* * *
– Тоша, уйди, ну не на лицо же... Тошааа, – шипит Арсений и будит этим соседа, который реагирует на своё имя. – Не на лицо? А куда позволишь? – ржёт и разворачивается. – Твоего кота зовут Антоном??? – Тоша, его зовут Тоша, – смеётся Арсений, пытаясь снять нахальное животное со своей головы. – Он любит ласку по утрам. – Я тоже, – Шаст перекатывается на кровати и оказывается сверху, нависая над мужчиной на вытянутых руках. – Мы сейчас займёмся любовью, но я тебя умоляю, не спрашивай, откуда я всё умею, – просяще вышёптывает парень. – Ну тут всего два варианта: либо у тебя были мужики, либо ты тренировался на кабачках и пробовал собственную сперму, – хохочет Арс, когда его начинают насмерть щекотать за слитый верный ответ. – Не было у меня никаких мужиков, – фыркает Шастун, злой, что его так быстро раскусили. – А ты уверен, что надо было кабачок, а не корнишон? – Щас ты у меня договоришься, – рычит Арсений, перехватывая инициативу и подминая парня под себя. Он видит будто в слоу-мо, как зрачки увеличиваются, как чёрное перекрывает зелень... – Боже... – вырывается из него. И от этой картинки, и от того же, отчего поплыл и Шаст: он лежит своим стояком на стояке Антона. И от одного этого можно уже кончить. – Точно не корнишон, – тот, наконец, выдыхает и прячется за хахайками. – И не надейся, - Арс трётся стволом о другой, тоже далеко не маленький и просто каменный. – Не мучай меня, Арс, я этого столько ждал... Больше слов и не нужно. Мужчина сползает вниз по телу, стягивая за собой лишние трусы и... Господи, да, вот он, его Антон, под ним, как и мечталось уже хуеву тучу лет, с момента первых телевизионных моторов, этот мальчик, в которого он был влюблён так непозволительно долго, здесь, в его руках... Мысли расплываются, пока Арсений ласкает аккуратные яички, ведёт языком вверх по венке, обводит выступающую головку, уже сочащуюся смазкой, и совсем исчезают, когда заглатывает. Шаст под ним сходит с ума, будто у него не было секса годами. Держит за волосы, насаживает, изгибает спину, приоткрывает свои сексуальные припухлые губы, запрокидывает голову, оголяя шею, в которую так и хочется впиться. Не скажи Антон ту предварительную фразу, поверить в то, что у него не было парней, оказалось бы сложновато. Без стеснения, сразу, с ходу, с лёту отдаваться мужчине... – Аааарс, – выстанывает парень, прогибаясь в пояснице под рукой Попова, чтобы запечатлеть автора своего первого оргазма на сегодня, чтобы избавить от ненужных мыслей, чтобы доказать, что думает лишь о нём в эту секунду. Чёртово совершенство. Эти блядские растрёпанные кудри, замутнённые глаза, острый нос с родинкой, приоткрытые красноватые губы, вздымающаяся после оргазма грудь. Смотрит доверчиво, влюблённо, восхищённо, немного разморённо после пережитого, но уже хищно в предвкушении своего захода. – Я хочу кое-что прояснить, прежде чем... – Шаст уже меняется местами с Арсением, валит того на подушки, но замирает на миг, ложась грудью на грудь и смотря в глаза в упор. – Да? – тот, правда, от возбуждения уже мало чего соображает. – Я не скачу из постели в постель, это мой первый секс за два чёртовых года... Просто, чтоб ты знал, что я верный... – мимолётно целует в губы, Арс тянется за продолжением, но Антон уже спускается ниже. Он бы понежил его прелюдией, но это чуть позже, сегодня, но чуть позже. Пока, как он понимает, слишком сильный прилив крови внизу — и с этим надо разобраться... Стягивает боксеры практически зубами и ему хочется выть. Господи, этого мужика он хотел многие последние годы, уже и не помня, когда и с чего всё началось. И вот он тут, в его власти, в его руках, а сейчас будет и во рту. Такой охуенный. Такой большой. Такой горячий и подрагивающий от нетерпения, с капельками смазки на самом кончике. Слизывает на пробу. Блять, как же это... За гранью просто. Чего — хуй знает, просто за гранью. Всего. Арсений поскуливает: зачем лизнул и отпустил. Понял, любимый, понял. Быстро скидывает три кольца с правой руки и берёт ствол своими изящными пальцами. Какой же красивый! И так правильно смотрится в руке. Тянется ртом и погружает головку. Способен чуть больше, но пока не рискует, не дай бог спазм, будет немного