Исчезнувший

"Ты мой муж!", теперь каждый раз, произнося эти слова, ты кажешься злым. Забавно, что фраза, которую я готов был слушать с утра до ночи в те годы, когда брак был для нас в новинку, обросла таким количеством негативных эмоций. Ты выговариваешь каждое слово даже не пытаясь скрыть отвращение. Или мне так кажется? Иногда я пытаюсь убедить себя, что дело не в тебе. Не в том заломе между твоими бровями, когда ты, хмурясь, произносишь каждый слог, не в том как ты поджимаешь губы и не в том, как отдергиваешь руки, когда я тянусь к тебе. Я пытаюсь убедить себя, что дело во мне. С каждым годом в моей голове все чаще и чаще всплывает один вопрос: что мы сделали друг с другом, Хоби? И что нам еще предстоит сделать? Я не вижу наше совместное будущее чисто и ясно, я просто знаю, что оно есть, потому что мы уже переступили тот порог, когда можно было развестись, забыть друг о друге или вспоминать только по праздникам. В какой-то момент любая супружеская пара перестает существовать как два раздельных организма. Нас уже не было двое. Семейство Чон - благопорядочная единица общества. Ты, прочитай мои мысли, назвал бы это нездоровым симбиозом, но твои слова всегда расходились с твоими действиями. Может, из нас двоих паразитом всегда был ты? Я люблю наблюдать за тем, как ловко ты меняешь маски, почти как умелый фокусник, который отвлекает внимание публики, чтоб достать из рукава пропавшую монету. В этом году ты снова любишь публику. Ты красишь волосы в белый и проводишь час перед зеркалом прежде чем появиться на людях. Тоник, серум, крем, праймер, консиллер, тон - каждый новый слой делает тебя все меньше похожим на того Хосока, которого знаю я, и все больше похожим на моего мужа, который вот-вот будет улыбаться людям своей идеальной белозубой улыбкой и будет впиваться в мою руку своими тонкими пальцами так сильно, что потом я, среди чернил татуировок, найду уже желтеющие следы. Иногда мне кажется, что я твой муж только среди толпы. Другая дамочка носит под мышкой крохотную собачонку, а ты не дамочка и уж точно не из тех, кого можно отнести хоть к какой-то группе. Поэтому ты завел меня. И продолжаешь заводить. Во всех смыслах. И я, наивный дурак, подумал, что смогу украсть тебя у них. Украсть того тебя, который улыбается мне, который дает мне держать зеркальце, пока поправляет губную помаду, который впивается в мою руку и не оставляет меня наедине дольше, чем на 20 минут. Того Хоби, которого я полюбил так давно, что уже не помню наверняка ты ведешь себя так, как он, или ты всего лишь бездарная пародия. Но с тех пор как я решил украсть тебя, уверенный, что оставшись наедине со мной ты больше не будешь произносить слово "муж" с горьким отвращением, я уже не отступаю от своего. Я захожу издалека, потому что ты слишком хорошо знаешь все мои игры, каждую мою манипуляцию ты раскалываешь еще до того, как я успеваю осознать, что это в целом была манипуляция. Я захожу издалека, начинаю теряться в толпе, заставляю искать себя, но каждый раз даю найти. Мне начинает нравиться курить на балконе, глядя на то, как ты мечешься среди людей. Никто из тех твоих друзей в комнате не назвал бы это "мечешься", но я знаю этот взгляд и знаю то, как ты нервно сжимаешь руки. Я даю себя найти каждый раз. Машу тебе рукой и смотрю, как ты, раздраженный и отчего-то напуганный, шагаешь ко мне. В последнюю секунду, когда ты оказываешься передо мной, твое лицо расслабляется и ты оказываешься в моих руках, податливый и теплый, пахнущий своими фирменными духами. Я знаю, что ты прижимаешься ко мне только чтоб измазать мой воротник тональной основой или блеском для губ. Я еще даже не дал тебе повода, а ты уже ревнуешь, уже не находишь себе места. Мы можем долго стоять так, не обращая внимания на холод. В такие моменты я неожиданно четко понимаю, что все еще люблю тебя, Хоби. Мой безумный, мой вечно злой, мой милый Хоби. А потом для твоих нервов появляется повод. И ты становишься тише не только на встречах с друзьями, но и наедине со мной. Ты вдвое чаще стряхиваешь с себя мои руки, но я знаю, что ты тайком берешь мой телефон, чтобы проверить сообщения. Словно я настолько идиот. Вероятно, именно идиотом ты меня и считаешь. Могу поздравить тебя с тем, что хотя бы в этом ты у меня единственный. Мне найти повод для твоей ревности оказывается непозволительно легко. На балконах мое одиночество скрашивают больше не сигареты, но молодые мужчины. Они рассказывают мне истории, любопытствуют о тебе, прощупывают почву, ступая мягко и аккуратно, как разучился ступать ты. Я останавливаюсь на твоем друге только потому, что так веселее. Мне кажется, ты оценишь, когда заметишь, что он оказывается наедине со мной втрое чаще любых твоих дружков. Мне хочется посмотреть как яд смоет идеальную краску с твоего лица, когда ты наконец поймешь. Или поймаешь нас. Как тебе угодно. Я даю тебе поймать нас, танцующих на кухне, пока все остальные толпятся в гостиной. В нем много того, чего мало в тебе. Он выше и больше, и я не боюсь положить руку на его талию, я не чувствую под пальцами его кости и я уверен, что если опущу руку ниже, то... Он мягкий везде, где у тебя острые углы. Он нарочно не говорит своим низким, басистым голосом, чтоб казаться еще мягче. Его приятно держать