Исчезнувший

Я зажигаю свечи в своей новой квартире, наливаю себе вина и сажусь перед телевизором, чтобы снова посмотреть на твое изможденное поисками и допросами лицо. Это мой новый ритуал. Первая привычка, которую я смог завести без твоих упреков и насмешек. Теперь, когда я всего в одном годе и трех месяцах от официального окончания поисков и провозглашения меня "мертвым Чон Хосоком", я чувствую себя живее некуда. Знаете, очень легко исчезнуть, когда ваш муж идиот, а в запасе есть одна чудесная карточка на которой лежит достаточно денег, чтоб начать свою жизнь заново. Карточка не на ваше имя о которой вы никогда, повторяю, никогда не рассказываете своему мужу. Когда я выходил замуж за тебя, Гуки, там было совсем немного денег. Достаточно, чтоб прожить с комфортом всего три месяца. Кто-то называет это подушкой безопасности, но на самом деле это жизненная необходимость. Гарантия, что когда на крышку вашего гроба будет падать земля, вы будете не в нем, но в уютной сеульской квартире с замечательным видом, пока ваш убитый горем муж заливается горькими крокодильими слезами и выглядит чертовски хорошо в полностью черном костюме. За три недели до моего исчезновения ты назвал меня избалованной сеульской дрянью. Возможно, так и есть. И ты знал об этом, когда надевал кольцо на мой палец и когда тащил за тридевять земель в полную глушь, где население целого города было меньше моего прежнего круга общение. Избалованная сеульская дрянь. Слова приятно катаются на языке и я задумываюсь о том, чтоб сделать это своей новой личностью. Мне внезапно хочется стать тем, кем ты видел меня, потому что я в зеркале и я в твоих глазах - два разных человека. Ты хорошо выглядишь на экране, Чонгук. Камера любит тебя, иначе бы ты не построил карьеру в боксе. Ты хорошо выглядишь даже когда истекаешь кровью, а уж когда ты заливаешься слезами по пропавшему мужу, Господи Боже, ты великолепен. И ведь только мы с тобой знаем, что твой ломающийся голос и просьбы дать тебе пару минут - фальшь. Единственное, что мое исчезновение задело в тебе, это твое безразмерное эго. Я вдруг больше тебе не принадлежу. Будь мы нормальной парой, я вернулся бы и ты холил и лелеял меня до конца наших дней. Мы оба знаем, что вернись я сейчас, ты встретил бы меня не поцелуями, а ударом. В живот, конечно, ты трогаешь лицо только тогда, когда у тебя есть возможность запереть меня дома, чтоб никто не увидел синяк. Удар бы точно был в живот. Звучит так же вкусно как и "избалованная сеульская сука", я закидываю ноги на быльце дивана и делаю первый глоток вина. Дело не в том, что ты бил меня. Не в том, что я доверился тебе, отдал столько, сколько не мог даже помыслить, что могу отдать, а ты воспользовался этим. Я ждал, что ты будешь беречь мою жертву, а ты посчитал, что меня можно втоптать в грязь, потому что я, дурной, посмел тебя любить. Я не против физической боли, Чонгук. В какой-то момент ты даже научил меня любить ее. Твой кулак на моих ребрах возвращал меня в момент ничуть не хуже сотен медитаций. Проблема оказалась банальнее. Ты надоел мне. Если бы я сказал тебе это в лицо, то уже через пять минут сидел бы в ванной и отмывал с лица грязь твоих ботинок. Потому я ничего не сказал. Просто исчез. И оставил тебе небольшой сюрприз, но о нем ты узнаешь позже. Мне нравятся фотографии с первой пресс-конференции по поводу моего исчезновения. Ты, возле огромного постера с моим фото, спина напряжена, я могу прочувствовать всю твою ненависть даже через экран, просто глядя на эту позу. Ты смотрел на одну из лучших моих фото и представлял, как выбиваешь из меня дерьмо, потому что ты всегда был уверен в том, что я полон дерьма. Может так оно и было, ей богу, но теперь нам с тобой остается только гадать. На следующих фото ты уже в слезах и к тебе на помощь спешит мой милый друг, готовый тут же утешить тебя. Слезы заставляют тебя выглядеть неожиданно по-детски, ты выглядишь как мальчишка, льнущий к матери за успокоением. Я смотрю на бледное от недосыпа лицо Намджуна и думаю сколько раз ты уже ударил его. Камера любит тебя, Чонгук. И мужчины с комплексом спасателя тоже. - Что, если позвонить на горячую линию и сказать, что их видели вместе. Ну, вместе-вместе. Новый любовник звучит как славный повод для убийства мужа, - Юнги предлагает это, заворачиваясь в шелковый халат. С тех пор как я умер у меня не было никого ближе него. Еще одна часть моей жизни, которую я утаил от мужа, лучший друг. Настоящий лучший друг, а не плейсхолдер, который прыгает в койку твоего мужа не думая дважды. Юнги знает, что такое дерьмовый брак. Из своего он вышел с кровью на руках и хорошим состоянием за спиной. Любовник - это действительно веский повод для убийства. - Обязательно, но сперва нужно дождаться, пока они найдут гараж. Все должно происходить постепенно. Пусть пока наслаждается своей минутой славы. - Ты жалеешь его? - Юнги клонит голову к плечу, смахивая на любопытного кота и я удивляюсь, как человек с такой внешностью способен на жестокость. Ах да... - Падать всегда больнее после большого взлета. Как только они найдут наше место преступления, полиция начнет пересматривать мои медицинские файлы, найдет достаточно подтверждений домашнему насилию, а затем мы позвоним и всего лишь намекнем на то, что еще в Сеуле Чонгука видели в обьятиях Намджуна. Пазл сложится очень быстро, - я потягиваюсь на диване, пока Юнги делает глоток из моего стакана. - Ты уничтожишь его. А мне говори, что убивать - плохо. - Когда это я такое говорил? - я жмурюсь, представляя своего бедного мужа в наручниках. Черт, даже спустя годы дерьма между нами я всегда завожусь просто представляя его себе. Мы могли бы быть идеальной парой. Наш брак мог быть из тех, которых называют сделанными на небесах. Я был бы для тебя кем захочешь - мужем, шлюхой, жертвой, матерью, какое бы больное дерьмо не взбрело тебе в голову. Но что ты наделал, Гуки? Как ты посмел мне надоесть? Может, ты перестал стараться, потому что понял, что тебе никогда не дорасти до меня? Или в очередном бою тебе серьезно повредили мозг? Иногда я всерьез задумываюсь над этим вариантом, поверь. Ты всегда измерял все в спортивных терминах. Делил людей на победителей и проигравших. В своей уютной сеульской квартире я жутко жалею о том, что ты дал мне победить.