стыдно. Ласкает своим поистине бесконечно длиннющим языком по кругу, уздечку, малюсенькое отверстие, а рукой по стволу. Во рту изобилие слюны и предэякулята, это смешивается, что-то размазывается по головке, что-то сглатывается, но это ничуть не противно. Он действительно пробовал свою сперму, на случай, если не успеет проглотить, насколько это будет ужасно. Но ужасно не было, хотя своё ему не понравилось. От Арса сносит крышу, даже придумывается хитрый план, как не проглотить, а спустить себе на лицо и в рот. И кажется, что уже необходимо что-то решать, потому что мужчина под ним явно готов кончать, глаза его тёмные и бешеные, он пытается за волосы отстранить парня от себя, но хуй там плавал. – У-у, – отрицательно мычит тот, наконец, сумев взять до корня языка. И лучше, чем горячий пульсирующий член в руке может быть только горячий пульсирующий член в глотке. Это Шаст понимает, когда орган в его рту отдаёт последнюю каплю, и далеко не вглубь. – Ты зачем это сделал? – Арсений недоумевает. Он же не в курсе, что у этого дурака, его нового парня, был коварный план. Тот не сплёвывает и даже не сразу сглатывает, пробует. Попов хоть и немного в посткоитальной отключке, но смотрит заворожённо. – Нет, ты реально ненормальный, Шаст... Бывает, конечно, не туда стреляет, но чтоб специально... У меня таких ещё не было... – Просто тебя ещё никто по-настоящему не любил, – наугад говорит Антон, а Арсению кажется, что он попал прям в точку. Шастун прям категорически настоял, что хозяин не будет готовить, что гость вообще непривередлив, поест доставку, а в это время, которое было бы потрачено у плиты, они побудут слипшимися пельмешками. – Хочу жрать, где он уже? – ноет Антон, обнимая мужчину всеми конечностями. – В Москве быстрее... – Питер — это тебе не Москва. Можно я хоть кофе себе налью? – Арс тоже стонет, курьер едет к ним уже сорок минут. – Нет, сиди, Алхаджон уже несёт тебе два рафа. Кстати! – парень аж подскакивает. – С праздником! – С каким? – Шесть лет «Импровизации». Если ты... ещё к ней причастен, конечно... – за ночь Антон понял, что вчера погорячился, разрешив выбрать один из двух вариантов, особенно, если это будет только работа. Он уже согласен отпустить и смириться, если так будет лучше Арсению. Главное, чтобы он принял предложение номер два. – Я боюсь, как бы на тебе это не отразилось, Антон... Но да, блять, да, причастен, куда я без вас... Шастун обнимает его ещё крепче и утыкается носом во влажные после душа волосы на затылке. – И без тебя. Поэтому принимаю оба. – Я тебя обожаю... – шепчет Шаст в шею. – Просто обожаю. Курьеру осталось две минуты, а парней, кажется, не разлепить. – Я пойду встречу нашего мальчика с едой, а ты включи-ка свой основной номер, пожалуйста. Сейчас поздравим Стаса и поговорить есть о чём... – Суши на завтрак? Или ты после секса не видел, куда тыкаешь? – смеётся Шаст, уплетая свой бургер. – Они с омлетом, чем не завтрак? – Арсений заливается кофе просто как наркоман. Надо взять на заметку, что он начинает сходить с ума, если с утра не зарядится кофеином, запоминает Шастун, у которого дома еда вообще бывает через раз, а кофе — и того реже. На телефоны обоих приходят уведомления. Шеминов поздравляет. Стас Шеминов 11:42 Ребята, с шестилетием! Дмитрий Позов 11:45 Присоединяюсь. Стасян, Шаст, Серёга, Окси и Арс, где бы ты ни был... Всех люблю! – Подожди, ешь пока, – Антон перехватывает руку, которая тянется было ответить Диме. – Пусть все отпишутся. Оксана Суркова 11:46 Поздравляю, любимые! Арсений, возвращайся. Вчера было плохо без тебя. Сергей Матвиенко 11:51 Спасибо. Всех тоже с очередной годовщиной. Дай бог, не последней. Люблю, Стас, Ксюха, Тоха, Диман! Арс — писька! – Вот оно, – улыбается Шастун и хватает айфон. Антон Шастун 11:53 С праздником! С годовщиной! Точно не последняя. Серёжа, моего парня не трожь — побью. Дмитрий Позов 11:54 ?????????? – Он не знает? – осторожно интересуется Арсений, начиная уплетать свой странный омлет на рисе, перетянутый чёрным поясом. Антон никогда бы такое даже в рот не взял. – От меня — точно нет. Но я не хочу больше никому врать. Я хочу иметь возможность и на съёмках, и на гастролях, хотя бы за кулисами, обнимать