очень, очень скоро откажешься от своего отношения. Мужчина пошёл дальше, продолжая излагать содержание своей лекции. Однако Сан не мог начать двигаться. Он всё ещё ощущал на себе ожоги внимания, мысли уходили в растущую тревогу. Он всё ещё дрожал, услышав чей-то гневный крик. Его ногти всё ещё образовывали полумесяцы на ладонях, в некоторых даже лопалась кожа. Крошечная искорка крови появилась на новом порезе. Он заперт в классе. Он не мог убежать, чтобы успокоиться. Учитель уже был зол на него. Он получил бы ещё больше недостатков, если бы покинул класс. Даже не можешь смотреть на кровь без паники. Ты ненормальный? Тебе должна нравиться кровь, Сан-а. Кровь прекрасна. Разум Сана, казалось, закружился. Он потерял внимание к классу. Эти странные, пугающие мысли снова дразнили его. Он действительно не думал , что кровь прекрасна. Но почему он мог слышать собственные мысли об этом? Сан чувствовал себя одиноким в классе, полном людей. Я всегда с тобой, хорошо? Когда тебе страшно, помни об этом. Ему было страшно. Очень страшно. Сан не знал, почему его трясло, почему ему было так тревожно, почему ему хотелось убежать, почему он продолжал повторять слова Уёна в глубине души. И было страшно, не знать, почему он ненормальный. И когда мысли, казалось, замельтешили перед его глазами, прозвенел звонок о, оповещая о конце урока, вернув Сана к реальности. Он заметил, что полностью отключился. Все вышли из комнаты — учитель остановился у стола подростка, чтобы бросить записку о задержании после уроков. Сан чувствовал себя некомфортно, даже когда остался совсем один. Мышцы были напряжены, он с трудом пытался расслабиться. Он сделал один глубокий вдох, затем другой. Он продолжал, пока его мысли не стали менее беспорядочными. Сану было трудно это признать, но он был напуган. Собой. Тем, кем он медленно вырастал. Ему потребовалось какое-то время, чтобы набраться смелости, встать и встретиться с Уёном, чтобы поесть. Сану пришлось поцелуем снять надутые губы с лица младшего, когда рассказал ему о задержании. — Но у нас сегодня урок танцев! Ты не можешь пропустить это... Я поговорю с этим... — Эй, ничего особенного, Ён-а. Пропуск одного урока танцев — это не конец света, мы встретимся позже, хорошо? Уён вздохнул, но всё равно не мог ничего сделать, кроме как принять это. Как Сан заметил, он был не единственным, кого задержали. Было ещё трое подростков, которых он не знал и которые, казалось, дружили друг с другом. От них чувствовался запах сигарет, поэтому легко было догадаться, почему они здесь. Сан хотел пожаловаться на то, что рисование карандашом не должно наказываться так же строго, как курение в несовершеннолетнем возрасте, но откинул эту мысль. Учителям было плевать. Просто на уборку уйдёт меньше времени. Поэтому он взял бутылку с мыльной водой из кучи других и губку и начал тереть столы. Это было немного хлопотно, так как большинство учеников писали ручками или даже маркерами, и это не совсем легко стиралось, но Сан не особо возражал, если он мог успеть закончить до того, как закончится урок танцев Уёна. И это не было бы проблемой, если бы другие ученики продолжали бездельничать, не интересуясь тем, о чем их просили. — Столы помоются сами по себе? — спросил он, глядя на троих мальчиков. Они оглянулись на него, не в восторге. — Что ж, ты отлично справляешься, парниш. — Чем дольше вы ничего не делаете, тем дольше мы здесь будем находиться. Нам ещё около пятнадцати кабинетов. Не менее тридцати парт в каждом. Если мы хотим закончить как можно скорее, нужно поторопиться, — вздохнул Сан. — Так поторопись. Я не хочу убираться. Почему ты