RED

Было почти пусто. Ёсан нашёл это грустным. Возможно, это одиночество было одной из причин, из-за которой всё пошло не так, как надо. В инвалидном кресле сидела пожилая дама. Она не плакала; она улыбалась мягко, грустно, как будто воспоминания бесконечно проигрывались в глубине её сознания. Там же был парень, который выглядел немного старше самого Ёсана, в школьной форме. На бейздже, приколотом к его рубашке, было написано имя. Чхве Чонхо. Ёсан задался вопросом, был ли он братом Сана, или они были просто друзьями. Он никогда не узнает. Здесь же был мужчина, который выглядел не в том состоянии, чтобы быть здесь, с покрасневшими глазами и пьяным взглядом. А дальше ещё один, намного моложе предыдущего, знакомый. Скажи Хва, что мне жаль. Так намного лучше. Это было так тяжело. Было слишком жкстоко. Теперь будет легче. Я счастлив, Ёсани. Пак Сонхва выглядел как обычный молодой человек. Однако он не вписывался в комнату, даже когда на самом деле никто не вписывался. Убийца на чьих-то похоронах... Какая ирония. Два убийцы на чьих-то похоронах... Это хорошо объясняло, почему всё так закончилось, подумал Ёсан. Никто в комнате не двигался, все просто уставились на фотографию улыбающегося Сана в рамке. Это не было похоже на официальное фото, которое обычно используют для подобных мероприятий — Ёсан предположил, что у них нет подходящей фотографии — но, по крайней мере, на ней хорошо был изображён Сан. Не тот, кто всегда улыбался, потому что это было одной большой жирной ложью, а тот, кто всё ещё мог улыбаться несмотря на трудности, даже когда у него действительно не было причин сохранять эту способность. Все взгляды были прикованы к Сонхва, когда он подошёл к пожилой женщине и встал на колени. Его голова низко опустилась, когда он пробормотал извинение, которое все прекрасно слышали. — Простите. Я не смог защитить его. — Не вставай вот так передо мной, дитё. Встань перед ним. Я тоже не смогла, все мы. Костлявые руки женщины вытянули Сонхва прямее — даже несмотря на то, что тот едва мог держать свое тело под силой рыданий — и обняли его. — Тебе не за что извиняться, Сонхва-я. Сан заслуживал большего счастья. Сан заслуживал лёгкой жизни. Ты сделал его жизнь немного более сносной, и я благодарна за это. Мой бедный мальчик теперь свободен. Она была права, Ёсан это осознавал, но всё равно было больно это принимать. Было больно отвести взгляд и увидеть ободряющую улыбку Сана. Знать, что теперь он может видеть её только на фотографии, потому что Сана здесь больше нет. — Не плачь так, бедняжка... Я всегда знал, Сонхва. Я всегда знала, что он будет несчастным ребёнком, — произнесла она хриплым от многолетнего использования голосом. — Когда умерла его сестра, он извинялся передо мной. Девятилетний ребёнок принимает самоубийство своей старшей сестры на свои плечи. В тот день, когда я уже собиралась уходить, я увидела, как он крутил в руках браслет своей сестры, металл которого был покрыт засохшей кровью. Вот тогда я поняла, что уже слишком поздно. Я дотянула его сюда, но в глубине души знала, что он никогда не выздоровеет. Несмотря на несколько слёз, блестевших в её глазах, её фразы были наполнены мягкостью и принятием. В её тоне была явная забота, что-то, что Ёсан замечал в Сане. — Сан был ребёнком с сияющей улыбкой. Он был ярким ребёнком, но не счастливым. Он думал, что должен заслужить всё, что приносит ему счастье, и, может быть, это то, что его сломило. Одна вещь, которую я должна была сильнее стараться изменить. Её слова были настолько верны, что никому нечего было добавить. — Он не был счастлив, но хотел быть. Так, так сильно... Но единственное, чего он хотел ещё больше — это умереть. Чтобы перестать страдать. Я думаю, мы все должны быть рады, что его душа наконец-то отдыхает, потому что он больше не был самим собой. Он очень устал, и было тяжело видеть его таким. Ёсан никогда бы не подумал, что будет трудно видеть, как Пак Сонхва вот так ломается, как слёзы текут по его щекам, а из носа течёт, как он изо всех сил пытается заглотнуть достаточно кислорода, чтобы продолжать плакать. Он бы никогда не подумал, и всё же это оказалось душераздирающе. — И я думаю, что прямо здесь, — и она прижала ладонь к груди Сонхва, — должны покоиться память и воспоминания, а не сожаления. Потому что есть одна вещь в этом мире, которую я узнала от