Однажды мы вернемся домой

Превратить Собор Барбатоса в импровизированный тронный зал было идеей его отца. И, надо сказать, выполнено все было по высшему классу. Скамейки для прихожан были убраны, на витражные окна были повешены тяжелые портьеры с символом Каэнрии. По полу расстелили дорожки в цветах империи. Сам трон располагался теперь вместо алтаря, поднимая монарха над простыми смертными. Акустика в помещении тоже была прекрасная, поэтому, когда стража волокла за собой пленников, можно было услышать каждый звук и каждое ругательство, что вырывалось у них изо рта. Гулкие звуки солдатских сапог, лязг мечей в ножнах на поясах, шорох ткани истрепавшихся юбок и рубашек – все это прекрасно завершало мрачную картину, развернувшуюся перед ним. Кайя стоял чуть позади трона, на котором восседал монарх, и взирал на происходящее с равнодушием в полуприкрытых глазах и приятной полуулыбкой на лице. Ах, ирония, кто бы мог подумать, что дорогая Барбара окажется заложницей в собственном храме. Что Богиня его сердца, Розария будет сверлить его взглядом с таким неприкрытым презрением в глазах. Что действующий магистр Джин будет смотреть на него с жалостливым пониманием, несмотря на разбитую губу и спутанные в клочья волосы. Что Лиза, без своей фирменной шляпы, аккуратно придерживающая сломанную руку, вообще, будет смотреть куда угодно, но не на него. Что сильная Эола будет прожигать его ненавистью в фиалковых глазах и немым обещанием отомстить, периодически бросая взволнованные взгляды на Эмбер, которая в полубессознательном состоянии повиснет на руках у стражи. Что Альбедо, со скорбным выражением лица, будет обнимать плачущую малышку Кли, а та в свою очередь будет кричать ему: «Братик Кайя, не бросай нас». И на этом моменте что-то надломится в груди, но внешне он даже не дрогнет. Он смотрел на них на всех по очереди, старательно избегая встречаться лишь с одной парой глаз, в которые взглянуть не хватало духу. — Как замечательно, что все мы здесь сегодня собрались, — начал отец с издевкой в голосе, — ну, что же. Думаю, можно начать наше торжество. Дорогие гости. Он поднялся на ноги, и офицеры в скудной толпе позади пленников и редкая знать, что уже успела приехать осваивать новые края над землей, радостно загудели. Многозначительно улыбнувшись, он спустился и оказался среди пленников. Схватил Джин за волосы и запрокинул ее голову, зафиксировав так, чтобы она смотрела ему прямо в глаза. — И вы, дорогие гости, — он премерзко ухмыльнулся и сжал пряди на затылке сильнее, и ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать от боли, — стража, напомните пленнице, что нужно делать, когда с ней разговаривает самодержец. Один из солдат, заламывающих ей руки, бросил Джин на пол, пнул ее несколько раз под ребра, пока не раздался хруст, и она не закричала. — Ну, что, девчонка, вспомнила, как себя вести, когда разговариваешь с королем? — Ты не мой король, и никогда им не станешь. Мондштадт — свободный город, и мы будем им до конца, — прохрипела она, зажимая рукой сломанное ребро. — Тогда спешу тебя расстроить. Свободного города Мондштадта больше нет. Теперь это — провинция Великой Каэнрийской Империи, не более того, — он рассмеялся и для верности пихнул ее носком тяжелого сапога прежде, чем пройти среди остальных пленников, которые либо смотрели с вызовом, либо отводили взгляд, и вернуться к бархатному трону. — И по этому случаю я объявляю бал, дамы и господа. Завтра вечером. Поскольку мы сейчас не совсем в той ситуации, чтобы соблюдать все условности до последней, то я отменяю строгий дресс-код. Будем веселиться и праздновать наш выход на поверхность! — Да здравствует Великая Каэнрийская Империя! Да здравствует король! — крикнул кто-то в центре, и толпа одобрительно загудела и заскандировала «Да здравствует король!». — Все свободны, — махнул рукой монарх, и люди начали расходиться, — уведите