Одного поля ягоды

      В «Нижнем мире», как и в любую пятницу, было как минимум весело. Музыка сотрясала пол так, что в такт битам дрожали внутренности. Алкоголь стекал реками в стаканы людей, которые смеялись, танцевали, курили, запуская под потолок клубы дыма. Кто-то тайком, будто боясь быть пойманным, передавал из рук в руки мешочки с экстази, что способно было подарить эйфорию, но потом принести и муку. Страдание.              Желание рвать на себе волосы, чтобы ещё хоть раз испытать.              Арес наблюдал за пришедшими людьми издалека. Бог войны сидел в стороне, размешивал в стакане квадратном виски, что ему, как бессмертному, точно вреда не приносило, и «любовался» человеческими пороками, что сейчас проявлялись столь явно. Вокруг него царили похоть, алчность, чревоугодие и, наверное, главный грех — глупость.              Смертные пришли в клуб, ставший собственностью младшего Ньюмана, и так беспечно прожигали свои и без того короткие жизни… Словно люди, эти молодые юноши и девушки вокруг него, не думали даже, что жить им чуть больше шестидесяти. Что треть срока, данного судьбой, уже за их спинами, но, несмотря ни на что, тратили, тратили время своё.              Арес им даже чуть завидовал. Потому что хотел, наверное, избавиться от мерзкой привычки жалеть о времени и судьбе. Хотя ему точно переживать не стоило.              Заклятье спа́ло. Отныне и впредь — окончательно. Вереница бесконечных перерождений была наконец остановлена. Старые боги ощущали себя так, словно сняли с себя пояса смертников, заведённые на две недели, и теперь смешались с толпой, празднуя победу.              Вот мимо прошла Афина. Бросила на Ареса гордый взгляд, и Бог без труда его прочёл. Девушка, носившая имя «Рамона» в предыдущем жизненном цикле, приподняла подбородок, говоря, что на этот раз «её взяла». Арес не спорил: война должна кончиться или победой, всеобщим триумфом или поражением в сопровождении поглощающего хаоса. И в этот раз победила Афина, а не Эрида — Богиня раздора, что оказалась слабее цепного пса Ньюмана, разорвавшего девушку в клочья.              Арес усмехнулся собственным мыслям и отсалютовал Афине бокалом. Она презрительно поджала губы и удалилась прочь. Бог войны увидел, как Рамона обвила руку Тома, то есть Апполона, и что-то сказала ему, улыбнувшись сладко.              Возле бара стоял Ньюман. Новый глава «Нижнего Мира» во всех его проявлениях: как заведение в центре Нью-Йорка, так и самого Ада. После смерти матушки, что в битве за Олимп не выдержала напора новых богов, Эдриану пришлось перенять все её дела. Сложно сказать, нравилось ли это полукровке. Справлялся он неплохо, Арес был вынужден это признать, но держать планку, заданную ещё Аидой, Ньюману было сложно. Об этом говорила хмурость юноши. Его внезапная серьезность, что стала особенно заметной даже в будничных разговорах «ни о чём», и редкое появление на людях.              Мимо прошли Афродита с Гефестом. Они, кажется, твердили всем и каждому, что остались друзьями, но от одних их взглядов в стороны едва ли не искры летали. И это было ещё заметнее загруженности Эдриана.               Видимо, у них связь крепкая на подсознательном уровне, которую ни одно заклятье не разрушит. Бывшая Хизер глазами в Гефеста стреляла постоянно, а он ходил за богиней красоты, как привязанный, готовый защитить всегда подругу с розовыми волосами. Арес видел, как эти кудри нравились кузнецу всего Олимпа; он постоянно старался головы Афродиты коснуться, чтобы снова ощутить мягкость локонов.              Локонов, которые должны были принадлежать Аресу.              Он крепче сжал стакан, напоминая, что ему плевать. Уже плевать. Влюблённость в Афродиту прошла, как и любая другая вещь, ранее казавшаяся вечной. Осталось лишь уничтожить остатки этих чувств, что напоминали засохшие корни омертвевшего дерева.              Но вырвать их — не без потерь.              «Оставь эти обиды, Арес! Что было, то уже не повторится, Бог должен это понимать!» — раздался, будто в такт его мыслям, голос в голове. Голос, что звучал для него желаннее скрежета мечей, и говорящий слова не менее твёрдые и уверенные. Слова, соответствующие ей, как Богине.              