этого ребёнка, одна вещь, которая никогда не менялась в Сане. Это нужно помнить, чтобы никогда не повторять одну и ту же ошибку дважды. Приходи в гости, Сонхва, или мне будет одиноко. Мужчина кивнул в знак согласия, рыдания стихли. Ёсан закрыл глаза, глубоко вздохнул, пытаясь сдержать нахлынувшие на него слёзы. Было так много вещей, которые он никогда не узнает о Сане. Так много вещей, которых он не замечал, о которых не спрашивал или которые не имел возможности заметить. Ёсан думал, что у него есть для этого всё время мира. Он полагал, что сможет дождаться, когда Сан расскажет ему о своих самых счастливых детских воспоминаниях, объяснит незаживающие шрамы на его предплечьях, станет легче принимать его поцелуи и должным образом представит ему Сонхва. Он думал, что сможет полноценно пообедать с Саном и другими тремя парнями, которых Ёсан считал семьей, сходить ещё на столько свиданий, покататься на машине до тех пор, пока они не окажутся на пляже, попытаться принять совместную жизнь, маленькими или большими порциями. Он ошибся. Он ошибся, потому что полагал, что Сан всё ещё может находить моменты жизни, в которых можно утонуть, моменты, которые бы не болели или не были бы повязкой на то, что было болело. Возможно, Ёсан наивно полагал, что правда сможет помочь Сану присутствием. Возможно, Сан был тем, кто помог Ёсану. Или, может быть, никакая помощь не могла достаточно помочь Сану после всего, что с ним случилось. Так много "может быть", но ответа нет. Он посмотрел на сгорбленную фигуру Сонхва и задался вопросом, хотел ли последний того же бесполезного, чего хотел Ёсан, и если бы он хотел, он мог бы быть здесь. Было немного глупо, потому что они были тут, но теперь этого времени казалось недостаточно. Когда Сонхва успокоился, он решил уйти, в последний раз встав на колени перед фотографией Сана, прежде чем уйти, низко опустив голову. Ёсан последовал за ним, подбегая, чтобы догнать, и хватая его за запястье, чтобы тот остановился. — Что ты хочешь? Младший судорожно вздохнул, закусив нижнюю губу, чтобы собраться. Сонхва нахмурился. — Прости. — Не нужно, Ёсан. Не ты тот, кто должен извиняться. — Я всё ещё остаюсь при своём предложении. Если тебе нужна помощь, мы в квартале отсюда. — Мне всё равно. Мне, блять, плевать, чувак. Оставь меня в покое, — пробормотал Сонхва, его глаза блестели, не показывая ничего, кроме пустоты. Он уже собирался уйти, но вместо этого кое-то добавил. — И если одиночество убьёт и меня тоже, то меня это на сто процентов устраивает, так что перестань волноваться, тебе не нужно. В каком-то смысле Пак был точно таким же, как Сан. Он точно так же обрабатывал эмоции. Неудивительно, что они оба так сильно зависели друг от друга. Ёсан на мгновение задумался, не принёс ли когда-то Чон Уён баланс, вытащив их из темноты из разумов и позаботившись о них так же, как они, вероятно, заботились о нём. Затем он ответил на свой вопрос; конечно. Конечно, смерть Чон Уёна стала поворотным моментом в организации Пака. И теперь этот человек аотерял того, кого больше считал братом, чем коллегой. Ёсан не мог даже догадываться, на что это похоже, даже с той глубокой пустотой, вырытой в его собственном сердце. Потому что у него были друзья — или, скорее, семья, — на которых он мог опереться, на которых мог положиться. У Сонхва больше нет. — Он хотел сказать тебе, что сожалеет, — сказал Ёсан надтреснутым голосом. Новые слёзы навернулись на глаза Сонхва. — Он хотел сказать тебе, что теперь счастлив. Что, наконец, всё не было не так уж сложно. Было бы легче. Дела пошли бы лучше. И он чувствовал себя очень виноватым, что бросил тебя, жалел, что бросил. Был напуган этим. — Я знаю, — прошептал старший, прогоняя желание расплакаться ещё бильнее. — Я знаю. Коридор заполнила лёгкая тишина, и их покрасневшие глаза встретились. — Но теперь он в порядке, — подтвердил Сонхва, словно пытаясь убедить себя. Ёсан хотел бы познакомиться с "нормальным" Саном... Но он этого не сделал. Поэтому он цеплялся за воспоминания о проблесках счастья, которые иногда видел в улыбке с ямочками. Сан был доброй, но печальной душой, это правда. Однако было несколько раз, когда Сан тоже был немного счастлив. Это было редко, но всё равно было, врезалось в память его близких, чтобы они обязательно помнили. — Он больше ни о чём не будет сожалеть. Он с Уёном. Конец.