пленников. Он поднялся и направился вглубь собора, где офицеры разбили штаб, рукой позвав сына за собой. — Отец, — догнал его Кайя, — Что ты собираешься делать с пленниками? — Кайя, — холодно улыбнулся король, — Глупые вопросы, мой мальчик. Мы заберем их в Каэнрию и казним на главной площади. Это поможет морали нашего народа, мы так долго ждали этого дня. — Хм, могу я тебя попросить о подарке в честь нашего с тобой славного воссоединения? — неожиданно спросил он, заведя руки за спину, чтобы отец не увидел, как он нервно комкает ткань широких манжет на рубашке. Король перевел на него удивленный взгляд. — Я не понимаю, как это связано с пленниками, но, конечно, сын. Ты хорошо поработал, я тобой горжусь. Чего ты хочешь? — Одного из пленников, — уверенно с развязной улыбкой ответил тот, чувствуя, как сердце заходится в бешеном ритме. Только не показать, как ему это важно, только не выдать себя. Король остановился и, скривившись, посмотрел на сына. — Серьезно? Кайя, я не ожидал такого дурновкусия от тебя. У нас в Каэнрии достаточно как приличных девушек, которые отдадут все за толику твоего внимания, так и куртизанок на любой вкус. А ты хочешь притащить себе игрушку из Мондштадта? Это что, какая-то тяга к трофеям в тебе проснулась? Кайя не ожидал такой отповеди. Девушку? Игрушку? О, Архонты, отец подумал, что он хочет себе девочку для утех из бывших рыцарей? Они же все были ему друзьями, он бы и думать так ни о ком из них не смог. От этой мысли его немного затошнило. Он сглотнул и вернул нейтральное выражение. Лицо в такой ситуации терять было нельзя. — Не девушку, отец, — постарался как можно правдоподобнее ухмыльнуться он. — Объяснись, — нахмурился король. — У меня есть личные счеты с одним из наших дорогих «гостей». И мне хотелось бы свести их своими методами. — Хм, — тот оценивающе осмотрел наследного принца, — Я не знаю, что ты задумал, но, хорошо, забирай. Только не наводи кровавого беспорядка. Его отец, вообще, о чем-нибудь еще думает, кроме плотских утех и убийств? От этой мысли тоже что-то тяжелое и неприятное заворочалось в груди. — О, нет, отец, я его забираю не для того, чтобы убить. У меня есть идея получше, как превратить его жизнь в ад на земле, — он растянул губы в мечтательной гримасе, силясь не показать, что он на самом деле думает о своих собственных словах. — Я не желаю знать подробностей, сын, у меня и без тебя достаточно на уме. Иди, забери своего рыцаря и делай с ним, что хочешь. — Да, отец, — Кайя учтиво поклонился и быстрым шагом покинул собор, по пути теряя всю напускную браваду и зажимая рот рукой от отвращения. *** — Ваше Высочество, — поклонился стражник, отрывая Кайю от созерцания печального зрелища — полусожженного города — за окном дома, в котором он вырос, — Мы сделали все, как Вы приказали. Вот этим можно открыть оковы, если понадобится. Не разгибаясь, он протянул принцу маленький железный ключ. — Замечательно, — ухмыльнулся Кайя, забирая вещицу и убирая ее в карман камзола, — Теперь освободите все крыло, чтобы я здесь через пять минут ни души не видел. — Но, Ваше Высочество, он опасен. На его счету, наверное, сотни смертей, мы не можем… — Мне показалось, я только что отдал приказ. И что-то не вижу, чтобы его выполняли, — холодно перебил он, улыбаясь солдату почти ласково. — Есть, Ваше Высочество. Через пять минут здесь никого не будет, — со страхом в глазах сказал стражник и попятился к выходу из комнаты. Он много раз видел такую ухмылку на губах монарха, и, как правило, это значило чью-то мучительную смерть. Каблуки мягко стучали по деревянной поверхности пола, отдаваясь в памяти чем-то теплым и почти забытым. Он не бывал в поместье с тех самых пор, как Дилюк выкинул его из дома, как щенка. Поэтому, конечно же, когда отец спросил его, есть ли в городе место, достойное того, чтобы в нем остановился монарх, Кайя тут же ткнул пальцем