Арес поднял взор, вгляделся в толпу, ища её.              А Артемида была неподалеку. Достаточно пьяная, расслабляющаяся после изматывающей погони за собственной жизнью, танцевала в толпе под музыку. В клубах дыма от сигарет и косяков, со смазавшейся от частого питья алкоголя помадой, она не казалась Богиней целомудрия. Напротив, в этой среде разврата девушка выглядела смело, вызывая своей отвязностью чувство лёгкого удушения, переходящего в жар.              Примерно то же самое Арес чувствовал, когда, совершая чуть ли не великую ошибку в своей жизни, номер которой уже забыл, наслал на неё чары. Колдовство, которое Андреа, ещё именно юная студентка Кэмпбелл, не могла разрушить. Она смотрела ему в глаза, утверждая, что он пожалеет. Но тогда Арес жалел только о том, что у них мало времени до ритуала осталось.              Что не успеет почувствовать губами своими рот девчонки, заткнуть её грубо — как привык получать всё — и ощутить, как попытки Артемиды прервать поцелуй переходят в борьбу за контроль над Богом войны.              Арес знал, она так поступила бы точно, будь у Андреа такая возможность. Ведь охота — обязательная часть любой войны.              Артемида заметила его взор; по всей видимости, взгляд Бога войны оказался тяжелее, чем тот мог подумать. На мгновение на лице Андреа появилась усмешка — более ядовитая, чем речи Змея-искуссителя. А потом девушка выразительно, не стесняясь движений, платья дурного, что прилегало к её телу второй кожей, продолжила танцевать.              Как в последний раз, мать твою.               Руки поднимала вверх, медленно опуская их вдоль своих изгибов. Она огладила грудь, небольшую, но упругую, спускаясь всё ниже. Рёбра, талия, бёдра… Даже на вид тело Богини крепкое, атлетическое. Пальцы Ареса напряглись в фалангах, будто вспомнили кожу Андреа, которой коснулись, когда переносили девушку в грот пещеры, чтобы скрыть от ритуала.              На ощупь она была ещё более приятной, он точно помнил.               «Играешь со мной?» — спросил мысленно Бог, смотря на извивающуюся под светом клубной аппаратуры девушку. Парни, танцующие рядом с ней, засвистели, как последние сперматоксикозники. И до уха Ареса долетели их сальные шутки.              Но Артемида рассмеялась, будто услышала мысли покровителя войн. Будто согласием ответила на его вопрос, и желание размазать похабных ублюдков по стене ушло на второй план.              Кэмпбелл запустила пальцы в волосы свои, что как ночь чёрная были, и, вспушивая кудри, ушла, бёдрами покачивая в такт музыке. Бог приподнялся с места.              Воздух «Нижнего мира» стал казаться ему отравленным.              Артемида обернулась у самой двери, уводящей в сторону подсобных помещений. Он посмотрел на лучницу и, будто провалился в Тартар, заметив, как Андреа усмехнулась.              Арес признал это за вызов, который не мог не принять.              Он выдохнул, будто собираясь с мыслями, и уже через миг на столике, рассчитанном на троих, остался лишь стакан с недопитым виски.              Череда однотипных пустых коридоров напоминала Аресу лабиринт Минотавра. Но вёл его не клубок, а запах девушки, которую он слышал, чувствовал, но не видел. Сердце стучало так, что перебивало вибрацию музыки в зале. Да что там, мир его в тот миг сузился до грёбаной подсобки «Нижнего мира».              Он ступал по коридорам, как по минному полю — казалось, что если не туда завернёт, то сразу же взлетит на небеса. Но и ждать, долго раздумывать Арес не мог, ведь даже секунда бездействия бесила, выводила из себя.              Бог чувствовал, как кровь закипала, взрывала капилляры в глазах, делая их красными.              Найти девчонку, найти её…              Очередной шаг — вдруг Арес почувствовал руку на своём локте. Осознание, что Кэмпбелл поджидала за углом, пришло ровно в тот же миг, что Богиня прижалась губами к его рту.              Он позволил ей каплю инициативы лишь на секунду. Дыхание сбилось, когда Артемида нагло, чересчур самоуверенно даже для Богини, раздвинула его губы языком. Но Арес не позволил прижать себя к стене. Его рука упала, слегка придушивая, на шею Андреа, которую мог свернуть ещё тогда, в адской пещере, а сам Бог сильнее прижался к девушке.              