и целовать своего мужчину. Арсению, кажется, так охуенно не было примерно никогда. Стас Шеминов 11:56 Где ты, Шаст, и что у тебя? Антон Шастун 11:58 В Питере, у Арса. Всё хорошо. Он с нами. И со мной. — Иф ю ноу вот ай мин, – ржёт Попов. – Ну, Серёжу точно ты не удивил. – Я догадался ещё вчера на игре. Он мне прям во время вопроса о «Prodigy» пизданул: «группа твоего мужика». – Дебилооооид, – смеётся Арсений, после одного стакана рафа жизнь заиграла новыми красками. Стас Шеминов 12:03 Пока не услышу самого Арсения — не поверю! Оксана Суркова 12.04 Какая прелесть — годовщина в день годовщины. Люблю вас, мальчики. Дмитрий Позов 12:07 Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит? Стас Шеминов 12:10 Как сказал мне Антоха ещё перед новым годом: выбирай, либо у тебя в коллективе будут два гея, либо ищи других актёров. Вчера я увидел, как может быть даже без одного. Сергей Матвиенко 12:12 Это был ёбаный провал. Стас Шеминов 12:14 Поэтому, Шаст, я выбрал вариант номер 1. Просто не подставляйтесь. Умоляю! Арс, ты где? Арсений Попов 12:15 Тебя поняли, Стас. Всех люблю! Антон Шастун 12:16 Но меня больше всех! Сергей Матвиенко 12:17 Педики, я же всегда говорил, педики! Дмитрий Позов 12:19 Антоха, блять, вернёшься — будешь объясняться. Я тут, видимо, единственный лошара. Оба смеются, читая сообщение Поза. Шаст вмиг серьёзнеет, тянется к своему мужчине и нежно обхватывает за подбородок. – Я тебя так люблю, Арс. Так долго шёл вот к этому всему... Освободиться от навязанных отношений, признаться коллегам и быть с тобой. Столько лет ссался... На днях смотрел стендап Зойки, ты не видел? Арсений отрицательно мотает головой, зрительный контакт не теряет. – Её заключительная фраза прям в сердце попала: То, что я больше всего боялся попробовать в своей жизни, стало лучшим, что в ней есть. И для меня — это ты, Арс...Питер
19 января 2022 г. в 15:17
Антон ощущает себя дико уставшим и каким-то опустошённым, что ли. Он продрых все три часа сорок пять минут, несмотря на выпитый при посадке крепчайший кофе.
Вываливаясь на платформу, есть ощущение немного подменённой реальности, но в Санкт-Петербурге такой хороший морозец, что он приходит в себя уже при выходе на Лиговку.
Заказывает такси к «Галерее», ехать до пункта назначения двадцать минут.
Видит, что Мягкова прислала ему номер, но набирать стремается. Сам не понимает, почему.
Доехав до Наличной, снова боится набирать. Переминается с ноги на ногу от холода. Уже даже внёс телефон, но стоит занести палец над зелёным кружком, как решительность уёбывает.
Выбирает позвонить Матвиенко.
– Ну, чего опять? – тот явно недоволен, что оторвали от возлюбленной. У Серёжи свеженькие отношения и он при любой возможности бежит к своей избраннице. У Антона даже порой кололась некая зависть в районе грудины.
– Какая квартира?
– Что? Не понял.
– Квартира у Арса какая? Я стою у дома и не знаю, что нажимать. И мне холодно.
– Ты в Питере? Ты чё, правда долбоёбина? – Матвиенко орёт, но делает запрос на видеозвонок. – Бери давай, щас будем вычислять.
На экране его бородатая физиономия.
– Иди к третьей парадной и покажи мне табличку над домофоном.
Шастун послушно исполняет.
– Так... Нумерация справа... Умножить на три... Щас, щас... Пробуй 328, но не обещаю.
– Я перезвоню, если какая-нибудь бабуля меня нахуй пошлёт щас, – парень улыбается и скидывает.
Набирает 328.
Гудок, гудок, ещё четыре...
– Да?
– Арс, это Шаст, впусти меня, плиз.
– Что ты забыл тут???
– Да так, проездом, можно погреться? – специально гротескно шутит, давая понять, что приехал сюда целенаправленно.
– Я не один и занят.
Будто некая метафорическая стена одним мигом разваливается, а булыжниками заваливает его по самую макушку.
Но экран домофона по-прежнему горит, значит там, где-то наверху, в тепле, трубку не вешают. Раздумывают.
Шаст смотрит на этот маленький светящийся экран, как на спасение. Его пальцы и кончик носа грозятся отмёрзнуть и отпасть.
– Подожди минут десять внизу, – наконец, отвечает домофон. – Шаст, ау, ты тут?
– Да-да, я подожду.
– Ну внутри, наверное, дурак, там же минус шестнадцать. Дёргай!
Видимо, мозги совсем отморозились, он даже не понял, что ему открыли парадную.