в бывший особняк Рагнвиндров. До войны он какое-то время принадлежал другой состоятельной семье, которой Дилюк в свое время его продал. Но договориться с павшей нацией не составило проблем. Он не знал, какую участь встретили хозяева поместья, и узнавать не хотелось. Собственная психика дороже, если считать каждую потерю — рассудка можно от горя лишиться. Он мягко толкнул дверь, и та неслышно открылась. В старой комнате Дилюка почти ничего не поменялось к его удивлению. Наверное, эту комнату новые хозяева использовали нечасто, скорее всего, как гостевую. Широкая кровать в центре. Тот же красный балдахин с желтыми кистями. Тот же платяной шкаф, те же тумбочки по две стороны от кровати. Даже лампы на них были те же. Он медленно вошел в комнату, оглядываясь и обращая внимания на все, кроме сидящего на полу у кровати человека в тяжелых оковах. Он все еще не мог заставить себя посмотреть названому брату в глаза. Было желание развернуться и броситься из этого крыла во всю прыть. И никогда не возвращаться. Но он же сам хотел этого. Выпросил у отца, заставил стражу притащить его сюда. Сбегать теперь было бы крайне странно. Невероятным усилием воли он, все-таки, заставил себя посмотреть на пол. Впрочем, может, и правда, не стоило. Потому что от увиденного волоски на шее встали дыбом. Дилюк выглядел плохо, и это было серьезным преуменьшением. Он сидел, опустив голову и не двигаясь, но даже так можно было увидеть синяк под глазом и стекающую струйку подсыхающей крови на щеке. Губы были разбиты, на шее виднелись следы от пальцев. Волосы растрепались, некоторые пряди слиплись от крови. — Дилюк, — тихо выдохнул он, падая на колени. Тот никак не прореагировал. Кайя протянул руку и осторожно попытался стереть красный след с виска. Дилюк медленно открыл тяжелые веки и пустым взглядом посмотрел на Кайю. — Эй, ты меня слышишь? — никакой реакции. Что-то было не так. Либо они избили его до такой степени, что повредили ему что-то в мозгу, либо… Он встал на ноги и пошарил глазами по комнате. Ага, вот. На письменном столе лежало запечатанное письмо, сверху на нем стояла бутылочка, немного в стороне лежало несколько шприцев. Он вскрыл конверт, и развернул плотную желтоватого цвета бумагу. «Ваше высочество. Простите меня за самоволие, но мы не могли с ним справиться, и нам пришлось его усмирить. Если он будет доставлять Вам проблемы, то я отправлю успокоительное, которое поможет с ним сладить.» Ниже была подробно расписана инструкция того, что именно было в бутыльке, и как это нужно было применять. Бездна, они вогнали в него целый шприц какого-то наркотика. Кайя покачал головой. И что теперь с ним делать — выглядит ведь, как кукла. Он перевел взгляд на названого брата. Впрочем, зная Дилюка, когда тот придет в себя, первое, что он попытается сделать — убить Кайю, несмотря на свое состояние. Тогда, привести его в порядок и обработать раны и ссадины стоит сейчас. Он сходил в свои импровизированные покои, нашел чистую рубашку и брюки, взял несколько полотенец, бинты и заживляющую мазь. Приказать всей страже и прислуге освободить крыло было явно верным решением. Наследного принца не должны видеть, когда он бегает по поместью, как курица-несушка и кудахтает вокруг пленника. Кроме разве что… Оставив вещи на постели в комнате Дилюка, он вышел в главное крыло и направился в кухню. — Аделинда, — позвал он. Главная горничная отозвалась моментально. — Мастер Ка… Ваше Высочество, — быстро поправилась она, скорбно опустив голову. Он в очередной раз порадовался, что настоял на том, чтобы привести слуг с винокурни в поместье. В противном случае, за их судьбу он ручаться не мог. Пришлось, конечно, пару раз рявкнуть на Аделинду, чтобы она не открывала рот со своим патриотизмом, если ей хотелось жить. Главная горничная сначала, гордо подняв голову, только повторяла «Мы не служим оккупантам». А потом, наверное, увидела