Всё было, как он и думал: не поцелуй, а один долгий укус, больше напоминающий попытку полностью подчинить себе другого.              Но им так и надо. Какая охота без азарта? Какая война без подчинения?              Они одинаковые. И связь у них тоже есть. Такая же сильная, но осознанная и понятая только сейчас.              Артемида вцепилась ногтями в запястье Ареса, думая отбросить. Но ей не больно: Бог чувствовал, что все силы Андреа брошены лишь на то, чтобы сильнее сцепиться языками. Мокрый звук разорвавшихся на миг губ прозвучал почти оглушающе. Грудь Богини поднялась от учащённого дыхания и соприкоснулась с телом Ареса.              Вниз, к солнечному сплетению, прибила волна жара, способного сжечь заживо.              Но Боги продолжали гореть. Друг для друга.              — Так и знал, что тебе непросто жить со своим целомудрием, — шепнул Арес и крепче сжал шею девушки. Посмотрел на её лицо: помимо помады смазалась и тушь. Из-под прикрытых век на него смотрели чёрные, как смоль, глаза, и искры в них летали такие же мрачные.              Воин такого за все жизни свои не видел.              — Замолчи, — приказала ему Артемида и притянула к себе снова. Двумя руками схватила лицо Ареса и с жадностью, будто задыхалась без его губ на своих, впилась снова. Бог прижался ближе, сталкиваясь с ней бедренными косточками; Кэмпбелл соприкоснулась ягодицами со стеной.              Пальцы скользнули по скулистым щекам Бога, прошлись по шраму, уродующему левую половину лица. И Ареса будто ледяной водой окатили. Прикосновение к шершавой коже, которая всегда одним даже присутствием будет напоминать об его предназначении, оказалось слишком личным. Намного интимнее поцелуя их, напоминал своей отчаянностью животный, и всех последующих действий в перспективе.              Он хотел оттолкнуться, но Артемида оказалась проворнее. Руки её сжали шею Ареса в действии, зеркальном касанию Бога, а сама Кэмпбелл прошептала, от губ жёстких не отсоединяясь:              — Не смей… стесняться. Шрамы тебя украшают.              Чёрт возьми…              Арес чувствовал, что начинает уступать ей. Что равный их поединок за контроль друг над другом становится совсем неравным. А допустить он этого не мог, даже если бы Артемида только на его лицо, изуродованное собственным предназначением, смотрела.              Арес заткнул ей рот, обхватив подбородок ладонью. Сам, наоборот, спустился ниже, обхватил губами венку, колышащуюся на шее Богини. Прижался к ней, втянул тонкую кожу, чуть перекатывая её между зубами.              Она такая терпкая… Её кожа. И сама Артемида такая: как самое лучшее вино Диониса, сносящее голову. Андреа заскулила ему в ладонь, но всхлип Богини оказался заглушен, больше напомнил стон.              Арес понимал, что подходит к грани собственного контроля, за которой его ждало бы полное безумие. Такое, с каким не справиться, какому можно лишь поддаться.              Артемида попыталась уцепиться за выступ на стене, чтобы не сползти на пол, но на ровной поверхности ничего не нашла. Так и царапала бетонную стену, проверяя на прочность чёрные ногти, и пыталась укусить пальцы Ареса.              В тот миг они отдались разврату, что накрыл их, как цунами, но Бог хотел это видеть. Наблюдать, как закатываются глаза непорочной Артемиды от его касаний, как раскрывается в стоне её рот, как белеют костяшки собственных пальцев, сжимающиеся на талии Андреа.              И желание это оказалось даже сильнее необходимости задрать юбку девушки и взять её прямо сейчас, у стены, как последнюю блудницу.              Вместо того Арес подхватил её на руки, обхватывая пальцами ягодицы. Андреа послушно развела ноги, обвила Бога войны за талию. Жар лона девушки сводил с ума. Он направился дальше по коридору, уже не боясь быть пойманным каким-нибудь официантом или затерявшимся победителем. Плевать, если их и поймают.              Это лучше, чем ощущать стыд за собственную тягу к Артемиде.              Богиня таяла, сгорала в руках Ареса; он это чувствовал. Её губы, так же как и его минуту назад, скользнули к шее. Девушка прикусила кожу, обтягивающую выпирающий кадык, поставила свою метку на теле Бога. Он едва сдержался, чтобы не рыкнуть в волосы Артемиды. Не видел почти ничего перед собой, но шел всё дальше, пытаясь найти уборную комнату.              