Десять минут проходят, ничего не меняется. Хочется выпить не менее литра горячего чая, закутаться во что-то тёплое и чтобы Арс... был рядом при этом.
Антон не выдерживает и достаёт телефон. Ему не сказали ждать определённого сигнала, а просто десять минут. Уже двенадцать прошло, можно же поинтересоваться хотя бы?
Он набирает.
– Это я. Можно уже?
– Откуда у тебя... Да блять! Какие вы все... – он не договаривает.
Где-то наверху щёлкает замок, спускающиеся шаги, невысокий парень в капюшоне бросает: «Это тебя, видимо, ждут» и спускается дальше.
Антон поднимается на третий этаж и толкает дверь – не заперто.
Он ожидал от квартиры и самого Арсения вида и запаха депрессии, борьбы с собой, отчаяния, бардака, признаков затяжного запоя из-за неверно принятого решения, но ничего из этого нет.
– Проходи, ну! – доносится явно из кухни вместе со щелчком включаемого чайника. – Всё отморозил?
– Да не, нормально, – как обычно, преуменьшает. Хотя руки не гнутся по-прежнему и кроссы приходится стягивать, не расшнуровывая.
Арсений действительно обнаруживается на кухне, убирающим признаки прошлого гостя и ставящим на стол новые чашки.
– Чем обязан? У вас же сегодня были съёмки, прям вот-вот днём, нет?
– У вас? Надо говорить «у нас»...
– Падай, – кивает на диванчик у окна. – Так что, тебя с одних на другие съёмки дёрнули?
– Нет, я к тебе в гости, – тут Антон выбирает не юлить. Арсений стоит задом, ждёт выключения чайника, но очень заметно, как напрягается и вытягивается весь в струну.
– Нахрена? – не дождавшись логического продолжения, приходится спрашивать самому.
Заливает во френч-прессе какой-то бутон.
Блять, Попов, у тебя хоть что-то есть как у простых смертных? Дешманский «Липтон» в пакетах, например?!
Садится с другой стороны столика, нога на ногу, расслабленный, выспавшийся, свежий, будто даже счастливый.
Шаст же напротив – с мешками, с щетиной, заёбанный, только начинает согреваться. Сопли в носу тоже, поэтому норовят вытечь, он звучно шмыгает. Арсений кивает на салфетки на подоконнике.
– У тебя кошка??? – Антон аж вскрикивает, когда в дверном проёме появляется серое кудрявое создание.
– Это кот, он же был у меня в инсте.
– Ну, знаешь ли... Ты фоткаешься и с лисами, и со скорпионами, и с гусеницами, но что-то я не вижу их в твоей квартире, – парень как ребёнок тянет руку к животному, но тот незаинтересованно нюхает её и прыгает на тумбу, где стоят его миски.
– Я тебя слушаю, – напоминает Арсений, вставая за чаем. – Если передержать, будет горько. Ты же пьёшь улун?
– Не ебу, что это, но мне щас всё зайдёт, что согреет.
– А пиздел, что не замёрз, – фыркает Попов, разливая прозрачно-желтовато-зелёную жидкость в две объёмные кружки.
– Спасибо. Мммм, молоком пахнет почему-то, – Шаст первым делом решил отогреть ебальник над парами.
– Так и должно быть. И роди уже что-то, пожалуйста.
– А ты не понимаешь, зачем я здесь?
– Ой, давай без этого, Шаст. Я чётко спросил, ты чётко ответил, не девица, наверное, чтоб ломаться! – Арсений будто раздражён.
– Сегодня был ужасный, просто провальный выпуск с Лазаревым. Мы без тебя никак, Арс. Нас четверо, мы же Ливерпульская четвёрка, помнишь?
– Ммм, тебя Стас переговорщиком послал, ясно, – разочарованно тянет Арсений, отпивая чай.
– Нет, он не в курсе.
– Сложно поверить после того, как с утра он обрывал мне телефон и крыл всеми возможными хуями.
– Извини, – зачем-то говорит Антон, делая глоток на пробу. Ему нравится вкус, безумно нравится, хотя раньше зелёный чай он терпеть не мог. А не такой простой этот ваш Арсений, вспоминаются слова Паши из каких-то давних «Шокеров». – Это можно пить с сахаром?
– Китайцы бы тебя прокляли, но делай, как тебе вкусно, – мужчина кивает на сахарницу.
И почему он такой милый и услужливый? Вот прям всегда. Это амплуа такое?
– Есть хочешь?
– Нет пока.
– Пока? Когда у тебя билет?
– У меня нет билета... – Шаст пойман с поличным, он надеялся... хотел задержаться тут на парочку дней. Сменить обстановку, отдохнуть от пресса Шеминова и неспешно решить все вопросы с уходом Арса из команды.
– Ладно, – будто бы смиряется тот.