что-то в глазах принца, и сдалась. И все остальные слуги пошли за ней, как утята, запечатленные на маме-утке. — За мной, — коротко бросил он, и она, оставив то, чем занималась до его прихода, поспешила следом. — Ты сейчас увидишь то, что тебе не понравится. Не пищать, не причитать, вообще, не издавать никаких громких звуков. Молча делать то, что я скажу, поняла меня? — Да, Ваше Высочество, — тихо ответила она со страхом в голосе. Он пропустил ее вперед и быстро закрыл дверь. Аделинда не сразу сообразила, на что ей нужно смотреть, но когда заметила огненную макушку и то, в каком ее бывший воспитанник был состоянии, она охнула, закрыв рот руками, и осела на пол рядом с ним. — Мастер Дилюк, — прошептала она и встретилась с пустым взглядом карминных глаз, — что с ним, мастер Кайя? — Он под успокоительным, — принц сделал вид, что пропустил мимо ушей неподобающее обращение, — Этот дурак совсем не знает, когда нужно сдаться и закрыть рот. — Это Вы его так? — Аделинда подняла на него полные ужаса глаза. — Нет, дорогая, не я. Я бы отходил его еще хуже за такое глупое упрямство, — с ноткой раздражения сказал он, — а теперь помоги мне перевязать ему раны и привести в порядок. Они принялись за работу. Кайя открыл замок на оковах и освободил красные, истертые запястья. Они избавили его от перчаток и изорванного сюртука. Принц расстегнул рубашку, и Аделинда снова охнула. Вся грудь была в синяках и кровоподтёках. — Надеюсь, у него нет никакого внутреннего кровотечения, — пробормотал Кайя, мечтая, чтобы можно было просто позвать Барбару, как раньше, и залатать названого брата за несколько минут. Кайя отправил Аделинду нагреть воды, а сам остался снимать остатки грязной изодранной одежды с израненного тела. Вскоре горничная вернулась с емкостью, полной теплой воды. — Оставь и иди пока что приготовь антисептики и бинты, я сам здесь справлюсь. Аделинда кивнула и отошла, стараясь не смотреть на наготу своего бывшего воспитанника. Он бы ей никогда этого не простил. Погрузив мягкое полотенце в теплую воду, Кайя принялся осторожно обтирать названого брата, стараясь не причинить боли и не навредить в процессе. После он одел его в чистое нижнее белье, втер мазь в несколько синяков на ногах — хоть какой-то части тела досталось меньше остальных — и аккуратно облачил его в тонкие широкие брюки. Дилюк кооперироваться не хотел — он не сопротивлялся, но и не делал ничего, чтобы помочь Кайе переодеть его. Продолжал смотреть пустым взглядом, и скорее всего, даже боли не чувствовал. Зрелище было жутковатое. — Ваше Высочество, все готово, — Аделинда не решалась подойти, и Кайя махнул ей рукой, давая разрешение. К концу процедуры, Дилюк был больше похож на мумию. Но, по крайней мере, чистую и пахнущую антисептиками и травами. — И что дальше? — тихо спросила Аделинда, когда Кайя поднял брата и уложил на кровать. — Дальше он попытается убить меня, когда вернется в реальность, — усмехнулся он. — Ваше Высочество, — с упреком сложила руки на груди горничная. — Вот увидишь. Ты можешь пока что идти, я позову тебя, когда он придет в себя. И, послушай меня внимательно, дорогая, — Аделинда уже собралась уходить, когда Кайя ее остановил, — если он тебе дорог, то ты будешь делать так, как я говорю. Он все еще пленник здесь. Отец собирается увезти всех рыцарей в Каэнрию, и там казнить. И он сейчас здесь, потому что меня такой расклад не устраивает. Но это все, что я для него могу сделать. Он сейчас очнется, и будет меня ненавидеть. И это оправдано. Отец мне его подарил. Как вещь, понимаешь? Но если ты попытаешься помочь ему бежать, ты подпишешь ему смертный приговор, и сделать я уже ничего не смогу. Слышишь? Удержи его здесь. Это — его единственный шанс. Одинокая слеза скатилась по щеке главной горничной. Не такой судьбы она желала своим мальчикам. Чтобы одному пришлось сделать такой страшный выбор, а