считаешь себя в праве диктовать, что мне делать? — У нас как бы нет выбора, если ты не заметил. — И что нам сделают, если мы не будем мыть эти столы? Заставят нас мыть ещё больше столов? Отъебись. Сан вздохнул, возвращаясь к своим делам. Это было бесполезно. Он почти закончил все парты в этом классе, когда подошёл к тем, на которых сидели трое учеников. — Отойди, я убираюсь. — Не приказывай мне. Он закатил глаза на слова старшего. Это был такой бесполезный спор. Итак, Сан бросил другую свою губку. Вероятно, он мог бы проигнорировать мальчика и пойти в другой класс, предположил он, ну да ладно. — Какого хрена?! — Это был не приказ. О, и эти столы завалены мусором, можешь забрать его. Если бы ему позволили, он бы ушёл. Он бы сам всё убрал, а потом вернулся домой с Уёном. Но вместо этого кто-то толкнул его в спину, и на этот раз Сану не хотелось просто отмахиваться. Он не собирался терпеть чей-то гнев без всякой причины, только не снова. Так что Сан ударил. А когда его ударили в ответ, он вмазал кулаком кому-то в горло. Сан никогда ни с кем по-настоящему не дрался физически, и он знал, что выглядит совсем не устрашающе, но он смотрел боксёрские бои с детства, и тогда Сану нравилось повторять одни и те же движения с подушкой и плюшевыми игрушками, отыгрывая. И хотя чувство, конечно, было немного другим, удар по реальному человеку давал подобное — если не усиленное — чувство удовлетворения. Ожидаемо, что Сан получил ответный удар. Их было трое. Он был один. Но он не чувствовал боли, он ощущая только неприятное жжение разогретых мышц. И Сан разозлился, столкнувшись с этой фамильярностью, потому что, несмотря на то, что удары не были такими уж и болезненными — уже нет, не тогда, когда кулаками махали так небрежно — это злило его. Всю свою жизнь Сан думал, что он такой же, как все остальные, за исключением слегка странных особенностей его личности. Однако то, что его снова били, то, что он снова переживал чужие эмоции, и то, что его снова превратили в боксёрскую грушу, укрепило его разум. Несмотря на то, что он всегда напоминал себе, что у всех остальных были подобные проблемы, на этот раз Сан задумался, должны ли с ним так обращаться. С кем-либо. Если бы для него было нормально просто подумать о том, чтобы самому помыть все столы, когда он был не единственным, кого можно было обвинить. Как будто он заслужил хоть что-то из этого. Как будто он сделал что-то неправильно. Не только если, но и то, что он сделал, чтобы заслужить такую ​​дерьмовую жизнь. И его беспокоили не три незрелых подростка, ссорившихся с ним. Нисколько. Это слово снова всплыло у него в голове, когда его ударили за то, что он сказал то, что имел в виду. Не потому, что он часто подвергался физическому насилию — нет, битьё ещё не вошло в привычку, — а потому, что кто-то снова пожаловался на то, что он пытается жить более лёгкой жизнью. — Блять! — закричал он, горло болело от напряжения — Ты не можешь просто оставить меня в покое?! Его снова толкнули, и он упал на стол, и это всё, что ему потребовалось, чтобы накинуться обратно на одного из трёх мальчиков — на того, кто был ближе, кому было всё равно, — и наносить удары за ударами. Странно, насколько умелым он был в том, чего на самом деле никогда не делал. Сану потребовалось несколько минут, чтобы начать чувствовать боль на скуле и носу. Подросток под ним неизбежно ударил несколько раз. Он выглядел привыкшим к дракам. Тем не менее, его лицо было в жалком состоянии: кровь хлестала из его опухшего носа, а под глазами медленно появлялись зелёные оттенки. Да. Сан сделал это. И он не то чтобы гордился, но и сожалеть об