Ведь Сапсаны ходят довольно часто и как только коллега... бывший коллега договорит свою речь, его можно будет выпроводить.
Арсений сидит, откинувшись на стуле, смотрит прямо в глаза. Шаст же прячет свои где только можно. На щетинистых щеках коллеги, на открытых домашней футболкой ключицах, на бёдрах, хорошо ещё, не обтянутых штанами.
Значит в обтягон только для сцены, чтобы у всех, нахуй, повставал на тебя, да? А по квартире можно и в нормальных свободных гонять?
– Не уходи, пожалуйста, – вдруг находит Антон силы, чтобы искренне это произнести.
– Я уже решил, Шаст, нет пути назад.
– Да нет, ты гонишь. Мы же ещё в январе обсуждали и пул, и тур. Что случилось? Ты уходишь в кино?
– Нет.
– А что? Уезжаешь? Женишься? Надоело?
– Считай, что перегорел. Нет у меня сил больше.
Шастун просто мотает головой, как болванчик.
– Нет, нет, нет. Мне казалось, тебе это было так же важно, как и мне, как всем нам. Ты этим горел, жил...
– Ну и сгорел.
– Объясни причину. Пожалуйста. У меня каждый месяц бывает пара таких дней, когда я не могу даже поссать дойти, лежу тряпкой и смотрю в потолок.
– Ты просто устаёшь из-за того, что нахватал выше своих сил.
– Ну да, а ты же умеешь, всегда умел дозировать и брал только то, что в силах потянуть. Я не понимаю... – парень смотрит настолько открыто, что ему хочется вывалить всю горькую правду прямо на этот стол, и будь что будет.
Но Попов держится, отгораживает его от правды этой, не сдалась она никому. Тем более, сейчас, когда решение железное и обмену/возврату не подлежит.
– Надоело заниматься импровизацией? Но ведь у нас столько разного вышло и ещё выйдет. Нельзя же сказать, что мы топчемся на одном месте, да?
– Нельзя.
– У вас ссора со Стасом? Недопонимание? Что, скажи! Он бывает заёбным, но всё же решаемо... Арс... – Антон допивает очень вкусный, сладкий и молочный чай, отставляет чашку и делает небольшую глупость. Двигает свой стул ближе к коллеге.
Тот напрягается весь и вжимается в спинку своего. Отъезжать ему некуда, сзади стена.
– Не со Стасом. Точнее, не только со Стасом. Всё сложно, чего ты от меня хочешь, Шастун?
– Чтобы ты остался. С нами.
– Нет, решение принято.
– Я могу что-то сделать, чтобы ты передумал?
– Уже нет.
Уже...
– Серёжа тоже сказал, что поздно. В чём дело, Арс? Давай напоследок по-честному, а? – сердце у Шаста рвётся от этого «напоследок», но пока он не выбьет признание, то они не сдвинутся.
– Матвиенко — предатель, – Арсений встаёт и отходит к мойке, опираясь на неё задницей.
Потому что Антон со своим стулом подполз непозволительно близко и уже начало казаться, что вот-вот возьмёт за руки, как кающегося ребёнка. Кот со столешницы внимательно смотрит на хозяина и щурится, получая поглаживания.
– Говори, – максимально стараясь, чтобы это не выглядело как приказ, просит Шастун.
– Дело в тебе, Антон.
Опа! Значит не зря примчал.
Сердце падает куда-то в живот.
– В тебе и в твоей компании. Я туда не вписываюсь и никогда не впишусь.
– А ты хотел? Мне казалось, что воронежские для вас с Серёгой — это фу, бэ, гадость... Нет?
– Знаешь, как это выглядит? Вы в Воронеже это всё придумали, вы привезли это в Москву, идею, актёров, креативщиков, полгорода... По пути захватив каких-то дурачков из Питера. Но они нужны только в телеверсии да на концертах, потому что люди привыкли, вроде полюбили, они тоже какими-никакими поклонниками обзавелись...
– Ой, если так, то обижаться Димке надо, его меньше всех любят. Тебя как раз обожают все, лям тебе набрали, претензий нет, даже ко мне, знаешь, их — вагон... Я не очень понимаю, Арс...
– Мне все новогодние каникулы писали люди, и знакомые, и просто подписчики... Спрашивали, почему на корпорате был один Воронеж, даже закадровый Воронеж, а двух основных актёров не было... Не перебивай, – Арсений делает рукой успокаивающий жест, потому что собеседник хотел было подорваться отвечать. – Потом на «Школе» снова один Воронеж. И те, кто почему-то решил, что мы с Серым обязаны там тоже быть, снова взрывают мне личку. Мне! Почему они мне пишут, что я — такая же часть команды и должен быть там? Почему мне, Антон?
