«Давай, Като младший, сделай это для папы»
Содрогающееся левое запястье предательски дергается всякий раз, как только котенок заносит руку над клавиатурой от самодельной голограммы. Цифровой шлейф, сложившийся в самодовольную гримасу Авокато, заставляет его сына повиноваться собственноручно написанному тексту, который озвучил бездушный сгусток пикселей. Но кого сейчас это волнует? По крайней мере такая версия отца Като точно не сможет его осудить или сказать, что он снова что-то сделал не так…до тех пор, пока Като младший сам лично этого не пожелает. Правая ладонь сжимает чуть покрасневшую головку юношеского полового органа. Глаза хотелось зажмурить настолько, насколько это представлялось возможным, лишь бы не видеть эту самостоятельно созданную ухмылку, но нематериальная копия собственного отца не позволила бы это сделать. Потому что младший подсознательно не хотел, чтобы он позволял. — П-пап, я больше н-не могу! — сам себя доводя до предела и по-мазохистски не позволяя себе закончить без команды Авокато, принц Вентрексии поднимает взгляд из-под полуприкрытых век на изображение голограммы.«Будь выносливым мальчиком, Като младший. Ты знаешь правило: только по моей команде…»
Задранная до подключичной области безрукавка демонстрировала очертания легкого пресса, который рвано вздымался, тем самым отдавая импульсы по всему телу и до самых кончиков пальцев, которые все крепче сдавливали ствол, чтобы не допустить кульминацию раньше времени. Как же мало было его двух рук и как же отчаянно хотелось, чтобы объект его мечтаний хотя бы лишь коснулся его…хотя бы раз в жизни не просто по-отцовски. И порой это вожделение было настолько сильным, настолько въедающимся в подкорку разума, что Като просто распирало изнутри от отсутствия возможности рассказать об этом хоть кому-либо, чтобы стало хотя бы немногим легче. «Никто не должен не то чтобы знать, никто не должен даже догадываться об этом позоре. Я схожу с ума от вида собственного отца…» И хоть по факту они не являлись друг другу кровными родственниками, и теперь младший прекрасно знал об этом; он был готов спорить, что Авокато всегда относился (и будет относиться) к нему, как с собственному родному сыну. Никакие любовные линии при таких взаимоотношениях не имеют места быть. Но предательский извращенный разум рыжего отыскал семя этой мысли и вывел из него целые заросли из несбыточных мечт и грязных фантазий. Лазурная прядь ниспадает на поблескивающий от испытываемого перевозбуждения лоб, а ресницы на верхних веках подрагивают. Изо всех сил малыш старается не закрывать глаза и не терять испытующего, будто укоряющего и осуждающего за всю дурь в голове, взгляда голограммы Авокато. Будто именно эта нематериальная сущность знает каждый темный уголок в самых глубинах подсознания Като младшего. Но именно эта нематериальная сущность не могла налюбоваться тем, как развратно сейчас выглядел его сын. «Малолетний мазохист, изводящий сам себя. Надеешься через такие пытки искупить свою вину за грязные мысли о непозволительной физической близости с тем, кого зовешь отцом?» Из последних сил пальчики допечатывают долгожданное разрешение.«Да, детка, сейчас!»
Низкий, полумурчащий голос объявил так яро ожидаемый сигнал к действию. И трех чертовых слов хватает сполна, чтобы принцу Като в который раз сорвало крышу от переполняющих ярчайших эмоций. С головой накрывает оргазм до лицезрения увеличенной копии Млечного Пути за пеленой закатанных глаз, заставляя задыхаться в собственных беззвучных стонах. Левая ладонь вжимается в нижнюю часть лица, до боли сдавливая подбородок. Плевать на боль. Лишь бы никто не услышал этот недвусмысленный кошачий скулеж и шумные выдохи через нос. Правую ладонь обожгло ожидаемым обильным извержением. Все тело мелко дрожит от очередного испытанного лучшего чувства на свете. Плевать, что у шлюзовых стен космического корабля отличное звукопоглощение. Настолько из ряда вон было нездоровое увлечение Като младшего, что малейшая возможность быть застуканным за этой похотью вызывало у него учащенное сердцебиение в груди, а в глазах неконтролируемую панику. Он бы читался, как открытая книга, если бы кто-то посмел догадаться о том, что регулярно происходило за этими стенами.«Хороший мальчик, Като.»
Выдача похвалы от самого себя отцовским голосом. Низко, но на большее именно в этом ключе рыжий и рассчитывать не мог.