этом не собирался. И, хочется верить, этого будет достаточно, чтобы его дедушка не разочаровался и гордился им там, наверху. — Пак Хинам, О Ёнсик, Чхве Сан и Чо Сангюн. Не могли бы вы объяснить, что я наблюдаю? Сан встал и протянул руку другому, от чего дорогой Ёнсик, конечно же, отказался. Директор стоял у входа в класс, а позади него стояли Сонхва и Уён. Уён, чьё выражение лица было твёрдым, как скала, пронзал Сана взглядом, заставляя его чувствовать себя уязвимым и виноватым. Под этим взглядом своего парня он, наконец, почувствовал, как струйка крови стекает по разбитой губе. Но он был в порядке. Крови не так уж и много. Поэтому он слегка изогнул губы в улыбке ободрения, извинений. Уён ушёл через несколько секунд, и губы Сана сложились в прямую линию. Он знал, что его парень не злится на него, но разочаровывать его было больно. — Ну, этот пацан прыгнул на моего друга и- — Точнее, я был зол, поэтому и ударил их, — признался Сан. — Это не то поведение, которое мы одобряем в стенах нашей школы, молодой человек. — Вы не спросите меня, почему, сэр? — Простите? — Вы не спросите меня, почему я разозлился? Они отказывались что-либо делать. Они были грубыми. Они даже не отошли в сторону, чтобы я мог помыть эти дурацкие столы, на которых они сидели. Я не идеальный ученик, сэр. Если кто-то выберет меня жертвой, я не буду ждать, пока они продолжат. Если кто-то ударит меня с намерением проявить неуважение, я отвечу. Я не вёл себя как идеальный ученик, но разве не неправильно заставлять меня расплачиваться за всю ситуацию, когда ссора рождается из двух противоположностей? Думаю, я заслуживаю выговора. Но я прошу, чтобы и они получали не меньше. Класс погрузился в тишину. Сонхва всё ещё стоял позади директора. Последний нахмурился от слов Сана. — Боюсь, это работает не так, мистер Чхве. Мы не бьем людей, независимо от того злимся мы или нет. — Я знаю. Но моя точка зрения заключалась в том, что... — И мы принимаем последствия, не жалуясь. Теперь возвращайтесь домой, все вы. И, Чхве Сан, избавьте меня от лицезрения вас завтра в школе. Упомянутый мальчик почувствовал укол боли в сердце. Снова. Итак, он вышел из класса, Сонхва последовал за ним. Коридоры пусты. За пределами школы щебетали птицы, шаги двух подростков отбивали ритмичные стуки. — Мне отвезти тебя в больницу? — Черт возьми, хён, — процедил Сан сквозь зубы, гнев бушевал в его груди, от чего у него слезились глаза. — Это так тупо. Это так несправедливо. Я знаю, что не должен был их бить, но они буквально- — Всё нормально, Сан-а. Младший судорожно вздохнул, глядя на своего друга. Он чувствовал, что ему нужно снова кого-то ударить, чтобы снова ощутить это удовольствие, заглушающее гнев. — Ты круто выглядел в классе. Говоря всё это. Что бы ни говорил старик, ты не ошибся. Это звучало круто. Сонхва взъерошил и без того спутанные волосы Сана, тепло улыбнувшись — это было единственное, что он мог сделать. — Уён очень волновался. Мы слышали, как ты кричал из репетиционной комнаты. Думаю, директор тоже. — Я должен извиниться, да? — Не надо. Я почти уверен, что У надерёт тебе задницу, если услышит, что ты сожалеешь о том, что сделал. — Почему? — Он был так зол, ты не представляешь. Сан фыркнул, пожимая плечами. Возможно, Уён был зол, но он также был разочарован. Даже если совсем чуть-чуть. — Я обработаю твои раны, хорошо? Пойдём ко мне. На что младший легко согласился. По дороге он написал Уёну, что с ним всё в порядке, и попросил перезвонить ему, когда вернется домой. В любом случае разговор, который им, вероятно, понадобится, должен быть точно не в сообщениях. Они вошли в квартиру