второму жить с отсутствием этого самого выбора. — Я понимаю, Ваше Высочество. — Хорошо. Тогда держи ключ от комнаты, я назначаю тебя ответственной за него. Сходи к лекарям, возьми настоек, я не знаю, в каком он будет состоянии, когда действие этой ерунды кончится, — он бросил ей запасной ключ со своей связки, — И этого разговора не было, понятно? Аделинда слабо улыбнулась и, поклонившись, выскользнула из комнаты. *** Следующие несколько часов Кайя занимался тем, что убирал все колюще-режущие предметы из комнаты, как следует закрывал окна, перемораживал засовы, и спорил с собой, стоит ли связать Дилюка, или пожалеть его истерзанные запястья и надеяться, что тот не свернет ему шею голыми руками. Со стороны кровати донеслось шуршание и сдавленный стон. Все споры были отложены на потом, и Кайя метнулся к фигуре под одеялом. — Кайя? — тихо прохрипел все еще плохо соображающий Дилюк. — Да-да, это я, — он аккуратно помог брату подняться на подушках и сунул под нос стакан с водой, — выпей, у тебя сильное обезвоживание. Дилюк посмотрел на него затуманенными глазами, еще не вспомнив события последних дней, и, дрожащими руками взяв стакан, залпом вылил в себя его содержимое. — Оу, не торопись, — он обхватил его за плечи и забрал стакан. Дилюк прикрыл глаза и положил голову ему в сгиб шеи. Этот маленький жест доверия едва не заставил принца взвыть. Дилюк еще не помнил, что Кайя предал их всех, что именно из-за него Мондштадт пал, что его нужно ненавидеть, что из-за него Джин и всех рыцарей теперь казнят, что из-за него Дилюку теперь придется учиться жить в неволе, как домашнему питомцу. Этот маленький жест разбивал ему сердце на миллион осколков. Он осторожно отстранил брата от себя и помог ему улечься. Положив ладонь на бледный лоб, Кайя понял, что того начинает лихорадить. Он очень отдаленно представлял себе, какой дрянью его накачали в темнице, но, скорее всего, отходить он от нее будет тяжело. И Кайя мало что знал о том, как это проходит, и что необходимо делать. Нужно было позвать Аделинду с настойками. Он быстрым шагом направился к выходу. — Кайя, — остановил его тихий оклик, — куда ты? — Дилюк, — в доли секунды оказался возле названого брата, — я на минутку, я позову Аделинду и вернусь. — Останься, — Дилюк сжал его руку. Выглядел он весьма посредственно. Кожа совсем побледнела, зрачки были расширены, его всего трясло. — Послушай, Светлячок, — раз уж тот ничего толком не помнил, то можно было обмануть и себя на секунду, представив, что между ними не было огромной пропасти, — Я знаю, что тебе плохо, поэтому мне нужно уйти, чтобы принести тебе лекарства. Хорошо? Дилюк посмотрел на него стеклянными глазами и отстраненно разжал ладонь. Дорога до кухни в этот раз заняла где-то в четыре раза меньше времени, чем днем. Он разве что совсем на бег не срывался. — Аделинда, — Кайя выдернул горничную за руку и потащил за собой. Остальная прислуга смотрела на них с ужасом, думая, что принц чем-то разозлен, и ей сейчас не поздоровится, — Он приходит в себя, и его начинает лихорадить. Ты сходила к лекарям? — Да, Ваше Высочество, — она вынула из передника маленький бутылек голубого стекла, — она одна, больше таких не осталось. Ее делала Барбара со своим гидро, когда еще… Горничная замолчала на секунду, закусив губу. Кайя не стал комментировать, и отвел взгляд. Оставшуюся дорогу до комнаты они шли в тяжелом молчании. Фигура, укрытая пушистым одеялом, беспокойно ворочалась и тяжело дышала. Они медленно подошли, Дилюк распахнул подернутые пеленой глаза, облизал пересохшие губы, вытер ладонью каплю пота с виска. — Аделинда? — Горничная подошла и взяла его за руку, — Где отец, Аделинда? На ее лице отразилась вся скорбь мира, руки задрожали, она едва сдерживала слезы. Кайя положил руку ей на плечо. — С ним все будет хорошо. Горничная кивнула и встала, уступая место принцу. — Давай, Дилюк, тебе