Тот молчит. И не только потому, что нет у него ответов. Но их и нет. Но ещё и потому, что Попов заговорил и нужно дать ему высказаться.
– Я бы мог всем отвечать, что мы с Матвиенко сами так выбрали. Но мы же не выбирали. Мог бы отвечать, что мы нужны только для телика, потому что вряд ли Андреев и Журавлёв так зайдут зрителям, один с так себе внешностью, а второй — с помойкой изо рта... Но я выбираю ничего им не отвечать.
– А у Димки помойка? – только и отзывается Антон. Но это больше похоже не на то, что он заступается за кореша, а на то, что растерян от такой голой правды.
– Да, Тох, ещё какая. У вас у всех, к моему сожалению. Особенно обидно слышать и видеть такое от тебя, после девяти лет... дружбы, – в глазах мужчины такая слепящая обида, что становится аж дурно.
Что, что он сейчас вывалит? Я же не подготовился! Я думал, у тебя претензии к Стасу, а не ко мне!
– А что я? – на парне нет лица, но он готов отразить удар.
– Ты с прошлой осени очень меня разочаровываешь...
– Продолжай.
– Ты уверен, что надо?
Если это поможет что-то изменить и ты останешься — то да!
– Да, – частично отвечает Антон.
– Сначала тот поганый пост Зинченко, от которого мы отмыться до сих пор не можем. Ваши с Димкой лайки, поддержка его высера, репост и прочее... Там даже Серёжа хуйню сделал и получил от меня хорошей пизды.
– Мне уже прилетело за тот случай раз сто, – Шаст протягивает кружку. – Можно ещё чаю, пожалуйста? Ну не умею я общаться с фанатами, как ты, чтобы где-то по сугробам скакать и фоточки прятать. Я даже бы и не придумал такое никогда! Я отдаю то, что у меня есть, на сцене и перед камерами...
– Но и поливать их помоями тоже не нужно. Это те, благодаря кому вас вообще знают. И благодаря кому вы кушаете вкусно, одеваетесь дорого и отдыхаете красиво.
– Мне уже объяснил Стас после переговоров. Я больше не косячил же вроде? Спасибо, – парень берёт вторую порцию чая и понимает, что первая уже просится наружу. Но он не спугнёт этот момент. Нет, потерпит. – Что ещё?
– Твоё отношение ко мне.
— А что с ним не так?
– Ммм, понятно, мистер Воронеж включился, – на лице Арсения будто брезгливость и крайнее разочарование, что дико пугает.
– Нет-нет-нет, говори! Прошу!
– Я нашёл фанатские записи с этого осеннего тура. «Последний аксель» — дно? Серьёзно, Шаст? А Ягудину и Медведевой это в лицо повторить слабо?
– Слабо. Потому что это шутка, я так не думаю...
– А где та грань, за которую ты не переступишь? Где даже твоя суровая воронежская сущность скажет: «нет, Антоха, это чересчур»? Где она? И есть ли?
– Есть...
– Со мной нет, ты бьёшь по самому больному, Шаст. Месяцами в одно и то же место. Да, я блять не сахарный, я мужик, который пережил в своей жизни кучу дерьма и ещё столько же переживёт. Но это не значит, что ты должен испытывать меня на прочность, – удивительно, но ни в тоне, ни во взгляде нет боли, будто это больше не тревожит, будто переработано и отложено на дальнюю полку, там только тоска. И от этого более жутко. – Опять же, на концерте значения не придал, там адреналин... Но посмотрел записи из-под полы... «Арсений — великолепный актёр, как он сам считает»? Открою тебе секрет, что уже не только я. Плюс даже Поз и Стас начали меня признавать, а ты, кто так бежит за их мнением всегда, никак не успокоишься? – Арс подходит к столу, чтобы забрать свою чашку, он даже первую пока не допил.
Но никак не ожидал того, что Шаст поймает его за руку и усадит на стул обратно, ещё и пододвинувшись на своём так, дабы перекрыть пути отступления к мойке.
– Арс, прости. Это шутка, ну такие у меня, блять, гопнические шутки. Для привлечения внимания. Мерзкие, из серии «за триста», ничего общего не имеющие с реальностью. Ну такой язык, ляпнуть, а потом подумать.
– Ляпать можно вот сейчас, на кухне, когда нас двое. На ваших корпоратах, когда вас двадцать. Но не на шеститысячный «Крокус», не на двухмиллионный инстаграм. Когда ты будешь отделять одно от другого?
– Буду, я научусь следить за языком, научусь, блять! Я знаю, что Димка «Аксель» смотрел, Стас даже «Бюджет» вроде как. Прости, я бы тоже посмотрел и поддержал тебя, но у меня просто нет времени даже побриться, блять!
– Очень много «блять».