старшего — в бардаке, с двумя спальнями, ванной и комнатой, которая использовалась и как кухня, и как прихожая, и как гостиная. Всё было маленьким, почти неудобным, но для одного мальчика было достаточно. На самом деле, даже это было немного многовато для одного человека, но, судя по тому состоянию, квартира всё равно не была очень дорогой. Несмотря на мебель и материалы, которые выглядели особенно дёшево, здесь было достаточно чисто, чтобы чувствовать себя как дома. Сану это понравилось. — Не обращай внимания на беспорядок, я немного занят в эти дни, и Ён-а приходил вчера... — Разве он не работал вчера после школы? Сонхва сделал паузу, неловко глядя на Сана. — Да. Он пришёл сразу после смены. — Ох, ладно. — Ты можешь сесть на диван, я пойду возьму, что мне нужно. Младший сделал как ему сказали, взяв какую-то подушку с дивана и обнимая её. Он вздохнул, оглядываясь; Сан надеялся, что директор замнёт эту ситуацию, не сказав бабушке, даже если это будет маловероятно. Она будет волноваться и злиться на него... — Что это? — внезапно спросил он, и его внимание привлек какой-то предмет. Сонхва обернулся из ванной и посмотрел на своего друга, чей взгляд задержался на кофейном столике. Лицо Сана было непроницаемо. Его глаза были прикованы к пистолету, блестевшему на свету. — Nerf-пистолет. Вчера играли с Ён-ой. Забыл убрать обратно в шкаф. — Это выглядит- — Этот сделан максимально реалистично, — перебил его старший. Рука Сана обвела рукоятку пистолета, взвешивая его, большой палец касался металлической спусковой скобы, словно боясь зацепиться за неё. — Для игрушки он кажется тяжеловатым. Подушечка указательного пальца скользнула по стволу по маленьким неровностям гравировки. — Smith & Wesson. Это бренд? Или модель? — Сан- — Разве это не служебный пистолет национальной полиции? — Его игрушечная копия, да. Сан достал цилиндр из магазина, как он часто видел в сериалах или фильмах. Две золотые пули засияли ему в ответ. Рука Сонхва накрыла пистолет, забрала его и вставила цилиндр обратно, спрятав оружие за спину. Они посмотрели друг на друга, в комнате витало тяжелое чувство дискомфорта. В глазах Сана было что-то странное, но старший не мог понять, что именно. — Пойду принесу спирт и бинты, — сказал он. Сану действительно показалось странным, что Сонхва закрыл за собой дверь ванной, но он отмахнулся, понимая, что только что увидел то, чего не должен был видеть. Он предполагал, что ему должно быть страшно оставаться в этой квартире, но, как ни странно, это было не так. Это был Сонхва. Сонхва никогда бы не причинил ему вреда. Даже после того, как соврал о том, что оружие не настоящее. Сан и не подозревал, как Сонхва паниковал в соседней комнате, пытаясь убедить себя в том, что его ложь была достаточно убедительной, даже когда это было совсем не так. Кто поверит, что это игрушечный пистолет, когда в него заряжены настоящие патроны? И кто бы забил на это, когда три из пяти камер пусты? Когда старший вышел из ванной, он казался спокойным, невозмутимым. Он сел на скрипучий диван, зажал подбородок Сана между большим и указательным пальцами и начал дезинфицировать несколько ран. — Если ты продолжишь делать это, у тебя будут серьёзные проблемы. — Делать что? — Драться с одноклассниками. Директор не будет вечно закрывать на это глаза, тебе повезло, что сегодня он торопился домой. — Я знаю. Мне всё равно. — Тогда подумай о тех, кому не всё равно. Тем парням плевать на твои чувства. Бьёшь ты их за это или нет. Им всегда будет плевать. И они не перестанут говорить то, что говорят. Так что для тех, кому не плевать, держись от этого подальше. Оставайся