Когда, наконец, мимо промелькнула табличка «WC», Арес рванул дверь на себя. Туалет небольшой, с одной кабинкой, и был пуст, что не могло не радовать. Бог поставил на ноги Артемиду, толкнул её в сторону раковины, а сам закрыл на замок не самую крепкую дверь.              Развернулся и сразу же оказался прижатым к стене. Артемида, словно обезумевшая от страсти и похоти, предприняла очередную попытку захватить контроль. Губы её искусанные прижались ко рту Ареса, заглушая его удивлённо-возбуждённый вздох, а руки Богини подняли запястья мужские вверх.              — Не шевелись, — приказала ему и снова поцеловала, но так, словно пыталась больно сделать. Бог войны замер, сам не понимая, почему поддался, но языком с Артемидой сплёлся. Вырывая и поглощая сразу же её стоны, которые оба уже и не скрывали.              Богиня провела кончиками пальцев вдоль его предплечий, локтей, мускулов. Ткань рубашки не особо плотная — стала казаться тяжёлой, жаркой. Артемида, будто почувствовав, принялась расстёгивать пуговицы одну за другой, освобождая сантиметр за сантиметром бледную кожу Ареса.              Он был готов проклясть её за эту неспешность и неожиданную ласку, которая никак не сочеталась с их поцелуем. А вместе с Андреа и себя загубить, ведь Арес едва ли не с ума сходил, будучи прижатым к стене Богиней целомудрия.              Как Бог войны себе это позволить может?..              Артемида подошла ещё на шаг. Хотя куда уж ближе?.. И почувствовала, как натянулась ткань брюк Ареса на уровне ширинки. Усмехнулась, но сама закрыла глаза на то, что ткань нижнего белья уже сырая.              Для Ареса это было пощёчиной, да такой сильной, от которой, наверное, мог бы разойтись шрам на щеке.              Больше не позволил себя раздевать. Снова схватился за шею Артемиды и двумя большими шагами припёр её к раковине. Развернул к себе спиной, чтобы оба они смотрели в зеркало.              И тогда Арес увидел в круглой отражающей глади то, что хотел увидеть. Он стал свидетелем явления похоти, которая поселилась в их телах, глазах. Артемида смотрела на него через зеркало, но взгляд был затуманен красной пеленой разврата.              Тогда Арес вдруг обрадовался, что много тысячелетий назад Аида всё-таки предала старых богов. Ведь иначе он никогда бы не прижался вот так к телу Артемиды, непорочной дочери Зевса, не ощутил разгоряченную кожу собственным телом, и мысли о грубом соитии с прекрасной лучницей так и остались бы лишь глупыми мечтами, которым Бог войны предавался в попытках забыть не менее прекрасную Афродиту.               Нет дыма без огня.              Артемида смотрела ему в глаза через зеркальную гладь. Подняла вдруг руку, завела её за спину и погладила Ареса по изуродованной щеке. Мурашки снова прошлись по предплечьям мужчины, поднимая волосы дыбом, но уже не хотел он избавляться от пальцев Богини.              Сам же он поднял, наконец, подол юбки. Просунул руку вперёд, огибая линию бедер девушки, и погладил Артемиду по половым губам. Их жар ощущался через белье. Арес усмехнулся, свободной рукой оглаживая подбородок Богини.              — Тебя настолько завёл наш поцелуй?              Она упрямо промолчала, но красноречивый взгляд в зеркале выдал её. Да, это её дико возбуждало. Арес хмыкнул, снова провёл средним и указательным пальцами вдоль промежности девушки. Та дёрнулась, будто от прикосновений Бога войны её током нещадно било.              — Или дело не в нём? — спросил он, прижавшись губами к уху. Пришлось податься бёдрами навстречу ягодицам девушки. Артемида снова вздохнула глубоко, будто желала потерянное в страсти самообладание вернуть, но вздох сорвался в стон.              Мысли о теле Ареса, его грубости, что возбуждала ещё не Артемиду, а Андреа Кэмпбелл, пробуждали чертей в её голове.              — Может, ты течёшь от мысли, что тебя возьмёт Бог войны, ненавистный чуть ли не всем пантеоном? Тебе нравится думать, что святую Артемиду нагнут совсем не нежно. Да ещё и туалете ночного клуба? Вдруг всё дело в этом?              Сука, да.              