– Я знаю. Давай вот сейчас, пока Шеминов меня не трогает, будем смотреть. Я хочу, правда хочу увидеть тебя вне «Импровизации», – Антон зачем-то хватает руку собеседника, чего тот и боялся, сбегая в первый раз. Сейчас он оценивает бегающим взглядом узкую щель между краем стола и плечом парня, но понимает, что даже при всей своей гибкости, не способен туда проскочить.
– Шаст, отвали, что ты делаешь? – впервые за вечер Попов будто раздражён.
– Не сбегай. И я не шутил, покажи мне свои фильмы, я хочу. Там, в Москве, у меня снова не будет времени на это. Давай смотреть всю ночь!
– Какую нахер ночь, ты сейчас оденешься и свалишь к себе, ясно?
– Не свалю. Я уеду отсюда, только когда ты поменяешь решение.
– Этого не будет, Антон.
– У меня есть пара аргументов.
– Да, каких же? Ты довёл меня до пределов возможностей. Даже моих. Я больше не могу от твоих подколов и стёбов, Шаст, они уже не смешные, они отвратны, беспочвенны и тупы.
– Тогда почему задевают? Они действительно беспочвенны, за ними ничего не стоит, кроме моей глупости. Почему они тебя задевают?
– Потому что ОТ ТЕБЯ!
Теперь они поменялись местами, Антон смотрит чётко в глаза, при этом так и не выпустив руку из своей, а Арсений бегает взглядом, не находя, за что зацепиться.
– Что ещё? Выскажись до конца, потом я, ладно? – Шаст ждёт, не торопит, он счастлив, что почти уже понимает, что случилось и как это исправить.
И последняя фраза будто бы подсказывает, что те аргументы, что он привёз с собой, и правда могут сработать. Если он, конечно, не зассыт их вытащить. Как ссал несколько последних лет.
– Когда ты устроил вечер приколдессов из директа, нахуя выложил скрин, что я гей?
– Так там и про меня тоже самое было, ты чё? – Антон улыбается мягко-мягко, говоря как с ребёнком или как с дурачком. Есть непреодолимое желание уткнуться лбом в его, но пока терпит.
– А тэгать было обязательно? Будто я и так не смотрю твои истории уже через полминуты?
На это ответа не следует, Шаст просто смотрит и улыбается. Ждёт, когда список претензий подойдёт к концу, чтобы сделать то, что так давно зрело и мечталось.
– Ладно, это я уже придираюсь... А почему «Кликклак» нужно было прокомментировать именно так? Опять меня тыкнуть? За то, что любят? Так я много чего пересмотрел и переосмыслил ради этой любви, я стараюсь её поддерживать в них. Чего ты не делал и делать не будешь...
– Я не хотел тебя тыкать, я хотел на двести тысяч подписоты намекнуть, чтобы они почитали комменты. И напомнить самому себе, какой у меня охуенный мужик... – Шаст улыбается уже внаглую, пододвинувшись плотнее некуда.
Руку отпустил, зато свои грабли сложил на ляжки хозяина дома. Жаль, что штаны плотные (с начёсом, что ли?), не ощутить тепло кожи.
– Шастун, тот поцелуй — дела давно минувших дней, – отмахивается Арсений. – По пьяни, давно и неправда.
Он не успевает договорить, как Антон привстаёт со своего стула, притягивает за затылок и напористо с размаху целует. Не давая ни шанса на сопротивление. Но будто кто-то и пытался...
– Шаст, фу бля, ты заросший, как это противно, будто с кустом целуюсь, – с возмущением отрывается Попов от губ, хотя прошедшие минут десять его это ничуть не смущало.
– Я побреюсь, прям щас пойду побреюсь, ты же не брезгливый, одолжишь мне бритву, я уехал прям со съёмок, без ничего, – тараторит он на одном дыхании, уже вскакивая. – Я намерен целоваться до рассвета, и не только целоваться, поэтому в твоих интересах разрешить мне сбрить этого Чака Ноланда.
– А я думал, кого ты мне напоминаешь. Но больше склонялся к бомжам из «Нашей Раши», – смеётся тот. – И, кстати, в Питере в феврале рассвет дай бог к десяти утра.
Антон смотрит на часы — 00.01.
– Меня устраивает, – и он несётся в ванную, по наитию находя её с первого раза.
– Я ещё вспомнил, – привалившись к косяку и скрестив руки, немного с улыбкой произносит Арсений.
– Валяй, вываливай.
– Тот противный кружок, где ты за кадром пиздишь про меня. Поддакивая Стасу.
– Я не могу молчать, когда он упоминает тебя, ну прости, что получилось как подъёбка, я начитался потом говнища в свой адрес. Если ты считаешь, что я после каждого своего малейшего движения рукой не купаюсь в помоях, то ты ошибаешься. А уж как налетают твои защитники — я промолчу, – парень обильно намазюкался пеной для бритья и похож на Санту, отчего оба еле сдерживают ржач. – Но я понял, всё понял, я буду стараться следить за языком. Но разрешаю дать мне по жопе за каждый раз, когда обидел тебя, идёт?