в безопасности. Зубы Сана болезненно заскрипели друг о друга. — А ты? Ты в безопасности? — Это не меня избили. — Меня не избили, Сонхва. Несколько синяков — это вообще ни о чём. Не можешь показать мне, как ты остаёшься в безопасности? Другой задавался вопросом, каковы были намерения Сана, что он имел в виду, что он хотел знать, что он намеревался сделать с тем, что он только что узнал. Он явно имел в виду пистолет, который только что видел, но в глазах Сана не было недоверия. Вместо этого там были надежда и трепет. — Не знаю, о чём ты сейчас думаешь, но забудь об этом. О том, что ты только что видел и что ты только что подумал. Я обработаю твои раны, и ты вернешься домой, хорошо? Мы больше не будем об этом говорить. Я ясно выразился? — Что ты делаешь с пистолетом, хён? Сонхва налил ещё спирта на вату, резко промокая порез на брови Сана. Его губы оставались сомкнутыми, не отвечая младшему. — Поэтому ты хорошо лечишь раны? Потому что лечил много своих раньше? Дыхание другого сбилось, но он продолжал делать то, что делал. — Этот пистолет связан с твоей работой? Ты один или у тебя есть команда? — Сан, посмотри на меня. Пальцы на челюсти младшего мальчика внезапно сжались. Глаза Сонхва изучали его, пронзая его собственные, почти угрожающе. Но Сан не чувствовал опасности со своим другом. — Я сказал тебе забыть об этом, — пробормотал старший. Дыхание Сана участилось, и он почти слышал, как где-то на заднем плане крутятся его мысли, но впервые за такое долгое время он точно не осознавал, о чём думает. Он проигнорировал это, уцепившись за то, что хотел узнать. — Значит ли это, что ты убиваешь людей? Повисла долгая пауза, как будто Сан только что достал батарейку из часов и решил остановить время. Сонхва застыл, его черты внезапно застыли в выражении, которое можно было прочитать как ужас или страх. Тем не менее, Сан просто ждал, словно не подозревая о панике, охватившей его друга. Как ребёнок, который спрашивает что-то, чего не должен, но слишком наивен, чтобы понять это. Однако Сонхва не назвал бы Сана наивным. Он бы скорее назвал его зрелым, и что бы это ни значило, он не был уверен. — Ты много на этом зарабатываешь? — Что это за вопрос такой? — Позволь мне помочь тебе. Если это работа, я тоже хочу этим заниматься. — Нет, — строго ответил старший. — Это не работа? — Сан-а... Ты с ума сошёл? Ты о чём вообще?! Это не просто то, что ты хочешь. — Так это работа? — Сан... — Позволь мне присоединиться. Пожалуйста. Сонхва недоверчиво усмехнулся, бросая спиртовую салфетку и, встав с дивана, расхаживая по комнате. Сан легко расшифровал его нервозность. Однако он не был уверен, что такого важного в том, что он только что спросил. — Ты сумасшедший, — пробормотал старший, делая круги по гостиной. — Ты такой сумасшедший. У тебя нет абсолютно никаких шансов попасть туда, что бы ты ни говорил. Я даже не знаю, откуда у тебя такая глупая идея, на чем ты, чёрт возьми, сидишь? — Почему нет? — Ты не будешь играть чужими жизнями, Сан. Этого не будет, ясно тебе? — Тогда почему ты это делаешь? Ты только что это признал. Кроме того, я не собираюсь играть ни чьими жизнями, я просто буду делать свою работу, вот и все! — попытался он переубедить своего друга, тоже вставая. — Ладно, я только что признал это. Замечательно. Но ты не понимаешь, есть так много причин, по которым я не должен соглашаться. Это работа, пропитанная кровью, Сан. Буквально. — И что дальше? Я могу спокойно смотреть на кровь, Сонхва! Я не психопат, что ты обо мне вообще думаешь? — Тогда докажи это. — Что? Что ты хочешь чтобы я сделал? Вскрыть свои вены и посмотреть, что из них