в руках, с ним приятно разговаривать, слушать его мысли об искусстве, о людях в комнате, где мечешься ты, обо мне в конце концов. Обо мне он говорит еще теплее, чем об искусстве, позволяя своему голосу опуститься до нормального ему регистра и это, признаюсь, заводит даже когда он не пытается быть сексуальным. А он никогда не пытается. Слишком наивный или слишком невинный, чтоб даже думать о соблазнении. Он просто проводит со мной время, а я просто скрашиваю его одиночество. И иногда мои пальцы просто находят его, я просто чувствую как пульсирует крохотная венка на его запястье, я просто прижимаю его так близко к себе, пока мы танцуем, что больше не чувствую, что между нами есть место для тебя, милый. Когда ты ловишь нас, нет, когда я разрешаю тебе поймать нас, краска отливает от твоего и без того бледного лица, ты становишься похожим на персонажа черно-белого комикса, что-то двухмерное, но вполне способное вместиться между нами с Намджуном. Ты не закатываешь скандалов мне, не грубишь ему, но говоришь спокойно и четко, что нам пора домой. Так хозяин зовет непослушного пса, чтоб посадить обратно на цепь, так не разговаривают с теми, кого любят, но я сажусь на цепь с почти мазохистским удовольствием и следующим утром, - ты лег в постель даже не смыв макияж, не говоря уже о твоем 12-ступенчатом уходе, - я предлагаю тебе уехать. Это ведь лучший вариант для нас, тут даже спорить бессмысленно. Нам необходим новый старт где-то, где мы никого не знаем, где никто не знает нас. И я не думаю о тебе, о том, что тебе будет не перед кем красоваться и не с кем соревноваться, я думаю только о нас. И о том Хоби, который лежал со мной в этой постели и его глаза загорались, когда он произносил слово "муж". Ты лежишь спиной ко мне, но мне не нужно видеть, чтоб знать, что сейчас, обдумывая ответ, ты вертишь на пальце наше обручальное кольцо. Это твоя нервная привычка еще с тех пор, как мы были всего лишь женихами, а не семьей. И в нашей жизни были периоды, когда ты так сильно стирал кожу, что вокруг кольца образовывались две красные, раздраженные полосы. Мне всегда нравилась твоя спина. И сейчас мне нравятся темно-синие следы нашего вчерашнего конфликта. Ты никогда не думаешь о том, как ранят твои слова, потому я иногда напоминаю тебе об этом. С такими как ты, Хоби, это полезно. Синяки вместо желтых стикеров. Я знаю что ты согласишься еще до того, как ты вдыхаешь прежде чем сказать заветное "да", которое звучит слаще, чем "да", которое ты сказал мне, когда я встал перед тобой на колено, и в сотню раз горячее каждого "да", которое ты выстанывал подо мной. * * * Я смотрю на твою фотографию на постере долго и тяжело, мне кажется, что я больше не узнаю твое лицо. Ты навсегда останешься почти тридцатилетним блондином. По крайней мере я надеюсь на это, стоя посреди зала, где только что прошла пресс-конференция посвященная твоей пропаже. Впервые мне со стыдом приходится признать, что это не я с тобой сделал. Хотел, мог, думал об этом, засыпая в одной постели с тобой, но никогда так и не сделал. А теперь твое лучшее фото на постере, где сверху огромные буквы "ПРОПАЛ", а снизу номер по которому можно обратиться, если кто-то увидит тебя. Я думал, новое место расставит по местам наши проблемы или поставит на место тебя. И так было первое время. Ты сиял. Или старался ради меня. Мы ходили по парку, держась за руки, мы снова были неразлучны, мне снова стало казаться, что ты любишь меня так сильно, как до того, как мой кулак прошелся по твоему хорошенькому личику. Всего один удар и ты больше никогда не смотрел на меня так, как раньше. И какой смысл мне было останавливаться? А теперь тебя нет и я надеюсь, что ты мертв, потому что иначе убью тебя сам, как только ты вернешься. Я представляю твое тело на дне глубокой реки, представляю как ты тонешь, воображая, что перехитрил, что обыграл меня. Неблагодарная дрянь. Я понимаю, что плачу, только когда чувствую руки Намджуна на своих плечах, его неловкий шепот ничуть не успокаивает, но я разворачиваюсь, чтоб уткунуться лицом в его шею, чтоб позволить себе рыдать ото всей этой несправедливости. И он такой мягкий, его рубашка ничуть не царапает мое лицо, а для всех оставшихся в зале я наверняка образец горюющего мужа. Если бы они знали, что я думаю о том, как ты будешь рыдать, когда вернешься, пока каблук моего ботинка будет врезаться тебе в живот, в грудь, в лицо. Почему ты вдруг решил, что больше не принадлежишь мне? * * * В Намджуне есть все, чего всегда не хватало тебе. Он мягкий и податливый там, где ты острый на углах и упертый. Потому твое тело ищут в лесу и водолазы прочесывают ближайшие водоемы, пока я зарываюсь лицом в грудь твоего лучшего друга и втрахиваю его в матрас нашей с тобой кровати. Ты думаешь, что выиграл, верно? Мать твою, Чон Хосок, ты прав. Ты выиграл. Каждый час, каждые сутки, каждую новую неделю без тебя мне кажется, что я сошел с ума. Наверняка именно так чувствуют себя сиамские близнецы после разделения. По ночам я молюсь, чтоб ты чувствовал тоже самое. Или хотя бы вспоминал обо мне. Иногда. Ты выиграл, Чон Хосок. Иногда мне снится, что ты возвращаешься в наш с тобой дом. И по утрам я молюсь, чтоб этого не произошло. Ты выиграл и тебе лучше не проигрывать мне снова.