– Блять, Шастун, ты отвратный, сейчас засоришь мне раковину, – орёт Арсений, поняв, что тот намерен все свои заросли смыть туда. – Горшок в метре от тебя, давай в него, пожалуйста.
– Какой ты дурак, но как я тебя нахуй люблю! – уже посерьёзнев, произносит Антон, глядя на мужчину через зеркало.
– Так лучше? – гладенький Антон притирается к лицу Арсения и находит губы своими. Целует мокро, не стесняясь этого, размашисто вылизывая языком подбородок, после чего проталкивая его вглубь рта и скользя по нёбам, дёснам.
– Так намного лучше.
– А ты не брейся, я кайфую.
– С каких пор у нас натуралам нравятся небритые мужики? – Попов сощуривает глаза и смотрит за реакцией.
– Хорошая шутка, Арсений.
– Про небритость?
– Про натуралов. Я оценил. Кстати, я официально уже две недели как холост, поэтому советую присмотреться, а то как налетят щас... – Шастун падает на свеженькую постель и тянет на себя мужчину. Тот упирается и максимум, что позволяет — так это придвинуть себя, сидящего по-турецки, чуть ближе.
– Ну-ка повтори, – серьёзно просит Попов, убирая от себя загребущие руки, которые лезут туда, куда пока не пускали.
– Всё, нету больше ширмы, шторы, ничего. Я намекал тебе, как мог, а ты проигнорировал мой пост про дерево, зараза. Это же для тебя было. Ну да, я не умею в между строк, каламбуры и ребусы... – наигранно дует Шаст губы, но его по-прежнему не подпускают к телу. – Что ещё ты хочешь услышать? Я решил это перед новым годом, потому что за-и-пал-со! Оповестил Стаса, и он сразу вычеркнул вас из списка на корпорат. Прости, это было по моей вине... Серёга вообще ни за что пострадал, просто, чтоб не так палевно тебя одного. Шеминов боялся, что я напьюсь и засвечусь у кого-нибудь в сториз сосущимся с тобой. А у меня был договор на две недели отдыха с ними, он бы сдох, обосрись я по синьке... А потом я вернулся, такой убитый после «отдыха» с ними, что сутки лежал трупом. Не знал, как к тебе подступиться... Ты меня не замечал.
– Я был занят. Работал и думал.
– Чтобы меня бросить?
– Да. Забыть.
– Фу на твою честность. А я ждал, блять, как я ждал этой записи «Громкого», чтобы потом всё тебе сказать и предложить быть со мной...
– Предложить что???
– Ну как бы... – Антон мнётся. Он только что это произнёс, неужто надо повторно? Как же всё сложно-то с этими вашими отношениями! – Я сюда ехал с двумя просьбами. Не уходить из нашей четвёрки и стать моим парнем. Ты, конечно, можешь выбрать что-то одно, но я сообщаю тебе заранее, что этим разобьёшь мне сердце. А если выберешь оба варианта, то будет заебись.
– Шеминов тебя закопает. И мной сверху припорошит, – резонно замечает Арсений, продолжая внимательно всматриваться в глаза собеседнику.
Выискивая там что? Обман? Нет его, Шастун сейчас практически обнажён в своих эмоциях. Да что там обнажён, он содрал кожу и предлагает себя такого вот, настоящего, без напыщенного лоска сцены, без быдловатости воронежской шайки. Настоящего, живого и... влюблённого.
– Я три года на это решался, Арс. Три ёбаных года. И я больше не отступлю. Пусть теперь он помучается с выбором: шикарный, бессменный актёрский состав, где два пидора, или развалившиеся к хуям все проекты.
– Почему они должны развалиться? Уж такой ушлый жук, я думаю, давно подготовил замену любому из нас.
– Потому что тебя не заменить, – в глазах Антона такие сердечки, что Арс под их вниманием просто плавится. – И он сегодня увидел это своими глазами. Лазарев, блять, Лазарев! Которого просили год. Мы слили выпуск в толчок. Потому что не взяли ни одного вопроса... – парню хочется много-много рассказывать, как он умирал от каждого, потому что всё, нахрен всё, было связано лишь с ним, но он просто тянет мужчину на себя и просит порцию ласки. – Выбирай, смотреть один из твоих фильмов или секс?
– Ничего из перечисленного, Шастун. Не буду льстить, ты выглядишь отвратно, поэтому сейчас — спать. А с утра порешаем, ладно?
Тут можно было б и обидеться, но это настолько про заботу и любовь, что аргументов просто нет.