выйдет? Старший в ужасе посмотрел на другого, открыв рот в удивлении. — Блять, Сан... Не говори таких вещей.. Почему ты вообще думаешь о... — Потому что я хочу получить эту работу. — Это не... Боже, — выдохнул Сонхва, опираясь на кухонную столешницу. — Ты просто лишний раз доказываешь, почему я не должен принимать твою просьбу. Почему ты вообще хочешь получить эту работу? Нет, лучше спросить... Как ты думаешь, что это за работа? Я не- — Я уже не ребёнок, — вздохнул Сан, упустив тот факт, что он, вероятно, никогда им и не был, — и я знаю, что бабушка скоро умрёт. Если это произойдёт, когда я официально стану взрослым, то, думаю, можно считать, что мне повезло, и я смогу бросить школу, чтобы найти работу. Или вернуться в Намхэ, если у меня не будет достаточно денег, но это не то, чего я хочу. Если я несовершеннолетний... Без денег... Меня отправят обратно к маме. Или в детдом. — Почему ты не хочешь туда? — спросил Сонхва, хотя и знал ответ. — Почему? — переспросил Сан, разрываясь от недоверия при одной только мысли о том, что его заставляют выбрать один из вариантов. Атмосфера вдруг стала тяжелее. — Ты действительно спрашиваешь, почему? Он всхлипнул, и его хмурый взгляд превратился во что-то, в чём было слишком много боли для семнадцатилетнего подростка. — Почему я не хочу снова быть один? Почему я не хочу закончить с кучей детей, которые будут бояться меня? Почему я не хочу оставлять вас с Уёном? Почему я не хочу бояться каждый день ходить в психиатрическую больницу? — Возможно, тебе стоит. Услышав это заявление, младший позволил себе опуститься на колени, его щеки медленно покрылись свежими слезами. Он хотел, чтобы Сонхва понял лучше. Он просто не мог вынести его резких слов. — Но я чертовски боюсь, "Хва", — невнятно пробормотал он, его произношение исказилось. — Я никогда не просил об этом! Я никогда не делал ничего плохого. Почему я должен снова быть один, если я ни хрена не заслужил? Я не хочу сидеть взаперти, я не хочу чувствовать себя в тюрьме, я не хочу сойти с ума от того, что застрял там. — Я знаю, Сан. Я знаю. — Нет. Ты, кажется, ни хрена не знаешь. Ты только жалеешь меня. Ты только говоришь, что понимаешь, хён. Сонхва не мог этого отрицать. Это было не совсем правдой, но и не совсем ложью. — Я чувствую себя здесь прекрасно. Я счастлив, с Ён-ой, с тобой. Я счастливее здесь. На самом деле. Я не хочу уезжать... И я не хочу, чтобы бабушка умерла... И я не хочу видеть свою мать никогда, никогда, снова... Сан замолчал, пытаясь набрать больше воздуха, который был ему так нужен, чтобы сказать больше, но он мог только закашляться в рыданиях. Сонхва встал на колени рядом с ним, поколебавшись, прежде чем обвить мальчика руками. Ему казалось, что он утешает самого себя, более молодого. За исключением того, что его ситуация в прошлом была не совсем такой же. За исключением того, что у него был старший брат, который мог решить любую проблему с законом. За исключением того, что его взгляд на вещи тогда был по больше части основан на страхе, как он позже понял. На самом деле, единственное, что осталось прежним, это то, как он себя чувствовал. Гнёт тяжёлой работы из-за тяжелого детства, думает он. Если бабушка Сана умрёт, мальчик снова останется один. Несмотря на получение какой-то социальной помощи по отправке его в хороший детдом, несмотря на то, что любой работник этого детдома будет испытывать к нему жалость, никакое сострадание не изгонит его одиночества. Потому что без бабушки, Уёна и Сонхва Сан будет больше, чем просто физически одинок. Он будет один перед своими демонами. Сонхва уже мог сказать, что это будет плохим