нужно выпить лекарство, обещаю, после него сразу станет лучше, — поднеся склянку к бледно-фиолетовым губам, он заставил брата выпить все до капли. Потом взял с тумбочки стакан, в который Аделинда долила воды, и сунул в слабые бледные руки. — Что теперь, мас… Ваше Высочество? — помогая своему мастеру, усесться поудобнее, спросила горничная. — Теперь мы ждем. Гидро Барбары обычно действует почти моментально. Я не знаю, сколько его было в настойке, но будем надеяться, что достаточно, чтобы он хотя бы вспомнил, какой сейчас год. — Уже вспомнил, — раздался хриплый тяжелый голос с кровати, — Что я делаю в поместье? — О, значит, достаточно. Отлично, — повеселел принц и натянул на лицо дежурную улыбку, — Мы здесь живем, Дилюк. — Не пудри мне мозги, ублюдок, — прорычал брат угрожающе, хоть его голос и надломился в середине, — Это ты и твой папаша-тиран здесь теперь живете. Потому что ты, предательское отродье, должен был поиздеваться надо мной даже здесь и притащить свою сраную свиту в дом, где мы выросли. — Мастер Дилюк, — тихо, но твердо начала Аделинда, — мастер Кайя вытащил Вас из темницы и весь день провел у Вашей постели, и это первое, что Вы ему говорите? — Да лучше бы я сгнил в подземельях или сдох от побоев, чем принимать подачки от этого выродка. — Я же говорил тебе, дорогая, что так все и будет, — задорно усмехнулся Кайя, подошел поближе к постели и навис над братом, — Это не подачка, Дилюк, и я не принц на белом коне, который пришел тебя спасти. Ты прав, лучше бы ты сдох в подземельях Ордо, потому что теперь ты принадлежишь мне. Как милая маленькая зверушка. В алых глазах напротив на секунду мелькнул страх и отчаяние, быстро сменившееся горящей ненавистью. Дилюк замахнулся, но Кайя легко перехватил его ослабевшую руку, заломив ее за спину. — И вести себя так я тебе не рекомендую. Твое благополучие теперь в моих руках. Ты же не хочешь, чтобы я расстроился и, например, переломал тебе в нескольких местах пальцы от горя, — для острастки Кайя с силой зажал его мизинец, и Дилюк затрясся от ярости. — Я тебя не боюсь, отродье, — выплюнул тот, попытавшись вырваться. — Ваше Высочество, — дрожащими губами прошептала горничная. — Не называй его так, он не твой принц, Аделинда. Много чести для такого мелкого дерьма, — Дилюк метался, крепко удерживаемый братом. Тот резко отпустил его предплечья, и развернув к себе, дал пощечину тыльной стороной ладони. Не больно, но очень унизительно. — Молчать, — рявкнул он, понимая, что разговора сейчас не получится. Придется уйти и дать Дилюку остыть, — С меня хватит твоего поведения на сегодня. Он поднялся и быстрым шагом направился к двери. — Аделинда, помни, что я тебе сказал. Я на тебя рассчитываю, — и, хлопнув дверью, он покинул крыло. То, что Дилюк будет в ярости было понятно с самого начала, но легче от этого почему-то все равно не становилось. И каждое сказанное слово снова и снова прокручивалось в голове. Отродье, предатель. Все же сказал абсолютно правильно. Да, проклятое отродье страны, которая должна была погибнуть еще пятьсот лет назад безвозвратно. Да, предатель, который впустил в стены города вражескую армию. Впрочем, от того, что это все было правдой, крепкий узел в груди, завязавшийся там в тот момент, когда он увидел Джин в соборе, ослабевать не собирался. Нужно было взять себя в руки. Если отец заметит, что Кайя мечется в сомнениях, он, не задумываясь, избавится и от своего сына. Это ничтожество ни перед чем не остановится, особенно, теперь, когда попробовал на вкус власти и силы. Нарисовав на лице жесткую улыбку, Кайя вышел в гостиную, где отец и несколько его советников обсуждали, что будут делать после бала. Уверенным шагом он подошел к ним и включился в разговор. Если он хочет сделать хоть что-то, чтобы смягчить последствия своего предательства, ему придется стать таким же ублюдком, как и они и идеально вписаться в круг.