Рука девушки скользнула от шрама к волосам Ареса. Зарылась в короткие, колючие, как его слова, прядки. Пальцы Бога войны размазывали естественную смазку по губам, клитору Артемиды, когда она нашла в себе силы сказать:              — Если ты не сделаешь этого, то я тебя убью. Клянусь собственным луком.              Арес не стал противиться, ведь угроза серьёзная. Он усмехнулся, продолжая смотреть в мрачные глаза Богини, и потянулся к пряжке ремня.              Чуть сильнее наклонил корпус Артемиды вперёд, стянул с неё трусики, чёрные кружевные бразилиана. Вслед за ними потянулась прозрачная ниточка выделений.              — Тебе тут даже подготовка не нужна, — хмыкнул Арес и, прежде чем Артемида успела ему сострить, вошёл в неё. Почти неспешно. Больно делать не хотел. Да и… им всё равно некуда торопиться.               Бог войны ещё сможет взять девушку так, как посчитает нужным.              Он услышал захлёбывающийся стон Артемиды со стороны раковины.       И, блять, этот стон был для Ареса прекраснее струн арфы.              Он ввёл лишь головку, но Богиня уже вся сжалась, обхватила его кольцом. Перемнулась с ноги на ногу, стуча каблуками, и попыталась податься бёдрами ему навстречу. Вздох её даже звучал тяжело. Арес представил биения сердце Артемиды.              Представил и понял, что стучит оно так же, как и его собственное сердце.              Перевёл дыхание и на выдохе толкнулся в жаркое тело в первый раз. Артемида тихо ругнулась себе под нос, крепче сжала пальцы на краю раковины и качнулась в такт Аресу.              Он начал двигаться. Быстрее, чем стоило двигаться в первые секунды близости, но Артемиде это, по всей видимости, нравилось. Она, ловя его горящий взгляд, подняла голову, за ней плечи и спину. Картина перед глазами раскачивалась и расплывалась от толчков Ареса, от его руки, что до сих пор сжимала шею, только Богиня выразительно выдохнула, опаляя пальцы мужчины дуновением.              Блять.              Бог войны вслушивался в её дыхание, но шлепки двух влажных от желания тел звучали громче. Он чувствовал, как смазка Артемиды, смешанная с его предъэякулятом, пачкала лобок, стекала по бёдрам девушки. Сам в глаза ей смотрел через зеркало, пока непорочная святоша чуть наклонила голову и втянула в рот пальцы Ареса. Она бесстыдно смотрела в отражающую гладь, посасывая подушечки и фаланги, проводя между ними язычком.              От мысли, что Артемида, точнее, её рот мог сделать с его членом, Арес едва не зарычал во весь голос.              Едва сдержался, чтобы не поставить её на колени прямо сейчас. Бог войны лишь сильнее стал вбиваться в тело девушки, ощущая, как желание сделать её своей не только снаружи, но и изнутри, сдавило рёбра.              Двигаясь до изнеможения, до момента, когда взятый в лёгкие воздух не кончится, Арес чувствовал чуть ли не каждое её сердечное сокращение. Артемида тяжело дышала, но стонов своих уже не скрывала, а только отчаянно двигала бедрами в попытке разделить их с Богом, бравшим её так, как сам пожелает нужным, один ритм на двоих. Напряжение внизу живота уже стало болезненным, и все мысли в их головах сузились до одной единственной:              «Прийти к разрядке. Обоим»              — Арес… — проскулила она его имя на выдохе. Впервые оно прозвучало так покладисто, отчего стало для Бога зелёным сигналом. Рука, до этого сжимающая чуть ли не до звёзд белых перед глазами, скользнула к головке набухшего клитора, а губы воина прижались к уже потемневшему следу его зубов.              Круговые поглаживающие движения только приблизили желанный оргазм. Артемида запрокинула голову, давая Богу больше пространства для засосов, что больше напоминали частные метки, и сама не заметила, как крепко обхватила разгоряченными мышцами член внутри неё.              Запоминая каждую выступившую на нём вену, каждое сокращение, приносящее обоим поистине божественное удовольствие.              Когда она, крепче сжимая запястья его, кончала, повторяя, как молитву, имя парня, Богу войны хотелось рассмеяться радостно. Ведь он взял над ней контроль. Он победил!..       А победителей не судят.              Собственный оргазм накрыл сносящей голову волной.       