решением взять своего друга на такую ​​опасную работу, но он также знал, что, хотя у него и была возможность сделать хороший выбор — сказать "нет", — Сану не повезло. У Сана не было хорошего выбора. На данный момент у него были только плохие — и это даже не было его виной. — Позволь мне спросить кое-что, хорошо? Не смей врать. Ты хочешь эту работу ради убийства людей или ради денег? Сан напрягся, застыв в объятиях друга. — Ты так часто убиваешь людей? — Не часто... Но бывает. Младший заметно расслабился, вздохнув, о чём даже не подозревал. — Ну и? — спросил Сонхва. — Ради денег, хён. — Смотри мне в глаза, когда отвечаешь. Ради насилия или денег? — Ради денег. Сонхва пристально посмотрел на него, вглядываясь в выражение его лица, но Сан был очень, очень серьёзен. Это успокоило старшего. Тот Сан, которого он знал, был настоящим Саном. — Пока твой ответ не изменится, ты в деле. Сан знал, что это никогда не произойдёт. Тем не менее, он этого не сказал. Обещания должны выполняться без сомнений. — Большое спасибо, — сказал он, всё ещё плача, но сейчас почти бесшумно. — И ты будешь не один. Мы не позволим тебе остаться одному, хорошо? И никогда не поздно стать лучшей версией себя. В комнате воцарилась тишина, спокойствие которой скрыло предшествующий всхлип. — Хён? Ты это имел в виду, когда сказал, что использовал этот пистолет с Ён-ой? Он знает? — Не думаю, что это моё дело тебе говорить, Сан-а. — Стой, это его работа? — Я не знаю, — сказал Сонхва, заметно изображая неведение. — Блять... Ладно... Старший вздохнул. Обычно он не возражал, когда люди матерятся, но он ненавидел, когда это делал Сан, просто потому, что знал, откуда младший мальчик взял эту привычку. — Думаю, мне пора домой. Бабушка будет волноваться. — Ага. Только дай мне обработать твою разбитую губу, ладно? Это выглядит неудобным. Они погрузились в абсолютную тишину, пока один работал над раной другого. Не было сказано ни слова о недавнем открытии Сана. Не было произнесено ни звука в пользу обсуждения этого вопроса. Их взгляды едва соприкоснулись. Когда Сан собирался уйти, Сонхва задержал его, придержав дверь закрытой ещё немного. — Эй, Сан? У нас есть одно главное правило... Разговоры о делах остаются в стенах моей квартиры. — Ага... Хорошо, — пробормотал он с застенчивой улыбкой. — Значит, это значит... У тебя ведь есть типа команда, верно? — Только один партнёр. Теперь два. — Тогда, думаю, мне придётся поговорить с Уёном. Сонхва не стал возражать, что Сан воспринял как согласие. На обратном пути домой он подумал, не звонили ли его бабушке из школы. Ему было интересно, злится ли Уён до сих пор. Было интересно, проводит ли Уён какое-то время со своими братьями. Он на это надеялся. По дороге домой, вспоминая свою ссору с учениками, вспоминая разговор с Сонхва, он немного лучше понимал свою сестру. Проведя указательным пальцем по окружности своего — или её — браслета, он старался не расстраиваться. Он пытался смириться с тем, что в конце концов она действительно ушла. Он старался не волноваться о том, сколько ещё объятий он мог бы дать ей. А потом он подумал об отце. Сан задумался, хорошо ли он себя чувствует. Сан подумал, что, может быть, однажды он наберётся достаточно сил, чтобы навестить его. А потом подумал о матери. И он знал, что сколько бы воли он ни накопил с годами, никогда не будет достаточно, чтобы компенсировать всю ту обиду, которую испытывал к ней. Сан знал, что никогда не простит ни одного из своих родителей. И в свои семнадцать он мог догадаться, что это никогда не изменится. В каком-то смысле это было похоже на то, что он был обречен быть один.