***

             Артемида пришла в себя удивительно быстро. Аресу показалось, что прошло лишь десять-двадцать секунд с момента, когда он, едва сдерживая желание впиться в её шею зубами, кончил на внутреннюю сторону бедер девушки. Дыхание сбилось, как после тяжелейшей битвы, хотя секс с Богиней охоты чем-то и напоминал безумное противостояние.              Но Аресу было плевать. Ведь на этот раз «его взяла».              Артемида отошла к другому концу раковины за бумажными полотенцами. Оторвала две-три штуки и бросила их Аресу. Тот поймал их почти инстинктивно, но посмотрел на бумагу в ладонях так, словно не понимал намёка девушки.              А она сама, не стесняясь, закинула ногу на раковину. Согнула ту в колене и, чуть наклонившись, стёрла ещё не засохшую сперму с бёдер.              Артемида выглядела крайне естественно в тот момент. На мгновение Арес залюбовался ею. Она не смущалась его взора, хотя точно чувствовала взгляд красных глаз Бога войны на внутренней стороне правого бедра.              В тишине они привели себя в порядок. Арес застёгивал последние пуговицы рубашки, которая уже никак не могла назваться «аккуратной». Артемида выбросила полотенце в мусорное ведро и надела трусики, до этого болтающиеся на левой щиколотке.              — Предлагаю выпить, — сказал Арес. Чёрные волосы растрепались, и попытки уложить их только сильнее спутывали пряди. Артемида смотрела на него всю через ту же зеркальную гладь, но вместо спокойного лица Бога войны видела только их: возбуждённые взгляды и тела, разгоряченные до состояния калёного железа.              — С чего бы вдруг?              Арес не нашел, что ответить. Вероятная причина продолжения пьянки застряла у него комом в горле, который он не смог ни проглотить, ни выплюнуть. Он только развернулся, прижался поясницей к раковине и почувствовал, как кровь его от мыслей, ещё не принятых, но явно понятых, закипела. Будто оказалась смешана с кипятком.              Артемида прищурилась и, вздернув подбородок, произнесла:              — Не смей считать, что я вдруг стала твоей. Это был просто секс, — и, чуть запнувшись, всё-таки прикрыла глаза и признала: — Хороший секс.              Арес вдохнул глубоко. На мгновение ему послышался скрежет металлический, как будто его божественная ипостась, не согласная слышать такие слова, доставала из ножен меч.              — Хочешь сказать, что тебе не понравилось?              — Хочу сказать, что произошедшее ничего не значит, — поправила его Артемида. Она ещё выше запрокинула голову, будто старалась стать выше Ареса во всех смыслах, и сказала: — Бог должен это понимать.              Она острила. По крайней мере, пыталась. Слова Артемиды были стрелами, которыми точно умела обращаться, но наконечники их были отравлены. И, вероятно, в нём говорит огненный темперамент, больше по своей непредсказуемости напоминающий пороховую бочку, способную поднять на воздух всех и вся, но Аресу это нравилось.              В этом была особенность Артемиды, проснувшаяся в ней только сейчас, когда заклятье окончательно спало, и позволило Богине отбросить личность запуганной обществом Андреа Кэмпбелл. Теперь перед воином стояла сильная женщина, о чей язык можно было порезаться.              И, дьявол, это тянуло его. Привлекало куда больше наивных попыток взрастить в душе Афродиты чувство ответной симпатии при помощи неумело сплетённых венков.              Арес посмотрел на Артемиду и не нашёл слов, что мог ей сказать. А охотница приняла это за свою победу и, напоследок кивнув Богу сдержанно, подошла к двери туалета.              Поворот дверного механизма напомнил ему выстрел. Контрольный. В голову.              Богиня не обернулась. Тихо выскользнула за дверь и, вероятно, теперь направилась обратно к бару или танцполу, чтобы найти кого-нибудь из своих друзей. Арес остался в тишине уборной комнаты, один на один со своими мыслями.              Какая-то его часть встала на дыбы, возмущённая решением Артемиды. Задетая гордость воина говорила в нём басом, подначивала догнать девушку и доходчиво ей объяснить, что он — не Ньюман, не любой другой её ухажёр, с которым она могла так поступить. Он — Бог войны, и сможет дать ей хороший бой, если Артемида рискнёт повторить свои слова ещё раз.              Но Арес приказал ей заткнуться. Потому что знал, как и любой воевода: можно проиграть бой, но выиграть войну.              И хорошо. Пускай сегодня победу одержала Артемида. Но он не успокоится, пока Богиня не признает связь, что между ними была протянута красной нитью, будет добиваться её расположение и признания до последнего вздоха его бесконечной жизни.              Пока не получит желаемого, не отпустит ни за что. И дочь Зевса явно это знает.              Ведь они с Артемидой одного поля ягоды.